Раз, два, три… До, ре, ми*…
Тихое потрескивание огоньков свечей нарушало воцарившуюся в столовой тишину. Девять пар глаз с интересом смотрели на меня в ожидании.
Моцарта? Бетховена? ** Кого им сыграть?
Сейчас всего-лишь первая половина XVIII века… Ни тот ни другой ещё даже не родился, а я думаю — играть или не играть их музыку?..
Дмитрий определённо хотел поставить меня в неловкое положение перед гостями, расхвалив мою игру и любезно предложив усладить их слух. Что самое главное, все выразили единогласное одобрение данной идеи. Ну, кроме молодого Оленева и Анастасии, дочери Анны Бестужевой, которые просто промолчали. Последняя, казалось, вообще ни в чём не собиралась учавствовать в этот вечер. Единственной её деятельностью было всем своим видом демонстрировать свою красоту и искренне наслаждаться этим. Что ж, имеет право — она действительно была на данный момент самой красивой женщиной в комнате. Даже Анна на её фоне блекла, хотя до этого я не думала, что подобное возможно. Так что я почти не удивлялась, глядя на выбитого из коллеи Белова, который весь вечер не сводил с неё восхищенного взгляда. А ведь их только представили друг другу…
Может плюнуть на всё, да сыграть «Собачий вальс»? Грубовато, но зато заморачиваться не нужно. А может «В траве сидел кузнечик»?..
К треску огоньков свечей прибавилось писклявое мяуканье Архипа, которого ласкала на коленях Фаина. Этого бандита мы все утро отпаивали разными лекарствами, и вот они к вечеру дали свой результат — кот, пусть и вяло, но начал хоть как-то шевелиться. Ещё пару дней и совсем поправится.
— Вы не против, если я для разогрева сыграю что-нибудь незатейливое? — в конце концов спросила я у своих заждавшихся зрителей.
— Да играй что хочешь. Уверен, любая музыка в твоём исполнении порадует нас, — небрежно ответил Дмитрий, будто я конкретно к нему обращалась.
Что же выбрать? Ведь почти вся музыка, какую я знаю, ещё не создана… А, впрочем, вряд ли что-то выйдет отсюда дальше этой комнаты.
Пробежавшись пару раз туда-сюда по клавишам, я наконец сделала выбор и выдала им «Турецкий марш» Моцарта. Соглашусь, слово «незатейливое» не очень к нему подходит, но так уж выпал мой выбор. Зато хоть немного разбавила угнетающую (по-крайней мере меня) обстановку в столовой.
— И откуда у тебя, дитя, такой необычный вариант? — спросила графиня Рейгель, когда затихли легкие и непродолжительные аплодисменты. — Я впервые слышу такую музыку.
— Словно в танце скачешь с кочки на кочку, — прибавила Бестужева.
Вот что на это отвечать? Что я услышала ее у себя в голове? Нет, неубедительно как-то получается. Не думаю, что настоящая Марья была гением музыки, поэтому точно не стоит заявлять подобное. Тут я вспомнила просмотренный с родителями где-то месяц назад фильм-мюзикл про «Призрака Оперы». Там главная героиня упоминала ангела музыки. Почему бы мне не использовать такое прикрытие?
— Думаю, это все благодаря ангелу музыки: в последние дни каждую ночь ко мне во снах является отец, и учит меня этим мелодиям, — сказала я, стараясь говорить это как можно более естественно.
— А чему ещё он научил вас, княжна? — спросил Корсак. — Нам тоже было бы интересно разделить с вами это.
— Может я, лучше, сыграю что-нибудь из старого? По нотам?
— Зачем нам старое, когда вы во много раз лучше сыграли вашу с ангелом мелодию? Пожалуйста, не останавливайтесь.
Ох, и смотрит на меня этими своими зелёными глазищами…
Весь вечер просидел как рыба, вот и молчал бы дальше, Оленев, зачем же влез?.. Теперь придётся с головой окунуться в давно прошедшие времена детства.
Лунная соната Бетховена; Rondo in D Major, K. 485 Моцарта; Piano Sonata No 13 in B-Flat Major, K 333 II Andante Cantabile, снова Моцарта… Неужели им и этого будет мало?
— Я вас ещё не утомила? — спросила я, доиграв последнюю сонату.
— Как мы можем устать от вашей игры, княжна? Вы просто великолепны! — сказал Корсак.
— Раз ваши руки творят настоящее чудо, то и голос наверняка не может уступать им?
Ну, Белов! Сейчас здесь чудо только то, что я не огрела тебя чем-нибудь тяжёлым по твоей бестолковой голове. Мне вот только петь ещё не хватало начать!
— Право, я не уверена, что это…
— Да ладно, Мари, не смущайся. У тебя же чудесный голос, почем скрывать его? — произнесла Фаина, ободряюще улыбаясь мне.
— Не думаю, что могу сейчас что-то хорошо спеть. Я не чувствую желания…
— А вы пойте не для нас, — вновь заговорил Оленев. — Представьте, что поёте кому-то одному, очень дорогому вам человеку. Порадуйте его, а мы тут просто как часть обстановки.
— Не думал, что окажусь сегодня в числе мебели, — усмехнулся Белов.
— Что ж… хорошо, — согласно кивнула я после минутного размышления. — Я спою. Но за результат я не в ответе, предупреждаю заранее.
— Это ни к чему, княжна.
