Riddle's foster-Prostitute

       Это было похоже на какое-то безумие. Том настолько кардинально изменил свое поведение, что мне начало казаться, что я в самом деле сошла с ума в Азкабане. Он самостоятельно готовил нам завтраки, обеды и ужины. Заботливо следил за соблюдением предписанной мне диеты и питьем восстанавливающих зелий точно по часам. Том не нагружал меня информацией, не требовал от меня «знаний будущего», будто вовсе забыл о том, что я знала много того, чего знать не должна. Он выводил меня гулять в сад и терпеливо замедлял шаг, потому что я была настолько слаба, что не могла поспевать за привычной ему стремительностью. Вместо того чтобы возмутиться, он доводил меня до первой попавшейся скамьи, стоило мне ощутить слабость, и осторожно усаживал на нее, давая мне время передохнуть и восстановить дыхание.        Том делился со мной школьными сплетнями, с гордостью поведал, что стал старостой в прошлом году, рассказывал о крайне хороших, почти доверительных отношениях с Дамблдором и благодарил меня за советы, которые я давала ему до тюрьмы — по его словам, все это очень пригодилось при общении с Дамблдором, который с каждым днем все больше уходил мыслями в войну с Гриндевальдом и все меньше заботился о делах в школе. Том рассказал, что все же отыскал Тайную Комнату и даже посетил ее, но не стал будить и выпускать василиска, чтобы не навлекать на себя ненужные подозрения. Я слушала его и понимала, что слишком сильно увела реальность от известного мне канона, и теперь даже не могла предположить, как будет складываться жизнь Тома после выпуска из Хогвартса. На мои осторожные расспросы о его дальнейших планах он отмалчивался и ласково советовал мне сперва набраться сил и сосредоточиться на своем восстановлении.        Скорость этого самого восстановления же оставляла желать лучшего. Я худо-бедно могла передвигаться по дому без помощи Тома и выходить на короткие прогулки, но крайне быстро утомлялась и стала часто спать. Сон мой был неглубоким — меня все еще мучали кошмары, и я вырывалась из дремы в холодном поту. Собственное бессилие тяготило меня в той же степени, в которой было безразлично, ведь я слишком привыкла к такому состоянию за два года в Азкабане. У меня был крайне слабый аппетит, и я ела понемногу, совсем маленькими порциями, и если поначалу Том пытался впихнуть в меня чуть больше еды, то потом перестал, так как после каждого переедания меня сильно тошнило. Иногда у меня возникало ничем не подкрепленное ощущение, что его невыносимо сильно раздражает мое состояние, но при этом ничего в его поведении не подтверждало эти мысли. Том оставался удивительно заботлив и внимателен ко мне.        Через два дня после моего возвращения домой мне написал Цигнус. Сова принесла от него письмо и букет нежно-розовых роз сразу после завтрака, и я испуганно сжалась, с ужасом ожидая реакцию Тома. Он не сводил с букета глаз, и я не могла понять по его лицу, о чем он на самом деле думал.        Заметив мой страх, Том растянул губы в странной, не угрожающей, но и не дружелюбной улыбке и бесстрастно спросил: — От кого они?        Этот разговор в любом случае когда-нибудь бы случился, но сейчас я не была к нему готова. Вжав голову в плечи и прижав букет к груди, я выдавила: — От Цигнуса, — и бровь Тома издевательски взлетела вверх. — Я заметил еще на суде, что он был удивительно лоялен к той, кого судили за убийство его племянника, — проговорил он, не сводя с меня пытливых глаз.        Его палец тихонько, размеренно постукивал по столу, и этот звук бил по моим нервам. Я с глухой злостью на саму себя осознала, сколь пугливой и нерешительной стала после Азкабана, и еще сильнее меня злило то, что я ничего не могла поделать с этим страхом. Я будто до сих пор была скована цепями, заключена в холодные стены, и у меня не было решительности изменить это. Не было силы духа, чтобы перестать бояться.        