***
— Я вот думаю, Серый, — Антон обратился к уже засыпающему товарищу, и, услышав скрип со стороны соседнего дивана, продолжил уже громче, — неужели можно узнать о человеке что-то такое, что заставит тебя от него отвернуться? Отказаться искать пропавшего мужа, отца, брата? Разве есть что-то, что нельзя простить? — Есть, Тох. — Вот ты бы, — Антон прочистил горло, в котором от чего-то образовался ком, — Ты отвернулся бы от Арса, если бы узнал, что он, например, убил человека? — А ты? Антон перевернулся на спину, уставившись в потолок. Простил бы он? А что, если Арс действительно убил кого-то? А потом ходил и улыбался, шутил, ел, пил, развлекался с женщинами, качал на руках дочь... Что, если его не грызла совесть? Если он не сожалел? Одно дело, если он убил нечаянно, по неосторожности или плохого человека, но что, если он лишил жизни ребёнка? Например, в ДТП. И теперь это вскроется наружу. А что, если Арсений действительно скрывает то, что заставит Антона его ненавидеть? Что, если самое отвратительное и ужасное вылезет наружу? Что, если Антон не захочет искать его похитителя, после того, как узнает правду? Шастун с усилием отогнал от себя противные мысли, убеждая, что Арс не мог совершить ничего плохого. А если и мог, то это ничего не меняет. Но в глубине души он понимает, что меняет. Чертовски как меняет.***
Алёна искренне любила мужа. Даже когда делить его с работой оказалось невыносимо. Да, она ушла, забрав дочь, но она никогда не отказывалась от Попова. Просто "она" — эта, черт её подери, "Импровизация", была для него на первом месте. И если Кьяра занимала почётное второе в его сердце, то Алёна не была уверена, что Арс всё ещё её любит. Странно, но женщины всегда чувствуют, когда их перестают любить. Конечно, он не говорил этого. Никогда бы не сказал — Алёна знала, как Арсу необходимо сохранять образ порядочного мужа — но она знала: он её разлюбил. Не было уже тех мимолётных взглядов, касаний, завтраков по утрам, объятий ночью, от которых становилось так тепло и спокойно на душе. Он всё чаще задерживался на работе, пропускал семейные ужины и праздники. Она даже думала, что муж завёл любовницу, но потом поняла, что единственная её соперница — его работа. И эту схватку Алёна, увы, она проиграла. Она ушла, гордо хлопнув дверью. Один Бог знает, как много сил она потратила, чтобы сохранить спокойствие в тот день, чего ей стоило не упасть на колени перед мужем, умоляя бросить работу. Но знала: не поможет. Но сейчас что-то больно забилось в груди: он в опасности. Её любимый, нежный и заботливый Арсений, в беде. Дыхание перехватывало от одной только мысли, что она, возможно, больше никогда его не увидит. А дочь? Господи, как же сильно Кьяра любила отца, как безумно она в нём нуждалась. И как объяснить малышке, которая вечно спрашивает о том, где папа, что он больше не придёт? "Хватит, всё будет хорошо" — одёрнула себя Алёна, перевернувшись на другой бок. Прислушалась, как сопит рядом в кроватке её малышка, и, привычно, представила, что рядом, на другой половине кровати, лежит любимый муж.***
Арсений спал. Настолько, насколько мог спать избитый, униженный и изнемождённый мужчина. Ему снилась дочь. Словно на киноплёнке мелькали один за одним кадры Маленькая, хрупкая девочка, которую он взял на руки. Он помнит, как тряслись его руки, когда жена передала ему впервые этот розовощекий комочек. И как пелена слёз закрыла его глаза. Потому что вот она: его маленькая принцесса, девочка с такими же яркими голубыми глазами, как у него самого. Чудо, которое так внимательно изучает его лицо. Малышка, за которую он отдал бы без сомнения собственную жизнь. Ему снилось, как крошечная ручка, в десять раз меньше его, сжимает его палец. Как она трепетно и нежно гладит его по небритой щеке своей ладошкой и заливисто смеётся, сморщив красивый носик. Первое слово, такое тихое и нежное "папа". Кажется, он готов был слушать это часами, без преувеличений. Вот его девочка уже танцует с папой свой неуклюжий, но такой милый танец. Он обхватывает её за талию и поднимает выше головы, кружа, как возносят Кубок футболисты, словно это лучшая его награда. Что пошло не так? Почему сейчас, выбирая между работой и дочерью, он не может дать чёткого ответа? Неужели все эти моменты настоящего, чистого счастья, стоят меньше, чем глупое кривляние на сцене? Как же он мог так сильно заблудиться, потеряться? Какой же он идиот! Нет. Ему есть зачем возвращаться! Чтобы всё исправить, чтобы снова услышать звонкий смех своей малышки, чтобы увидеть, как она идёт в первый класс, чтобы обнять её так крепко, насколько хватит сил. И никогда больше не отпускать. "Господи, дай мне сил всё исправить, дай мне возможность выбраться отсюда" — ещё в полудрёме просит Арсений, чувствуя, как горячие слёзы стекают по его щекам.