Часть 1
25 августа 2018 г. в 07:35
В темноте и тесноте земляной пещеры, еще недавно являвшейся барсучьим логовом, лежала голая девушка, испачканная землей и покрытая подсохшими самую малость белыми сгустками. Ее безвольное тело было освобождено пленителями от остатков одежды, уложено на живот, под который было «заботливо» подсунута деревяшка. Задранная вверх смуглая округлая попка и слегка разведенные стройные ножки были особо изгвазданы белой субстанцией. Впрочем, положение девушки и ее внешний вид полностью скрывала темнота, царившая в гоблинском логове. Естественно, скрывала ото всех, кроме текущих хозяев убежища. Единственным признаком, по которому можно было заподозрить неладное в бывшем барсучьем жилище, являлся запах. И это был вовсе не мускусный животный запашок, оставленный безвременно почившим барсучьим семейством, а самая что ни на есть вонь, буквально нагнетаемая теми самыми белыми ошметками, с ног до волос покрывающими тело плененной амазонки. В крохотном логове стоял настолько густой «аромат», что влиял даже на бессознательное тело, заставляя его периодически исторгать на земляной пол полупереваренные остатки все той же белесой густой штуки. С другой стороны, вполне возможно, что причиной усиленной рвоты стал незабываемый вкус гоблинской спермы, коей и являлась та самая субстанция и которую гоблины на протяжении всей ночи исправно закачивали в желудок Десмы, словно пытаясь спасти ее от голодной смерти.
Какими бы ни были сильными шок и эмоциональная встряска, погрузившие тело амазонки в омут беспамятства аж на целые сутки, но полубожественная природа все же взяла свое и, приведя тело в относительный порядок, принялась за аналогичную работу с сознанием девушки. И первые результаты проявились тихим стоном - тем самым, что ушлый охранник, захваченный открывшимися перспективами, пропустил мимо своих растопыренных ушей. Стон был вызван общим самочувствием: хотя мелкие порезы и ссадины и сошли на нет, но хватало и других «мелочей», оказывающих влияние на показатели здоровья поверженной воительницы: немного затекшее тело, сильные головная боль и головокружение, вызванные смрадом, и дискомфорт в развороченных влагалище и попке, уже практически заживших, но вернувших себе изначальные пропорции только наполовину.
Сознание девушки возвращалось вместе с памятью медленно, неохотно. Мысли тяжело ворочались, пытаясь сформироваться на основе информации, поступающей от органов чувств, которые вступали в контакт с мозгом поочередно, стараясь не нагрузить только что очнувшийся разум чересчур большим потоком информации.
Первыми дали о себе знать головная боль, родив тем самым вопрос: «Я что – нажралась?» Мысль мелькнула и канула в небытие: подсознание в отличие от сознания имело полноценный доступ к памяти попавшей в переплет амазонки и, не найдя ассоциативных цепочек с выпивкой, просто отбросило неверное предположение. Следом одновременно заявили о себе обоняние и вкус… на этом этапе «пробуждения» никаких мыслей появиться не успело, и тело попросту скрутило в очередном продолжительном рвотном рефлексе…
Гнусный коротышка к тому времени как раз добрался до своей цели. Вонь его собственного тела почти что не ощущалась на фоне устоявшегося аромата гоблинской семенной жидкости. Не обращая внимания на блюющую самку, мерзкий уродец не отказал себе в удовольствии посмаковать на секунду-другую миг обретения своего триумфа и замедлился. Дерганные движение превратились в плавные последовательные действия: вот на вздернутую попку амазонки, продолжавшую содрогаться в рвотных позывах, легли кривые ручонки. Узкие, вытянутые ногти, походившие чем-то на когти, слегка очертив несколько царапин, жестко зафиксировали попку, не потерявшую очарования даже после стольких выпавших на ее долю неприятностей, в нужном положении. Непрестанно дрожащая, словно от предвкушения, головка толстого гоблинского члена, способного как по размерам, так и по уродливости составить конкуренцию Старшему, уверенно устремилась к столь желанной киске, которая после минувшей ночи совершенно точно не особо нуждалась в смазке…
Не став ни замедляться, ни ускоряться, член, все также соблюдая обретенную размеренность, плавно ткнулся в раскрытые слегка пульсирующие губки и, не почувствовав сопротивления, вторгся в святая святых Десмы. Киска девушки, получив за последние несколько часов такой бесценный опыт, что имеется не у каждой женщины, промышляющей торговлей своим телом, безропотно пропустила вторженца внутрь раздолбанной пещерки, фактически раскатав ему ковровую дорожку прямо до матки. Но несмотря на обильный смазочный материал, знаменитая регенерация амазонок все же сделала свое «черное» дело, и несколько особо больших и уродливых наростов на гоблинском члене с довольно чувствительным трением прошлись по стенкам сокровенной норки. Хватило одного движения члена, чтобы на появившееся трение сработал рефлекс, который наверное уже можно было считать безусловным, и пещерка, не желая получать очередные повреждения, стала в экстренном порядке наполнять себя дополнительной смазкой.