Шумно сглотнув, я опустила взгляд и выдавила: — Он приходил ко мне, когда я была в заключении. Мы поладили. — Поладили, — медленно повторил Том. Его губы изогнулись в усмешке, он насмешливо вскинул бровь. — Ты себе не изменяешь, дорогая. Сколько мужчин пали жертвами твоего очарования? — его голос сквозил презрением. — Удивительная способность создавать слабость там, где ее не было. Впрочем, не скажу, что понимаю это, но могу оценить твои… таланты.        То, как он это сказал, вызвало у меня неприятное ощущение грядущей беды. Том и в каноне презирал людские слабости и чувства, но сейчас, воочию увидев, что с людьми делают эмоции и привязанности, будто стал и вовсе испытывать ко всему этому еще большее отвращение. А еще… оценивал, как применить и использовать это в будущем. Ведь не зря, хоть и с издевкой, он назвал это «талантами».        Меня отвлек от размышлений его красивый, легкий смех. Я вскинула глаза, с изумлением уставившись на него. Том ярко, тепло улыбнулся, заметив, что привлек мое внимание, и с весельем покачал головой. — Не бойся меня, Морри. Я просто не могу не поразиться тому, сколь сильно чувства могут влиять на разум и рассудительность, — он встал со стула и обошел стол, прислонившись бедром к столу сбоку от меня. Его холодные пальцы аккуратно разжали мои, вытаскивая букет из моей ладони, и он осторожно, стараясь не примять цветы, отложил его на столешницу. — Ты так чертовски обаятельна… Будь у меня хоть половина твоего очарования — я бы захватил мир за неделю. — Ты и так… обаятельный и харизматичный, — выдавила я, пытаясь понять, что происходит. Том в самом деле только что сделал мне комплимент? — Рад, что ты считаешь меня таковым, — прошептал он, сжимая мои подрагивающие пальцы. Том потянулся, заправил прядь моих волос за ухо и проговорил: — Мне было одиноко без тебя, Морриган. Этот дом так огромен и пуст…        Я перебила его, вспомнив о том, что все эти дни волновало меня, и быстро спросила: — Где же Йен? — Том едва заметно поморщился, и я продолжила: — Он обещал мне, что будет присматривать за тобой, но я ни слова о нем от тебя не услышала… — Он… присматривал, — едко хмыкнул Том, теребя пальцами мои волосы. — Дамблдор отправлял меня к нему каждое лето. Мы проводили часть лета в Китае, часть — здесь. — А этим летом?.. — Йен окончил школу в прошлом году, — напомнил он, и я поразилась тому, как быстро пролетело время. Мерлин, когда мы познакомились, Йен был еще совсем мальчишкой… — Он встал во главе своей семьи в Китае и подмял под себя подпольный мир Шанхая. Магический, я имею в виду. Маггловский давно был в кармане его клана.        Это не могло не поражать. Йену было всего… сколько? Восемнадцать, вроде? И он уже сумел столько достичь. Конечно, у него была поддержка семьи, но все же… — Он стал лучшим выпускником Шамбалы за последние двести лет, — скупо похвалил Риддл, неприязненно скривившись. Ему явно не нравилось признавать чужие заслуги. — Он удивительно талантлив во всем, что касается… криминальной стороны мира. Конечно, у него было должное воспитание. — Так он поэтому не здесь? Он занят в Китае? — предположила я, но Том тут же опротестовал мою догадку: — Сейчас Фэй занят тем, что вновь распространяет свое влияние на Лондон. Его маггловский клан уже восстановил их пошатнувшиеся позиции в маггловском Лондоне, он уничтожил албанский синдикат и выкупил почти весь Доклендс.        