И опять этот взгляд. Нежно-грустный, ожидающий и смирившийся одновременно. Он и вправду ждёт хоть намёка на моё отношение к его письму. Но мне нельзя никак реагировать на него… Нельзя и всё. Прошлое и будущее — они несовместимы…
Надо отвлечься, срочно! Итак, песня… Я ведь знаю сотню песен и стихов, а мозг активно подсовывает мне один и тот же вариант! Ну не готова я петь его, не готова! А Никита всё смотрит теми же глазами… Колдун, честное слово, колдун. Дьявол в благородном облике…
Как странно светятся, сегодня светятся
Невероятные глаза твои,
А Ковш Медведицы, Большой Медведицы,
Как знак загадочный, плывет вдали…
И заметить не успеваю, как руки начали наигрывать мелодию, а голос повёл услышанную ещё в детстве песню из некогда любимого кинофильма***… Нет, это уже не остановить, придётся допеть до конца. Допеть для Никиты…
Плывут небесные, огни небесные
Необозримою дорогой звезд.
Они над бездною, над черной бездною
Для нас с тобой в ночи, как звездный мост.
С тобою мы средь звезд и тьмы
Друг друга в немыслимых далях нашли,
Чтоб Млечный путь когда-нибудь
Стал вечной дорогой любви!
Пересекаемся взглядами… Короткая улыбка на миг появляется на мне и тут же угасает, так как надо продолжать петь.
Всё может кончиться, внезапно кончиться,
Ты не теряй меня в мерцанье звезд,
Чтоб одиночество, вдруг одиночество
Вновь не разрушило наш звездный мост.
Всё и вправду закончится в любой момент. И тогда лишь память жгучими воспоминаниями будет напоминать нам о том, что происходит сейчас… И ни мост, ни что другое не исправит уже ничего. На что нам такое мучение?..
С тобою мы средь звезд и тьмы
Друг друга в немыслимых далях нашли,
Чтоб Млечный путь когда-нибудь
Стал вечной дорогой любви!
Злая, жестокая судьба! Я прекрасно знаю исход, но всем сердцем не желаю внимать голосу разума!
Я люблю… Люблю человека из прошлого! И всё, больше ничего не проникает в мой разум. Только два сияющих изумруда вместо глаз… Один взгляд, заменяющий собою все возможные слова, которые мог произнести его голос.
Пусть ковш Медведицы, Большой Медведицы,
Растаяв, медленно погас вдали,
Давай надеяться, всегда надеяться,
Что может звездный мост помочь любви!
С тобою мы средь звезд и тьмы
Друг друга в немыслимых далях нашли,
Чтоб Млечный путь когда-нибудь
Стал вечной дорогой любви!
Стал вечной дорогой любви!
Два мгновения, два коротких мгновения — и рок завершил своё дело. Ни я, ни Никита — больше не принадлежим себе. Я последовала его совету; спела самому дорогому мне человеку — ему. Даже толком и не зная его. Да и зачем, если сердце и так уже все знает?..
Я не хочу, что бы он уходил! Прошу, останься… Нет, нельзя. Вечер окончен, пора всем расходиться. Графиня Рейгель, Бестужева с дочерью, Белов и Корсак, все при уходе расхвалили мою игру и пение в самых лучших красках, пообещав упомянуть обо мне в каких-то очень богатых домах, уже не помню о чём они точно говорили. Никита же только очень осторожно поцеловал мне руку, одними губами попрощавшись со мной и уже громко с остальными обитателями «моего» дома.
— До встречи, — так же шепнула я ему вслед, когда он скрылся в карете.
***
Ночь создана для сна. Ха-ха, вот где самый большой обман человечества! Оставшись наедине с собой, в компании темноты и слабого света ночных светил, как никогда погружаешься в омут своих мыслей. Ничто не отвлекает. Не слепит блеск дамских пышных платьев, не влезают в уши бессмысленные разговоры, не сдавливает собственная одежда. Тишина, спокойствие, комфорт — и здравствуйте, размышления.
Перебирая волосы, словно клавиши рояля, я неспешно прохаживалась по комнате, не в силах согнать с себя улыбку и прогнать из головы милый образ, с по-прежнему выбившимся из всей причёски локоном. Столько лет прожить в своём времени и впервые полюбить лишь в далёком прошлом! Безумие, истинное безумие… которое я не желаю изгнать.
Какой-то стук в окно привлёк моё внимание. Решив, что мне померещилось, я быстро забыла про него, но вскоре он вновь раздался, причём два раза подряд.
— Что это? — не без раздражения произнесла я, подойдя к шторам и отдернув их. — Господи!
Окно, которое я открыла, вело на балкон. На котором в свете луны стоял, приложив палец к губам, предмет моих мыслей последних часов. На нём был всё тот же голубой костюм, в котором он провёл у нас вечер, только волосы были не столь аккуратно уложены.
— Какого… То-есть, что ты здесь делаешь? — прошептала я, жестами переводя ему свои слова.
В ответ он только ещё раз слабо постучал пальцем в стекло и показал на ручку от двери. Ясно, просит впустить его.
— Поздно! — говорю я, указывая руками на небо и вокруг себя. — Уходи, уходи!
Опять стучит… Словно не понимает. Ну что мне делать? Не уйдёт ведь, упрямец, наверняка так и проведёт на балконе всю ночь. Минуту, а на что он ломится ко мне?..
То ли я слишком резко отшатнулась от балкона, то ли на моем лице слишком ярко обозначилась эта мысль, но Никита тут же опустился на колени и прильнул к стеклу с приложенной к сердцу правой рукой. Весь его вид так и говорил: «Ничего дурного я не замышляю, пожалуйста, не бойся меня».
Как же нас порой предаёт разум… Причём самым подлым образом — оставляя в заместителях эмоции. Но тем не менее весь вид и действия Никиты сломили мои колебания и я как можно тише открыла двери, впустив в комнату уже продрогшего ночного гостя.
