Выбор

РЫЖАЯ. Я стала женщиной рано. Не знаю, повредило мне это, или помогло. Просто, это было. Просто, нас слишком надолго оставляли одних. Мы всегда были близкими, но близость наша для других была отношениями брата и сестры, за закрытыми дверями же - совсем по-иному. Уже не дети, но ещё не взрослые, мы отчаянно бросались в объятия друг друга, желая познать все и вся. Конечно, наши возможности по понятной причине были ограничены - нам была доступна только одна позиция - он снизу, я сверху. И некоторые другие, дополнительные радости плотских утех. Но и этого было достаточно - новый мир, в котором были и возбуждение, и страсть, и похоть, и красота, и невероятные пики, приоткрыл для нас свои дверцы. А врачи по-прежнему ничего не знали, и все также не делали мне ни единого замечания, ведь их любимчик мог от этого расстроиться и заболеть. Хотя они, наверное, догадывались, что мы играем уже не только в карты. Нет, конечно, и в карты мы тоже играли. Только жульничали больше, чем раньше. Со временем наши отношения стали меняться. Я стала зависима от своих ощущений, они поглощали меня целиком. Мне хотелось больше, больше и больше, во всех смыслах, но мой друг, а по совместительству и любовник, не мог мне этого дать. Понимая, что это все не имеет ничего общего с любовью, я позволила себе думать о других мужчинах. Может и правду говорят, что рыжие люди не имеют стыда - мне было совершенно не совестно ни перед Смертью, ни перед собой, ни перед кем-то другим. Врачи, медсестры, воспитательницы, состайницы - никто из них не был для меня тормозом, который бы мог остановить накрывший меня гормональный взрыв. Это было как торнадо, готовое снести что угодно на своём пути, вот только сносить было пока нечего. Удивительно, что при этом я не стала второй Габи. Моя сексуальность витала в воздухе вокруг меня, но не превращалась в доступность. Вот только тот, кто был мне по-настоящему нужен, не мог её увидеть. Кроме того, что в детстве я часто сбивала его с ног и убегала, наверняка он ничего обо мне и не помнил. Закон, действующий с незапамятных времен, не оставлял мне шансов. Поэтому пока приходилось довольствоваться Смертью. Он знал, что мне нравится Слепой, и это его не волновало - ведь мы оба правильно понимали суть наших отношений. Я писала Слепому письма на стенах, которые он никогда не прочтёт, зная, что мне дозволено только это. Сделать попытку приблизиться к нему - проще было наступить на оголенный провод. Хотя бы результат предсказуемый. Эта влюблённость была заранее обречена на провал, и я это знала. Ему было все равно. Он был занят более важными делами, и уж точно не нашёл бы для меня места в своём мире. А я все никак не могла смириться с тем, что он - недостижимая вершина. Или с тем, что придётся искать другого проводника... Смерть тоже был ходоком, но его я не рассматривала. Понимала, наверное, что мы слишком похожи, чтобы быть вместе всерьёз. А когда он выбрался из лазарета, наши пути и вовсе разошлись. РЫЖИЙ. И что только она нашла в вожаке четвёртой? Кто бы мог подумать, Рыжая и Слепой. Ну не смешно ли? И, главное, думала, что меня все устраивает. Сейчас то, конечно, все уже в прошлом, но одно время меня это конкретно задевало. Первый секс, первые отношения и первое разочарование, из-за того, что плотские чувства и любовь - это совсем разные вещи. Даже постоянно лежащему в Могильнике хочется тепла. Чтобы его любили. Да и самооценка моя страдала - как это так, мною практически пользовались для удовлетворения своих потребностей. И думали, что я поступаю так же. Я никогда ей не скажу, что она ошибалась. По прошествии лет я все больше понимаю, что по настоящему и не знаю её, хотя и считаю её сестрой (если не думать о нашем маленьком секрете), и иногда мне смутно кажется, что сущность её намного более хищная, чем моя. Что даже чувства к Слепому были с расчётом - ей нужен был тот, кто переведёт её на другую сторону. Сомневаюсь, умеет ли она любить бескорыстно - слишком Рыжая для этого умна и прозорлива. После отмены Закона моя личная жизнь стала ощутимо налаживаться - появилась возможность выбора, о да, детка, выбор был наиогромнейший! Я окунулся в женские прелести если не всех, то многих девушек нашего Дома, и большая половина их были бы рады видеть меня своим парнем. Большая часть - но только не Рыжая. Хоть я и ходок. Время от времени это грызёт моё самолюбие плюгавой мышью.