Я пораженно распахнула рот, недоверчиво покачав головой. Тот мальчишка, что когда-то заглядывал мне в рот и бегал за мной, как собачка, стал… вторым Лоном? При воспоминании о моем бывшем любовнике-китайце мой желудок болезненно сжался, и я прижала ладонь ко рту, сдерживая тошноту. В поврежденном дементорами разуме всплыли воспоминания обо всем, что он со мной творил, и я крепко зажмурилась, даже не замечая, как меня начала бить сильная дрожь.        Ладонь Тома ритмично поглаживала мою спину, даря успокоение. Он что-то нашептывал мне, и хоть я не могла понять ни слова, один лишь звук его голоса помогал мне унять паническую атаку. — Не беспокойся, он не такой, как его дядя, — заглянув мне в глаза, Том поверхностно считал мои воспоминания и тяжко вздохнул, нахмурившись. — Йен никогда не причинит тебе вреда. Как ты и хотела раньше, он помогает мне. Йен занят Лютным переулком. Как только приберет его к рукам, он сможет быстрее влиться в подпольный мир магической Британии и соберет для меня последователей. — Но если он собирает их сейчас, если он может сделать это сам, для чего ему отдавать власть тебе? Ты не боишься, что он предаст тебя? — со страхом спросила я, и Том вновь рассмеялся, снисходительно глядя на меня сверху-вниз, как на неразумного ребенка, который ничего не знает о мире. — Я сильнее его. Уже сейчас он ничего не может мне противопоставить, когда мы сражаемся один-на-один. К тому же… те, кого вербует Йен — жалкий сброд. Полезный, жестокий, но сброд. За мной же стоит весь Слизерин, весь Хогвартс. Вся будущая элита магического мира в моем услужении, — самодовольно похвастался Том, пробежавшись пальцами по моей спине, огладив плечо и замерев на бешено бьющемся пульсе. — Пешки Йена будут моей разменной монетой. И они будут связаны с ним, а не со мной. Я же получу в свои руки власть над будущими главами древних родов. Над будущими Главами Отделов в Министерстве, над членами Визенгамота, над владельцами бизнеса по всей Британии. Весь Хогвартс на моей ладони, — прошептал он, приблизившись ко мне. Его зрачки были ненормально расширены. — Даже эти остолопы, гриффиндорцы, внимают каждому моему слову и выказывают мне должное уважение. Спасибо Дамблдору, который продемонстрировал своему тупому факультету заботу обо мне — несчастном одиноком сироте. Они прислушиваются к моим просьбам, они больше не ввязываются в факультетскую борьбу, уважая мое стремление к «дружбе и взаимовыручке», они советуются со мной, когда хотят пошалить и в меру нарушить пару-тройку правил. Они бегут ко мне со своими проблемами и восхищаются мной, как единственным живым наследником одного из Основателей Хогвартса. Я не ограничился одним Слизерином, Слагхорном и горсткой рейвенкловцев, Морриган. Каждый студент и профессор доверяет мне, уважает меня и готов на все, чтобы помочь мне и поддержать меня. Я не сидел без дела эти два года. Мой дорогой декан познакомил меня с десятком влиятельнейших волшебников современности, и с каждым из них я поддерживаю переписку. Твой милый дружок-Альбус стал лично обучать меня искусству дуэли, когда я полгода назад одолел Меррисот — профессора Защиты от Темных Искусств. Я уже почти сравнялся с ним, а он, если верить слухам, единственный, кто способен соперничать с Гриндевальдом в прямом столкновении. И Дамблдор любезно обучил тянущегося к знаниям меня, как сражаться наравне с ним и Темным Лордом, которого боится весь остальной мир. Скажи мне, Морриган, — его лицо было слишком близко к моему. Темные глаза, казалось, смотрели прямо в душу. Горячий шепот обжег губы. — Скажи мне, стал ли я сильнее по сравнению с тем будущим, которое ты когда-то видела?        Дрожь прошлась по моему телу. Холодные мурашки пробежали по спине. Я буквально ощутила, как встают дыбом волосы на голове, как ледяные когти страха впиваются в бешено стучащее сердце, обхватывают горло, мешая сделать вдох.        