***
Раньше, просыпаясь от кошмаров, он всегда вздыхал с облегчением, осознавая, что все те ужасы, которые он видел, были всего лишь сном, но теперь пробуждение совсем его не радовало, потому что его жизнь стала хуже любого кошмара. Раньше, когда он вновь вскакивал с кровати после тревожного сновидения, рядом всегда кто-то был: соседи по комнате или сбежавшиеся на крик воспитатели. Его успокаивали, приводили в чувство, если сон был слишком реалистичен, или ругали за то, что он всех перебудил понапрасну, но главным было то, что на него обращали внимание. «Мучающийся кошмарами ребёнок, вызывающий жалость»? — конечно! «Капризное дитя, от которого одни лишь беспокойства»? — да пожалуйста! Только бы его не оставляли одного. Любое обращение в его сторону было наградой — напоминанием о том, что он существует, что он есть в жизнях окружающих, что он сможет прожить ещё немного, прежде чем угаснет, когда все забудут о нём. Когда он станет остальным не нужен. Но совсем скоро он начал чувствовать, что обычное внимание тоже не спасало, ведь проблема была в другом. Он развивался быстрее сверстников: раньше других научился читать и писать, раньше начал осознавать неоднозначность мира, раньше стал понимать сложные — для ребёнка его возраста даже слишком, — взаимосвязи, чувства, эмоции. Именно тогда его фобия начала обостряться: не важно, сколько внимания он получал, чувство одиночества не оставляло его. Оно было подобно бесконечному голоду, который можно было утихомирить лишь ненадолго правильно оказанным в его сторону вниманием или хоть каким-то подобием искренней заинтересованности. Но эти «перекусы», по ощущениям, вредили ему больше, чем полное их отсутствие: Киллер пришёл к выводу, что ему легче было переносить гнетущую пустоту в душе в полной изоляции, когда рядом никого не было — это позволяло по-другому воспринимать его «одиночество в толпе», делая его почти похожим на «радость от того, что он нужен». Поэтому он стал сбегать из-под носа воспитателей, прятаться в самых разных местах лаборатории, а после получать свою порцию праведного гнева, обрушивающегося на него за такое поведение. В один из таких побегов он наткнулся на очень интересного взрослого, как оказалось, слишком важного и влиятельного в этом месте, потому что после того, как он смог несколько раз помешать — если так можно было назвать внимательное наблюдение и мелкую помощь, — его работе, Киллера передали под надзор Маффет, сбежать от которой было намного сложнее и которой — вау, — было не всё равно. Всё это вместе в итоге сильно изменило его жизнь: внимательно выслушивая новую лекцию от Гастера или в очередной раз получая выговор от обеспокоенной Маффет, он впервые почувствовал, каково это, когда в тебе кто-то было по-настоящему заинтересован. Когда на него возлагали большие надежды, когда за его жизнь в самом деле переживали, когда он становился центром чьего-то внимания не потому, что снова сотворил что-то эдакое, а потому что его признавали как личность, Киллер осознавал, что его «голод» наконец утих. Он думал, что с этого момента все его проблемы были решены, но после появился тот, чьё внимание не делало его кем-то более значимым, но чьего внимания хотелось по непонятным самому Киллеру причинам. — Неплохой вышел завтрак, — протянул Найтмер, сыто облизываясь, будто у эмоций, которые он поглотил, и правда был вкус. — О, ты уже проснулся. Киллер разлепил глазницы, фокусируя тяжёлый после сна взгляд на фигуре, сидящей на краю его кровати. — Не припомню, чтобы мы сладко провели вместе ночь, чтобы на утро я обнаружил тебя в своей постели, — почти мгновенно, хоть и не очень удачно включил он свой обычный стиль общения с Кошмаром. Немного хамоватый, но игривый, а ещё крайне грубый в своих намёках — самое то, чтобы выводить на эмоции. — Не знаю уж, как там с ночью, но прямо сейчас я крайне сладко провожу утро, — парировал Найтмер, выработавший иммунитет на такое обращение к себе. — Похоже, тебе снилось что-то плохое, — он снова провёл языком по зубам, — так много страха и тоски… — И даже зная это, вместо того, чтобы разбудить меня, ты решил насладиться моментом? Как «мило» с твоей стороны, — обиженно хмыкнул Киллер, демонстративно отворачиваясь от Кошмара, перекатившись на другой бок. — Как раз собирался, но ты сам проснулся раньше, чем я смог бы это сделать. — Разбудить меня или насладиться моментом? — Как знать, — растянулся в хитрой ухмылке Найтмер. Ему не хотелось признаваться, что пребывание в «Приюте» порядком вымотало его: теперь, осознавая свои способности и постепенно учась их применять, он намного точнее начал различать чужие чувства, а ещё стал гораздо восприимчивее к ним, из-за чего почти каждую ночь просыпался, потому что кто-то из детей снова мучался кошмарами. Это отнимало последние силы, у него едва ли получалось высыпаться, поэтому, «в отместку», он стал позволять себе иногда немного облегчить страдания детей, поглощая их отрицательные эмоции. Найти источник никогда не составляло труда, а сегодня утром это привело его к Киллеру — последнему, кого Кошмар ожидал обнаружить беспокойно спящим. И не умеющим запирать дверь. — Так что тебе снилось? — полюбопытствовал Найтмер. — Ох, просто ужаснейший кошмар в моей жизни, — страдальчески протянул Киллер. — Я возвращался домой после тяжёлого дня, надеясь съесть годовой запас шоколада, припрятанного на чёрный день, но когда я пришёл, от него не осталось ни крошки! — Ага, а страх тогда откуда? — Страх? Я был в ужасе, когда это увидел! — Киллер драматично закатил глаза, прижимая ладонь ко лбу. — Вся моя драгоценная заначка… — А если серьёзно? — Я абсолютно серьёзен! — Ну, не хочешь рассказывать правду — не надо. В конце концов, это место многих кошмарами мучает. Не ты один приобрёл парочку психологических травм из-за экспериментов, которые тут проводят. — Во-первых, нет у меня никаких травм, во-вторых, грубо винить во всём эксперименты, — внезапно осадил его Киллер, наконец поднимаясь с постели. — Не стоит отзываться так плохо о лаборатории. — В самом деле? А чтó тогда не грубо винить во всём том ужасе, который здесь творится? Или, может быть, правильнее сказать «кого»? Может, ты ещё и этого вашего мистера Виндингса ни в чём неповинным считаешь? — голос Найтмера был переполнен желчью. Он принимал как должное своё нахождение здесь, но это вовсе не отменяло того, что он всей душой возненавидел это место и тех, кто здесь работал. Теперь, являясь частью — осознавшей себя жертвой — лаборатории, Кошмар смог узнать много подробностей о жизнях окружающих его монстров: оказывается, Рипер был в прямом смысле смертелен для тех, кого касался, и страшно было представить, как сильно это осложняло ему жизнь; умерший, оплаканный и забытый остальными Гено выжил и находился тут, всё равно более мёртвый, чем живой; Эррора однажды, как выяснилось, в самом деле собирали по частям; Инк, принимающий чужие эмоции, называемые здесь «красками», тоже был тут, редко приходил в сознание, а если просыпался, то ненадолго, потому что всё его тело было крайне хрупким, а сам он, безэмоциональный и пустой, не видел смысла бодрствовать; Хоррора и Даста тоже схватили и удерживали в лаборатории просто потому, что почти весь их класс, оказывается, был в списке тестовых объектов. А ещё здесь был Кросс, против своей воли работающий на «Приют», потому что Чару держали в заложниках. — Мистер Виндингс? — переспросил Киллер, натягивая футболку. — А, ты про Гастера. Тебе о нём твоя мать рассказала или, может быть, Кросс? — Какая разница? — нахмурился Кошмар. — Мм, никакой, наверное? — пожал плечами Киллер. — В общем-то, ни миссис Лессард, ни Кросс не смогли бы рассказать тебе всю правду, потому что сами её не знают. — И как бы мне помогло знание всей правды? — скептически поднял бровь Найтмер. С каждой секундой диалога он лишь больше убеждался в том, что Киллер был на стороне лаборатории, что его совсем не радовало. — Оно дало бы тебе другой взгляд на ситуацию? Заставило бы попридержать такие радикальные заявления, как «Приют — зло»? Дало бы возможность переосмыслить своё мнение? — выдал очевидные варианты Киллер, закатив глаза. — Ага, — кивнул Кошмар, — что ещё? Может, оно оправдает, например, тот факт, что здесь держат в заложниках ни в чем неповинных людей и монстров и проводят над ними жестокие опыты? Или — начнём с «малого» и возьмём конкретный пример — держат в заложниках Чару, чтобы манипуляциями заставлять Кросса работать на лабораторию? Теперь Найтмер знал, что Кросс и Киллер были напарниками, и о Чаре последний беспокоился не меньше, чем его сводный брат, поэтому, пытаясь отстоять свою точку зрения, Кошмар решил взять за аргумент положение кого-то, кто Киллеру должен был быть дорог. Найтмеру