В логове льва

2 марта 2006 г. – Ты так рано сегодня, – сильно удивился Гунтрам, обнаружив, что Конрад в 5 часов вечера уже дома, целует его в шею в его собственной мастерской и проверяет, чем он занят. – Прикинулся муравьем, или это визит инспектора? – И то, и другое, конечно, – ответил Конрад и продолжил его целовать. – Кроме того, я не смог бы получить этих двоих в банке, не потеряв при этом всю свою репутацию. – Чем ты занимался? – спросил мальчик со смесью замешательства и веселья. Конрад явно провернул какую-то шалость. – Я увидел их во Франкфурте сегодня днем, когда покидал встречу, и подумал, что, вероятно, они сюда впишутся. Хорошо, что у меня есть собственный самолет. Любая авиакомпания вынудила бы меня купить для них билет. – Что ты принес домой на этот раз? Мы договорились: больше ничего, пока не закончат комнаты. Мебель должна прибыть через три недели, и они покрасят ее. Той женщине все еще предстоит выбрать ткани. Подожди-ка, перед Европейским центральным банком нет магазинов игрушек. – Тогда за углом. Я не GPS, – запротестовал Конрад. – Хочешь сказать, ты специально поехал туда. – Возможно, я ехал в аэропорт окружными путями. Если подумать, мне нужен автомобиль побольше, – размышлял Конрад, надеясь, что новая тема отвлечет Гунтрама. – Насколько они большие? – В натуральную величину. – И это... – Производятся старой немецкой компанией. Все сделано в Германии по старым традициям. Я был удивлен их качеством. Теперь у нас есть вся семья: мама, папа и двое детей. Думаю, если мы покупаем животных, то они должны быть семьями. – Что? – Wildschwein mit Frischlingen. Не знаю, как это будет по-английски. Думаю, что их наконец отнесли в одну из комнат возле детской. – Так вот что за шум я слушал последний час? – С ними без борьбы не справиться. Это хорошо известный жизненный факт. Гунтрам вздохнул, изо всех сил стараясь выглядеть серьезным, но с Конрадом это было невозможно. – Ты испортишь детей! – заныл он, прежде чем вытереть руки ковриком, решив посмотреть, что же там такое. Он покинул свою мастерскую рядом с детской и пошел к игровой комнате, которая была соединена со спальней, ванной и студией для детей, когда они станут намного старше. Также там была небольшая комната для ночной няни. В коридоре его поймал за руку Фридрих. – Не в комнатах, их только покрасили, краска еще сырая. Охотничий павильон находится в спальне няни, – сказал он с сарказмом, открывая дверь в комнату среднего размера. Внутри был большой кабан, одна большая свиноматка и три маленьких поросенка, в натуральную величину и очень крепкие. – На них ездить можно! – воскликнул очень шокированный Гунтрам. – Они были спроектированы и изготовлены, чтобы выдержать ребенка весом тридцать килограммов. Если они тяжелее, им не интересны плюшевые животные, – спокойно объяснил Конрад. – Как может засвидетельствовать его Светлость, – сказал Фридрих со входа. – Если я правильно помню, у нас был один из них. – Теперь, когда ты сказал, я припоминаю. Что с ним случилось? – Герцог и доктор фон Кляйст использовали его в качестве мишени для ваших стрел, когда вам было десять лет. – Вот этого я не помню. Возможно, Фердинанд что-то знает об этом, – Конрад сохранил свое самое суровое выражение лица и самообладание, а Гунтрам удивленно посмотрел на него. – Чай в зимнем саду, сегодня достаточно тепло, –ухмыльнулся Фридрих и вышел из комнаты, оставив по-прежнему шокированного Гунтрама. – Где мы собираемся поставить этих двоих? Разве нельзя было взять одно животное? – Нет, Клаус и Карл должны научиться делиться своими вещами. Хорошо, если они так сделают. – Насколько же они большие? Хочу ли я знать, сколько они стоили? – Около 125 см, и ты не хочешь знать, потому что я не хочу говорить. – И в магазине так просто стояла семья? – Не совсем, они изготовили ее для меня, – признался наконец Конрад. – Ясно. Как долго? – Один месяц на изготовление. Это долгий кропотливый процесс. Качество всегда имеет высокую цену. Тебе они не нравятся? – Они потрясающие, но это слишком. Это же дети. Они будут спать целый день, когда родятся! – Не всегда. Раньше, чем думаешь, ты получишь двух молодых Линторффов, прыгающих на тебе или использующих твою собаку в качестве лошади. Лучше пусть у них будет это. Они должны играть со свиньями и оставить тебя для меня. – Ты невозможен! Хуже детей! – Гунтрам улыбнулся и поцеловал Конрада. – Ты не должен ревновать к твоим собственным детям! – Нашим детям, котенок, и я знаю, что в ту минуту, когда они переступят порог этого дома, я останусь за бортом твоей