Сказка о Дьяволе

По нагретому карнизу семенит большой чёрный кот. Весеннее полуденное солнце не щадит никого и обжигает кожу. Мягкие подушечки кошачьих лап чувствуют под собой нагретый и почти что раскалённый асфальт. Изумрудные глаза четырёхлапого кажутся совсем ярко-зелёными при свете солнца. Он бежит мимо одного из жилых кварталов Вероны. Здесь асфальт сменяется песчаной и грунтовой дорожками, посыпанными вдоль ухоженных, небольших участков. Все дома здесь одно- и двухэтажные, такие же старые, как сам квартал, и кирпичные, как и все остальные в этом городе. За дощатыми заборами слышится кудахтанье кур или блеяние коз, где-то отчётливо лает сторожевая собака. В одном из таких двориков, по счастливой случайно незакрытом соседними двухэтажными домами от солнца, на веранду выходит высокий черноволосый мужчина. Первым делом он глядит на деревянный стол впереди — там расстелена порядком затёртая и уже серая простынь, а на ней самой лежат с десяток острых скальпелей, пинцетов и игл. На мужчине длинная белая рубаха и тёмные потрёпанные штаны. У него усталый, замученный вид и огромные мешки под глазами. При одном взгляде на него, сразу становится ясно, что он сутками гниёт на работе, совершенно не высыпается и явно литрами пьёт невкусный горький кофе. Оно и понятно — городским врачам сейчас приходится трудно; с наступлением лета госпитали переполнены, с других островов привозят более современное оборудование и новые едва проверенные лекарства; после весенних экзаменов в колледжах студенты устраиваются на практику, и многим докторам приходится проводить с ними курсы длинных и утомляющих занятий, поэтому часто бывают случаи нехватки персонала, из-за чего за день обслужить всех больных не получается. Мужчина жмурится из-за солнечных лучей, достающих до него даже под крышей собственной веранды, чешет затылок, а потом спускается со ступеней. По его участку не бегает никакая живность, рядом с домом не стоит деревянный сарай, вдоль забора не виднеются молодые саженцы и нет пышных клумб с красивыми цветами. Скрипит железная калитка, и во двор ступает чужая нога. — Доброе утро, Фукудзава. — Доброе, Мори. Как ваши дела? На пришедшем седовласом мужчине длинное, почти до пят, тёмно-зелёное кимоно — обычно в такое облачаются эльфы на соседнем континенте. Граждан Вероны никто не ругает за ношение одежды другой расы, тем более так называемые «кимоно», как признак отличия, постоянно носят учителя школ или преподаватели колледжей. Но многие всё равно косо и с подозрением на это смотрят. Верона — самый большой континент; как по площади, так и по населению. Сама столица континента — Верона — называется точно так же, как и сам континент, поэтому жители, чтобы не путаться, чаще всего говорят просто «столица»; чтобы не возникало недопониманий. В народе существует миф, что Создатель не очень-то и силился над строительством континентов и островов этого мира, вот многие их столицы и получили точно такие же названия. На самой Вероне четыре города и пять посёлков вокруг них. Самый густонаселённый это, естественно, столица. В другие города по расписанию ездят электрички, а до посёлков часто ходят определённые микроавтобусы; аналогично и с другими островами и континентами — до них добираются на кораблях, которые точно также ходят в назначенный им срок. Из посёлков в города чаще всего уезжают на заработки — попытать своё счастье, кто-то покидает родной дом, потому что ищет более престижную школу или колледж, снимает квартиру, ну, а со временем возвращается обратно уже с семьёй или с большими мешками серебряных. Ещё с ранних времён прижились устои, что детей лучше растить наедине с природой, приучать к трудоёмкой работе, потому что, как многие рассказывают, в больших городах родители мало уделяют своё свободное время детям, те отвыкают от них, не слушаются, прогуливают занятия и в итоге