И вновь цветёт сирень...

Суть поднятого Гаврилой и Тихоновым шума сводилась к двум вещам — Тихонов требовал немедленной встречи с хозяином, ну, а Гаврила, в свою очередь, в самой «вежливой» форме пытался выдворить столь наглого гостя. — А ну прекратить немедленно! — грозно рявкнул подошедший к ним старший Оленев, что аж стекла зазвенели. Я же, как мы условились с князем по дороге из библиотеки, временно оставалась вне зоны видимости. Мне было бы всё же странно выходить навстречу, пусть и такому гостю, в сопровождении князя, будто я, как и он, хозяйка здесь. Правда с моей позиции мне ничего не было видно, зато очень хорошо всё слышно. — Что это за безобразие вы устраиваете в моем доме, сударь? Извольте объясниться! — продолжал князь. — О, сам Григорий Ильич! — произнёс граф, судя по интонации, с усмешкой. — Доброго дня вам, князь. — Вам, кажется, велели объясниться! — напомнил Гаврила, после чего Григорий Ильич попросил камердинера не вмешиваться. — Что ж, ваше требование вполне понятно. Думаю, мне стоит извиниться за столь бесцеремонное вторжение в ваш дом, но у меня на то, как вы знаете, имелись причины. — Потрудитесь разъяснить, граф. Пока мне ваши действия не понятны. — Князь, ну вам ли не знать, что в вашем доме, я полагаю со вчерашнего вечера, укрывается моя невеста, княжна Марья Петровна Анисимова. — Вы про мою крестницу? — Именно про неё. Вы не поймите меня неправильно, князь, я ничего не имею против вашего с ней общения… — Полагаю, ей и не требуется узнавать про то ваше мнение, — прервал его князь. — Если бы в этом доме жили бы только вы — то тогда да, она могла бы находиться здесь хоть неделями. Но ведь помимо вас в этом доме, как всем известно, живёт ваш сын, а также часто гостят его друзья. Как вы считаете, учитывая всё это, какое будет мнение общества о её нравственности? — Моё присутствие само собой гарантирует ей её, граф, — суровым тоном произнёс князь. — И мне не совсем понятна суть подобных намёков. — Я бы не делал никаких намёков, князь, если бы мне не было известно — один из ваших слуг мне всё рассказал — что как раз вчера вечером ваш сын, князь, на руках принёс в дом некую молодую девицу. А так как мы так и не дождались возвращения Марьи Петровны с прогулки, и с учётом близости её усадьбы с вашим домом, то у меня есть все основания полагать, что той девицей является никто иная, как моя невеста. — Не стану врать, граф, Никита действительно нашёл вчера с друзьями Марью Петровну в лесу без сознания как раз вблизи границы наших земель. И вполне объяснимо, почему они принесли её в мой дом — до него в два раза ближе идти, нежели до её, к тому же у нас всегда имеется лекарь, а вот наличие его в доме княжны нам не известно. — Без сознания, значит? И что же, в таком случае, помешало известить нас о случившемся? Мы уже не знали, что и думать! А я-то, как на зло, как раз прибыл сегодня утром, чтобы застать здесь всё это!.. — Граф, вам не кажется невежливым, что вы до сих пор не поинтересовались о самочувствии своей невесты? — Полагаю, что будь с ней что-либо плохое, то вы уже сами рассказали бы мне об этом. Думаю, Марья Петровна достаточно здорова, чтобы вернуться в свой дом. Как-никак, наше венчание уже послезавтра, и я хотел бы успеть убедиться, что к нему всё приготовлено. — Граф, как крестный вашей невесты, я в праве говорить с вами так же, как если бы я являлся её кровным отцом. Вам не кажется это предстоящее венчание преждевременным, поспешным? — В завещании её настоящего отца ясно сказано, что она либо успеет до восемнадцатилетия выйти за меня, либо останется в нищете, без дома и без титула. Так что это не тот случай, где стоит рассуждать о поспешности. — А по-моему, это как раз тот самый случай. Раз ей предстоит выбрать между замужеством, сохраняющим ей богатство, и, пусть и бедной, но свободой, то тут стоит всё же спросить её саму, что она сама хочет. Вы так стремитесь обеспечить ей богатое будущее — и это очень похвально — но то ли это, чего она действительно желает? — Князь, женщины редко мыслят разумно, все их действия определяют лишь чувства и переменчивое настроение. И если есть возможность не дать ей наделать ошибок, о которых она впоследствии будет очень сильно жалеть, то я считаю необходимым сделать для этого всё возможное. — Но не станет ли для неё той самой ошибкой именно замужество с нелюбимым человеком? — На одной любви не