жизни! – Нет, ты не можешь быть вне моей жизни, потому что должен поддерживать этих двух свиней и их семью, – пошутил Гунтрам и обнял мужчину, гораздо более крупного, чем он сам. – Ты хоть представляешь, сколько они могут есть? – Если слишком много, то у нас будет кое-что на следующее Рождество. Альберт планирует вернуться со всеми своими детьми. – Конрад, ты же знаешь, я люблю тебя. – Я знаю, – ответил он, странным образом смущенный, и обхватил руками голову молодого человека, чтобы властно поцеловать его. – Ты мой, и я никогда не позволю тебе уйти, – произнес он, глядя в нежные голубые глаза, и Гунтрам тепло улыбнулся. – Теперь покажи мне, чем занимается эта женщина, – разрушил чары мужчина. – Очень красивый бежевый, и она взяла несколько моих рисунков, чтобы вставить их в рамки. Они ей понравились, и она захотела купить еще несколько для своих клиентов, но я сказал «нет». – Правильно, они предназначены для наших детей, а не для других. * * * После поздней прогулки по лесу они вернулись в библиотеку, где Конрад решил посмотреть что-то в своем ноутбуке, а Гунтрам продолжил читать «Первые три года ребенка», с каждой прочитанной страницей все больше теряя мужество. Фридрих вошел в библиотеку и что-то прошептал на ухо Конраду. – Пригласи князя и Адольфа, – сказал Конрад и поднялся из-за стола, чтобы приветствовать гостей, но, несмотря на годы воспитания и выдержку, оба мужчины, словно обезумев, почти вбежали в комнату, минуя Фридриха. – Добрый день, мой князь, Адольф, – сказал Конрад, слегка нахмурившись, потому что уже понял, что что-то произошло и это не светский визит. Гунтрам отложил книгу и встал, слегка склонив голову перед стариком, но оба Лёвенштайна не обратили на него внимания. – Сожалею, что прервал вас, Hochmeister, но это срочно, – серьезно сказал Адольф. – Пожалуйста, садитесь, джентльмены, – сказал Конрад, указав им на диван, где Гунтрам собирал свою книгу и прочие вещи, чтобы выйти, так как магическое слово подсказывало ему, что это «дела Ордена», а он не хотел быть их частью. – Прошу меня простить, сир, – сказал Гунтрам старшему Лёвенштайну, выглядевшему еще более посеревшим, чем обычно. – Отец, это касается и Консорта, – Адольф удержал мальчика за руку, к его удивлению. – Это все твоя вина. Твой парень похитил мою маленькую Клаудию! – Конрад был со мной весь день! – энергично запротестовал Гунтрам. – Русский! – взревел Адольф, не в силах сдерживаться. – Шестеро остановили машину моей жены на 62-м возле Фёрха (деревня в Швейцарии, расположенная примерно в 10 километрах юго-восточнее Цюриха. – Прим. пер.), когда она везла девочек на занятия. Они забрали Клаудию! – Константин не стал бы делать что-то настолько глупое! – сказал Гунтрам, не в силах поверить в это. – Зачем? Ему это не нужно! – Помолчи, Лёвенштайн! – крикнул Конрад. – Оставь Гунтрама в стороне от этого! – В стороне? Это все его вина! Убирайся назад в Россию! – Довольно, Адольф! – очень строго приказал сыну князь. – Нам нужно поговорить с Hochmeister, а не с мальчиком. У нашей семьи и так достаточно проблем. – Гунтрам, иди в свою комнату, – сказал Конрад, но молодой человек посмотрел на него с недоумением. – Хорошо, оставайся, но молчи. – Да, сэр, – прошептал Гунтрам, уже чувствуя себя очень больным и нуждаясь в том, чтобы присесть. – Что твоя жена делала так далеко в загородном клубе? – спросил Конрад. – Не знаю! – прорычал Адольф. – Шестеро русских взяли под прицел ее машину и заставили ее остановиться. – На 62-м? Там невозможно сделать что-то подобное! Это шоссе! – Маленькая дорога рядом с ним! От Фёрха! Они вытащили девочек из машины, а старший ударил мою жену несколько раз и сказал ей, что Репин хочет дружеской беседы с Гунтрамом. Вы должны вернуть ему мальчика! – Почему только одна девочка? – очень холодно поинтересовался Конрад. – Зная их, они бы забрали двоих. – Он придумал безумную историю, что «был бы рад пустить пулю в голову маленькой шлюхи, которая пыталась отравить Гунтрама!» Репин сумасшедший! – Что? – прохрипел Гунтрам, но никто не обратил на него внимания, поскольку Конрад и Адольф заспорили еще горячее, чем раньше. Старый принц сидел рядом с Гунтрамом, совершенно побежденный, но не сказал ему ни слова. Он только смотрел на ожесточенный спор, становившийся все громче и напряженнее. Дискуссия продолжилась на немецком языке с возросшей громкостью. Гунтрам очень устал и совершенно разочаровался в обоих мужчинах – Конраде и Константине. Как два ребенка, которые не заботятся ни о чем, кроме своих желаний. Один взял маленькую девочку