Он был не просто сильнее. Он был на совершенно другом уровне. Не скованный своим происхождением, не имеющий проблем с деньгами, не прозябающий в ненавистном приюте каждое лето, не убивавший Миртл, не совершавший злодеяний, что могли бы вызвать подозрения Дамблдора, который в каноне вставлял ему палки в колеса и делал все, чтобы не дать Тому заполучить влияние, не одинокий и обросший большими связями, чем в книгах, нынешний Том… восхищал в той же степени, в которой ужасал.        И худшим было то, что он знал об этом. Без труда мог прочесть это в моих глазах даже без легилименции. — Сейчас я восхищаю тебя еще больше, чем прежде? — довольно осклабился он и огладил большим пальцем линию моей челюсти. — Ты рада, что когда-то забрала меня из приюта? Рада, что поставила все на меня? — Чего… чего ты от меня теперь хочешь? — выдавила я, с трудом шевеля онемевшими губами. — Мне так нравятся твои глаза, — сказал вдруг он, проигнорировав мой вопрос. — Такие… ведьмовские. Даже если ты не можешь колдовать, все равно… ты так умело околдовываешь других.        Что-то скребнулось на краю сознания, но я так и не смогла понять, что именно в его словах так зацепило меня. Будто я уже слышала что-то подобное — не точь-в-точь, но очень похожее… — Отвечая на твой вопрос, — произнес Том, тонко улыбнувшись. — Как я говорил, этот дом слишком огромен и пуст для меня одного. Морри, я рад, что именно ты скрашиваешь мой досуг своим обществом. Ты упоминала, что любишь читать Уайльда? Я прикупил одну из его книг, когда был в Лондоне в начале лета. Почитаем вместе?        Я не помнила о том, что говорила такое Тому. Тем более, что я никогда не читала ни одну из книг Уайльда и даже не могла вспомнить их названия. Невольно нахмурившись, я попыталась понять, к чему он об этом упомянул. Ведь мы никогда не обсуждали литературу, я вообще не была любительницей чтения, и единственные разы, когда я с кем-то говорила на эту тему…        Я охнула, с ужасом глядя на него, и по его лицу осознала, что он понял — я обо всем догадалась. Эти слова про ведьмины глаза, обсуждение Уайльда — все это было тем, о чем я когда-то давно говорила с его отцом. Не слово в слово, но очень близко, так похоже… — Чего ты добиваешься? — выпалила я, отшатнувшись от него, и Том любезно придержал мой чуть не опрокинувшийся стул, с весельем прищурившись. — Зачем ты делаешь все это? — Не понимаю, о чем ты, — хмыкнул он, отступая от меня на несколько шагов, давая мне больше личного пространства. — Просто вспомнил, как видел в воспоминаниях отца, что вы обсуждали любимые произведения, и мне захотелось почитать их вместе с тобой. Я хочу знать о том, что тебе нравится, Морриган.        Я знала, что это была ложь, но не могла понять ее смысла. Чего бы Том ни добивался, это не могло закончиться ничем хорошим. ***        Несколько дней все было настолько тихо и спокойно, что я начала бояться каждого шороха, не зная, чего теперь ожидать от Тома. Он все так же заботился обо мне, помогал мне восстанавливаться, готовил для меня горячий шоколад и каждый вечер сидел со мной перед камином в гостиной, читая вслух. Он был таким уютным и домашним, что мне хотелось обмануться и поверить в то, что все ужасы теперь позади, Том в самом деле потеплел ко мне, и мне отныне нечего бояться, но, как бы заманчиво все это ни звучало, я не позволяла себе забыться, оставаясь настороже.        Том читал меня, как открытую книгу. Кажется, его забавляло мое недоверие, и он получал долю наслаждения от моего страха перед ним, но при этом, что удивляло меня сильнее всего, Том не пытался воспользоваться этим, будто не видел в этом никакой выгоды для себя, и оставался заботливым и нежным по отношению ко мне.        