сбегают из дома. Многие вероновцы не любят суету и шум, некоторые даже расстаются с родными полями и уплывают на другие острова в поисках умиротворения и гармонии с собой. Вероне на самую малость уступает только Эло́на — дом эльфов, фа́внов, единорогов, садовых фей и лесных э́нтов. Эльфы, сами по себе, очень величественные и надменные существа, в своё государство чужаков они пускают редко, поэтому получить гражданство Эло́ны довольно трудно, да и не каждый горит желанием побывать на вечнозелёном континенте планеты; можно просто посмотреть альбомы тех, кто там уже когда-то побывал и запечатлел всю эту «непередаваемую» красоту. Третьей расой принято считать гномов. Гномы создания коммуникабельные, любители золота, руды и других диковинных камней, которые они добывают в собственных шахтах. Они живут чуть выше четвёртого океана, на острове Тэкро́н — там, где всегда морозно и стоит вечная стужа. Туда почти не ходят обычные веронские корабли — из-за больших ледников пробраться к острову, например, зимой, едва ли возможно, поэтому всю изготовленную продукцию и сделанные драгоценности гномы привозят в столицу сами. Второй рядом располагающийся с Тэкро́ном остров — остров Бо́ло. Бо́ло — это почти одни заснеженные пики гор и немерено снега под ногами. Люди туда плывут в основном для добычи шкур диких белых медведей, бороздящих просторы ледяного острова, и ловли уникальной рыбы, проживающей у берегов бурлящего шестого океана. Занимаются там, соответственно, обработкой шкур пойманных зверей, сушкой той же самой рыбы и изготовлением морских поделок — скелетов пойманных водных обитателей, ожерельями из доставаемых с океанского дна ракушек и прочих вещей для декора жилищ. Ещё один небольшой остров, населённый людьми, это Уза́ла. Он славится своими недавно построенными фабриками, пекарнями и множеством лекарственных растений. На окраинах находится огромное количество посёлков и мелких городов, а вот центр острова, наоборот, почти не заселён, поэтому флору здесь принято считать самой богатой в мире. Также, на просторах Уза́лы реже встретишь молодёжь — тут живут в основном старые знахари и целители, из-за этого в городах мало школ и колледжей; многие уплывают в столицу, чтобы получить хорошее образование. Есть остров, который за последние несколько веков потерпел бесчисленное количество нападений браконьеров, — Умка́с. Этот почти крохотный остров густо населён самыми разными диковинными тварями: от горделивых и крылатых королевских грифонов до огромных и необузданных белых тигров. Там живут в основном егеря и зоологи, хотя чаще всего этим занимаются эльфы, так как их раса с начала времён живёт в полной гармонии с природой. Зоологи и учёные строят заповедники, отделяют для этого специальные территории и районы, участвуют в коллективной поимке животных и стараются вы́ходить раненных тварей, ну, или тех, что были ранее пойманы живодёрами. На Умка́се тоже имеются свои сёла и города. В них живут обычные большие семьи и простые приезжие, которые с детства чувствуют связь с природой сильнее, чем другие. Два следующих острова являются пристанищами для безумных и кровожадных пиратов — Ржавый Якорь и Алый Ветер. С теми редко сотрудничают и спорят. Пираты часто грабят городскую казну, варварски нападают на мелкие портовые поселения и разоряют судна, перевозящие по океанам продовольствие и драгоценности. Но про оставшиеся два острова жители любых городов, даже те же пираты, предпочитают молчать. Вокруг одного из них всегда мёрзло, непроглядный туман не позволяет видеть дальше нескольких ярдов, в жилах стынет кровь, а в воздухе пахнет погибелью. У этого острова нет имени, большинство так и кличут его — Безымянный. Ходят легенды, что это обитель самой Смерти, но не многие решаются в это поверить. Скептики утверждают, что это обычный мёртвый остров, некогда потерявший свои привычные краски и