в заложники, а другой не беспокоился, пострадает ли ребенок в процессе. Гунтрам взял таблетку из своей коробки и убрал ее обратно в куртку – жест, не оставшийся незамеченным Густавом цу Лёвенштайном. – Мой князь, могу я воспользоваться вашим телефоном, пожалуйста? Я не хочу, чтобы отобразился мой номер. Это звонок на дальнее расстояние, – прошептал Гунтрам старику, пока двое других находились на стадии воплей друг на друга. – Конечно, дитя мое, – старик протянул свой мобильный телефон молодому человеку, и тот взял его, больше не обращая внимания на горячие споры. Гунтрам помнил наизусть личные номера Масаева и Константина. Вероятно, номер последнего за прошедший год не раз менялся, но если Константин охотится за ним, Масаев должен быть недалеко. Он набрал номер и нервно улыбнулся старику, глядевшему на него с изумлением. – Здравствуйте, Михаил Петрович. Могу я поговорить с ним? – Вот так сюрприз, Гунтрам. Не ожидал твоего звонка. Как дела? – заговорил мужчина, почти помчавшись к своему боссу, в ярости кричавшего по телефону с Обломовым. – Хорошо, спасибо. Мне очень важно поговорить с г-ном Репиным. Не могли бы вы позвать его для меня, пожалуйста? – Секунду, пожалуйста, – и Масаев вошел в комнату без стука или чего-то еще. Он замер на своем пути, когда увидел, что на него нацелено полуавтоматическое оружие. Он глубоко вздохнул, произнес лишь: «Это Гунтрам, мистер Репин» – и предложил телефон своему боссу, который вырвал его из рук. Масаев вышел из комнаты, не дожидаясь, пока его попросят. – Привет, мой ангел. Гунтрам почувствовал, как его сердце колотится на полной скорости, когда услышал знакомый голос, но он собрал все свое мужество: «если ты сейчас проявишь слабость, все пропало». – Добрый день, Константин. Как я понял, у тебя есть кое-что, что принадлежит Ордену, и я буду очень благодарен, если ты вернешь это до наступления темноты. Немцы, находившиеся в комнате, замолчали и прекратили свой горячий спор, но Гунтрам проигнорировал их, сосредоточившись на реакции Константина. – У меня есть кое-что, но я кое-что хочу взамен, и ты прекрасно знаешь что. Я выплатил свои долги и хочу вернуть все свои гарантии. – Константин, это самая глупая вещь, которую ты сделал за всю свою жизнь, мой друг, – мягко произнес Гунтрам, прилагая усилия, чтобы скрыть страх, сжимающий желудок. – Если ты не вернешь то, что забрал сегодня днем, ты откроешь сезон охоты на своих собственных детей! Софья, Константин, Владимир и Ваня заслуживают гораздо большего! Линторфф не будет вести с тобой переговоры, и ему наплевать на это дело! – Приходи сам, чтобы забрать то, что у меня есть. – Я встречусь с тобой, если ты так сильно этого хочешь, но девочка должна быть сегодня вечером на пороге своего дома, целая и невредимая, и к своему времени ложиться спать. – Гунтрам, оно так не работает. «Товар» у меня, и ты должен быть милым со мной. Я устанавливаю условия, – сказал Константин, едва сдерживая ярость. – Это ты хочешь поговорить, а не я. На моих условиях или никак, – холодно сказал Гунтрам. «Если он хочет поиграть в "Крестного отца", поиграем». – Ты перенес игру на уровень, который мне не нравится, и теперь для обеих сторон нет никаких правил. Адольф с ужасом посмотрел на Гунтрама, услышав произнесенные им слова, а старый Лёвенштайн вынужден был вцепиться в стол, чтобы не упасть. Конрад был потрясен тем, что его котенок может быть таким холодным и расчетливым. «В точности как его дед, я все время его недооценивал». – Итак, Константин, твоя очередь принимать решение. Девочка возвращается домой, и мы встретимся на нейтральной территории 6 марта в 11 часов. Если нет, начинай молиться, когда Павичевич и его люди откроют охоту на твоих детей, – Гунтрам говорил ровным и тихим тоном, не дрогнув и не запнувшись. Адольф в тот же момент почувствовал, что умирает. – На самом деле ты не имеешь в виду это, Гунтрам. Я тебя знаю. – Нет, ты меня не знаешь. Любой похищенный человек наполовину покойник, поэтому тебе нечего обсуждать со мной. Это урок, который я усвоил благодаря твоей жене. – Где? – В Вене, – сказал Гунтрам, поскольку это была нейтральная для всех территория. – Я сообщу Масаеву о встрече заранее за полчаса. – Хорошо, мне нравится торт «Захер» (шоколадный торт, типичный десерт венской кухни. – Прим. пер.), – резко ответил Константин и повесил трубку, уже придумывая, как наказать своего ангела за его грубое поведение. «Это работа Линторффа – он полностью разрушил моего ангела! Он был милым и вежливым ребенком – бабочкой, которую надо держать в оранжерее, вдали