Цигнус продолжал слать мне подарки и письма, на которые я с удовольствием отвечала. Он интересовался моим здоровьем, желал мне благополучия, спрашивал, есть ли что-то определенное, чего бы мне хотелось, и, несмотря на мое упорное игнорирование этого вопроса, каждый раз вместе с письмом его сова приносила свертки с украшениями, десертами из французских кондитерских, симпатичные мантии или магические уходовые средства и косметику.        Он был обходительным, внимательным ухажером, и каждый его презент нравился мне. Цигнус ни разу не прислал ничего, что не отвечало бы моим вкусам, и я не могла не поразиться тому, как ему удавалось так хорошо это угадывать.        На каждый такой подарок Том холодно хмыкал, но никак больше не реагировал, негласно позволив мне принимать знаки ухаживания Блэка и поддерживать с ним переписку. Не знаю, что он на самом деле думал обо всем этом, но того, что Том не протестовал и не пытался запретить мне слать Цигнусу письма в ответ, уже было более чем достаточно.        Моя нервозность после той откровенной беседы с Томом почти сошла на нет, и я даже начала понемногу расслабляться в его присутствии, когда это случилось вновь.        Мы в очередной раз гуляли в саду перед ужином, и Том медленно вел меня под руку по одной из тропинок, заботливо накинув мне на плечи вязаный плед. Я понемногу крепла, с каждым разом могла пройти все дальше, но в этот раз каждый шаг давался мне с трудом, потому что новые, не разношенные туфли неприятно натирали стопы.        Том довел меня до ближайшей скамьи и помог мне усесться на нее, а потом растянул рот в странной, немного пугающей усмешке и внезапно опустился передо мной на колени, пристально глядя на меня снизу-вверх. Я шумно вздохнула, вжалась спиной в скамейку, во все глаза смотря на него, вспоминая, как когда-то давно его отец сидел передо мной на коленях в такой же ситуации и… — Сильно стерла кожу, — проговорил Том, сняв с меня туфли и обхватив ладонью мою оголенную стопу.        Его вторая рука заползла под юбку и медленно огладила мою икру, замерев под коленкой. Я впилась пальцами в скамью, с ужасом уставившись на него. Глубокий, потемневший взгляд пригвоздил меня к месту, лишив возможности двигаться. Он сливался с глазами Тома-старшего, который когда-то в этом самом месте шептал мне слова любви, так же поднимая мою юбку, ныряя под нее и…        Я отвернулась и закашлялась, хватаясь за ткань платья на груди, оттягивая ее, чувствуя, что начинаю задыхаться. Том придвинулся ближе, огладил большим пальцем косточку на моей лодыжке, прошептав: — Успокойся, дорогая. Все в порядке, это всего лишь небольшая травма, которая пройдет за пару минут, стоит нанести Заживляющее зелье.        Он это серьезно? Будто я в самом деле паниковала из-за того, что натерла ногу? — Перестань, — взмолилась я, и он непонимающе вскинул брови. — Перестать что? — спросил Том с легкой улыбкой, пока его пальцы осторожно оглаживали мое колено и поднимались вверх по бедру.        Я вздрогнула и оттолкнула его руку, выпалив: — Не веди себя так! Так, как… — «твой отец», — не смогла договорить я, но он понял меня и без этих двух слов. — Милая, ты же не думаешь, что я стал бы… делать то, что тогда сделал он? — хмыкнул Том, поднимаясь и оттряхивая брюки.        Меня трясло. Я быстро оправила юбку дрожащими пальцами и поджала под себя голые ноги, опустив глаза в землю. Это было безумием. Том знал, видел в памяти отца, как тот на этом самом месте когда-то довел меня до оргазма своим языком. Я вспыхнула, стоило только подумать об этом. Он видел, как его отец, похожий на него как две капли воды, брал меня десяток раз. Видел, как я отдавалась ему, с наслаждением шепча их одно на двоих имя.        