хотелось, чтобы таким вот важным аргументом для Киллера мог бы стать и он сам, но он до сих пор не мог разобраться в том, какие между ними были взаимоотношения, ибо даже в такой ситуации Киллер умудрялся портить ему настроение, из раза в раз выводя из себя. — Такое вообще возможно оправдать? — с сомнением спросил он, ожидая, какие аргументы Киллер станет использовать в этот раз. Тот, однако, остался абсолютно спокоен. — Кросс и Чара, значит, — задумчиво протянул он. Он уже закончил переодеваться, поэтому вернулся к Кошмару и расположился на тумбочке напротив него, закинув ногу на ногу. — А что тебе вообще о них известно? Ты только недавно убедился, что едва ли что-то о них знал всё это время, так почему ты так уверен, что нет чего-то ещё, что могло бы поменять твоё отношение к ситуации? Кошмар нахмурился, чувствуя неладное. В этом была доля правды, он почти ничего не знал о монохромном семействе до этого момента, но слабо верилось, что было хоть что-то, что могло оправдать пленение, издевательство и шантаж. Однако, судя по выражению лица Киллера и его непоколебимой уверенности, что-то такое всё-таки существовало. — И что же это может быть? — скептически хмыкнул он, но Киллер по-прежнему оставался невозмутимым. Он коротко вздохнул и потёр шею, пытаясь понять, стоило ли изложить Найтмеру всю правду. — Я могу рассказать тебе, но только если ты пообещаешь, что не скажешь ничего Кроссу. Кошмар кивнул и, немного умерив пыл под гнётом любопытства, вновь сел на своё место. Киллер окинув его быстрым взглядом, уставился куда-то в стену пред собой и, прочистив горло, начал: — Раз уж тебе теперь всё известно, нет смысла обходить стороной тот инцидент, когда ты напал на Кросса и Дрима. Из-за этого всё и началось. Найтмер, вновь вспоминая ту ужасную сцену, опустил голову и немного ссутулился, ощущая пробежавший по костям холод. Он не ожидал, что Киллер заговорит об этом. Между ними эта тема никогда не обсуждалась, поэтому Кошмар наивно полагал, что могла быть крошечная вероятность того, что Киллер мог не знать об этом. — Тогда ты почти убил Кросса, разломав ему практически всю грудную клетку и серьёзно повредив душу, — спокойно продолжил тот. — После случившегося он целых три года пролежал в коме, и всё это время Гастер пытался найти способ спасти его. Стоит признать, благодаря этому «Приют» нехило продвинулся в изучении кода, но это решило лишь часть проблемы — Кроссу восстановили рёбра с позвоночником. Выглядят они теперь, конечно, так себе, но исправить он их не даёт, несмотря на то, что в плане восстановления конечностей лаборатория делает большие успехи. Несмотря на это душа Кросса с каждым днём всё сильнее разрушалась, медленно приближая его к неизбежному. Нужно было что-то предпринимать, поэтому Гастер решился на очень смелый шаг: он поставил на кон жизни обоих сыновей, чтобы выиграть шанс спасти его. Он решил разделить одну душу между двумя существами. Насколько я знаю, он обсудил это с Чарой и всё делал только с его позволения. — И ты в это веришь? — перебил его Найтмер. Киллер прикрыл глаза и потёр переносицу. — Скажи, если ты завтра узнаешь, что Дрим скоро умрёт и, только рискнув своей жизнью, ты сможешь его спасти, ты остался бы в стороне? Кошмар стушевался, помнимая, что Киллер снова ударил по его слабому месту. — Ладно, Чара честно согласился с поставленными условиями. Я даже предположу, что ему тогда рассказали обо всех связанных с этим рисках и он в свои — сколько ему тогда было? — десять-двенадцать всё понял и принял. Но почему Гастер, скажем, не пожертвовал своей душой, м? Конечно легко пожертвовать кем-то другим, когда сам остаёшься вне опасности. — Он не мог этого сделать по другим причинам. Есть огромный документ, в котором перечислены все тонкости, связанные с этим экспериментом, но если не вдаваться в подробности, то всё это можно объединить в два пункта: во-первых, так как душа монстра слабее, даже если бы Гастер отдал всю свою душу, этого бы не хватило для восстановления души Кросса, во-вторых, только душа человека способна пережить разделение надвое. В общем, у него не было другого выбора, а ещё он не мог тянуть дольше, так что приходилось хвататься за единственную возможность. Это помогло: и Чара, и Кросс выжили, но возникло пару «но», которые портили всю радость от успеха. Кросс быстро пошёл на поправку, половина души его брата хорошо прижилась в нём и даже частично сделала сильнее и невосприимчивее к некоторым болезням, а вот у Чары всё было не так хорошо. Физические показатели были в норме, но вот его психическое состояние… У проведённой операции появились неожиданные побочные эффекты: хоть душа теперь и находилась в двух разных телах, она каким-то образом оставалась единой и объединяла эмоции каждой своей части. Душа Чары стремилась вновь объединиться, но, будучи заключённой в двух сосудах, она не могла этого сделать на физическом уровне, поэтому решила проблему по-другому: она стала передавать почти все эмоции Кросса Чаре. Он стал чувствовать за двоих, в то время как Кросс оставался почти пустым, хоть и с функционирующим телом. Естественно этот переизбыток противоречивых эмоций давил на Чару, более того, как потом выяснилось, чем ближе он был к Кроссу, тем больше чужих чувств он принимал. И это сводило его с ума. Он не понимал, в чём было дело, но в итоге все эти эмоции стали превращаться в тревогу, которая то и дело подталкивала его к побегам из дома. Это было логично: он чувствовал себя дома — рядом с братом — перегруженным, и понимал, что, когда убегал достаточно далеко, ему становилось легче. — Несложными логическими размышлениями он пришёл к выводу, что дело было именно в месте, а чуть позже, когда Гастер пытался разобраться в причинах его поведения, вспомнил ещё и давние слухи, которые ходили о нём в школе, и начал винить во всём его. — Что ещё за слухи такие? — поинтересовался Найтмер, почти осторожно вставляя свой вопрос в паузу, которую сделал Киллер. — Когда Чара ходил в школу, его, мягко сказать, недолюбливали в классе, поэтому распускали всякие неприятные слухи о нём. И в одном из таких Гастера обвиняли в похищении детей. Ты наверняка ещё помнишь, это происходило три года назад, — Кошмар кивнул. — Тогда в каждой сводке новостей напоминали соблюдать безопасность. — Погоди, но ведь выходит, что эти слухи были правдой, — оценив ситуацию, сказал Найтмер. — Да даже сейчас он похитил всех нас! Киллер кинул быстрый взгляд на Кошмара и усмехнулся. — Ну, наверное, можно и так сказать, — пожал он плечами, слабо посмеиваясь. — А если разобраться получше, то вас всех похитил я и совсем немного Кросс, ибо негоже светлым умам грязной работой заниматься. Найтмер недовольно поморщился, но лишь стиснул зубы, чтобы не наговорить лишнего. Он дал Киллеру время отсмеяться и попросил продолжить. — Так вот, — вновь стирая с лица все эмоции, продолжил скелет, — с каждым побегом Чара заходил всё дальше и нередко из-за необдуманных решений вредил себе: он всё старался из города смотаться, но денег на билет у него не было, поэтому он то и дело собирался пешком через лес, чтобы не нашли, добираться до города. А лес, сам знаешь, дело такое, — Киллер невольно поёжился. Чара едва ли кому-то позволял к себе приближаться, поэтому исследовать его приходилось силой. Именно тогда и удалось разобраться, в чём было дело. Сперва ему выписали таблетки, но это не спасло, никакие другие медикаментозные методы тоже не сработали, поэтому было решено испробовать на нём извлечение эмоций. — Процесс этот не из приятных, по ощущениям больше похоже на пытку, если честно, — признался Киллер. — Но главное, что это сработало. Какое-то время после процедур Чара вновь мог жить спокойно, но проводить извлечение для этого нужно было часто, что из-за своей болезненности… — Киллер тяжело вздохнул и опустил взгляд, — тоже сказалось на его рассудке. Нужно было найти золотую середину между процедурами и способностью Чары чувствовать за двоих, но проблема была в том, что этой середины не было. Если эмоции извлекали слишком часто, Чара мог жить нормальной жизнью, но медленно, но верно ехать крышей из-за боли, которую ему ради этого приходилось переносить. Чтобы ты понимал, при проведении этой процедуры подопытного приходится привязывать, потому что если он не сбегал после начала процесса, к середине начинал вредить себе, чтобы перебить мучения другими мучениями, — поморщился он. — Однако, если Чару оставляли в покое слишком долго, его разум плыл уже от переизбытка эмоций. И не было такого момента, который мог бы предотвратить плохой исход обоих вариантов. Поэтому вскоре, в очередной раз сбегая, Чара уже всей своей и чужой душой верил, что его пытались убить. Продолжаться так дальше не могло — кто