Abstractions

Смотря в глаза брату, Антон терялся. Терялся в их глубине, теплоте, насыщенности, хотя, казалось бы, подойди к зеркалу – похожая картина, вот только не то, не так. Смотря в глаза брату, Антон сгорал заживо, руками разрывал грудную клетку, вытаскивая свое маленькое сердце наружу, протягивая его Леше, который этого в упор не видел. Ему было больно, до жути больно в моральном плане, потому что физических изменений в нем не замечал никто. Сердечко, так и оставшееся с ним, трепыхалось быстро, неритмично, будто работало из последних сил, медленно угасая и замедляясь. Каменея. Антон молчал, потому что кому вообще можно сказать, что от родного брата, от близнеца, крышу сносит, а тело себя не слушается. Кому сказать, что сердечко, которое он каждый раз собственноручно размалывает на еще более мелкие крупицы, хотя казалось бы, куда мельче, стучать как-то бешено при Лешином виде начинает. Не поймут ведь. Даже не попытаются. Лишь усмехнутся презренно или лицо скривят в отвращении. Антон боялся. До дрожи в коленях боялся, что когда-нибудь Леша все поймет, догадается, что же такое тревожит его брата, что тот сутками не спит, на кофе выживает, просто потому что иначе не может. Просто потому что иначе – сны, в которых Леша, его милый Леша, уходит от него, говоря страшные гадости, или, что еще хуже, счастливо бежит ему на встречу, лицо поцелуями покрывает, о любви к нему, Антону, говорит, настоящей, той, от которой младший уже несколько лет избавиться хочет, невыносимо ведь. После «счастливых» снов просыпаться не хочется, действительность бьет сильнее любых кошмаров, а боль душевная, реальная, в сто крат хуже. Хочется там оставаться, плевать на всю эту жизнь – там то есть, что нужно больше всего на свете, то, что от всех бед избавить может. Но в голове лишь набатом бьет: «Не будет все как в этих редких снах, даже надеяться не смей, грешник». Антон чувствовал безысходность. Невыносимую. Поглощающую. С каждым взглядом на братика он понимал – нет пути назад. Никогда не было. Всегда эта глупая влюбленность любовь присутствовала, легкие сковывала, дышать мешала. Она, злодейка такая, всегда кожу под его ласковыми прикосновениями плавила, дразнила, показывала, как все могло бы быть, вот только н е л ь з я. Запретно. Страшно. Без пути назад. С возможностью полного фиаско, если решиться сделать уже хоть что-то. Поэтому Антон лишь редкими мгновениями довольствовался, боясь дальше зайти. Боясь потерять все. Антон умный мальчик, ва-банк никогда не пойдет, не поставит все на несбыточную мечту, потому что глупо это – жизнь другим собой портить, ругаться с ними только из-за своего сердца, что сдержаться не может, чувствует вдвойне запретное. Он все в себе таит, никому не показывает – ненужно им знать, а братику просто не хочется. Антон умный мальчик. Поэтому он лишь продолжает медленно сгорать, ведь в безответной любви кто-то один всегда должен гореть.