Лучший способ

      Матвиенко сидит на кухне, непонимающе уставившись в экран телефона, в миллионный, кажется, раз перечитывает короткую подпись. "Материться тянет жутко"—вспоминает он фразу, кинутую в одной из импровизаций. Тут не только материться, тут орать и крушить нужно, чтобы выбить из головы мысль, что похищение его лучшего друга может быть правдой.       Да какого чёрта он вообще решил, что с этим Арсением-нарциссом-Поповым может что-то приключиться, кроме как депрессия из-за очередной возрастной морщинки? Тем более, зная его любовь к придурочным квестам и загадкам, скорее он сам это "похищение" и организовал.       Но Матвиенко не верил в то, что это только дурацкая игра—он как будто жопой чуял, что это правда. И пусть он говорит сейчас, как старая бабка, но на душе было как-то неприятно и тревожно с самого утра. Поэтому вера в реальность происходящего была стопроцентной, хоть и совсем нежеланной.       А если это правда, то нужно что-то предпринимать. Из списка коллег и друзей, к которым можно обратиться за помощью, Сергей выбирает почему-то именно Шастуна, руководствуясь неведомой силой. Буквально в каждом слове его сообщения чувствуется паника, поэтому Антон практически моментально набирает ответ, хотя и собирался завалиться спать перед предстоящим долгим рабочим днём. Чувствует—это не шутка, но собирает свои силы в кулак и печатает максимально категоричный ответ, уверяя коллегу в обратном.       Но и это не приводит Сергея в чувство, только заставляет злиться ещё больше—на Арсения, из-за которого и был весь сыр-бор, на Антона, который удивительно спокоен, на себя за то, что не удосужился встретить друга из аэропорта. Но знает—это только его переживания и он не имеет права разводить панику, поднимая всех на уши, пока не выяснит хоть что-то, поэтому сидит и ждёт, тупо уставившись в окно, где уже теплится закат. 

***

      Арсению страшно. Даже не так—его трясёт от страха, как осиновый лист, даже дыхание перехватывает. Он не знает, где находится, даже не совсем понимает, сколько прошло времени—ткань на его глазах не пропускает никакого света. Руки, кажется, связаны за спиной, если, конечно, они всё ещё есть—потому что актёр их не чувствует вовсе. Единственное, что ему подчинено—его обоняние: в комнате нет специфического запаха сырости или земли—он точно не в подвале. Хотя, конечно, это практически ничего не объясняет, и круг от этого не сузился от слова совсем.       Но Арсению нужно думать о чём-то, цепляясь за любое ощущение, чтобы определить локацию. Он не даёт своему мозгу расслабиться, потому что иначе—паника. Он силится вспомнить любую мелочь, разговаривает сам с собой, подводя итоги—главное, не слышать тягучей тишины, которая эхом отдаётся в голове.       Спустя некоторое время он начинает по памяти производить монолог своего героя из спектакля, который играл ещё в юности. Выразительно, без единой запинки, он  произносит слова в пятнадцатый раз, доведя их до автоматизма. На середине его прерывает другой голос, который подхватывает монолог. Попов даже не понимает, реален ли этот второй или звучит только в его сознании. Он даже не может разобрать, кому он принадлежит— мужчине или женщине, но, как ни странно, страх куда-то уходит.

***

"Приветствую, Сергей".       Когда Сергею приходит сообщение с номера Арсения, он испытывает облегчение в равной доли с желанием убить своего товарища, потому что думает, что это написал именно он. Но когда приходит голосовое, армян почему-то боится его открывать, прокручивая в голове варианты. От заливистого смеха друга, с объяснением шутки и извинениями, до роботизированного голоса, требующего выкуп.       Но в аудио сообщении длинной в четверть минуты звучит приглушенный и спокойный голос Арсения, читающего монолог из какого-то спектакля, словно кто-то записывает это голосовое издалека. Затем, когда актёр заканчивает, слышно, как открывается дверь.На этом голосовое сообщение обрывается и Матвиенко боится даже представить, что происходит после.       Он переслушивает аудио, чтобы выявить хоть какие-то посторонние звуки, но ничего не слышно—только голос и скрип двери.       Снова, как и в предыдущий раз, он пишет Антону, убеждая в том, что это правда и парень сдаётся, обещая приехать. Отчасти, потому что хочет успокоить Сергея, но в большей степени, потому что сам не может найти себе места.       Он выкурил больше двух пачек сигарет—одну за одной. Тушит предыдущую, выуживает из пачки новую и чиркает зажигалкой, колёсико которой плохо поддаётся в дрожащих руках, затягивается терпким крепким дымом и в три подхода приканчивает и её. И так раз за разом, пока рука, тянущаяся за новой сигаретой, не наткнулась на пустоту.