Abstractions

Марио должен чувствовать радость: он наконец-то забил гол, принес пользу своей команде, несмотря на то, что отрыв и так был приличным, весь стадион кричал его имя, пока парни на поле счастливо обнимали его, шепча поздравления. Пока Марко обнимал его. Марио обязан чувствовать чертову радость. Вот только он не чувствует н и ч е г о. Нет никакой эйфории, улыбка скорее машинальная и в некоторой степени даже вымученная – этот гол ничего не значит, этот гол последней команде в таблице. Раньше он был способен на большее. Раньше он делал большее. Вот только сердце в груди почему-то на секунду с привычного ритма сбивается, замирает и дальше стучать не торопится. Его в эту секунду самую Марко к себе прижимает, произносит тихое «Ты молодец», а потом отстраняется резко, уходит, даже не оборачиваясь. И Марио было бы больно, ему бы хотелось в след что-то крикнуть. Что-то похоже на «Хей, у меня как бы тоже чувства есть, представляешь? Всегда были! И от твоих уходов мне никогда лучше не было и не будет!» Вот только чувства свои он в ту секунду успел запихнуть куда подальше, в самый дальний угол, а потом еще и завесить черными занавесками – чтоб не видно было. Чтоб о себе даже напоминать не вздумали. А сердце моментально в привычный ритм вошло. Марио кажется, что он перегорел. Нет теперь ни в глазах огня, ни в душе – только поля бескрайние, где и перекати-поля не сыщешь. Пустота – все, что у него осталось. Лишь она с ним всегда бывает, холодом своим укутывает и заставляет дышать, легкие остужая, кровь вместе с сердцем замораживая. Марио понимает, что он просто-напросто сломался. Сначала скамейкой запасных у Пепа, потом диагнозом этим обидным, и лишь в конце, как последним контрольным выстрелом, словами «Пойми, так лучше будет, для тебя в первую очередь». «Кому же, блять, лучше стало?!» – спросить порой хотелось. Раньше. Еще хотя бы месяца два назад, потому что сейчас он четко и уверенно говорит: «Мне плевать». И сам отчаянно верит в это. Марио давно плевать. Он живет от матча до матча, так ничего самому себе и не доказывая. Он правда старается играть качественнее, создавать моментов больше, но все это будто мимо него проходит. Хорошее забывается моментально, плохое – никогда. Оно работать над собой заставляет, дает призрачную мечту лучше стать. Марио по этому недопринципу уже черт знает сколько живет, тренировками безрезультатными себя изнуряя, в свою небольшую квартирку ближе к вечеру возвращаясь и уходя почти сразу же, как проснулся. Об одиночестве даже не думается – оно всегда с ним. Оно рядом, нашептывает страшные истины, в которые не поверить невозможно, по ночам, когда дела кончаются, о страшных вещах думать заставляет. Оно ему в какой-то степени даже помогает – эмоции притупляет, в мусорный бак их выкидывая. Оно ему другом стать хочет, лучшего желает. И единственным остается, когда все уходят, исчезают таинственным образом, под «Для тебя же лучше будет» маскируя «Я устал от тебя, ты надоел мне». Марио смеяться от этих мыслей хочется. Заливисто, во весь голос, в самом конце лишь немного сбиваясь, потому что щеки жаркой влагой обдало внезапно, а голос сорвался впервые за долгое время. Марио хочется, чтобы хоть кто-то под этими масками в нем человека увидел. Живого. С чувствами и эмоциями, которые на дне его глаз тонут от столкновений с айсбергами. Но Марио кажется, что ему слишком уж многого хочется. Поэтому в запасе у него всегда еще десяток масок, что даже дома не сходят с лица. Потому что без них страшно. Потому что без них – ужасно больно. А еще Марио кажется, что он как-то слишком уж от всего заебался, но это уже другая никому не нужная история.