от всего, что могло бы ее испортить. Как только их крылья теряют свою пыльцу, они больше не могут летать». Гунтраму пришлось на миг закрыть глаза, чтобы снять напряжение. Его уловка удалась, и он надеялся, что Клаудия скоро вернется домой. Он знал Константина – тот обладал благородством, вопреки мнению Конрада. Он поедет в Вену и снова поговорит с ним, и на этот раз он надеялся, что бывший любовник прислушается к голосу разума. – Ты сумасшедший или просто дурак? – взревел Конрад, когда Гунтрам вернул телефон князю, а Адольф выжидающе посмотрел на него. – Клаудия должна быть дома к вечеру, Адольф. Репин отправит ее обратно. Будем надеяться, что он выполнит свою часть сделки, – сказал Гунтрам, решив игнорировать предстоящую отповедь Конрада. У него уже болела голова, и ему не нужна была еще и борьба. – У меня нет слов, чтобы отблагодарить тебя, Гунтрам, – пробормотал, запинаясь, Адольф. – Вам не за что меня благодарить. Ваша дочь вообще не должна была быть вовлечена в это. Сожалею, что мой бывший любовник причинил столько боли вам и вашей жене. Я уверен, что разрешу этот вопрос в ближайшее время. – Неужели ты можешь быть таким дураком, Гунтрам! – еще громче прежнего заорал Конрад в своей неизмеримой ярости. Даже Роже и его авантюрам не удавалось рассердить его так, как это только что сделал Гунтрам. Конрад вылетел из комнаты, прежде чем потерять остатки самообладания и сделать то, о чем он мог бы пожалеть позже. – Что ты предложил Репину, дитя мое? – спросил князь. – Я встречусь с ним 6-го марта в Вене. Я мог выбирать место, но он упомянул что-то о тортах «Захер». Есть ли отель с таким названием? – Да, перед Оперным театром, – ответил Адольф. – Гунтрам, ты не можешь пойти! Он преступник! Он может убить тебя! – Давайте сначала посмотрим, вернется ли ваша дочь в целости и сохранности. Я пойду, так как дал ему слово. Мы должны остановить эту бессмыслицу. Что, если он пойдет против наших детей, когда они родятся? – Гунтрам, его не остановишь разговорами. Он показал это сегодня, напав на мою внучку, – сказал старый Лёвенштайн. – Тебе придется оставить Грифона, чтобы решить проблему. У тебя есть наша благодарность и поддержка. – Спасибо, но мы должны попробовать дипломатию еще раз. Должен быть способ достичь соглашения. – Твое здоровье позволяет тебе так рисковать? – спросил князь. – Я почувствую себя хуже, если не сделаю все, что в моих силах, для Клаудии. Вы позвоните мне, когда будут какие-то новости? – Конечно, Гунтрам. – Отправляйтесь к жене, Адольф, вы нужны ей, – улыбнулся Гунтрам, и мужчина лишь обнял его и сильно похлопал по спине, прежде чем покинуть столовую. – Гунтрам, мы всегда будем в долгу перед тобой. У тебя не было причин быть таким великодушным к нам. Когда моя внучка вернется, пересмотри свое обещание этому преступнику. Мы защитим тебя со всем, что у нас есть. – Мой князь, мы должны остановить это. Из-за меня уже два человека погибли в Риме. Человек, спасший мне жизнь в декабре прошлого года, был избит и серьезно пострадал. Сегодня это ваша внучка. Что будет дальше? – Спокойной ночи, мой друг. Ты прекрасный Консорт. Будет честью видеть тебя в Совете, когда позволит твое здоровье. – Я не хочу быть в Совете. Я всего лишь хочу ухаживать за детьми, быть с Конрадом и рисовать. Больше ничего. * * * Проводив старого аристократа до двери, Гунтрам понял, что ему придется встретиться лицом к лицу с другим тигром, который раздумывает в своем кабинете или замышляет что-то ужасное против Репина, его активов или партнеров. «Эта спираль ненависти и насилия никуда не приведет». Гунтрам медленно поднимался по лестнице, вынужденно держась за стены. Добравшись до второго этажа, он выдохся, и ему пришлось на пару минут присесть на один из стульев. Он не мог поверить, что Константин был настолько смелым, почти до идиотизма, чтобы бросить вызов простому базовому правилу гангстеров: никогда не трогать семьи. Не только Орден откроет на него охоту, но и его собственные люди, потому что это перебор. Какие гарантии можно получить от того, кто убивает ваших детей? «Это должно прекратиться, ради Константина, это должно прекратиться». Он удрученно посмотрел на дверь своей старой спальни и вспомнил, как был испуган в первый день. Конрад оказался не таким, как он полагал, и он влюбился в него; Конрад спас его жизнь и собирался поделиться с ним своими детьми. «Как Константин мог подумать, что я хочу вернуться к нему? Я люблю Конрада, а его я никогда не любил. Сейчас я это понимаю». Он глубоко вдохнул, прежде чем встретиться с