Гоблин плотнее прижал свое жирное брюхо к вожделенной попке, чувствуя как матка самки слегка подается напору упругой головки, и замер, наслаждаясь как чувством триумфа, затопившем его крошечные мозги, так и ощущением от влагалища, начинающего реагировать на наличие в нем непомерно огромного члена и в связи с чем все туже обхватывающего его. Сама же амазонка на тот момент никак не прореагировала на «нападение» гоблинского инструмента, будучи занятой избавлением от свидетельств ее прошлых осквернений, да и осязание не торопилось давать ей о себе знать, терпеливо ожидая своей очереди.
Мелкий уродец ничего не знал о проблемах сучки, которую он уже в мыслях считал своей, да в общем-то, если бы и знал, то ему до них не было бы ровным счетом никакого дела. Долго наслаждаться моментом своего величия он не смог и уступил основному инстинкту, начав медленно и плавно, но с увеличивающейся скоростью дергать тощим тазом, совершая тем самым возвратно-поступательные движения. В «мелодию» блюющей в темноте Десмы органично (насколько это вообще возможно) вплелись, чавкающе-хлюпающие нотки скольжения члена, который незамысловатыми движениями долбился в норку, сочащуюся девичьими соками, перемешанными с остатками спермы зеленокожих карликов.
Столь возбуждающие гоблина звуки периодически разбавлялись шлепками раздутых семенников о бедра девушки и живота об ее ягодицы. А возбуждение зеленого горбоносого карлика было на лицо, точнее, сказывалось совсем на другом органе: казалось, с каждым хлюпом член становился чуточку больше. Увеличение и без того непомерно раздутой детородной дубинки было совсем крохотным, но с учетом постепенно возрастающей амплитуды становилось все более заметным, от чего киска начала паниковать и посылать предупреждающие сигналы. Однако, несмотря на наметившиеся успехи в преодолении рвотных позывов, выразившиеся в полном опустошении желудка от содержащейся в нем вонючей субстанции и некоторому привыканию к чудовищному запаху, подсознание Десмы не торопилось вываливать на нее столь пикантные подробности о текущей обстановке или тем более возвращать память, здраво предполагая очередной обморок или еще чего похуже.
Следующим за обонянием и вкусом включилось зрение. Но что можно разглядеть в полной темноте, упершись лбом в землю, смешанную со своей же блевотиной? Не дождавшись реакции на восстановление контроля над органами зрения, подсознание поспешило предоставить своей хозяйке возможность воспринимать звуки, выбрав из оставшихся двух зол меньшее. И пока Десма, сплевывая остатки желчи, пыталась осознать, что именно она такое слышит (конечно, помни она о «весело» проведенной ночке, то без труда бы ответила на свой вопрос), ее тело, обидевшись на игнорирование девушкой запроса о скорейшем извлечении постороннего предмета из влагалища, попыталось решить вопрос самостоятельно, взяв управление над нижней частью и применив целый комплекс мер.
Ноги, дрогнули и чуть больше разошлись в стороны, а спинка стала сильнее прогибаться, выпячивая упрямо задранную попку еще выше. Киска же приняла самое деятельное участие в операции по своему спасению, довольно успешно пытаясь растянуть свои стенки сверх норматива и попутно заливая долбящий ее член с мерзкими бородавками водопадом выделяемой смазки, избытки которой уже целыми потоками выплескивались из ее норки, брызгами разбивались об огромные шары семенников и стекали по ее бедрам на землю.