теперь ставший страшной сказкой, которой пугают непослушных детей, когда те не желают ложиться спать. Кто-то, сдуру решивший сбросить якорь на Безымянный, никогда не возвращался из плавания живым. А те, кому всё же это удавалось, попадали в столичные госпитали, постоянно бредили, то кричали, то шептали, что перед своей кончиной видели гигантский корабль-призрак. Но городские врачи закрывали глаза и опускали головы, не веря в сказанную потерпевших моряков ерунду. А другой остров — самый настоящий Ад на земле. И если сбросить якорь на Безымянный ещё как-то возможно, то до этого острова добраться немыслимо. Воды вокруг него больше похожи на самую настоящую лаву, извергаемую древними вулканами. С неба там струится чёрный пепел, а солнца и вовсе не видно, — стоит завеса мглы и пыли. Через несколько минут нахождения там становится трудно дышать, а если корабли таких смельчаков не успевают выйти за границы острова — они задыхаются. Жители городов не знали, как назвать этот остров, поэтому прозвали его островом Вечного Огня. Многие ведьмы поговаривают, что там живёт сам Дьявол и его подручные — демоны, чёрты и и́мпы; таких старух обзывают сумасшедшими и, конечно же, не верят ни единому их слову. Но есть одно место, которое все давно ищут. Это место не увидеть ни простому человеческому глазу, ни зоркому эльфийскому. Оно спрятано глубоко на дне, там, куда стекаются все семь океанов этого мира. Это огромная впадина, окружённая высокими пиками скалистых утёсов и пещер, там стоит бесконечный шум, плеск бурь и игра волн оглушает, и место это зовётся Бездной. Сотни мореплавателей, пытаясь найти эту пропасть в океане, теряли рассудок при виде невероятных глубинных монстров, по старым преданиям, вроде как, охраняющих эту сокрытую ото всех живых душ территорию. На земле даже существует поверье, что Бездна образовалась после того, как Господь изгнал Люцифера из Рая. Там-то, в Бездне, и образовались немыслимые чудовища, собственноручно созданные Дьяволом в качестве обыденного развлечения и простой потехи над смертными. Мори пожимает руку Фукудзаве и только после рукопожатия отвечает: — Да вот… наслаждаюсь долгожданными тёплыми деньками. Кто знает, может, дожди опять вернутся? Фукудзава понимающе оглядывает небольшой двор, усеянный глубокими мутными лужами, собравшимися после вчерашнего шторма, а потом кивает в сторону стоящей перед верандой лавки: — Позволите? — Да, конечно, — врач тут же начинает ютиться, а потом присаживается следом. Сразу воцаряется тишина, которая сопровождается только чириканьем птиц, да отдалёнными гудками пароходов. — А я вот только с работы, — внезапно сообщает седовласый преподаватель. — В центре нынче пробки. — Как Вам город? Обвыклись? — Мори не упустил момент разузнать как старый друг обосновывается в позабытой для него столице. — Неплохо, спасибо, Огай, — медленно кивнул тот, продолжая осматривать дворик. — Верона, воистину, славный город. — Юкичи, а Вы давно приехали? — Огай посмотрел на своего собеседника, задавая два вопроса подряд. — Снова в студию, да? — Да, снова в Арт-студию. Приехал не так давно, но, надеюсь, в ближайший месяц вернут на старый пост. — Снова хотите занять должность директора? — Ага, — Юкичи поправляет кожаный пояс своего кимоно и переводит взгляд на друга. — А как ваша дочь? Я слышал, она собиралась замуж? — Нет, что вы, — теперь очередь Мори отворачивать голову и смотреть куда угодно, но не в глаза собеседнику. — Она же решила Богу служить. — Так она всё-таки ушла на службу к Хироцу? — как-то устало удивляется педагог, разворачиваясь к своему приятелю. — Да. И вновь повисло молчание. Мужчины то мимолётом смотрят друг на друга, то медленно обводят взглядом высыхающие под дневным солнцем лужи, то просто оглядывают двор целиком и наслаждаются погодой. Но спустя какое-то время, когда они оба поворачиваются, чтобы продолжить