проживешь, князь, не любовь даст ей пищу, кров и признание в обществе равной. Любовь — это всего-лишь чувство и минутное настроение, которого в избытке хватает у женщин, но чего непременно должны искоренять в себе мужчины, если они не лишены самоуважения и понятия о своём истинном долге. — Значит вы, граф, считаете своим долгом во чтобы то ни стало спасти Марью от предстоящей бедности путём венчания с ней? — Именно так, князь. — И переубедить вас сможет разве только сама Марья Петровна. — Обосновав своё решение лишь тем, что не любит меня? Нет, князь, такая мелочь не должна решать судьбу!.. — Чью? — Княжны, разумеется. Повисло молчание. Любопытство подстрекало меня немножко выглянуть из своего укрытия, но я понимала, что тем самым выдам себя с потрохами, а Григорий Ильич не советовал без надобности выходить на обзор графа. Пока я не видела такой необходимости. И всё же… какая сухая, до ужаса расчетливая и двуличная душа у этого человека! Ведь ради себя же изворачивается, а выставляет всё «заботой» обо мне, неразумной девочке, и о моей судьбе. — Только сам человек вправе определять свою судьбу, — нарушил молчание Григорий Ильич. — Будь она верной или не верной в глазах других людей. Не мне, а уж тем более не вам, граф, решать, что следует выбрать Марье, как бы вы ни пытались убедить меня в обратном. — Раз вы так настаиваете на этом, князь, то, позвольте мне в таком случае напрямую спросить у Марьи её желание. Если она пойдёт путём разума и понимания грядущего будущего, то ответ будет положительный. Но если ей всё же управляет не разум, а чувства, и она твёрдо и уверенно заявит мне, что ни под каким страхом не пойдёт за меня, то я, даю вам честное слово дворянина, больше никогда не вернусь к этой теме и вверю Марью Петровну одним лишь вашим заботам. — Я поверю вашему слову, граф. Сейчас я проведу вас к Марье Петровне, она осталась в библиотеке, где мы… Не знаю, что там дальше говорил Григорий Ильич, так как я уже со всех ног побежала обратно, благо, на полу у них хороший плотный ковёр, а я всё ещё оставалась в кроссовках, поэтому меня вряд ли кто услышал. Запрыгнула на кушетку, машинально поправив платье и причёску, я, приняв равнодушный вид, налила себе в чашку ещё тёплого чая, и с тем же видом принялась попивать его. И где-то секунды через две в дверях библиотеки показались Тихонов в сопровождении Григория Ильича. Я же, изобразив удивление и отставив чашку, поднялась с кресла, едва не оттолкнув графа, когда тот с приветствиями поцеловал мне руку, и с немым вопросом взглянула на князя. — Граф Тихонов сегодня утром прибыл в твою усадьбу и, узнав что тебя ищут со вчерашнего вечера, тут же помчался сюда как к ближайшему соседскому дому, где ты, как он справедливо полагал, могла остаться на ночь. — Мне сказали, милая Марья Петровна, что вас обнаружили в лесу без сознания. Скажите, что с вами случилось и как вы сейчас себя чувствуете? — Благодарю, граф, уже получше, но я ещё не достаточно обошлась после обморока, который вызвали волнения всей последней недели. — Боже, княжна, но что же так встревожило вас? — Не буду вам мешать, библиотека в вашем распоряжении, — сказал князь, тут же покинув нас и неплотно закрыл за собой дверь. Понятно, вроде бы ушёл, но в то же время и нет. — Граф… — вздохнула я нарочито тоскливо, усевшись обратно на кушетку. — Причина моих волнений более чем проста и понятна, и вы вряд ли не сумеете без моей помощи догадаться об их причинах. — Княжна, я брожу в потёмках, — сказал граф, усевшись около меня. — Прошу вас, не томите же, скажите, что так тревожит вас? Быть может, в моих силах сделать всё возможное для прекращения этих волнений? Я прикусила язык, дабы не выпалить сейчас лишнего. Затем прикрыла глаза, пару раз вздохнула, и обратила на графа взгляд, который я постаралась сделать максимально несчастным. — Граф, мне очень больно говорить вам об этом, но… — Но, что? — Да, вы как никто другой можете помочь мне, так как причина этого волнения именно в вас. — Во мне? — в недоумении переспросил граф. — Прошу вас, не сердитесь за меня на мои слова! — воскликнула я. — Граф, я всю последнюю неделю пыталась пересилить себя, проникнуть разумом в самые потаённые уголки своей души и убедить себя в правильности предстоящего венчания. Но, увы, я оказалась не властна над своим сердцем… Оно сильнее всех доводов разума. Я довела себя до припадка в попытках заглушить