Конрадом, «в лице Hochmeister, потому что я бросил ему вызов перед двумя членами Совета. Он очень расстроен мной». Гунтрам вошел в их комнаты и тихо постучал в дверь кабинета. – Пожалуйста, Конрад, позволь мне войти. – Убирайся. «Отлично, дуется, как ребенок». – Пожалуйста, любовь моя, дай мне объясниться. Я не знаю, сработает ли это вообще, но мы должны были попробовать. – Гунтрам, уходи! У меня есть работа! «Когда-нибудь тебе придется выйти оттуда». – Как пожелаешь, Конрад. Я иду спать. Я чувствую, что очень устал. «Нет, я чувствую себя дерьмово, но не могу сказать об этом». Гунтрам пересек гостиную и вошел в большую спальню, чтобы переодеться в пижаму, хотя было не позднее 9 вечера. Он принял душ, чтобы снять напряжение и болезненность в мышцах шеи, но горячая вода не помогла, так как он все больше беспокоился, до сих пор не получив звонка от Адольфа. Он переоделся в пижаму и скользнул под одеяло, попытался читать книгу, но слова казались бессмысленными. Его мобильный пискнул, в SMS было только: «Все в порядке. Спасибо. А.» Гунтрам испытал облегчение и соскочил с кровати, чтобы поделиться с Конрадом хорошими новостями. Он еще раз постучал в дверь, но получил в ответ лишь «убирайся!» Очень поздно ночью все еще разъяренный Конрад длинными шагами ворвался в спальню лишь для того, чтобы найти пижаму под подушкой. Не глядя в сторону Гунтрама, он взял ее и развернулся, чтобы снова выйти из комнаты. Гунтрам вскочил и поймал его левой рукой со словами «подожди!», но Конрад обернулся и оттолкнул его от себя, заставив приземлиться на подушки. «Конрад!» – запротестовал Гунтрам, но мужчина был вне себя и залепил ему пощечину. – Как ты смеешь вмешиваться в дела Совета? Кто дал тебе право исправлять мою стратегию перед ними? Ты серьезно ошибаешься, если думаешь, что я позволю подобное неподчинение! Никто, даже ты, не встанет между мной и Орденом! Все вы одинаковые! – прорычал он и второй раз ударил Гунтрама. – Я сделал то, что было нужно, чтобы освободить Клаудию! – Ты не более чем мой супруг! Ты живешь со мной и составляешь мне компанию, но все, что происходит в Ордене, тебя не касается! – Во власти Репина была маленькая девочка! Если он хочет поговорить, мы поговорим! Что у тебя был за великий план? Отказаться возвращать меня и позволить ему убить Клаудию, чтобы у тебя был повод убить его детей? – Мы не ведем переговоры с этими людьми! Во всем виноват цу Лёвенштайн! У его глупой жены была интрижка с человеком, который продал ее Репину! Вот, что происходит, когда трахаешься с тренером по теннису! Он должен был контролировать ее гораздо лучше, но был занят собственной любовницей! – Я не понимаю тебя. За грехи родителей должны расплачиваться дети? – закричал Гунтрам, выйдя из себя. – Ты ударил меня! Я не стерплю этого еще раз! Мне не наплевать на твое поведение, если ты ставишь под угрозу невиновного человека! Ты тоже бандит, как и Репин? Конрад снова замахнулся на Гунтрама, но на этот раз его рука была остановлена в воздухе, и, прежде чем он осознал, мальчик изо всех сил укусил его, заставив взвыть скорее от возмущения, чем из-за боли. Конрад отпрянул от кровати, сжимая запястье левой руки, чтобы облегчить боль и избежать синяка. Гунтрам глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, но не смог и откинулся на подушку, прерывисто дыша. В тот же миг Конрад оказался рядом, держа его, вся его ярость превратилась в беспокойство, когда он осознал, что наделал. Он прижал Гунтрама к сердцу, укачивая, бормоча слова утешения и извинения, пока не услышал, что дыхание юноши вернулось к нормальному ритму, и почувствовал, как руки Гунтрама гладят его волосы, чтобы успокоить его. – Позвать Антонова? – Нет, все в порядке. Я в норме. Как твое запястье? – Переживу, не волнуйся. Бывало и хуже. – Прости. Я никогда не хотел ослушаться тебя или поднять на смех перед другими. Я не понял ни слова из того, что вы говорили, и мог думать лишь о Клаудии. Мне нужно было попробовать. Пожалуйста, не уходи сейчас. Мне страшно. – Гунтрам, встречаться с Репиным просто глупо. Ты не можешь позволить себе роскошь драки с ним, даже немного криков. Что, если он провернет что-то наподобие того, что было в Риме? – Ты прав, но мы должны остановить все это, прежде чем оно поглотит нас. Что, если он пойдет против детей? Они идеальная цель для него, – его голос звучал отчаянно. – Должен быть способ заставить его понять! – Гунтрам, я знаю его много лет. Он твердо решил вернуть тебя. Ничего из того, что ты скажешь или сделаешь, не изменит его мнение. Мы в состоянии