разговор, на забор напротив прыгает большой и упитанный чёрный кот. Он, балансируя на досках, усаживается на одну из них, медленно поворачивая голову к двум товарищам. Мори сразу машет рукой в сторону кота: — Не ожидал я тебя здесь увидеть. — Это кто? — Юкичи хмурится, когда зелёные кошачьи глаза сверкают в его сторону. — Так это же кот Накахары. Его почти весь город знает. — Правда? — вновь удивляется преподаватель. — Не знал, что у Чуи есть кот. — Да он у него относительно недавно, — Мори задумчиво чешет затылок, явно пытаясь что-то вспомнить. — Как он сюда переехал, так и завёл его. — Так Чуя приезжий? — удивление в голосе Фукудзавы так никуда и не ушло. — Да, — повёл плечом Огай, покосившись на Юкичи. — Он родился на Уза́ле, насколько я знаю. И сестра его тоже. — Та самая, которая долго болела? — Да, да, — закивал Мори, а потом как-то заметно помрачнел. — Ох, помню я, как Чуя был счастлив, когда она на ноги встала. — А чем, осмелюсь спросить, болела его сестра? — Юкичи наклоняется чуть вперёд, будто сейчас будут глаголить о какой-то военной тайне. — Врождённая патология лёгких, — Мори стал ещё серьёзнее. — С такими болезнями долго не живут, друг мой. Я ведь врач в местной больнице — сам видел, как сестра Накахары просто взяла и встала с больничной койки! Чудо какое-то! Фукудзава кивнул, нахмурившись: — Быть может, Бог был это? — Ох, не знаю, друг, возможно, — вздыхает Огай, упирая руки в колени. — А вы верите в Бога? — Верю. — И в Дьявола верите? — Ну, если есть Бог, значит есть и Дьявол, верно? — Верно, — тихо согласился преподаватель. После сказанных слов чёрный кот спрыгивает с забора и покидает этот старый квартал. Он семенит вверх по улице, в арку меж двух трёхэтажных кирпичных домов. Где-то лают собаки, гремят мусорные баки и от недовольства орёт какая-то женщина, а кот преспокойно вышагивает дальше. Этот район славится своими морепродуктами, привозимыми с других островов. Мясо детёнышей Кракена, поговаривают, здесь самое вкусное, вот только, не всем морякам и рыболовам удаётся их поймать, поэтому большинство товаров здесь поддельные. Хотя многие жители с руками и ногами отрывают у продавцов привозимую заморскую продукцию и не ворчат почём зря. Кругом исторический центр Вероны. Недалеко находится самый огромный на всём континенте порт, вокруг множество магазинчиков с сувенирами и лавок с причудливыми веронскими безделушками. В центре встречаются в основном только двух- и трёхэтажные жилые здания, а самые высокие, восьмиэтажные, наоборот — как можно дальше от центра. Кот пригибается, пружинит на задних лапах, а потом, оттолкнувшись от бордюра, прыгает вверх — секунда, и он уже топает по черепичной крыше двухэтажного дома. Мальчик, стоящий неподалёку рядом со своей матерью, вдруг удивлённо распахивает глаза. — Мама! Мамочка! Посмотри! Разве коты могут прыгать так высоко? — он тянет женщину за рукав, указывая левой ручкой в сторону крыши, где мгновение назад чёрный кот махнул хвостом, скрываясь из виду. — Никого там нет, сынок, — женщина грубо одёргивает руку, продолжая разговаривать со своей подругой-продавщицей, стоящей за прилавком. С крыш можно разглядеть практически весь центр. Жить здесь — одно лишь мучение. Целыми днями слышатся гудки пароходов из порта и сигналы машин; постоянно доносится музыка с площади, где вечно что-то празднуют или отмечают — чаще всего там любят проводить свадьбы. Кругом снуют множество продавцов, каждый бегает от одного ларька к другому, обмениваясь приобретёнными золотыми, кто-то громко спорит у цветочного магазина, а кто-то спешит на работу — на Вероне любят начинать рабочий день со второй смены, особенно в офисах и почтовых пунктах. — Я клянусь! Клянусь вам, шериф, я видел его! — заливается недовольствами какой-то малообеспеченный паренёк, стоя рядом со входом в полицейский участок. — Такого огромного! Чёрного! — Тигры