***

Рыжая никогда не расстаётся со своим потрепанным мишкой, один глаз у которого - из пуговицы, другой - из стекла. Многих он пугает, а для неё это не только маленький символ детства, что-то, что было с ней рядом с незапамятных времен. Никто не знает, откуда он взялся. И вряд ли кто-нибудь задаст ей вопрос о его происхождении. А между тем, иногда хотелось рассказать самым близким друзьям эту тайну, да хотя бы даже Рыжему... Но она поклялась молчать, и тайна эта на всю жизнь будет лишь ее тайной. Это было дождливой осенью, в один из дней, когда небо по цвету почти не отличалось от стен Серого Дома. Когда по крышам стучало, гремело, нескончаемые потоки лились и струились, омывая запотевшие изнутри окна. В такие дни во всех коридорах, спальнях, кабинетах, даже на чердаке днем было немного печально, а по вечерам - жутковато. Рыжая любила это ощущение, любила пугать себя или когда кто-то её пугает. Залезая на чердак, она наслаждалась этим чувством, и подолгу любила находиться там одна. Рассматривала хлам, сгруженный и давно забытый кем-то, отмечала, что среди него обнаруживались иногда интересные вещи. Некоторые из них были настолько старинными, что дух захватывало от погружения в былые эпохи. Старые светильники, трехэтажные люстры, канделябры, патефон, сломанная дверь, расписные витражи, запыленные так, что рисунок на них разобрать было невозможно, старая полурасколотая посуда и даже запыленный аквариум. Учитывая количество этих вещей, было странно, где они могли все размещаться в Доме в свою бытность новыми и используемыми. Витражи например - что они могли украшать? Двери в столовую? Или в актовый зал? Или в одну из девчачьих спален? Разноцветность никогда не приветствовалась в этом заведении. Наверное, поэтому так старались воспитанники, старательно разукрашивая стены, покрывая их надписями и рисунками - инстинктивная потребность юношеского сознания - поселить в окружающий мир яркие краски. Но были и те, кого они раздражали. Кто сам был, казалось, частью серых стен и бесцветных предметов вокруг. Таких было немного, их знали наперечет, и сторонились, опасаясь. Они запирались в своих спальнях, ведя затворнический образ жизни, о них слагали легенды и неправдоподобные страшилки, а их комнаты обходились особо впечатлительными за километр. Он жил в одной из таких комнат. Полумрак, книги и куча всяких вещиц, непонятных для окружающих, но несущих огромный смысл для их хозяина. И все-таки, желание помогать. Не всем, правда, но многим. Были и те, кому он отказывал. Они уходили обиженными и обозленными, но никогда не пытались отомстить ему за это. Слишком таинственным он был для окружающих, а вредить тому, кто неизвестно на что способен, никто не осмеливался. В тот день Рыжая особенно много времени провела на чердаке. Погода стояла унылая, и хотелось плакать. Вновь пересчитала все сосланные в вечную чердачную ссылку вещи, вновь подошла к круглому окошечку и посмотрела вокруг. Двор пребывал в унынии, как всегда. Несмотря на разрисованную стену, выходящую во двор, его никак нельзя было назвать весёлым, по крайней мере в это время года. Она прислонилась лбом к запыленному стеклу, и на нем отпечатались очертания её лица. Сквозь трещину в уголке окна крупная капля упала ей на нос. Рыжая улыбнулась неизвестно чему и, хлопнув дверью, вышла с чердака. Пройти оттуда к девушкам в то время можно было только через мужской этаж, потому что второй выход был закрыт на затянувшийся ремонт, так же как бассейн, бильярдная и многие другие места в Доме. Коридор был на удивление пустынным - сегодня всем хотелось спать и мало кто вылезал из своих берлог. Она, крадучись, короткими перебежками, продвигалась вглубь холла, когда скрипнула дверь. Из комнаты, вечно погруженной в сиреневый туман выехал на коляске не то мальчик, не то старец, с длинными волосами пепельного цвета и красными глазами. Никто не мог точно сказать, сколько ему лет, но всем казалось, что в стенах Дома он родился, вырос и состарился. Мальчик-старец держал одной рукой аквариум, крепко прижав его к себе, небольшой и круглый, с не очень чистой водой и двумя крупными рыбками. Им явно было маловато места. Управлять коляской и одновременно удерживать аквариум, не давая воде расплескаться, а его обитателям выпрыгнуть на обшарпанный пол, оказалось очень трудно. Юноша слишком поздно понял, что не справляется с этой задачей. - Нужно было попросить кого-нибудь помочь мне, - подумал он, и не успела эта мысль его расстроить, как колесо коляски, попав на выпавший у кого-то ржавый болтик, валявшийся на полу, повернулось в левую сторону, и, потеряв равновесие, мальчик слетел с нее вместе с