Подсознание уже стало не справляться с фильтрацией данных, и сквозь установленную спасительную блокаду стали пробиваться смутные обрывки воспоминаний о вчерашних событиях, а некоторое неудобство коленно-локтевой позы заставляло девушку, дыхание и пульс которой несколько участились, ерзать и искать более удобные варианты, правда, непонятная слабость и странные ощущения в теле не давали ей совершить попытки вскочить или изменить свое положение еще каким-нибудь кардинальным образом.
Мысли наконец обрели возможность формироваться в боле-менее связанные ассоциативные образы и Десма, под аккомпанемент тяжелых хрипов насильника и шлепков вгоняемого в ее норку члена вспомнила свое позорное поражение на турнире, и как ее хрипящую гоняла по песку арены Артемида, унизительно шлепая плашмя мечом по оголенным участкам тела.
«Зазнавшаяся сучка!» - в голове самки мелькнули первые осмысленные слова за последнее время, но раздражение от воспоминаний об Артемиде не успело трансформироваться в бешенство: из-за очередного сильного, остро отдавшегося по всему телу толчка, последовавшего от балдеющего гоблина, и без того тяжело дышащая девушка, сбилась с ритма и тихо, но протяжно простонала, даже не пытаясь подавить рвущийся откуда-то из глубины стон. Под влиянием момента ассоциативная цепочка переключилась с турнирного поражения на другие, более приятные воспоминания.
«Да, точно! Эта же сучка - Артемида - покорилась какому-то слабому и мерзкому мужику, который драл ее во все щели!» - едва она представила подобную картину - заносчивую Артемиду унижает собирательный образ мужчины, принявший почему-то вид мерзкого уродливого зеленого карлика с огромным хером – как с губ Десмы сорвался еще один стон, куда более громкий и выразительный, и она только сейчас почувствовала непредставимый до этого момента по силе огонь, охвативший ее заветное место, даже не догадываясь о причинах его возникновения. И унять этот неутихающий пожар можно было только одним известным ей способом.
«Эту сучку, да огромным хером…»
Не колеблясь ни мгновения, возбужденная без меры девушка подвинула предплечье левой руки ближе к голове и уперлась в него лбом, легко таким упором сдерживая неизвестно откуда взявшиеся толчки и вибрацию тела. В то время правая рука совершила стремительную атаку на горячую точку. Несмотря на охватившее ее жгучее желание немедля погрузить пальцы в свою пылающую норку, она сначала зацепилась за разбухшую горошину клитора и начала его ласкать, усиленно теребя и сжимая. Но надолго ее терпения, как и ожидалось, не хватило, и она потянулась дальше, уже не просто мечтая погрузить свои пальчики в киску, а неистово желая как следует оттрахать себя ими. Однако ее ждал облом. Хотя - это смотря с какой стороны посмотреть…
Наткнувшись на грубый, покрытый какими то наростами горячий упругий поршень, беспрестанно долбящий ее киску, она испытала разочарование от невозможности ощутить в себе свои пальчики, и вместе с тем ее охватил диссонанс, когда тело, наконец-то, поделилось с ней полным спектром испытываемых ощущений. Вместе с тем разочарование было на редкость необоснованным с учетом имеющихся серьезных различиях в размерах вторгающегося в нее предмета и ее собственных пальцев, разумеется, в пользу первого. Она успела неосознанно ощупать эту пылающую огнем наравне с ее киской штуку и припомнила ходящие среди молодых амазонок шепотки, касательно размера самотыка их царицы – Ипполиты. Размерчик, насколько она могла судить, вполне был сопоставим с этим предметом. В голове возникла картинка со все той же Артемидой в главной роли, но на этот раз к зеленому уродцу добавился пресловутый самотык Ипполиты в том виде, в котором его представляли амазонки – здоровенная елда, выточенная из какого-то особого сорта мягкой древесины, отличающейся заметной эластичностью.