не водятся у нас на Вероне, Портер, — устало трёт переносицу полный шериф, стоя на пороге здания. — Или что, по-твоему, его привезли с Умка́са сюда на корабле? — Но я клянусь! Я видел его! — не унимается тот, активно жестикулируя руками. — Прекращай этот цирк и иди домой, Портер. И передавай от меня «привет» матери. — Но… Чёрный кот, наблюдая за этим действом с той самой крыши, сощурился, нервно дёргая кончиком хвоста. И всё же, люди так удивительны. Спорят о чём-то, не верят друг другу, хотя, вроде как, все живут в одном едином обществе и должны друг другу доверять и помогать. Глупые. Кот добегает до противоположного края до́ма, скользит на подушечках вниз, а потом отталкивается и перепрыгивает на другую крышу, расстояние до которой по меньшей мере около двух ярдов. Таких прыжков он совершает три, может, четыре, а после спрыгивает на землю и преспокойно трусит между высоких чёрных пик школьного забора. В этом месте всегда шумно, кругом носятся неугомонные дети, что-то кричат, кто-то кого-то окликивает, а после полудня уставшие учителя провожают с занятий детей. Сейчас на заднем дворе, мимо которого бежит чёрный кот, собирается небольшая кучка учеников. — Мэтти! Мэтти! А ты уже выбрал колледж, в который будешь поступать? — писклявым голосом спрашивает одноклассника белокурая девочка, едва удерживая за спиной свой тяжёлый кожаный рюкзак. — Не знаю, всё зависит от матери. Она хотела подавать мои документы в зоологический, чтобы потом я смог уехать работать на Умка́с. — Ого! — громко восклицает вторая, стоящая рядом с первой. — Это так здорово — работать с животными! Я вот всегда хотела увидеть грифона вживую! — Тише, Шарлотта. — цыкает на неё другой, более упитанный мальчик. — Иначе спугнешь удачу. Кому нужно сейчас пахать целыми днями на фабриках? А ведь это какой шанс — уехать отсюда! — Тебе не нравится в столице, Хог? — хмурится Шарлотта, прижимая к себе двумя руками учебник по травологии. Хог в ответ скрещивает руки на груди и демонстративно задирает нос: — У моего отца самая большая пекарня на Уза́ле! Мы с моей матерью переедем туда, когда я закончу школу! Все ребята синхронно хмыкают после его слов и не спеша начинают расходиться. Кот и усом не ведёт в их сторону, продолжая своё странствие между домов. Он бежит мимо одного из самых старых кварталов Вероны. Здесь свой век доживают в основном старики, молодёжь встретишь тут редко. Неподалёку, у входа в один из подъездов, на длинной деревянной лавке расположились две пожилые дамы. На головах обоих цветастые косынки, скрывающие седые волосы, одеты они в платья намного ниже колен, а на их плечи накинуты колючие шали. Во двор не попадает солнце, кругом тень, можно сказать, прохладнее, чем снаружи. — Ты слышала новости, Линда? — кряхтит одна из старух, подкидывая семечки впереди гудящим голубям. — Да вроде как… племянник твой жениться собрался? — Да не женится он! Замуж выходит! — Замуж? — ахает вторая. — Да, именно, — поджимает сухие потрескавшиеся губы первая, сутулясь. — Буквально десять лет назад ввели этот глупый закон. А вот зачем? Глупость несусветная же! Будь на месте Фридриха II его отец, он бы ни за что не допустил этого! — А, может, Азалия, паренёк-то… счастлив в браке с Томом будет? — предполагает Линда, выгнув свою пушистую седую бровь в сторону подруги. — Ну, вот скажи, какой счастливый брак у двух парней? Линда не отвечает, нахмурившись, а Азалия продолжает возмущаться и что-то говорить о церкви. Чёрный кот, до этого сидящий на заборе неподалёку, забавно шевелит усами, будто смеётся с услышанного, а потом спрыгивает на тротуар и трусцой бежит в арку, а после и обратно на улицу. Солнце снова напекает густую шёрстку, а нежные подушечки чувствуют собой нагревшийся до ужаса асфальт. Четырёхлапый медленно, но верно поднимается на холм — выше, к более новым районам города. Тут кварталы значительно