аквариумом, разбившимся на мелкие кусочки. Рыбы, удивлённые такому внезапному освобождению, попытались куда-то плыть, но быстро поняли, что находятся не в родной стихии и лишь бесшумно открывали рот, ловя им воздух. Рыжая, притаившаяся за колонной, только сейчас увидела, что у юноши нет ног. Он не пытался забраться в коляску - он взял в руки одну рыбку - она была настолько крупной, что занимала всю его ладонь, - и медленно смотрел, как из неё уходит жизнь. Наверное, это был единственный раз, когда он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Странно было ещё и то, что даже на звук его падения никто не вышел проверить, что случилось. Видимо, для этого этажа было в порядке вещей выпадение людей из средств передвижения посреди бела дня. Она появилась совсем неожиданно и неизвестно откуда - маленькая рыжая девочка с ободранными коленями. Подбежала к месту происшествия, огляделась вокруг. - Я помогу! Они погибнут, если ничего не сделать! - крикнула она и умчалась куда-то. Через минуту вернулась с литровой банкой, наполненной водой, и, еле затолкав туда рыб, помогла седому мальчику, лишившемуся от потрясения дара речи, залезть в коляску. Это было весьма затруднительно, но с третьей попытки все таки получилось. Рыбки, уже почти переставшие дышать, снова задвигали жабрами, и теперь не могли понять, почему же сейчас не получается плыть. Докатив мальчика до дверей его комнаты, она с банкой в руках помчалась назад, но услышала голоса поднимавшихся по лестнице. Рыжая снова спряталась за колонну. Мимо прошли трое парней в спортивных костюмах, с изумлением посмотрев на осколки, валяющиеся на полу. - Надо же, никаких изьянов с виду, - подумала девочка, - интересно, прыгуны они или ходоки... Парни прошли и скрылись в одной из дверей, а она продолжила свой путь. Поднявшись вновь к чердачной лестнице, Рыжая в два прыжка вспорхнула на свое излюбленное место. Осмотрела заброшенный аквариум - повреждений нет, не очень большой, не очень тяжёлый и не очень пыльный, как раз подойдёт хозяину рыбок. Дотащив его до двери прачечной, поставила банку с рыбами и дёрнула ручку - открыто! Проскользнула к раковине и долго мыла аквариум ледяной водой, не обращая внимания на то, как немеют замерзшие пальцы. Подхватив чистый домик для рыб, другой рукой схватив банку, спустилась снова на мужской этаж и подскочила к заветной двери с надписью: "Каждый поёт свою песню. Весна - страшное время перемен. Логово Сиреневого Крысуна. Будь осторожен. Я есмь Кусливая Собака. Не стучать. Не входить." Рыжая вошла, открыв ногой дверь. Поставила аквариум на пол, около изумленного пепельноволосого мальчика, затем, приметив на столе огромную кастрюлю, набрала в неё воды в туалете и наполнила аквариум. Придвинула его к хозяину, сидящему в коляске, всунула ему в руки банку с рыбами, и он выпустил их в новый домик, еле заметно улыбнувшись. - Спасибо тебе, - наконец то произнёс он, - ты спасла их. Они очень важны для меня. - Я не могла пройти мимо. Меня зовут Рыжая, мне одиннадцать - сказала девочка, по-хозяйски садясь на потертый диван. - Я Седой. Тебе нельзя здесь находиться, Закон не должен нарушать даже я. Возвращайся к себе. Моя благодарность найдёт тебя. -Жаль, что мне нельзя с тобой дружить, - ответила она грустно. - Мне тоже. Безногий мальчик казался ей одним из тех, кому нужна помощь, но кто боится в этом признаться другим и, в первую очередь, себе. Она много слышала об амулетах, которые он делает, об историях, которые он рассказывает, и с удовольствием бы об этом расспросила его из первых уст. Невозможность этого расстраивала Рыжую, но удовлетворённость тем, что она сделала такое доброе дело, все равно оставляла настроение приподнятым. Через несколько дней под своей кроватью Рыжая нашла небольшой свёрток. В нем лежал старый плюшевый мишка с разными глазами и записка, написанная какими-то переливающимися серебристыми чернилами. "Бери его везде и всегда с собой. Даже когда вырастешь. Пока он рядом - с тобой не будет беды. Будь внимательна, выбирая. Будь в ответе за тех, кого приручаешь. Ещё раз спасибо. Седой." Она прижала мишку к груди, и ей стало так хорошо, как будто какой-то недостающий кусочек паззла, составляющего её жизнь и её саму, нашёлся, и больше с ней не расставался. На следующий день Рыжая, заглянув под подушку, достала записку, которую хотела ещё раз перечитать, и увидела перед собой чистый лист, с едва различимыми очертаниями прозрачных букв, в которых можно было разобрать только "Спасибо. Седой", и то с большим трудом. - Волшебный Седой, и чернила у него волшебные, - подумала рыжая, и положив лист бумаги обратно под подушку, горько заплакала.