- Да, сучка, - прошептала Десма, тут же срываясь в громкие стоны, в то время как ее тело начало невольно, с каждым движением увеличивая силу, подаваться навстречу долбящему гоблинскому члену, который и сам с очередным шлепком яиц по бедрам ставил новый рекорд по скорости совершения возвратно-поступательных движений.
Стонущей в полный голос девушкой, продолжающей с пылом подмахивать напирающему на нее предмету, овладела «своевременная» мысль узнать, к чему же крепится столь интересный самотык. Рука попеременно гуляла по клитору и исследовала мягкими поглаживаниями наросты, бородавки и выступы на покрытом густым слоем взбитой до пены обжигающе горячей смазки члене вонючего гоблина, который от подобного просто охренел и, вытаращив глаза, распахнул в безмолвном крике наслаждения пасть с невероятным трудом оттягивая концовку момента, каким-то шестым чувством ощущая, что стоит лишь продержаться еще немного и в таком случае она будет поистине не забываемой. Решение сдерживаться до последнего привело к непредвиденному побочному результату.
До этого момента гоблин успешно справлялся с обильным слюноотделением путем ее глотания, те редкие капли, вырывавшиеся во время вскриков были не в счет. Теперь же, из распахнутой пасти слюна, ни чем более не сдерживаемая, устремилась вниз струйкой, превратившейся по ходу дела в полноценный ручеек, связывая длинной неразрывной ниткой подбородок и не потерявшую своей мягкости кожу вздернутой вверх попки, подрагивающей в такт движения, попадая на самую ее вершину, прямо на копчик.
Пожалуй, наклонись гоблин сильнее или будь повыше ростом, и поток липкой дурно пахнущей, но не настолько и вонючей на общем фоне слюны скатился бы по хребту вниз к изящному изгибу смуглой спинки, где уже начали скапливаться капли пота, смешанные с землей и белыми ошметками спермы предыдущих соитий. Но слюна выбрала иной путь и скользнула к колечку ануса, чья форма еще не восстановилась до конца после ночного секс-марафона, устроенного пятеркой гоблинов. Колечко пульсировало, сжимаясь в такт двигающегося пониже члена. При попадании на него слюны девичий анус уподобился умирающему от голода организму, принявшемуся судорожно и безостановочно поглощать стекающую в его рот еду. Малая же часть устремилась к любовной пещерке, сходу вписавшись в общее движение, от чего член заскользил в объятьях трепетно сжимающей его киски еще более легко и весело, позволяя в очередной раз побить все рекорды по скорости. Как оказалось, слюна гоблинов обладала на редкость хорошими смазочными свойствами.
Меж тем пальцы девушки протянулись вдоль буравящего ее киску ствола и уперлись в волосатые шары, не умещающиеся полностью в ладони и наполненные чем-то настолько плотно, что их мягкая эластичность удивила девушку. Десма настолько увлеклась исследованием загадочных образований, пребывая на грани своего первого настоящего оргазма, что к правой руке добавилась левая. В какой-то момент громко стонущая амазонка без какой-либо задней мысли перешла от анализа поглаживаниями и ощупываниям к проверке упругости методом сжатия…
Когда окончательно потерявшая голову самка схватила его за яйца и резко сжала, уродец закатил глаза в экстазе, захрипел и, вцепившись в бедра, так двинул в матку на очередном заходе едва не лопающимся членом, в котором наверное сосредоточилось не менее трех четвертей от всех запасов крови, что киска приняла это за команду к переходу в финальную стадию извечного противостояния мужских и женских начал и сильно, со всей дури, накопленной в теле воительницы годами… десятилетиями тренировок, сдавила упирающуюся в матку дубинку. Резкая боль, на доли мгновения пронзившая огромный детородный орган гоблина, сменилась усилившимся наслаждением от туго обхваченного члена. Коротышка, захлебываясь от восторга, замер, прекратив бесполезные трепыхания: вынуть член для следующего захода не представлялось возможным, невзирая ни на какую смазку.