войны, и это только начало. Вот почему ты не должен вмешиваться. Никто из Лёвенштайнов не ожидал, что я отдам Репину то, что он хочет. Они ожидали возмездия. – Я буду осторожен, и ты можешь пойти со мной. Мы выберем место встречи в Вене. – Котенок, это безумие, я не могу позволить тебе сделать это! – Конрад снова обнял Гунтрама. – Я не могу потерять тебя сейчас! – Давай попробуем в последний раз, пожалуйста, Конрад. Для меня это тоже не жизнь! – Гунтрам поцеловал Конрада в щеку и спрятался у него на груди. – Если ты пойдешь со мной, я буду смелее. – Конечно, я пойду с тобой! Глупости! – Давай на этот раз попробуем мой способ, а затем я позволю тебе поступать так, как ты считаешь лучше, пожалуйста. – А затем тебе захочется быть в Совете. – Нет, никогда. Это сборище динозавров! – необдуманно выпалил Гунтрам. – Прошу прощения, я не имел в виду, что ты один из них! – Нет, я просто тусуюсь с ними, – Конрад ухмыльнулся, но прижал юношу ближе к себе, чувствуя, как он расслабляется. – Котенок? – Да, Конрад. – Никогда больше не становись между. Это мое первое и единственное предупреждение, – сказал он очень серьезно, и Гунтрам кивнул, зная, что едва уцелел, пройдя по очень тонкому льду. * * * 5 марта 2006 г. Они почти не разговаривали в самолете по пути в Вену, просто сидели рядом, Конрад держал Гунтрама за руку, а мальчик смотрел в темноту окна, завороженный габаритными огнями. Машина ждала их, чтобы отвезти в отель перед Рингштрассе. Во время поездки Конрад попытался отвлечь Гунтрама, показывая на некоторые здания, но тот почти не реагировал на его комментарии. В огромном люксе Гунтрам отказался обедать, и только после долгих, долгих упрашиваний Конраду удалось убедить его склевать половину шоколадного торта. – Гунтрам, ты не обязан это делать. Я займусь Репиным своими методами, – сказал Конрад в десятый раз, когда они были в постели, и его котенок скрутился в его объятиях, выглядя измученным и напуганным. – Ты почти без сил. – Мы должны. – Нет, мы не должны. Он не цивилизованный человек. Он не будет сидеть и слушать, что ты хочешь сказать, а затем искать с тобой совместное решение. Он навредит тебе, если не сможет заполучить! Пожалуйста, Гунтрам, позволь мне сделать это по-своему. Я знаю, как обращаться с этим мерзавцем. – Я попытаюсь в последний раз. Мы должны остановить это безумие. Я беспокоюсь о детях, когда они появятся. Что, если он нападет на них сейчас? – Суррогатная мать хорошо защищена, и она будет хорошо обеспечена после рождения, не беспокойся о ней, котенок. – Скажи, что ты любишь меня, – прошептал Гунтрам. – Гунтрам, ты моя жизнь. Я люблю тебя и нуждаюсь в тебе. Без тебя у меня никогда не было бы детей. Я не могу сделать это в одиночку. Брось это и позволь мне разобраться с Репиным. Ты не должен рисковать здоровьем из-за него. Клаус и Карл тоже нуждаются в тебе. Что, если Репин причинит тебе боль? – Константин не причинит мне вреда. Он мог бы сделать это в Риме, но не сделал. Он напугал меня, но не коснулся ни одного волоса на моей голове. Его люди иногда были жестокими по отношению ко мне, но он всегда был очень бережен. Заботился обо мне, когда я был болен. Он не настолько плохой человек, Конрад. – Гунтрам, ты не знаешь и половины того, что знаю я, – мрачно сказал Конрад. – Может быть, поэтому он позволил мне узнать его истинное «я». – Любовь моя, это огромная ошибка. – Возможно, но сейчас мы здесь. Давай будем вместе сегодня ночью, пожалуйста. * * * 6 марта Гунтрам постарался скрыть, что принял одну из своих белых таблеток, оставшись в люксе наедине с Миланом. – Все в порядке, Гунтрам? Ты не обязан сдержать обещание, данное этому подонку, – сказал серб, потому что юноша выглядел очень усталым и посеревшим, а они еще даже не начали. – Я в порядке, Милан, давайте просто закончим это, не так ли? – Хорошо, герцог ждет тебя в выбранном номере. Репин прибудет через десять минут. Помни, что мы все время будем рядом и вернем тебя. Если он приблизится к тебе или скажет что-то мерзкое, мы зайдем. Оба мужчины поднялись на лифте на шестой этаж и вошли в большой люкс, где уже стояли Конрад и Горан. Никто из них не произнес ни слова, рассаживаясь за столом, слишком сосредоточившись каждый на своем личном аде. Милан открыл дверь, чтобы впустить Константина, и тот пришел один. – Я сказал «частная встреча», Гунтрам, – сказал он, игнорируя двух других мужчин, выглядевших как львы, готовые к прыжку. – Я здесь, чтобы наблюдать за твоим поведением, Репин. У Гунтрама хрупкое здоровье, –вызывающе возразил Конрад, желая получить