знает, к чему мог привести каждый новый побег — поэтому, чтобы Чара был под постоянным контролем специалистов и больше не мог сбежать, Гастер переселил его сюда, к нам. — И неужели никто не заметил исчезновение целого ребёнка? — поражённо выдохнул Кошмар. — А кто-нибудь заметил исчезновение Ализы, например? Помнишь такую? — Но разве она не переехала? — хоть Найтмер и не особо-то был привязан к бывшей однокласснице, но он никак не ожидал, что ту тоже могли вот так просто украсть. Киллер, видя его замешательство, лишь покачал головой. У Кошмара возникло ещё больше вопросов, но он только потёр плечи, стараясь избавиться от пробежавших по телу мурашек, и вновь опустил голову, решая, что ему не хотелось знать о судьбе Ализы. — Эм, так что было дальше? — неуверенно спросил он. — Дальше — больше, — протянул Киллер, внимательно следя за состоянием Найтмера. Тот пока ещё держался, значит, можно было продолжать. — Пока Чара был здесь, за ним внимательно приглядывали и всячески пытались помочь, хоть он и воспринимал это в штыки. Учёные нашли способ немного сдвинуть баланс получаемых им и Кроссом эмоций к середине, но этого «немного» было немного, а больших результатов тот же метод не давал. Может, будь у местных исследователей чуть больше времени, его и привели бы в порядок, но около двух лет назад в инциденте Чара убил своего соседа по комнате. После такого его не могли держать с другими детьми, а без общения с другими был риск того, что он свихнулся бы ещё сильнее, так что было решено временно погрузить его в сон. На удивление, пока Чара находился во сне, Кросс получал достаточное количество эмоций, в то время как сам Чара успокаивался и восстанавливался, что на данный момент являлось лучшим вариантом, позволяющим спасти их обоих. — За всё это время, пока Чара находится в вынужденном сне, его состояние улучшилось, и если раньше по прогнозам он не дожил бы и до двадцати, находясь двадцать четыре на семь под стрессом и тревогой, то сейчас у лаборатории появилось время, чтобы найти способ помочь ему снова встать на ноги. — Погоди-погоди-погоди, — остановил его жестом Найтмер, будто Киллер и так не сделал достаточно выразительную паузу, завершая свой монолог. — Но почему тогда Кросс сказал мне, что Чару держат в плену, а его заставляют работать на организацию? — Потому что он об этом не знает, — пояснил Киллер. — И не должен знать. Ты же ещё помнишь об обещании, которое ты дал мне, когда мы только начали разговор? — Но почему? Это не имеет никакого смысла! — от такого количества информации у Найтмера начала кружиться голова. Он принялся растирать виски. — Гастер очень хотел вырастить себе наследника — хотя, если честно, он редко об этом говорит, так что я не могу заявлять, что это на сто процентов правда, — Киллер развёл руки в стороны и пожал плечами. — Впрочем, никто не способен точно сказать, что творится у другого в голове, поэтому будем считать это моей непроверенной теорией. Так вот. Он рассчитывал, что Кросс и Чара пойдут по его стопам и продолжат дело его жизни, поэтому, когда Кроссу исполнилось лет восемь, он начал приводить его сюда, позже собирался приучать к этому и Чару, но случилось то, что случилось. Я уверен, что он всё ещё видит огромный потенциал в Кроссе, но после того, что стало с Чарой, естественно, что тот ни за что не стал бы связывать себя со всем этим, поэтому пришлось пойти на такое ухищрение. К тому же этим удалось убить двух зайцев одним выстрелом, и «наследничество» не главный из них. — Тогда какой же заяц главный? Пока что это по-прежнему звучит очень эгоистично и жестоко со стороны Гастера. А ещё теперь непонятно, что из твоего рассказа — достоверные факты, а что является твоей «непроверенной теорией». Если хочешь знать моё мнение, ты пока никого и ничего не оправдал. Киллер решил пропустить мимо ушей эти замечания, невозмутимо продолжая своё объяснение. — Кросс не знает всех подробностей того, что случилось с Чарой. После того, как он очнулся после трёхлетней комы, он целый год восстанавливался, поэтому к моменту, когда Чару усыпили, он только вышел из больницы. С ним оговорили возможность присоединения к лаборатории, но Кросс отказался, поэтому Гастеру, знающему, что скоро он получит вполне логичный вопрос о состоянии Чары, пришлось придумать этот шантаж, сказав, что Чара теперь пленник, а Кроссу придётся работать с организацией, хочет он того или нет. — Я всё ещё не понимаю, — покачал головой Кошмар. — По-прежнему звучит как отвратительный поступок. — Да, ты прав, но ты упускаешь кое-какие детали. Сам подумай, что сейчас чувствует Кросс? — М-м, злость? Разочарование? Страх за Чару, беспокойство, тревога, уныние… Я много негативных эмоций знаю, это, как оказалось, моя специальность. — Да, всё верно. Но кто, по мнению Кросса, во всём этом виноват? — Гастер. И что? Разве это не так? — Так, но лишь частично. Подумай, на ком на самом деле висит ответственность за всё то, что случилось с Чарой. Найтмер замер, пытаясь поймать промелькнувшую в этот момент мысль. Он отдалённо понимал, к чему клонил Киллер, но никак не мог сформулировать эту идею. На ком висит ответственность? Если не на Гастере, то на ком? Если бы Кросс не был ранен, Чаре не пришлось бы делить с ним свою душу. Чара пошёл на этот шаг только потому, что тем, кто пострадал, был его дорогой брат. Но ведь Найтмер сам был тем, кто смертельно ранил Кросса. С другой стороны, он не сделал бы этого, если бы не эксперимент его матери, разделивший его сознание. Однако никто бы не пострадал, если бы Кросс не подговорил Дрима нарушить указания взрослых и тайком пролезть к нему в закрытую палату… В этой истории было слишком много деталей, слишком много факторов, слишком много виноватых. Но, зная Кросса, Найтмер, как и Киллер, прекрасно понимал, на кого падёт бремя ответственности за случившееся в глазах монохромного, если он узнает, что произошло на самом деле. — Кросс… будет винить себя, если узнает правду, — ровно, словно ужасную догадку, озвучил свои мысли Кошмар. «Он сделал это всё ради меня. Это я во всём виноват! Если бы только…» — именно так бы он себя и чувствовал. А вина, которую невозможно искупить, крайне разрушительное чувство. Его совесть сгрызла бы его целиком, и Гастер прекрасно это понимал, поэтому, чтобы уберечь его, придумал весь этот шантаж, чтобы у Кросса был тот, кого он мог обвинить в состоянии Чары, даже если этим кем-то становился сам Гастер. Наблюдая за сменяющимися эмоциями на лице Найтмера, Киллер понял, что добился своего. — Ну что, — самодовольно ухмыльнулся он, — все здесь всё ещё злобные и подлые для тебя? Эта фраза заставила Кошмара прийти в себя и отложить размышления о неоднозначности происходящего на потом. Он сложил руки на груди и тихо вздохнул. — У меня всё равно складывается ощущение, что в том, что ты мне только что рассказал, полно логических дыр, — хмыкнул он. — Я пока не могу сказать, каких именно, но что-то здесь точно не так! — Да. Например то, что моё утро началось не с прекрасного завтрака, а с того, что мне приходится распинаться перед тобой о вещах, которые тебя вообще не касаются, — протянул Киллер, оглядываясь на незаправленную кровать. Не случится ничего страшного, если он оставит её в таком виде, но вот если он не поторопится в столовую, то всё самое вкусное могут разобрать, и вот это исправить уже не получится. Даже после такого неприятного диалога Кошмар всё равно увязался за ним. В столовой было пусто, и только спустя пару секунд напряжённого мыслительного процесса Киллер понял, почему: проснувшись, он даже не догадался взглянуть на часы, поэтому завтракать они пришли слишком рано. Впрочем, система питания тут работала по расписанию только для детей, обычные сотрудники могли получить еду в любое время: в рабочие часы это была горячая еда из меню дня, ночью же всегда можно было взять что-то из лёгких закусок в автоматах. Хотя работники-совы из автоматов брали в основном только кофе. Кросс, Киллер и Рипер считались здесь крайне странным переходным звеном между детьми и сотрудниками: если они предпочитали оставаться в лаборатории, то в большинстве случаев ели вместе с остальными детьми, однако так же, как и местные сотрудники, могли получить свою порцию в любое время. Что Кросс, что Рипер редко этим пользовались, предпочитая жить вне стен «Приюта», Киллер же наоборот жил здесь, причисляя себя больше к детям, чем к персоналу, даже несмотря на то, что делал для лаборатории побольше многих исследователей. Повара заступали на смену на пару часов раньше завтрака, чтобы успеть всё подготовить к моменту пробуждения детей, поэтому Киллер, пользуясь своим положением здесь, таки раздобыл им две порции каши и две чашки чая. — Хочешь ещё о чём-нибудь