свои чувства каждодневными блужданиями по лесу, и лишь одному Богу известно, что со мной было бы, если бы я упала где-нибудь в глухой чаще, а не возле земель крестного. Граф, я знаю, что вами движет лишь благородное стремление исполнить последнюю волю моего бедного батюшки и не дать мне оказаться нищенкой, но… Не знаю, быть может, я однажды и пожалею о своём решении, но пусть лучше будет так, чем я всю жизнь буду мучиться мыслью о том, что пошла по навязанному мне кем-то пути только потому, что это было бы «правильным». Вы же видите, что со мной стало, а ведь это до венчания! Что же будет со мной после того, как оно состоится? И что будет с вами, граф, когда вы будете каждый день видеть мои страдания и наблюдать, как я на глазах стану увядать? Вы же благородный человек, граф, каково будет вам жить с мыслью, что по причине стремления сделать как лучше, вы обречёте меня на верную гибель? — Марья Петровна, я услышал вас, — вид графа стал хмурым. — Разумеется, я не стану настаивать на венчании, если для вас это такой ужас, но всё же прошу вас подумать ещё — нет ничего страшнее нищеты, а именно она грозит вам в случае, если не состоится наше венчание. — Граф, я ценю ваше беспокойтво, но это вправду излишне — я всегда могу обратиться за помощью к крестному, и у меня имеются друзья, так что полная нищета не угрожает мне. А титул и земли… Я и так не считаю их своими, и лишь из-за них обрекать себя и вас на несчастье… Нет, граф, я не могу. — Княжна, — граф встал и опять поцеловал мне руку, — вы достойны лишь восхищения. Поистине счастливейшим в мире человеком станет тот, кого вы когда-нибудь изберёте себе в супруга. Я не скрою своей печали, что не мне предстоит стать этим человеком, но покуда вы не выйдете из церкви под руку с другим, я буду тешить себя надеждой, что сумею ещё завоевать вашу любовь. — Я не вправе запрещать вам этого, граф. Попытайте удачу, быть может время и ваши действия изменят моё отношение к браку с вами. — Уверен, что однажды так и будет, Марья Петровна. Не смею больше отнимать ваше время, к тому же мне предстоит ещё много дел в связи с отменой венчания. Я так и объявлю свету, что вы не захотели выходить за меня без любви. — Буду вам очень благодарна, граф. — Позвольте поинтересоваться, вы намерены остаться в доме крестного, или же желаете вернуться в усадьбу? Если так, то я провожу вас… — Благодарю, граф, но я ещё недостаточно здорова для этого, к тому же у Григория Ильича замечательный лекарь. С ним я быстро пойду на поправку, но на это уйдёт время. — Как пожелаете, княжна. Позвольте откланяться. «Черт, а не человек, — подумала я, когда граф покинул библиотеку. — Если бы я не знала о нём того, что рассказал князь, то наверняка поверила бы во все эти красивые речи. Боже мой, лишь бы он не начал мстить! Такой с этим же любезным выражением лица без колебаний вонзит в сердце нож, и ещё извиниться успеет…» Мои размышления прервал вернувшийся Оленев-старший, уже переодетый в дорожную одежду. — Вы слышали наш разговор? — спросила я. — Да, во всех подробностях. Ты всё сделала правильно, Марья. Теперь не оглашение нового завещания станет поводом для расторжения помолвки. Просто окажется, что ты, приняв такое решение, в результате так и останешься богатой титулованный невестой, свободной в своих желаниях и выборе будущего мужа. — Вы собираетесь выезжать сейчас? — Да, сию же минуту. Но уеду я не со спокойным сердцем, поэтому, прошу тебя, не уходи из этого дома в одиночку. Пусть с тобой всегда будут минимум двое, а лучше трое. — Вы про Никиту и его друзей? — Именно. И хотя Тихонов не из тех, кто способен на быструю месть — а мстить он точно будет, я видел это в его глазах, когда прощался с ним — мне будет спокойнее от мысли, что ты будешь с ними. — Главное вам беречь себя, князь, ведь вы единственный, кто может открыть свету настоящее завещание. — За меня не волнуйся, я сумею защитить себя в любом случае. А теперь — пора. Чем раньше отправлюсь, тем будет лучше. Я уже велел найти Никиту и его друзей, чтобы попрощаться и передать им распоряжения относительно тебя, поэтому поторопимся к выходу, они наверняка уже ждут нас. Я уже слушала его в пол-уха. Ничего нового князь не сказал, а мне необходимо было решить, что делать с приглашением настоящей Марьи к Зелёному озеру сегодня ночью, и сообщать ли ей о том, что произошло за то время, что мы расстались с ней?..