повод, чтобы наброситься на своего противника. – Мой следующий шаг не будет таким же учтивым, как прежде. – Ничто не обрадовало бы меня больше, чем повод для развязывания войны с тобой, русский, – прорычал Конрад, но Гунтрам положил ладонь на его руку, успокаивая. – Пожалуйста, мой герцог. Оставьте нас одних. Уверен, что мистер Репин не собирается навредить мне. – Конечно, Гунтрам. Я просто хочу откровенно с тобой поговорить, – серьезно сказал Константин. – Пожалуйста, Конрад. Оставь нас одних, – прошептал Гунтрам. – Если я увижу, что ты к нему приблизишься или дотронешься до него, я убью тебя собственными руками, – сказал Конрад по-русски и вышел из комнаты. Константин подождал, пока серб очень неохотно оставит молодого человека в одной комнате с Репиным, и закрыл дверь, прежде чем сесть напротив своего ангела. Гунтрам выглядел очень нервным, грустным и больным, его взгляд прилип к полированному столу, а правая рука рассеянно рисовала воображаемые линии на мебели. Константин осторожно взял его маленькую, останавливая движения, и мягко ее погладил, услышав, как у мальчика перехватило дыхание от шока. – Это всего лишь я, Гунтрам. Не нужно так нервничать. Я только хочу поговорить с тобой. В последний раз. – Константин, клянусь, я никогда не хотел причинить тебе боль. Просто так получилось. Я влюбился в Конрада летом и до сих пор не знаю как. Я был очень несчастлив с тобой, а он дал мне возможность начать все заново. В конце концов я возненавидел бы тебя, а так все еще смотрю на тебя с глубокой привязанностью. Ты направил меня по моему пути, и без тебя я бы не состоялся и никогда не изучал искусство. Я всегда буду очень благодарен тебе, и никто, даже Конрад, не сможет это изменить. Просто я больше не могу жить с тобой. Я не люблю тебя, просто ценю. Это должно прекратиться, мой друг, прежде чем мы еще больше навредим друг другу. – Гунтрам, все не так, как ты говоришь или во что Линторфф заставил тебя поверить. – Он хочет разделить со мной своих детей. Первое, что я тебе сказал, когда мы встретились, было то, что я хочу детей. Помнишь? – Да. Своих детей, и я никогда не возражал против этого. Ты можешь иметь их со мной, если хочешь. Мне будет тяжело согласиться на жену, но в конце концов я сделаю это. Линторфф предлагает тебе ЕГО детей, а не твоих. Они никогда не будут плотью от твоей плоти. Это просто заем, как и прочие, которые он выдает каждый день. – Нет! Конрад любит меня! – Он любит именно тебя или кого-то еще? – Он любит меня, Константин. Я уверен в этом, и я тоже его люблю. – Он всегда был обходителен с тобой? – Да, но он не имел никакого отношения к смерти моей семьи. – Я бы не был так уверен, Гунтрам. Эта комната чиста? – Не знаю, думаю, да. Константин вздохнул и пробормотал: «Конечно же, нет» – прежде чем достать из своего пальто простой белый конверт. – Не говори ничего, пока смотришь фотографии, Гунтрам, – прошептал он, положив его на стол, и мальчик взял его дрожащими руками. – Линторфф любит тебя не самого по себе, а как замену другого человека, который скончался 14 декабря 2005 года в Мадриде. Он был кремирован в январе, потому что никто не опознал его тело, и его прах, как бездомного, был помещен в общую урну. Там даже нет таблички с фамилией в память о нем. Человеку, который умер вместе с ним, повезло больше. Его семья опознала тело, и Тревор Джонс вернулся в Соединенные Штаты. – Кто это был? – Посмотри на фотографии. Гунтрам достал несколько цветных фотографий, на которых был очень молодой Конрад с человеком, очень похожим на самого Гунтрама. На нескольких из них они прижимались друг к другу, а на одной целовались. «Этот человек очень похож на моего дядю Роже». Он перевернул фотографии и посмотрел на даты: с 1982 по 1988 год, большинство сделано в Париже или Риме. Он отложил фотографии в сторону, уже чувствуя тошноту и страх. «Это просто совпадение, Конрад говорил мне, что любил кого-то, кто очень похож на меня». – Прочти письма, если хочешь. Твоя семья отдала их мне. Все они принадлежат Линторффу. С подступающими слезами Гунтрам взял один из аккуратно сложенных листов и развернул его, прилагая усилия, чтобы успокоиться и побороть тошноту, но безуспешно. Он вынужден был перечитать верхнюю строку несколько раз, чтобы понять слова. Париж, 15 июля 1985 г. Мой обожаемый Роже, Я был вынужден оставить тебя сегодня утром, поскольку сегодня вечером должен находиться в Токио. Ты так прекрасен, когда спишь, что я не могу перестать смотреть на тебя, это заставляет меня забыть, насколько ты жесток ко мне. Если бы ты был