поговорить? — решил поинтересоваться он у задумавшегося Найтмера. Тишина между ними была безопасной и ненавязчивой, но Киллер, не привыкший завтракать в пустой столовой, чувствовал себя неуютно из-за полного отсутствия привычного ему гомона. — М-м, да, — поднял на него взгляд Кошмар. — Есть кое-что, что я хотел бы спросить у тебя. Киллер заинтересованно прищурился. Найтмер попытался сформулировать беспокоящий его вопрос, несколько секунд выводя круги ложкой в воздухе. — Ты знаешь, как давно мы знакомы? — наконец выдал он. — Почти два года, — сходу ответил Киллер. — С момента моего перевода в ваш класс. Найтмер чуть склонил голову и настороженно нахмурился. — Ты врёшь, — легко заявил он. — И зачем бы мне тебе врать об этом? — Не знаю, — честно признался Кошмар, вновь опуская взгляд в тарелку. — Но тебе грустно из-за этого. Ты чувствуешь себя преданным. Ещё бы он себя так не чувствовал. Может, со стороны и могло показаться, что Найтмер нёс чушь, но на деле тот лишь описал то, что смог прочитать из общего состояния Киллера и тем самым попал точно в цель. Эта маленькая детская обида давно не отпускала его, хоть он и сам не мог объяснить, почему. Он учился с остальными не два года, а три: он был с ними в первом классе, на год младше своих одноклассников, но всё же учился со всеми, общался, заводил друзей. Потом его перевели в специальный класс для детей «Приюта», а несколько лет спустя вместе с Кроссом вновь вернули к остальным, но уже как шпиона, собирающего информацию обо всех. И первой информацией, которую он узнал, было то, что ни Хоррор, ни Даст, ни даже Найтмер его не помнили. Умом он понимал, что, в принципе, никто из них не помнил свой первый год в школе, это было более чем естественно, тем более никто не помнил точный состав их класса на тот момент, но обидно всё равно было. — Ладно, раскусил, — пожал плечами Киллер. — Мы знакомы немного дольше двух лет. Может быть, пару раз сталкивались в лаборатории. — И это тоже ложь, — покачал головой Кошмар. — Неправда, я говорю только то, что знаю, — хмыкнул Киллер, быстро подбирая в голове подходящую фразу. Что-то, что задело бы Найтмера. — Кто вообще запоминает что-то подобное? Я не ходил с момента нашего знакомства с таймером. Хотя… Если бы ты спросил, сколько я знаком с Дримом, наверное, я смог бы дать более точный ответ. Слишком грубо. Слишком очевидно. Слишком… сработало, судя по потемневшему взгляду Кошмара. Сравнение с братом всегда задевало Найтмера, поэтому Киллер старался не злоупотреблять этим «козырем». Нужно было выводить его на эмоции: заставлять злиться, ревновать, обращаться к самокопаниям. Это было его работой. Первоочередной задачей, которую миссис Лессард дала ему уже давно. Как только удалось разобраться с большинством последствий, вызванных нападением искажённой версии Найтмера, учёная первым делом принялась искать способ обратить результат своего эксперимента и быстро осознала, что сделать это будет не так-то просто. Она знала причину перевоплощения Кошмара — концентрированный негатив, который она ввела ему — но у неё практически не было информации о том, что могло послужить триггером для этого. В первый раз — в момент нападения на Кросса и Дрима — это случилось произвольно, но позже, следуя теории и некоторым догадкам, миссис Лессард сумела узнать, что обращался Найтмер к своей «второй личности» только после сильного стресса. «Его собственные негативные эмоции резонируют с негативом в его магии», — пояснила она тогда Киллеру. А после предположила, что самым простым путём излечить Кошмара может быть наполовину естественный вывод этого самого негатива из него: Найтмера насильно нужно было заставлять перевоплощаться, чтобы рано или поздно у него закончился источник того, что эти перевоплощения вызывало. Однако она просчиталась: чужой негатив полностью слился с магией Кошмара, изменил её, а впоследствии и его душу, что привело к тому, что источником негатива стал сам Найтмер, а опустошить этот источник значило убить его. Пришлось приступить к плану «Б». Если окончательно излечить Найтмера не представлялось возможным, то нужно было найти способ обезопасить его и окружающих от него: создать подавитель или как-то заставить Кошмара осознать себя и взять под контроль вторую личность, а чтобы этого добиться, необходимо было огромное количество информации, опытов, проб и ошибок, в конце концов. И Киллер своими стараниями давал миссис Лессард шанс изучить Найтмера в его ином облике, собирал необходимые сведения о нём, чтобы учёная быстрее смогла найти решение этой проблемы, и на пару с Кроссом следил, чтобы Кошмар никому не навредил. На самом деле, Киллер уже точно не знал, должен ли он был продолжать эти эмоциональные тренировки Найтмера, но старался держать дистанцию между ними на случай, если однажды его всё-таки срочно придётся заставить принять другую форму. — Хм, раз уж ты заговорил о Дриме… — прекрасно контролируя себя, продолжил диалог Найтмер. Это было ещё одним преимуществом того, что Киллер так долго издевался над ним: Кошмар научился держать себя в руках. — Ты знаешь, как именно у нас стирают воспоминания? — Разве миссис Лессард не объясняла вам? — удивился Киллер. — Да всё как-то не выпадало возможности спросить у неё, — равнодушно пожал плечами Найтмер, словно уже успел забыть предыдущее заявление Киллера. Тот вновь хмыкнул. — Ладно, я расскажу, — согласился он, принимаясь за чай. — Из вас просто выкачивали все эмоции, которые вы испытывали в моменты, которые вас нужно было заставить забыть. — И всё? — Кошмар недоверчиво прищурился. — Так просто? — Просто только на словах, на деле, чтобы разработать эту технику, пришлось потратить несколько лет, — поправил его Киллер. — Или ты хочешь узнать подробности технической стороны вопроса? Найтмер покачал головой. — Нет, спасибо, обойдусь, — отказался он. — Просто не думал, что принцип стирания памяти такой простой. — Вообще, он достаточно очевиден, — согласился Киллер, поглядывая в сторону окошка для раздачи еды: может, стоило попросить ещё и десерт? — Вот скажи, что ты делал вечером три месяца назад? Кошмар удивился такому вопросу, но всё-таки непроизвольно прикинул, что это мог быть за день. Тогда он ещё не был пойман лабораторией и ничего не знал о себе, так что, скорее всего, вечером был либо дома, либо у Кросса, читал, смотрел сериалы или делал домашнее задание. Его досуг не отличался большим разнообразием. — Я не знаю, — ответил он. — Но, кажется, начинаю понимать, к чему ты клонишь. — Ага, именно, — подтвердил Киллер неозвученные предположения своего собеседника. — Большинство наших повседневных воспоминаний завязано на эмоциях, поэтому мы не запоминаем детали наших будней: что мы ели на завтрак, что делали в свободное время, о чём думали на очередном скучном уроке… Но если происходит что-то, выпадающее из привычного порядка, это тут же откладывается в памяти. Поэтому, если извлечь из разумного эмоции, которые он испытывал в тот или иной момент, не важно, каким грандиозным было событие, оно просто смешается с буднями. Конечно, на деле память работает куда сложнее чем то, что я объяснил, и одними эмоциями тут всё не исправить, но в вашем случае и этого достаточно. — А это не вредно, что из нас регулярно вытягивали эмоции? — спустя небольшую паузу осторожно поинтересовался Найтмер. — Ты говорил, что это неприятная процедура и из-за неё с ума сойти можно, но что-то я не припомню, чтобы со мной происходило что-то такое. — Потому что вы с Дримом — особый случай, — пояснил Киллер. — Во-первых, если извлекать эмоции в небольших количествах — а это «небольшое» количество для всех разное — то особого вреда это не принесёт, разумный может даже не заметить этого. Из-за опыта миссис Лессард у вас с Дримом переизбыток магии по сравнению с другими монстрами, поэтому, когда из вас вытягивают эмоции, накопившиеся, скажем, за неделю, вы этого даже не чувствуете, хотя среднестатистический монстр при таком же количестве извлечённых эмоций просто-напросто умер бы. Во-вторых, не всегда из вас эти чувства выкачивали: иногда их просто медикаментозно нейтрализовывали, что давало схожий эффект и позволяло лишний раз не таскать вас обоих сюда. Ты, наверное, знаешь, что Дрим принимает лекарства? Это и есть тот самый подавитель, который ослабляет его эмоции, чтобы извлекать из него приходилось меньше. — Но почему тогда я никогда не принимал никаких лекарств? — Тебе бы не помогло, да и с тем уровнем магии, которым ты обладаешь сейчас, из тебя можно хоть всю жизнь через чувства вытянуть, ты едва ли поморщишься, — отмахнулся Киллер. — Так что это было бы только лишней тратой и так ценных ресурсов. — А возможно ли в таком случае вернуть эти воспоминания? — Со временем они сами