Лучший способ

      Дима и Антон колесили по городу с раннего утра, опрашивая людей и пытаясь найти хоть какие-то сведения о том, где может находиться Арсений. Поиски в аэропорту были тщетными: да, приземлился, да, вышел. Дальше никто ничего не видел и не слышал.       Понурые, злые и уставшие, ребята не понимали, что им делать дальше. Казалось, Попов просто провалился сквозь землю. Беспокойство нарастало буквально с каждой секундой.       Антон находился уже на выходе из аэровокзала, когда его окликнула милая брюнетка с фирменным шарфиком сотрудника. Девушка долго собиралась с мыслями, как-то зашуганно осматривалась по сторонам. —Вы знаете, за час до прилёта я заметила одного странного мужчину, —наконец шёпотом начала она, почти вплотную приблизившись к Шастуну, от чего тому пришлось наклониться, —он был в чёрной кофте с капюшоном и тёмных джинсах. Я не обратила на него особого внимания—на бомжа, вроде, не похож. Только вёл себя странно, постоянно осматривался, не мог найти себе места—дёрганный весь. А потом, когда самолёт приземлился, он внимательно следил за всеми выходящими пассажирами. Как-будто искал кого. А как только вашего друга увидел, так резко двинулся в его сторону, толкнув в плечо, как будто, специально. А потом просто, как ни в чём не бывало, прошёл мимо. У того, кажется, телефон выпал и разбился. Но он и правда вышел, видимо, такси ловить. Может, это и случайность, но мне почему-то кажется, что я должна была вам сказать.       Дима, сомневающийся в такого рода совпадениях, заинтересованно спросил: —А этот тип подозрительный куда делся? Лицо его вы не видели? —Не видела, к сожалению. Роста среднего, вроде, худой. Да и куда подевался, сказать не могу: ко мне пассажиры подошли. Я и не думала, что это важно. Но как только вы сказали, что ваш коллега пропал, у меня пазл и сложился в голове. —А почему вы раньше молчали? —Как только вы пришли, нас начальство собрало и приказало молчать. Никто тут вам ничего не скажет—им не нужны проблемы, понимаете? Поэтому, я надеюсь, это между нами. Простите, мне бежать пора.       Дима с Антоном остались стоять, провожая взглядами наблюдательную сотрудницу. Длинный пожал плечами, разворачиваясь было обратно к выходу, но Позов не спешил уходить, прикидывая что-то в уме. Он словно ухватил тонкую ниточку, которая может дать ответ. И казалось, что именно тут, в шумном зале аэропорта, среди снующих туда-сюда людей, не может быть никого, кто хоть что-либо может сказать о похищении известного актёра. Но искать было бессмысленно: "никто ничего не скажет".

***

      Мужчина раскинулся на кровати, приобняв одной рукой миниатюрную блондинку,  которая мирно сопела, положив голову ему на грудь. Он не понимал, что с ним произошло, но при одном только взгляде в эти серо-голубые глаза всё внутри сжималось, разливаясь теплом где-то в районе грудины. —Катька, а выходи за меня! —Матвиенко, ты чего?—девушка повернулась на кровати, непонимающе уставившись на своего молодого человека,—мы же только полгода вместе. —А вот не знаю, чё я, —Сергей задорно чмокнул любимую в макушку, ожидая ответа. —Я люблю тебя, —после затянувшейся паузы, произнесла она шёпотом, словно боясь спугнуть.

***

      Сергей встал, опираясь на темно-серый гранитный памятник, с которого смотрели до боли знакомые глаза. Он не помнил, как сел за руль машины, как решил приехать сюда—пьяный, отчаявшийся, напуганный.       Что заставило его, ранним утром, как только за Антоном и Димой захлопнулась входная дверь квартиры, схватить ключи от машины и, не одеваясь, как есть—в растянутой футболке и спортивных штанах—отправиться на северное кладбище?       Зачем он тут? Искупить вину, просить прощения?  Только всё это бессмысленно. Она мертва. Его любимая, милая Катя ушла. Её не воскресить и ничего не может помочь—ни слёзы, ни раскаяние, ни молитвы. Он-то точно знает.       Только её тело лежит сейчас там, на глубине 2 метров под землёй, и нет больше ничего. Прах, воспоминания и никуда не уходящее чувство вины—вот что осталось у него от некогда любимого человека. И много лет он пытался закрыть навсегда эту дверь в прошлое.  Забыть, выбросить из памяти, стереть любое напоминание—от фотографии в альбоме до общих друзей. Но сейчас он снова разворошил больную рану внутри себя, заставляя память один за одним воспроизводить моменты из той, забытой и ненавистной, прошлой жизни.       И осознание навалилось комом, сдавливая грудь от страха—Сергей не хотел терять ещё одного близкого ему человека. Случись что с Поповым, Матвиенко этого не вынесет. Не переживёт и точка.

***

      Арсений спал. Точнее, ему удалось ненадолго провалиться в тяжёлый, беспокойный сон, то и дело вздрагивая всем телом. Его била лихорадка, всё тело было словно в огне—рука отдавала пульсирующей болью, заставляя поскуливать и завывать при каждом малейшем движении.       С другой стороны, Попов был даже рад, что физическая боль заглушала все остальные чувства—если бы отчаяние и страх вернулись снова, он бы точно двинулся умом.       Время текло так медленно, что мужчина был готов поклясться, что провёл здесь не меньше недели.  Он не знал, что происходит снаружи, ищут ли его, бьют ли тревогу.       "Конечно ищут!"—одёрнул он себя,—"не могут не искать."       Но всё больше и больше ему думалось, что всё это похоже на какой-то заговор. Неприятный голосок внутри шептал, что если хотели бы, то давно бы нашли. С их-то возможностями и связями. С сотнями тысяч поклонников.       А что сейчас? Где все эти фанаты, знакомые, друзья? Когда он погибает в этой комнатушке, избитый, униженный, голодный?       "А что, если всем так только лучше? Они же не раз говорили, как я задрал со своими шутками и ребусами? Или они вообще не знают. Может, пропал куда-то, да они и вздохнули с облегчением?"