И сейчас Том зачем-то подражал ему. Вел себя так, как вел его отец, при этом подходя очень близко к черте, но не пересекая ее. Он пугал меня. — И почему же он вызывал в тебе страсть и желание, а я вызываю лишь страх? — вкрадчиво спросил Том, медленно проговаривая каждое слово. — Не говори, что хочешь… — Разумеется, нет, — усмехнулся он и, присев рядом со мной, унизительно-успокаивающе погладил меня по голове. — Просто стало любопытно. Ты так испугалась, будто я делал что-то жестокое, тогда как я всего лишь помог тебе снять неудобные туфли. — И заодно облапал мои ноги, — выпалила я, сконфуженно теребя юбку, и Том рассмеялся. — Погладил, а не облапал, — он обнял меня и устроил голову на моем плече. — У тебя красивые ноги. И очень гладкая кожа.        «У тебя тоже», — подумала я и закрыла глаза, устало расслабившись в его объятиях. У меня не было сил сопротивляться, не было ни малейшего шанса остановить его или хотя бы оттолкнуть от себя, не было и ощущения, что он позволит мне это, если я попытаюсь.        Том играл со мной как с мышкой, и я понятия не имела, чего он добивался. Но одно я знала точно — он не хотел меня. Даже если и вел себя, как его отец, даже если пытался подражать ему… Том не испытывал ко мне ни капли желания, лишь какой-то исследовательский интерес. Будто оценивал свои возможности и мои реакции на прикосновения, чтобы… что? Научиться соблазнять женщин? Но для чего? Или чтобы вновь привязать меня к себе? Потому что после Азкабана я не бросалась в омут с головой, не хотела отдавать ему всю себя, и он успел проанализировать изменения в моем поведении и не остался доволен ими?..        Голова разрывалась от мыслей, и я так ни к чему не пришла, лишь уверившись в том, что он опасен для меня. И мне нельзя терять рядом с ним бдительность. ***        Несколько дней спустя Том предложил вместе отправиться в Косой Переулок для покупок к школе. Я была рада выйти и проветриться, но при этом испытывала иррациональный, незнакомый мне прежде страх перед толпой. В конце концов, я была едва вышедшей из Азкабана «преступницей», в глазах общества я была мусором, а не достойной ведьмой, и меня пугало то, каким могло быть отношение магов ко мне. Тем более, если я появлюсь на людях с Томом, ведь, как я поняла, для волшебников не было секретом, что его опекунша угодила в Азкабан.        Странным было и поведение Тома. Если раньше он открещивался от совместных покупок и запрещал мне встречать и провожать его в Хогвартс, то сейчас сам предложил показаться вместе перед магами. Я не могла понять, что он задумал, и это лишь еще больше нервировало меня.        На мой вопрос о том, как же мы будем добираться до Косого Переулка, Том снисходительно пояснил, что попросил Огдена позаботиться о том, чтобы дом Риддлов был подключен к каминной сети. Для этого не требовалось личного присутствия министерских, достаточно было лишь сообщить нужный адрес в отделе Министерства, но они не могли сделать этого прежде, так как я была в заключении, Том был несовершеннолетним, и особняк Риддлов оценивался как маггловский, а не магический. Сейчас же, раз этот дом официально являлся местом жительства волшебницы — то есть, меня — не было никаких проблем с подключением к каминной сети. — После тебя, — предложил Том, но я отрицательно покачала головой, и он со вздохом вошел в камин первым: — Дырявый котел, — бросил он и исчез в вихре зеленого пламени.        Меня так и подмывало вернуться в свою комнату и запереться в ней, но я не могла себе этого позволить. Мне нужно было вновь учиться тому, что значит жить. Смирившись и подавив внутренний страх, я бросила в камин щепотку Летучего пороха, зажмурилась и выпалила: — Дырявый котел! — после чего едва не опустошила содержимое желудка из-за резкого перемещения.        