вернутся, нужно только перестать тянуть из вас «краски», — кивнул Киллер. — Если бы всё, что у вас «забирали», стиралось бесследно, мне бы не приходилось регулярно таскать вас сюда. Найтмер представил на секунду, как часто Киллеру приходилось это делать, и от осознания того, сколько времени он с ним возился, пока Кошмар был без сознания, становилось неприятно, тревожно и неловко. Найтмер постарался выкинуть эти мысли из головы, переходя к следующему вопросу: — Значит, из-за этих лекарств магия Дрима поменяла цвет? — Вроде того, — вновь подтвердил его догадки Киллер. — «Краски» своеобразно загрязняют магию монстров, но для кого-то, кто имеет такой уровень эмпатии, как у Дрима, это безвредно, — тут же успокоил он, предвидя причину беспокойства Кошмара. — И цвет глаз у него тоже из-за этих лекарств поменялся? Найтмер точно знал, что раньше у брата были золотые глаза, поэтому он сильно перепугался, увидев однажды, что они стали абсолютно белыми. Их мать сказала тогда, что это из-за болезни, и тем самым пресекла любые вопросы о том, зачем Дриму нужно было принимать таблетки. Сейчас же Кошмар осознавал, что тогда он, очевидно, перепутал причину и следствие, беря на веру слова матери. — Ага, — вновь кивнул Киллер. — Но почему тогда его магия-кровь чёрная, а зрачки — белые? — эта деталь тоже не вязалась с общей картиной, которую Найтмер имел о работе красок. — Потому что магия-кровь это субстанция, а зрачки — свет, — пояснил Киллер, но, видя замешательство в глазах Кошмара, спросил: — Ты когда-нибудь рисовал красками? Найтмер неуверенно кивнул, не совсем понимая, к чему был этот вопрос. — Знаешь, какой цвет получается, если смешать все цвета разом? — Серо-буро-малиновый? — полушутливо предположил Кошмар. Вот уж над чем он точно никогда не экспериментировал, так это над смешением красок. — Ну, почти, — к его большому удивлению согласился Киллер. — Выйдет очень грязный цвет, отдалённо напоминающий чёрный, по крайней мере, это именно то, что вышло у меня однажды, потому что, скорее всего, я так и не смог смешать цвета в идеально равных пропорциях. В теории же должен получиться чёрный, и это именно то, что происходит при смешении собственной магии монстра с посторонней магией. Но что произойдёт, если смешать все цвета радуги в форме света, ты уж точно должен знать. — Да, получится белый свет, — в этот раз увереннее сказал Найтмер. — Дисперсия и всё такое. — Именно. Это отвечает на твой вопрос? — Да, спасибо, — немного погодя, вздохнул Кошмар. — Можно последний вопрос? — Валяй, — снисходительно улыбнулся Киллер. — Откуда ты всё это знаешь? — слабо верилось, что все эти знания были получены только потому, что Киллер постоянно выступал вольным слушателем. В его объяснениях как минимум присутствовала заинтересованность темой. Честного ответа, однако, Кошмар не ожидал и ожидаемо не получил. — Просто я умный, — ухмыльнулся Киллер, поднимаясь со своего места и прихватывая пустую посуду. — Миссис Лессард скоро проснётся, так что захвати ей кофе, когда соберёшься обратно, а я пошёл. Хорошего дня. Вот так просто оборвал он диалог, не давая ни малейшего шанса на его продолжение прямо сейчас. Кошмар, внимательно выслушивая подробные ответы на свои вопросы, даже не заметил, когда именно Киллер успел расправиться с завтраком. Сам он успел съесть едва ли половину своей порции, так что встать и направиться за Киллером в очередной раз было нерационально и нелогично. Найтмер тяжело вздохнул, проводив уходящего взглядом, и принялся жевать кашу, раздумывая о том, какой кофе пришёлся бы его матери по душе.***
— Я всё знаю, — гордо заявил Киллер с порога. Он прошагал вглубь комнаты и, накинув небрежно кинутый ранее лабораторный халат, расположился на одном из ближайших стульев. — Я всё понял. — Что ты понял? — устало вздохнул Гастер, лишь на секунду отрывая взгляд от медленно меняющего цвет и форму сгустка магии в пробирке. — Я понял, над чем Вы работаете, — Киллер придвинулся чуть ближе, с любопытством заглядывая в хаотичный водоворот, стремящийся сжаться и, кажется, неровно пульсирующий в тесном пространстве. — Это искусственная душа! Гастер отточенным движением влил в пробирку пару капель концентрированных эмоций. Сгусток сменил цвет, поглотив «краски», и забился ровнее. Совсем как та кроха души Гено, над которой несколько дней назад Киллер провёл почти такие же манипуляции. — Что ж, ты угадал, — кивнул учёный, довольный ходом эксперимента. — И что же меня выдало? Ему не была особо интересна причина, скорее, Гастер просто хотел послушать ход мыслей Киллера: это иногда становилось источником хороших идей. А младший скелет и рад был поделиться. — Меня натолкнуло на эту мысль две вещи, — воодушевленно начал он, искренне радуясь, что Гастер решил об этом спросить. — Во-первых, то, как эта штука реагирует на «краски», — он коротко рассказал о том, как наблюдал за вживлением эмоций в душу, умолчав некоторые подробности. — Во-вторых, состояние теней. — А с ним что не так? — Тот факт, что они не должны быть такими… бесформенными, — взмахнул руками Киллер. — Я взял на себя смелость провести на себе «тот же» эксперимент, что и на детях, и выпил концентрированный негатив, однако со мной всё в порядке, я не превратился в тень и это странно, не так ли? — Ты снова проводил опыты над собой? Ещё и с одним из самых опасных веществ, которые тут хранятся. Ты так однажды убить себя можешь. Прекращай. — Но потом я вспомнил о своей первой догадке, — игнорируя любые упрёки в свою сторону, продолжил он, — и понял, что даже самый концентрированный негатив влияет на организм разумных по-другому. Пока есть душа, которая может его переработать, он уж точно не станет плавить тело, и если уж моя выдержала такое, то человеческие души уж тем более должны были справиться. Поэтому я пришёл к выводу, что либо с их душами было что-то не так, либо у всех них их не было, а так как существа без души та ещё редкость, первое было более вероятно. — Интересно, — спокойно подвёл итог Гастер, перемещая вновь поменявшуюся субстанцию из магии и чувств в другой сосуд. — Так я прав? Вы расскажете мне, что с ними было? — с излишним энтузиазмом спросил Киллер, внимательно следя за работой своего наставника. Гастер принялся заливать заранее приготовленный раствор в резервуар с оживившейся из-за такого заготовкой души. — Твои наблюдения верны, — начал Гастер, подбирая слова. Та работа, которой он занимал себя сейчас, не воспринималась им особо серьёзно, он совершенно не мог сконцентрироваться и просто выполнял записанные ранее инструкции, не вдумываясь в их содержание. Через несколько часов должен был начаться опыт над Андайн — грандиозное событие для «Приюта». Результаты нескольких лет исследований наконец должны были быть проверены на практике, всё было просчитано до мелочей, с особой тщательностью подготовлено и выверено, и всё равно что-то беспокоило его. У Гастера было плохое предчувствие, но обосновать его он не мог, поэтому просто старался отвлечься и занять чем-то время. — Души этих подопытных были заменены на искусственно созданные, — продолжил он, закрывая наполовину заполненный резервуар и перенося его под какое-то громоздкое устройство. — Они стабильно функционировали и исправно выполняли свои функции — по крайней мере, последние разработки, — но ещё ни одна не прошла испытание яркими эмоциями. Подопытным не всегда даже их внедряли, иногда это были их собственные чувства. Те были настолько сильными, что ненастоящая душа не выдерживала и плавилась от них, а после неё плавилось и всё тело, заражённое к тому моменту «перегоревшими» и загрязнёнными эмоциями. Они поглощали остальную магию в теле или прожигали плоть, плавя то, что оставалось от носителя к тому моменту, превращая его в сгусток негатива — единственного чувства, которое оставалось после адских мук, вызванных этими метаморфозами. Это были буквально эмоциональные големы, состоящие из своих собственных чувств и стремящиеся поглотить чужие, потому что это было единственное, что их тело теперь могло принимать. Незавидная судьба. Умертвить таких могла только магия, а когда и та не помогала, приходилось прибегать к особому оружию — жидкому позитиву, иногда добываемому из магии Дрима. Душа мечтателя, подобно душе Найтмера, срослась с внедрённым в неё позитивом и стала сама производить его вне зависимости от психического состояния своего владельца. Иногда это было очень кстати, например, это однажды очень выручило в битве с Найтмером, правда, вылечить потом его рану на спине оказалось крайне проблематично. Киллер ещё порасспрашивал Гастера о деталях того, как именно проходил этот эксперимент: как души создавались, как проверялись, как внедрялись в подопытных, и учёный подробно отвечал