хоть немного добрее ко мне и не сражался со мной все время, мы могли бы быть так счастливы вместе. Пойми, у нас обоих есть положение и обязательства. Я не могу удовлетворить твои желания. Я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы ты был действительно моим котенком, но это не так. Ты требуешь от меня того, что я не могу дать. Увы, я люблю тебя, и ты словно наркотик, который в итоге уничтожит меня. Если бы ты был менее требовательным и эгоистичным, я позволил бы тебе стать моим Консортом, но мы никогда не изменим наши натуры; места для твоего отца должно быть достаточно для твоей семьи. Не сердись на меня и не наказывай за мое решение. Я всегда буду любить тебя. Конрад – Это первое прозвище, которое он дал мне – котенок, – медленно и почти неслышно прошептал Гунтрам. – Где мой дядя? – Я сказал тебе. В Трес-Кантос, в Мадриде. Он и Тревор Джонс из Independent Times были казнены в туннеле через горы. Автокатастрофа. Другая журналистка, Линда Харрис – она пыталась связаться с тобой в прошлое Рождество – была застрелена в Лондоне четыре недели назад. Они обнаружили ее в списке гостей на той вечеринке, где кто-то едва не отравил тебя, и обвинили ее в этом. – Это неправда! – Нет, Гунтрам. Твой дядя и Линторфф были любовниками в течение семи лет. Роже восстал против него вместе со всей семьей и проиграл. Большинство из них сейчас мертвы. Только его жена и дочь были спасены, но живут в ужасной нужде. Гунтрам встал из-за стола и на автомате собрал все бумаги, не отрывая глаз от темных глаз Константина. – Идем домой со мной, ангел. Он обманул и использовал тебя. Я позволю тебе завести ребенка, если ты так хочешь. Пойдем со мной и встретимся с твоей собственной семьей. – Нет, – хрипло ответил Гунтрам, отчаянно глядя на дверь. Его голова отяжелела, и комната, казалось, качала его, как лодка, но это не мешало ему добраться до двери. Он дернул ее и увидел, что там стоят Конрад с Гораном. – Ты в порядке, братик? – спросил Горан, почувствовав сильнейшее страдание и ужас, переполнявшие мальчика по отношению к герцогу. Гунтрам лишь взглянул Конраду в глаза и бросил ему под ноги бумаги. «Ты омерзительная гадина! – взвыл он, как ребенок, с настолько глубокой болью, окрасившей его голос, что Конрад не забудет его никогда в жизни. – Ты любил моего дядю и трахал меня из злобы на него!» – Нет, все было не так! – возмущенно крикнул Конрад. – Я люблю тебя так, как никогда не любил его! Крик боли был похож на вой умирающего животного, и Гунтрам рухнул бы на землю, если бы Константин не удержал его за талию. – Теперь пойдем домой, ангел. – Нет, – прошептал Гунтрам и оттолкнул его, чтобы перебраться в угол комнаты. – Ненавижу тебя, Линторфф! – Это все твоя вина! – вскричал Конрад и бросился на русского, готовый убить его раз и навсегда, наплевав на то, что Горан пытался остановить его, потому что место и зрители были неподходящими. Пока трое мужчин сражались, словно свирепые звери, Гунтрам просто смотрел на них, не веря, что все это происходит на самом деле. По-прежнему прерывисто дыша, он снял кольцо-печатку с левой руки, оставил его на столе и открыл дверь коридора, запертую изнутри. Ждавшие снаружи Хайндрик и русские едва не смели его в безумной спешке к своим лидерам. Он больше никого не заботил, потому что драка была всем, что их интересовало. Гунтрам, как зомби, прошел по коридорам и спустился на лифте. Он не знал, что делать дальше, но ему нужно было оставить это место и все случившееся позади. Милан остановил его в середине вестибюля и спросил, что произошло, но Гунтрам сказал лишь: «Они сражаются наверху со всеми русскими. Это слишком для меня». Милан просто оттолкнул его и бросился к люксу. Посреди роскошного места, окруженный гигантскими папоротниками, мраморами, коврами и люстрами, Гунтрам никогда в своей жизни не чувствовал себя таким одиноким и потерянным. Его единственное желание состояло в том, чтобы покинуть это место и сбежать от этого безумия, а его мечты и жизнь были сокрушены в одно мгновение. Он подошел к двери, и швейцар открыл ее для него, склонив голову, удивленный тем, что гость заметил его и коротко и печально ему улыбнулся. Мужчина смотрел, как молодой человек спустился по лестнице на улицу и встал посреди нее, оглядываясь, дезориентированный и потерянный, когда перед ним на уровне пассажирских мест грубо припарковался серый «Опель Корса» и мужчина внутри открыл окно и крикнул: «Гунтрам, запрыгивай!» Спина мальчика напряглась, но он подошел к машине и сел на заднее сиденье, когда сама собой открылась дверь.