Буквально вывалившись из камина вслед за Томом, я угодила прямиком ему в руки и покачнулась на дрожащих ногах, пытаясь восстановить равновесие. Том бережно обнял меня за плечи и отвел подальше от камина, прежде чем тихо спросить: — Ты в порядке? — Пойдет, — выдавила я, цепляясь за него, чтобы не упасть. Почувствовав себя лучше спустя пару минут, я отстранилась от него и медленно кивнула: — Уже лучше… можем идти?        Коротко улыбнувшись мне, Том взял мою ладонь и положил ее на свой локоть, вынудив меня держать его под руку. Он потянул меня к проходу в Косой, плавно лавируя между столами, и лишь проходя мимо других посетителей Дырявого Котла, я наконец заметила, как много внимания мы на самом деле к себе привлекли.        Многие маги смотрели на нас и о чем-то перешептывались, и я не могла разобрать выражения их лиц. Взгляд наткнулся на бармена Тома, которого я видела последний раз два года назад, на своем суде, и неожиданно для меня он вежливо кивнул мне и помахал рукой. Глухо сглотнув, я коротко кивнула ему в ответ, и в следующий миг Том уже утащил меня к кирпичной стене, за которой нам открылся проход в Косой.        Оказаться здесь было еще хуже, чем быть в Дырявом Котле. Мы сразу же окунулись в толпу гомонящих детей и их родителей, и — к моему ужасу — большинство из них узнавали Тома, подходили поздороваться и даже поздравляли его с возвращением опекунши, а меня — более робко — с освобождением.        Это казалось мне каким-то бредом. Я не знала никого из этих людей, но они будто бы знали обо мне. Нет, я догадывалась, что будут те, кто может увидеть Тома в сопровождении женщины, вспомнит о том, что его опекун была приговорена к сроку в Азкабане и сложит два и два, но я никогда бы не подумала, что они будут подходить и поздравлять нас. — Что, черт возьми, происходит? — нервно спросила я, крепче вцепляясь в локоть Тома и машинально придвигаясь ближе к нему.        Он с видимым весельем покосился на меня, вежливо кивнул очередному знакомому и тихо прошептал: — А чего ты ожидала? Дамблдор, Огден и — как ни удивительно — Блэки, по крайней мере, часть из них, разнесли по всему магическому миру, как сожалеют о твоем «несправедливом» заключении в Азкабан, — я с ужасом воззрилась на него, и он хмыкнул: — Сперва я был не в восторге от этого. Кому захочется иметь осужденную за убийство и покрывательство в опекунах? Но очень скоро понял, что даже это играет мне на руку, и научился этим пользоваться. Ведь я так сильно тосковал и волновался о моей дорогой Морриган Сейр, так радовался ее скорому освобождению… — его наигранный голос издевательски тянул слова, явно подражая тому, что говорили или хотели от него услышать окружающие. — Не удивлена, что даже это ты сумел использовать с пользой для себя, — глухо выдавила я и отвернулась.        Хоть и ожидаемо, но мне стало невыносимо противно от того, что эти два года Ада, страданий и бесконечного ужаса он извратил и обернул в собственную выгоду, умело манипулируя окружающими.        Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Том сбавил шаг, притянул меня ближе к себе, хвала богам — сохраняя внешние приличия, заглянул мне в лицо и прошептал: — Я действительно волновался, Морри. И я был рад, когда тебя освободили. Ты веришь мне?        «Нет», — подумала я и ответила: — Разумеется, Том.        Конечно, мне не удалось провести его. За прошедшие годы он научился читать меня, как открытую книгу. Или это я так сильно сдала после Азкабана?.. Тихо хмыкнув, Том возобновил шаг, решив первым делом направиться к Малкин. Он все так же перебрасывался словами со всеми встреченными знакомыми, шел по улице уверенным шагом, с гордо поднятой головой. Том вырос и так сильно изменился… у меня щемило в груди от осознания перемен в нем. Он был так самодостаточен, уверен в себе, Том был доволен, вот так прогуливаясь по Косому и улыбаясь окружающим. Он был слишком красив, и от этого было почти больно смотреть на него. Потому что он был безупречен и блистал, а я… была давно изваляна в грязи. — Ты здесь, Том! — донесся до меня чей-то юношеский голос, и я вздрогнула, выплывая из своих мыслей. — Мисс Сейр, — вежливо раскланялся симпатичный парень с вьющимися черными волосами и серыми глазами, — рад видеть Вас в добром здравии.        