ему на эти вопросы, снисходительно относясь к любознательности своего подопечного. Сгусток магии в резервуаре тем временем под сильным давлением начал принимать более чёткие очертания сердца, а пёстрые цвета тускнели, уступая мягкому белому свету. — Даже если однажды у Вас получится… — внезапно осёкся Киллер, мгновенно мрачнея. — Кросс же вряд ли согласится на такое. Это было третьей причиной, по которой Киллер догадался, на что было направленно это исследование. Очевидно, что Гастер старался найти замену души Кросса, чтобы они с Чарой вновь могли жить спокойно. Если бы ему действительно удалось создать такую, Чара получил бы половину своей души обратно, их с Кроссом эмоции больше не были бы связаны и братьев больше не пришлось бы удерживать рядом. Помимо главной и очевидной проблемы из-за связи с Чарой у Кросса появилось множество других трудностей в жизни: несмотря на свою мягкость, он стал более скрытным и редко делился своими переживаниями с кем-то; начал есть вдвое больше, потому что знал, что часть поглощённой им еды, преобразившись в энергию, отойдёт брату — благодаря этому Чара, пожалуй, был в лучшем состоянии, чем мог быть, — но из-за этого монохромному пришлось пересмотреть свой образ жизни; он стал бояться своих чувств — эта связь лишала его любого личного пространства, поэтому Кросс не стремился лишний раз заводить новые знакомства, опасаясь привязаться и тем самым обеспечить себе лишние поводы для беспокойств, которые обязательно сказались бы на Чаре, а свою влюблённость он и подавно отрицал. И всё это усугублялось тем, что, хотя физически Кросс был того же возраста, что и его одноклассники, морально он был на три года младше. Несмотря на это он хорошо держался — Киллер искренне восхищался его стойкостью. О том, как обстояли с этим дела у Чары и заикаться не стоило. — Я уверен, что он сможет понять, что это для его же блага, — вздохнул Гастер. Его тоже не устраивало то, что ему приходилось насильно проводить опыты над своими сыновьями. Когда он брал их под свою опеку, он рассчитывал обеспечить им лучшую жизнь, но всё вновь пошло наперекосяк. — А что потом? — чуть наклонил голову Киллер. Душа за стеклом начала ровно биться, чуть переливаясь перламутром на свету. — Если их отвязать друг от друга, у Вас не останется ни одного аргумента, который мог бы убедить Кросса унаследовать лабораторию. — Я никогда не собирался заставлять его перенимать руководство лабораторией. Машина загудела сильнее, кажется, увеличивая давление на уже сформировавшуюся душу. Та, подобно зверю, заметалась по стеклянному ящику, беспокойно колотясь и врезаясь в стенки, но Гастер этого будто не замечал. — Я был бы рад, если бы однажды он сам решил это сделать и в то же время… нет, — признался он, опуская взгляд. Неясное беспокойство терзало его. Хотелось выговориться или, что более вероятно, покаяться. От осознания этого становилось неприятно от самого себя. — Я начал приводить их сюда, не особенно рассчитывая, что они заинтересуются исследованиями. Истинной целью было показать им правду, постепенно, шаг за шагом продемонстрировать, чем он на самом деле занимался, объяснить, почему и ради чего, чтобы однажды это не стало для его сыновей ужасным открытием, обрушившимся на них, словно гром среди ясного неба. Чтобы однажды они сами для себя решили, правильно это или нет, и сами решили, что с этим делать. Гастер был не против, если бы, став постарше и определившись со своими моральными устоями, они решили бы держаться от него подальше, не признавая его идей, был не против, если бы они разделили его точку зрения и поддержали его в его работе, и ни капли не разочаровался бы, даже если бы в итоге его сыновья выступили против «Приюта» и нашли способ избавиться от него раз и навсегда. Ни один из возможных вариантов не огорчил бы его, если бы в итоге Кросс и Чара приняли свои собственные, осознанные решения, но всё как обычно пошло не по плану и вместо медленного раскрытия правды ему пришлось использовать шантаж, практически мгновенно втягивая Кросса в дела организации. Он мог бы рассказать ему правду, объяснить, что большинство из того, что он заставлял его делать, было ради Чары и его самого, но Гастер не хотел этого. Он признавал свою вину в случившемся, а потому предпочитал, чтобы Кросс, вновь делая что-то для «Приюта», выполнял приказы, а не по собственной воле принимал неправильные решения, оправдывая их благой целью. Лишь когда душа в резервуаре опасно замерла, вот-вот готовая лопнуть от слишком высокого давления, Гастер, вздрогнув, опомнился, выключая аппарат. Белое сердце опасливо остановилось и лишь несколько секунд спустя начало слабо пульсировать. — Интересно, оно действительно что-то чувствует? — Киллер вновь приблизился к резервуару, почти касаясь лбом стекла и заинтересованно разглядывая получившееся нечто. — Способна ли душа без владельца испытывать что-либо? — Это крайне философский вопрос, — заметил Гастер. — Это смотря с какой стороны его рассматривать, — пожал плечами Киллер. — Если считать душу средоточием существования разумного, то да, но если рассматривать её как орган, то всё должно быть куда проще. Отрезанная от тела нога не испытывает боли, потому что у неё нет мозга, который подсказал бы, что ей больно. Но в ноге нет эмоций, а в душе они содержатся, поэтому вопрос уже о другом: способна ли она их осознавать? Хм, мы могли бы провести парочку пробных тестов, чтобы посмотреть, как она стала бы реагировать на различные раздражители. — Именно поэтому ты подходишь на роль преемника куда больше, чем Кросс, — сказал Гастер, не обращая внимания на то, как от этой фразы поменялось выражение лица младшего скелета. Тот оторвался от созерцания души, удивлённо обернувшись на своего наставника, не веря услышанному. — Вы правда думаете, что я мог бы стать главой лаборатории? — почти шёпотом, опасливо и не до конца будучи уверенным, что он хочет, чтобы Гастер услышал это, спросил Киллер. — У тебя есть все задатки для этого, — подтвердил свои слова учёный, поднимаясь с места и возвращаясь обратно к рабочему столу. — Впрочем, не задумывайся об этом пока слишком сильно. Он взял в руки досье, до этого момента мирно покоившееся на груде других документов. В нём заключалась ключевая для предстоящего эксперимента информация — все сведения о проведённом несколько лет назад опыте по вживлению души человека монстру. Блуберри — подопытный и пациент, принявший душу, полную решимости, обзавёлся поразительной регенерацией, а его физические показатели превзошли все ожидания. При всём при этом никаких побочных эффектов проведённой операции до сих пор замечено не было: скелет не обзавелся второй личностью, как это случилось с Найтмером, его магия не стала деструктивно резонировать с окружающими, как это было у Рипера, а его эмоции остались на стабильном уровне, не будучи подавленными практически полностью, как у Киллера. Пока что это был один из самых успешных опытов, проведённых здесь, и предстоящий эксперимент намеревался повторить и приумножить эти результаты посредством использования кода. После такого Андайн должна была стать практически бессмертной — условно, конечно, однако силы, которые она должна была получить, определённо сделают её существом совершенно иного уровня. Возможно, именно в этом и заключалась главная причина беспокойств Гастера. Если эксперимент окажется успешным, то восстановление Чары удастся значительно ускорить, однако, если что-то пойдёт не так, то итоговый результат может оказаться ужасающим. — Ализа, значит, — задумчиво протянул он, в сотый раз изучая документы, пока Киллер расписывал на каком-то клочке бумаги способы проверки того, насколько самобытной могла быть душа без хозяина. Один из бланков в папке почему-то выбивался из нумерации страниц. — Это дело кто-то брал? Киллер поднял голову, на секунду остановившись и вглядываясь в бумаги в руках Гастера. — А, это, — кинул он. — Да, кажется, Хоррор как-то вытащил его из старого архива. Не думаю, что он узнал что-то дельное из него, — махнул он рукой, вновь хватаясь за карандаш. — Вот как. Такое открытие нисколько не беспокоило. До недавнего момента эти документы не без причины находились в таком легкодоступном месте: во-первых, мало кому в голову пришло бы рыться в старых бумагах, во-вторых, в них, отделённых от общего исследования, не было практически никакой ценности, просто набор показателей, которые даже разбирающимся в теме разумным без контекста показались бы бессмысленными. Это была смежная информация о Блуберри и Ализе: показатели первого после вживления души второй. Многие данные здесь обычно не собирались у монстров, а потому были аномальными — если бы речь шла об обычном человеке, то можно было подумать, что