Парочка застыла, остановившись в шаге от кульминации. В этот момент наметился хрупкий баланс в противостоянии между пульсирующим в напряжении членом, и сдавливающей его киской, пытающейся исполнить заложенную в женском организме программу и выдавить, выжать из гоблинской дубинки семенную жидкость, но по иронии судьбы как раз сила сжатия и не давала исполниться задуманному матушкой-природой процессу оплодотворения в изнывающем от желания тела сучки.
Однако это действо не могло продолжаться долго, и спустя пару мгновений весы качнулись в сторону природного механизма, обеспечивающим продолжение человеческого рода на протяжение уже боги весть знает какого времени. В конце концов, что такое несколько пусть даже десятилетий тренировок по сравнению с бездной тысячелетий работы эволюции или с учетом происхождения амазонок - божественным замыслом?
Сердце уродца пропустило один удар, второй, а на третий сжалось с такой силой, что его ребра затрещали в попытке заполнить пустое пространство хоть чем-то, а поиски крови в сердечной мышце гоблина, превратившейся в крошечный наперсток, делались нетривиальной задачей.
Член ощутимо вздрогнул, наросты и бугры стали давить на обхватывающие их стенки лона с соизмеримой силой, внутрь тела застывшей монолитной скульптурой самки ушла короткая вибрация, достав до внутренностей матки и послужив тем самым спусковым крючком. И киска поддалась под напором толстого мясистого члена, размеры которого вышли уже далеко за рамки, заложенные физическими параметрами тщедушного тельца или продиктованные здравым смыслом. Слабина вышла внешне незаметной – парочка все так же замерла на грязном вонючем полу гоблинского логова, держа в напряжении свои мышцы – но ее последствия проявились уже через секунду.
Киска подалась напору проникшего в нее безобразного полового органа совсем немного, буквально на какие-то доли миллиметра, но этого вполне хватило, чтобы напряженные волосатые шары, изрядная доля давления в которых обеспечивалась сжавшимися тренированными пальцами опытного бойца, выстрелили через член, по семенному каналу, порцией спермы. Да, пусть спустя мгновение, сжавшаяся киска девушки отвоевала позицию назад и снова наглухо перекрыла «клапан», но было поздно: он уже выполнил свое предназначение и стравил немного излишков семенной жидкости в заданном направлении.
Так организм зеленокожего карлика, ведомый основным инстинктом, преодолел пусть и с трудом и не без помощи самой самки последнее препятствие на пути к ее осеменению, и толика его семенных запасов, направляемая давлением от сжатия его распухших яиц, проскользнула по члену сквозь блокаду, устроенную ему киской амазонки.
Крохотный по сравнению с ожидающими своего времени оставшимися запасами запасами белый сгусток размером с тот самый наперсток, в который превратилось сердце похотливого коротышки, пролетел через член нисколько не потеряв начальное ускорение, а наоборот – только сильнее разгоняясь из-за сдавивших канал мышц влагалища, особенно в этом плане досталось огромной головке, которая была заметно мягче и эластичнее бугристого органа. Киска настолько мощным напором сжала венчавший кожаный жезл мясной набалдашник, что стиснутая со всех сторон головка, не пожелавшая деформироваться сверх определенного порога, но вместе с тем вынужденная реагировать на оказываемое давление, продолжила свою экспансию в единственном доступном для нее направлении и еще сильнее прижалась к матке, шейке которой волей-неволей пришлось уступить под напором мышц собственной киски и предоставить место напирающей головке под собственные нужды.
Неизвестно, чем бы закончилось планомерное сдавание позиций матки, которое расценивалось наступающим органом по меньшей мере как паническое бегство, но именно в этот момент, когда округлая головка испытывала наибольшее давление из нее выскользнула… вырвалась приснопамятная капля жирного семени… Если бы перед головкой в тот момент не располагалась преграда в виде раскрытого чрева стройной амазонки, то белесый сгусток пролетел, наверное, не меньше порядка тридцати метров, но вместо этого он ударил в уязвимое место – дно матки, заставив ее прогнуться под напором удачливого первопроходца. Обжигающий сгусток расплескался, взорвался, оставляя следы своего прибытия едва ли не по всей внутренней поверхности, не обделяя вниманием ни один хоть сколько-нибудь достойный упоминаний клочок матки.