В нем, как и в еще одном мальчишке рядом с ним, без труда угадывались блэковские черты. — Кхм… да, мисс Сейр, мы рады, что Вы достаточно оправились, чтобы выйти с Томом за покупками, — сказал второй Блэк. — Том очень ждал Вашего возвращения, — весело подначил скривившегося Риддла третий мальчик. — Благодарю, эм, — я замялась, попытавшись вспомнить, как их всех зовут. У них были знакомые лица, Том явно представлял мне их раньше, но прошло слишком много времени, и их имена стерлись из памяти.        Заметив мое затруднение, Том вышел вперед и представил их еще раз: — Эван Розье, — махнул он на третьего парня, — Альфард Блэк, — указал на того, кто говорил вторым, и назвал первого, не сводя с меня глаз: — Цигнус Блэк.        Я непроизвольно вздрогнула, услышав знакомое имя. Точно, Блэков же часто называли в честь родственников, у них вечно повторялись имена. Интересно, кем этот мальчик приходился моему Цигнусу? Если подумать, он был на него сильно похож. Даже волосы завязывал в такой же низкий хвост. — Рада встрече с вами, — улыбнулась я, крепче впившись в локоть Тома чуть подрагивающими пальцами.        Все они, если мне не изменяет память, были будущими Пожирателями. Нет, не так. Сперва это был Орден Вальпургиевых рыцарей, значит… они вполне уже могли в нем состоять. Или… постойте, Альфард Блэк? Был ли он на стороне Тома после Хогвартса? Ведь, если мне не изменяла память, он вполне мог быть тем самым дядюшкой Альфардом, который подарил Сириусу дом и дал круглую сумму в наследство, когда тот сбежал из дома. Он бы не сделал этого, если бы разделял чистокровную политику семьи. Или он тоже был ненавистником грязнокровок и магглов, но пожалел племянника? Черт возьми, я запуталась.        Меня в очередной раз вырвал из мыслей тихий голос Тома. — Морриган? — позвал он и, заметив, что я обратила на него внимание, с улыбкой предложил: — Пойдем внутрь? — Кстати об этом, эм, Том, — Альфард стушевался под пристальным взглядом Риддла и неловко пробормотал: — Мы не могли отказать, поэтому… там, внутри наш дед с Вальбургой, — он скривился при упоминании имени сестры и закатил глаза. — Эта ведьма решила закупиться новыми мантиями и уговорила деда, когда не смогла выбить из отца лишние карманные деньги. — Вальбурга? — удивилась я, услышав знакомое имя, и Цигнус пояснил: — Да, Альфард — мой старший брат, он в этом году идет на седьмой курс, а я учусь вместе с Томом. Вальбурга — наша старшая сестра, она окончила Хогвартс в июне. — И ваш дед?.. — уточнила я, почувствовав неладное.        У Альфарда было слишком показательно-безразличное лицо для того, кто ничего не знает о моих нынешних связях с родом Блэк. Цигнус же явно был не в курсе моих отношений с одним из своих родственников, и важно сказал: — Цигнус Блэк. Наш дед. Меня назвали в его честь.        Я натянуто улыбнулась и мысленно прокляла всю блэковскую семейку. Мерлин, думать о Цигнусе как об «одном из Блэков» было не так тревожно, как ассоциировать его с родным дедушкой будущих слуг Тома, которые стоят прямо передо мной.        Глаза Тома вспыхнули довольным огнем. Эта ситуация почему-то доставляла ему удовольствие, и мне было страшно думать о том, чем это вызвано. Он явно что-то задумал и, возможно, приложил руку к тому, чтобы мы встретились здесь с Цигнусом, и я понятия не имела, что за игру он теперь вел. — Пойдем внутрь? — изогнул уголки рта в улыбке Том и потянул меня в магазин.