он мёртв, однако для монстра такое состояние внезапно оказалось оптимальным. Киллер, выплеснув все пришедшие в голову идеи на бумагу, остановился и постучал кончиком карандаша по резервуару, наблюдая за поведением белого сердца. — Кстати, а почему бы нам не вживить одно такое Инку? — поинтересовался он, подпирая голову ладонями. — Если это более-менее стабильный прототип, то он мог бы помочь ему залечить ту трещину на позвоночнике, а сильные эмоции можно было бы заглушить другими «красками», по крайней мере, на время. — А что потом? — оторвался от чтения уже наизусть выученного текста Гастер. — Душа приживётся в нём, излечит его раны, а потом ты предлагаешь её просто вырвать из него? Что, думаешь, произойдёт с обычным разумным, если его оставить без души? Киллер замялся, размышляя над этим замечанием. — Так Инк же необычный, — неуверенно заметил он. — Это тоже верно. Он жил без души, и никто не знает, сможет ли он выжить с ней, — кивнул учёный. — Это очень редкий случай, нельзя так бездумно что-либо делать с ним, а его трещину на позвоночнике можно будет позже залечить с помощью кода. — Но разве совсем недавно на нём не собирались проверять концентрированную партию «красок»? — склонил голову набок Киллер. Душа за стеклом начала плавать по предоставленному ей пространству, пока не «нашла» что-то, прилипнув к одной из граней резервуара. — Такое его и добить могло, с учётом данных, полученных из применения неконцентрированных «красок». — А могло подействовать ровно наоборот, — Гастер отложил в сторону документы, полностью переключаясь на диалог с Киллером. — Побочный эффект «красок» в данном случае могли вызвать примеси, которыми их разбавляли. Ослабленность организма вызывало именно отторжение «красок» телом: вместе с ними из костей вымывались полезные вещества, но это ты и так знаешь. Поэтому важно было понять, что именно отторгалось: эмоции, растворитель или их сочетание. — Значит, Вашей теорией было то, что отторгался именно растворитель? — Вполне возможно, — подтвердил Гастер. Он снял очки и принялся протирать их подолом халата. — В конце концов, сами эмоции работали, как надо, если верить твоим отчётам. Но, полагаю, в ближайшее время мы не узнаем правды. Киллер развернулся вполоборота и взглянул на Гастера. Тот снова отвлёкся на бумаги, принимаясь записывать карандашом какие-то заметки на полях не столько из надобности, сколько от волнения. Было непривычно видеть его таким. Последний раз, когда Киллер видел его настолько явно беспокойным, был, когда жизнь Кросса висела на волоске — в последние месяцы его нахождения в коме, когда состояние стало совсем критичным. До этого все три года Гастер сохранял холодную собранность, решительно настроенный найти способ помочь ему, и лишь под конец его самообладание дало трещину. Киллер знал, в чем была причина волнений и в этот раз, поэтому и сам в нетерпении ждал заветного часа. Гастер отправится работать над Андайн, а он — помогать Эррору полноценно оживить Гено. Одна мысль о том, каким прогрессом в исследовании кода это может стать, вызывала трепет. Ещё больше Киллера волновало только то, сколько похвалы в свою сторону он выслушает, если всё пройдёт успешно. И Гастер, и Маффет его, конечно же, первым делом отчитают, но потом первый обязательно примется расспрашивать про детали, признавая заслуги Киллера, а вторая похвалит и поблагодарит его, потому что его безумная задумка спасёт кому-то жизнь. К слову о паучихе. В дверь постучали. — Я не отвлекаю? — заглянула Маффет. С тех самых пор, как Киллер навязался Гастеру в помощники, она наведывалась сюда чаще, чем ей хотелось бы. — Решила напомнить вам обоим, что сейчас время обеда, — сказала она. — Мистер Виндингс, советую Вам не пропускать его, тем более сегодня. А ты, Киллер, идёшь со мной. — Но я ещё не всё закончил, — капризно протянул младший скелет, успевший повертеть и потрясти резервуар, чтобы изучить реакцию искусственной души. — Это не обсуждается, — строго оборвала его Маффет, уперев руки в бока. Киллер жалостливо взглянул на Гастера, ожидая поддержки, но тот лишь согласно кивнул. — Иди поешь, Киллер, — сказал он, разворачиваясь к паучихе. — Благодарю за напоминание. Я подойду чуть позже. — Вот и славно, — вежливо улыбнулась Маффет. Она прошла в кабинет, привычным жестом подталкивая лениво стягивающего халат Киллера к выходу.***
В палате Гено было непривычно холодно и темно, что навевало неприятные ассоциации с моргом. Почему-то сейчас именно это вызывало больше беспокойств у Эррора, чем то, что он смог увидеться с «мёртвым» братом или что вот-вот должен был собрать его душу и вернуть ему прежний вид. Его разум, стараясь справиться со стрессом, «ослеплял» его, заставляя уделять внимание каким-то уж совсем незначительным вещам, игнорируя действительно важные проблемы. Наверное, будь всё наоборот, Эррор бы сошёл с ума от переизбытка эмоций, которые он сейчас никак не мог в полной мере испытать. — Я буду караулить в коридоре, — сказал Рипер, оглядывая Глюка. Его спокойное на первый взгляд состояние внушало уверенность, даже малость дрожащие руки выглядели вполне обнадеживающе. Он точно должен был справиться, других вариантов и быть не могло. — Постарайся как можно раньше сказать нам, если кто-то пойдёт сюда, — предупредил Киллер. — Сам понимаешь, нельзя будет слишком резко останавливать работу, так что если что, тебе придётся выигрывать нам время. — Да, знаю, — кивнул Смерть. Он в последний раз оглядел Гено, мысленно молясь о его благополучии, и, тяжело вздохнув, направился к выходу. — Удачи. Эррор, рассчитываю на тебя. — Ага, — сухо кинул Глюк ему в спину. Когда дверь за Рипером закрылась, волнение стало чуть более ощутимым. Чужая рука, хлопающая по плечу, положение легче не сделала. — Прости-прости, постоянно забываю, что у тебя гаптофобия, — поднял руки Киллер, «сдаваясь». — Я буду здесь всё время, так что если внезапно почувствуешь себя плохо, тут же говори. Никому не станет лучше, если ты потеряешь сознание из-за истощения в середине работы. — Ага, — вновь повторил Эррор. Не похоже было, что он слушал. — Я могу приступать? Киллер глубоко вдохнул и медленно выдохнул, недовольный таким пренебрежением. Его задачей было следить за Эррором, подсказывать, если потребуется, и внимательно мониторить его состояние. И сейчас он готов был признаться, что второе задание уже провалил: он совсем не понимал, как Глюк себя чувствовал. Тем не менее, медлить было нельзя. — Да, начинай.***
— Состояние пациентки стабильное. Отторжения решимости не наблюдается, — отчиталась ассистентка. Малые дозы решимости не приносили разрушительного эффекта, подготавливая, однако, тело монстра к принятию человеческой души. Наркоз уже подействовал — Андайн находилась без сознания. — Каковы показатели магии? — Гастер поправил перчатки. Ассистентка зачитала данные с приборов. Всё было в пределах нормы. В голове тут же всплыли заученные цифры из досье Ализы, нынешние значения были далеки от них. «Возможно, и к лучшему», — пронеслось в мыслях. Однако сейчас не было времени колебаться, эксперимент должен был быть проведён. Вырученная с его проведения сумма обеспечит лабораторию материалами ещё на год вперёд — это сильно ускорит прогресс создания искусственных душ. — Увеличьте дозу решимости, — скомандовал он. Вены на тонких девичьих руках вздулись, мышцы под чешуйчатой кожей напряглись. Даже будучи без сознания, Андайн нахмурилась. — Показатели по-прежнему в норме, — вновь отчиталась ассистентка спустя какое-то время. — В таком случае можем начинать.***
Время тянулось невообразимо долго. Прошло уже больше двух часов, а между нитей Эррора всё ещё плавала лишь непонятная бесформенная субстанция, даже близко не напоминающая душу. Между тем движения Глюка замедлились, он стал чаще моргать и дольше всматриваться в месиво кода перед собой, ничего не делая. — Не хочешь сделать перерыв? — предложить это стоило ещё час назад, но тогда Эррор работал слишком активно — Киллеру не хотелось сбивать его с волны вдохновения. — Нет, я… начинаю понимать, — подбирая слова, ответил Глюк. Мысли у него тоже уже больше часа путались, но останавливаться он не хотел, несмотря на уже отказавшие ноги. Это ничего, лишь бы зрение осталось, да пальцами шевелить мог — главное, спасти Гено. — Можешь позвать Рипера? Мне бы пригодился живой образец. — Хорошо, сейчас. Рипер в коридоре тоже скучал. Было слышно ещё из палаты, как весь первый час тот бродил туда сюда, изредка останавливаясь, только чтобы через пару минут вновь начать наматывать круги. На второй час он просто сел под дверью, опершись спиной о стену. Именно в таком положении Киллер его и застал. Завидев его, Смерть оживился. — Что-то случилось? Мне позвать на помощь? — вскочил он с места, небрежным движением отряхивая штаны. — Нет, пока не надо, — успокоил его Киллер. — Помощь в данном случае это ты. Эррор просит, чтобы ты дал свою душу в качестве примера, как в прошлый раз, но я прошу тебя как-нибудь убедить его сделать небольшую паузу. Меня он не послушает, а сам он, если продолжит в таком духе, может остаться без рук. Иди, я пока покараулю. — Хорошо.***