Самка тотчас отреагировала на долгожданное вторжение. Амазонка вздрогнула, вскинула голову, слегка подавшись вперед и скользнув голой грудью по грязной кашице, и громко застонала, а по ее телу прошла сладострастная дрожь, закончившаяся мимолетным ослаблением давления киски, позволившим новому вторженцу с не уступающей предыдущему яростью и напором атаковать глубины застывшей в предвкушении норки. В дальнейшем установилась следующая тенденция – каждый следующий сгусток желеобразной и раскаленной спермы увеличивался в размерах из-за увеличения интервала времени, необходимого мышцам киски для восстановления, но вместе с тем заряды семени обретали большую скорость из-за усиления давления тех же мышц по мере их отдыха.
Девушка опустила голову и, прикусив губу, попыталась сдержать крик, однако, ее старания оказались тщетны: процесс совокупления достиг критической отметки. В тот момент, когда запасы семенников исчерпались не более, чем на половину, исправно подбрасываемое в «топку» матки «топливо» довело ее до «точки кипения». Успев освободить припухлую губку из плена жемчужных зубок, девушка до скрипа сжала челюсти. В глазах Десмы потемнело, что с учетом окружающей темноты никак в целом не сказалось на зрении, а мышцы тела свело такой судорогой, что позади нее послышался восторженный вскрик наполняющего ее уродца, не ожидавшегося от самки такого напора, доставившего ему лишь дополнительное удовольствие от уже привыкшего к нагрузкам члена с примесью капельки боли от сдавленных яиц. Услышанный крик словно сорвал последние скрепы, и из груди девушки, достигшей наконец своего первого настоящего оргазма, вырвался в замкнутое пространство логова оглушительный вопль, переполненный эйфорией под завязку.
Из головы оттраханной особы исчезли и тени мыслей, даже подсознание приостановило свою работу, оставив лишь чувство небывалой легкости, которое вскоре передалось все еще сведенным судорогой мышцам, принося им покой и умиротворение от хорошо выполненной работы. Голова плюхнулась на пропитанную вонью землю, не обратив на последнюю никакого внимания: до гоблинских ароматов ей не было никакого дела последние двадцать минут, так с какого перепуга она должна уделить им свое время именно в этот момент? Колени дрогнули и начали разъезжаться в стороны, но благодаря подложенному под живот бревнышку, занять позу лягушки у ушедшей в глубокую прострацию амазонки не получилось. Затем медленно, словно неохотно, разжались пальцы, выпустив из плена цепких ладошек неподатливые волосатые мячики, заметно потерявшие в своих размерах. Последней сдалась киска, резко уступив позиции по всем фронтам и позволив дернувшемуся от неожиданности вперед члену загнать кончик головки еще глубже в недра шейки матки, наполненной гоблинским эякулятом.
Спустя мгновение оставшиеся запасы семени устремились единым, непрекращающимся потоком, уподобившись озерной воде, преодолевшей наконец сопротивление плотины и хлынувшей в речное русло, не приспособленное для приема такого объема, впрочем, данное сравнение уже не относилось к напряженному гоблинскому члену, головка которого, лишившись давления со стороны сочащейся киски, вздулась полностью заполнив собой внутренние глубины любовной пещерки амазонки и начав оказывать существенный прессинг на быстро растягивающуюся киску, не сильно пытавшуюся хоть как-то ограничить аппетиты захватчика.
На рельефном смуглом животе Десмы, воспользовавшись полнейшей расслабленностью пресса, проступил бугорок, выступивший в роли индикатора силы напора, оказываемого на внутренности пребывающей в нирване девушки. Едва поток спермы достиг цели, как по наполненной матке прошлась тревожная дрожь: место уже закончилось, а вязкая густая и по-прежнему горячая жидкость все прибывала и прибывала. В следующий миг матка, пребывая в не менее расслабленном состоянии, чем остальное тело, сдалась под неудержимым натиском, и ее эластичные стенки начали стремительно расширяться. Под ликующий финальный хрип (на большее у гоблина попросту не хватило сил) остатки спермы заняли положенное им согласно мнению мерзкого карлика место, заставив животик самки едва заметно округлиться.