спокойнее центра. Здесь много участков, украшенных цветами и маленькими каменными статуэтками, гораздо меньше магазинов, не считая продуктовых и аптек, реже встретишь пьяниц или простых заблудившихся зевак. В таких спокойных районах медленнее перегорают уличные фонари, а возле каждого жилого дома стоят телефонные будки — не все жители могут позволить себе личные, карманные телефоны, а вот пара серебряных на позвонить другу в другой город или посёлок найдётся у каждого. Некоторые даже научились обманывать эти самые будки. Как, например, сейчас. Кот трусит по бульвару мимо красно-синей полосатой будки и замечает в ней худощавого паренька, бросающего монетку в приёмник, но тут же, после характерного писка, успевающего её вытащить обратно. Аппарат через пару мгновений включается и просит парня начать набирать номер на табле. За телефонной будкой, в тёмном проулке, кот останавливается и настороженно ведёт ухом. До него отчётливо доносятся отголоски гитары. Кто-то играет совсем недалеко — через два-три дома точно. Четырёхлапый внезапно разворачивается и решает скосить до своего пункта назначения. Участок, из которого доносится музыка, огорожен низкой каменной изгородью. Кругом не растёт виноград, который укрывает дома почти всех вероновцев, и не посажены деревья. На крыльце одноэтажного здания сидит темноволосый парень, опустив голову и играя на большой бежевой гитаре. Рядом лежат его очки и какая-то толстая помятая тетрадка. На нём тёмно-зелёная клетчатая рубашка и чёрные джинсы — сейчас почти вся молодёжь так одевается. Волосы у парня каштановые, зачёсанные назад и криво обрезанные по бокам, из-за чего выбивающиеся длинные пряди приходится заправлять за уши. Он, прикрыв веки, водит пальцами по туго натянутым струнам, создавая мелодию, и едва слышно подпевает. У него голос приятный, мягкий и звучный, многие соседи порой собираются на улице, чтобы послушать, как поёт Бернард. Они шепчутся и неоднократно толкуют о том, что стоило такому таланту идти в музыкальную академию. Но, увы, этот парень уже давно работает в центральной библиотеке Вероны. И, как ни странно, неплохо разбирается в книгах. С ним интересно, с ним всегда есть о чём поговорить; юноша очень толерантный и начитанный. Внезапно Бернард поднимает голову и видит перед собой чёрного кота, сидящего на песчаной тропинке, в трёх шагах от крыльца. — Ого, Эш, это ты, — парень улыбается, нащупывая свои очки, а потом, умостив их на носу, тянет руку к коту. — Иди сюда, эй. Но кот к руке не идёт, он своевольно задирает пушистый подбородок и, пошевелив своими длинными усами в сторону парня, будто так скоро прощаясь, довольно быстро скрывается за стеной его дома. Кот шустренько огибает оплетённую виноградом изгородь следующего участка, забегает за угол и прыгает, оказываясь на такой же каменной, толстой ограде. Он вышагивает чуть-чуть вперёд, а затем вновь спрыгивает, начиная пробираться между больших глиняных плошек с цветами и высокой травы в палисаднике, а потом, наконец, выходит на красиво уложенную плиткой тропинку. Кот достигает порога жилого дома и усаживается на затёртый вечными об него вытираниями коврик. Он не мяукает, не скребёт когтями дверь — просто сидит и кротко ждёт, когда ему откроют; смотрит в одну точку перед собой, ведёт ухом в сторону возобновившейся на соседнем участке музыки, и медленно моргает. Под тенью деревьев изумрудные кошачьи глаза необычно и таинственно блестят, а беззаботный ветер всё так и ерошит густую шерсть. Кончик его хвоста слегка подрагивает от волнения, когда из-за стен слышится внезапный и долгожданный топот чьих-то ног. Дверь отворяется, и на пороге возникает запыхавшийся и невысокий рыжеволосый юноша. Он, будто зная, что пришёл его четвероногий друг, сразу опускает голову, смахивает со лба пряди, и уже потом, устало вздыхая, кивает коту в сторону коридора. — Ну, входи.