— Пока проходит связующая реакция между магией и решительностью, можно сделать небольшой перерыв, — не особо уверенно предложила ассистентка. — Сейчас не удастся на что-либо повлиять, но лучше не выпускать её из виду, — констатировал Гастер, внимательно глядя на распадающуюся душу. — Но вы можете пока отдохнуть. Крохи белого сердца с вкраплениями решимости едва заметными нитями тянулись к груди Андайн, после чего распределялись по всему телу равномерным потоком. Так проходило избавление от души монстра, чтобы на её место привязать душу человека, кроме того, этот процесс помогал телу быстрее привыкнуть к инородной обычно решимости. — Вам тоже стоит хотя бы присесть, — это робкое замечание почему-то подействовало Гастеру на нервы. Его грызло ощущение того, что ни на секунду нельзя было сбавлять бдительности, о каком отдыхе могла идти речь? — Спасибо, откажусь. Он тщетно старался понять, не совершил ли он какую-нибудь ошибку в проведении операции до сих пор, но всё шло гладко, даже лучше, чем предполагалось, причин сомневаться в себе и происходящем просто не было.***
Риперу удалось уговорить Эррора ненадолго остановиться, и во время этой паузы он втолкал в него две чашки переслащенного чая, пару пончиков и одну плитку шоколада, поэтому, восстановив немного сил, Глюк вновь принялся за работу и за следующие два часа с примером перед глазами стал справляться намного лучше. В его нитях уже витало несколько целых осколков души, но ни один из них почему-то не стремился связываться с другими. Сколько бы Эррор не перепроверял, не мог найти ошибку: код просто не хотел собираться воедино. — А ты не можешь использовать для этого свои нити? — вскользь предложил Рипер. — Могу, но оно должно работать по-другому, — прохрипел Глюк. — Твоя же душа и без ниток вместе держится. — И то верно. Чудом было то, что за всё это время их никто не потревожил. Чудом продуманным и спланированным, но всё же. Однако, чем больше времени проходило, тем больше беспокойств это вызывало: во-первых, давать Эррору работать дольше было просто опасно, во-вторых, им не могло везти настолько долго. — Начинай привязывать их к той части, которая сейчас у Гено, — посоветовал Рипер. Тянуть нельзя было: Глюк, хоть и отрицал это, давно был на пределе и, скорее всего, сам не чувствовал сейчас, что вот-вот мог потерять сознание.***
Всё пошло не так ближе к концу работы: Андайн проснулась. Открыла глаза и тупо пялилась на свою новую, сияющую красным душу, а когда её вновь попытались усыпить, растянулась в хищной, ненормальной улыбке. Несмотря на это останавливаться было нельзя: душу нужно было как можно скорее привязать к её телу, малейшее промедление могло означать если не смерть, то другие, порой более неприятные последствия для неё. Хорошая подготовка и многолетний опыт дали о себе знать: никто не растерялся, быстро и слаженно предпринимая всё необходимое, чтобы исправить ситуацию. Андайн вновь успокоилась, по крайней мере, её глаза закрылись, а дыхание выровнялось, однако улыбка осталась на её лице, открывая острые желтоватые зубы. Не было ни желания, ни возможности думать об этом слишком долго. Пока она никак не давала понять, что осознаёт происходящее, волноваться не нужно было. Тело легко приняло ненормальную для себя душу. Теперь нужно было немного подождать, прежде чем приступать к работе с кодом. Беспокойство, кажется, начало отступать. Если проснувшаяся Андайн была тем, что ранее вызвало мандраж, то это точно не стоило всех тех нервов, которые Гастер потратил, думая об этом. Учёный принялся подготавливаться к следующей фазе эксперимента.***
— Она просто не хочет связываться! — запаниковал Эррор. Сил больше не оставалось, он почти ничего не видел, едва шевелился и был близко к тому, чтобы вырубиться, уже практически не ощущая своего тела, но завершить душу у него так и не удавалось. Куски примагничивались друг к другу лишь ненадолго, после распадаясь вновь, оставляя душу горой крупных осколков. — Просто свяжи их нитями и верни на место, — повторил недавнюю идею Рипера Киллер, и, предвидя препирания Глюка, чуть прикрикнул на него: — Просто сделай это! Ты уже достаточно постарался. Эррор его не слышал, беспорядочно меняя положение строчек кода, тратя на это последние силы. Он задыхался, старался ухватить как можно больше воздуха, но тот не шёл в его несуществующие лёгкие. — Эррор, прекрати! — коснулся его плеча Киллер, не зная, как остановить потерявшего контроль Глюка. — Хватит, заканчивай. Эррор. Эррор! Он не отзывался. Его дыхание прервалось окончательно, глазницы опустели, он замер, не шевелясь, и принялся заваливаться на бок. Нити между его пальцев рассеялись, выпуская кусочки души. Заслышав голос Киллера, в комнату ворвался Рипер. — Что случилось? Ох, бездна… Заметив потерявшего сознание Эррора, он тут же подскочил к нему, собираясь в секундном порыве попытаться потрясти его за плечи, но вовремя остановил себя. Глюк был истощён, сложно было сказать, сколько разрушительного воздействия магии Рипера он смог бы вынести сейчас. Пока они старались сообразить, как привести Эррора в чувства, душа, в какой-то мере собранная и освобождённая из плена чужой магии, потянулась к своему владельцу и заняла своё законное место. Код, не скрытый под оболочкой реальности, принялся медленно распространяться по костям Гено.***
В том, что эксперимент прошёл успешно, Гастер убедился на собственных костях, когда Андайн, решив проверить свои новые силы, отшвырнула его одним мощным ударом к стене операционной. Приняв в себя решимость, она избавилась от действия наркоза, залечила «сросты» между собственными потоками магии и новой душой и, дождавшись, пока код поможет приумножить её новые способности, собственноручно завершали ход эксперимента. — Как же я могла забыть столько приятных воспоминаний, — проворковала она. По телу её пробежала стая помех. Её память восстановилась вместе со всем её телом. Будоражащие картины издевательств и пыток вспыхивали перед её глазами одна за одной, наполняя жаждой крови. — Как славно, что здесь так много тех, с кем можно по-иг-рать, — по слогам выговорила она, обводя безумным взглядом весь персонал, который здесь был. Через мгновение она уже прижимала какого-то несчастного одной рукой к стене. Прочная поверхность пошла трещинами от такого удара, брызги крови тут же окропили оставленную головой вмятину. — Эй, ты, — Андайн потрясла безжизненное тело в своих руках, — неужели уже всё? Так и не дождавшись ответа, она выпустила бедолагу из рук, теряя к нему интерес. Душа требовала вовсе не убийств — ей нужны были страдания. С её новой душой и подстроившимся под неё телом для таковых приходилось сильно сдерживаться, а этому придётся ещё учиться и учиться. — Впрочем, времени у меня предостаточно, — хищно облизнулась она.***
— Гено, очнись! — умолял Рипер. Отчаяние сквозило в его голосе. Возвратившаяся на место душа в самом деле возродила Гено, но код… сделал его кем-то другим. Чем-то другим. Так же, как это случилось с Эррором в тот раз. Гено не осознавал ничего вокруг, а вид его всё больше преображался под действием незавершённого кода. Его собственная магия не восстановилась, но вместо этого Гено использовал нити, которые, видимо, были поглощены им во время работы Эррора. Гено смотрел невидящим взглядом и атаковал без разбора. Киллеру удалось вытащить из-под одной из атак бессознательное тело Глюка, но это несильно спасло ситуацию: залечивший раны Гено принялся крушить всё вокруг, целясь в первую очередь в своих «спасителей», а в крохотной комнате совершенно не было места для манёвров. — Ну же, это же я, Рипер, — но Гено больше не осознавал ничьих слов. Обычно в таких ситуациях в лаборатории было принято тут же уничтожать объект, вышедший из-под контроля, но Киллер, сжимая на руках обессилевшего Эррора и наблюдая за Рипером, уклоняющимся от всё большего количества атак из-за своих упрямых попыток достучаться до обезумевшего существа, не мог решиться на такой поступок прямо сейчас. Нужно было отнести Эррора в безопасное место, нужно было заставить Рипера бежать от сюда подальше и лишь потом можно было приниматься за исполнение инструкций. Киллер не мог заставить себя пошевелиться, наблюдая за разрастающимся вокруг хаосом. Всё, о чём он мог думать сейчас, было то, насколько ужасную ошибку он совершил. Фатальную Ошибку.