Не слишком поздно

1990. Этот год был не то, чтобы не хуже других. На самом деле, это был чертовски ужасный год для того, чтобы это произошло. Почему не подождать еще десять лет? Был бы красивый ровный рубеж тысячелетий. Но нет. Азирафеля вызвали в 1990 году. Он отправился на Небеса и вернулся с комплектом боевых доспехов и мечом. Это был, конечно же, не внушительный пламенеющий меч, который ему бы хотелось. Тот он отдал людям. Небеса, однако, выдали ему замену. «Он тебе понадобится», как они сказали. Ты начнешь битву на Земле. Азирафель не видел себя солдатом, но приходилось действовать в соответствии с тем, что видели Небеса. А у них картинки были довольно противоречивы. Азирафель, которого они знали несколько тысячелетий назад, не был самым сильным или свирепым, но он так долго отсутствовал. Небеса не выбрали бы кого попало нести службу в своем воинстве для битвы за окончательный триумф. Но на Земле был Змей. С ним надо будет Разобраться. Согласно рапортам Азирафеля, ему едва удавалось сдерживать его на протяжении этого времени. Битва, конечно же, начнется на Земле, и второй по известности демон Ада уже удачно располагался там. Азирафель до сих пор справлялся вполне неплохо, и никакому другому ангелу не улыбалась идея заступать на его место. Небеса делали выбор, полагаясь только на то, что им было известно, а их восприятие Земли складывалось почти целиком из отчетов Азирафеля. Практически то же самое происходило и в Преисподней, основываясь на том, о чем докладывал Кроули, когда они его проверяли. Рай и Ад могли выносить суждения, основываясь лишь на том, что им рассказывали их полевые эксперты. Суть отчетов Азирафеля и Кроули была такова: они оба пребывали в безусловном ужасе друг от друга. Азирафель кичился перед своими руководителями тем, что продержался шесть тысяч лет, не поддавшись порочному влиянию гнуснейшего, самого жестокого, самого страшного демона, который только существует. Кроули, против которого, как он считал, он борется, напугал бы до неземного ужаса всех остальных ангелов. Они были исключительно впечатлены тем, что он до сих пор ни разу не был убит одним из его коварных планов. Он должен быть воином, считали они. Азирафель почти бы согласился. Он всегда представлял, что Змей должен был быть ужасно хитроумным, иначе, с чего бы Аду выбирать его для Земли?* *Возможно, если бы он учел тот факт, что Небеса выбрали его своим представителем среди людей, несмотря на его отнюдь не идеальные навыки воителя, Азирафель боялся бы меньше. Но страх бежит от логики как от чумы. Исключая немногочисленные моменты почти-контакта, они никогда по-настоящему не встречались. Они видели лишь результаты работы друг друга. Азирафель видел зло, ненависть, эгоизм и жестокость, распространяющиеся по Земле, и знал, кого послали сотворить именно это. Кроули видел, на что было похоже божественное возмездие, или, по крайней мере, то, что некоторые религиозные люди называли «справедливостью». Обоих нельзя было бы упрекнуть за страх. Мир был полон тьмы. А теперь он вот-вот должен был быть разрушен. Азирафель никогда еще так не ненавидел Змея. Все верно, Небеса согласились на Войну, но им не пришлось бы этого делать, если бы все, подобные этому змею, просто сдались бы и вели себя послушно. Не обязательно было сваливать это все на Землю. Азирафель пытался остановить его, но Змей нанес свой вред. Реальную проблему, однако, представляла остальная Преисподняя и все ее демоны. Именно они вызвали войну. Единственный раз в своей жизни Азирафелю почти захотелось, чтобы большая часть его времени прошла бы на Небесах, в борьбе с силами падших ангелов, вместо того чтобы тратить его среди людей, пытаясь спасти Землю. Возможно, тогда бы он не тосковал по ней так сильно. Раз уж война должна произойти, так тому и быть. Если ему суждено было сразиться со Змеем Эдема, развратителем человечества, результатом чьей работы было каждое темное и злое дело, так он и поступит, и он заставит его заплатить. Не то, чтобы он был особенно в этом хорош, на самом деле. Азирафель знал, что Кроули был врагом. Но некоторым образом, из-за того, что он был единственным ангелом на Земле, и единственным, кто входил с ним в контакт – хоть и не прямой – и пытался мешать его планам… по этой причине, казалось, что он был, как бы, его врагом. Непосредственно его. И это небольшое собственническое слово заставляло его чувствовать себя чуть более особенным, будто бы он должен был сделать что-то, чтобы заслужить такого заклятого противника. Именно одна только эта глупенькая мысль придавала ему уверенности отвечать ему, будто бы он тоже был кем-то, кого стоило бояться – хотя, по правде сказать, всякий раз, глядя в зеркало, он понимал, что он – потерявший форму ангел-Начало размером с человека, лучше подходивший для канцелярской работы, чем для сражений. Тогда как Змей, он был уверен, не стал бы проводить столь большую часть прошедших тысячелетий в тесном общении с людьми. По крайней мере, не делал бы этого как обычный человек. На самом деле, скорее всего, он витал вокруг шепотом в ночи, намеком на дурные намерения, самой сутью декадентского искушения. Или, если ему требовалось принять человеческую форму для своих нашептываний, он, вероятно, делал это только когда особенно влиятельный человек требовал более прямого подхода в искушении. Он, скорее всего, рассмеялся бы, увидев как его так называемый заклятый враг водится с людьми просто для развлечения, будучи достаточно слабым, чтобы нуждаться в социальном взаимодействии, или же предается базовым человеческим потребностям, вроде еды, питья и содержания маленькой букинистической лавки для получения мелких карманных денег, которые он мог бы тратить на человеческие развлечения вроде музыки и театра; все те вещи, которые бы Змей, несомненно, не понял. И все же… змей должен был обладать какими-то познаниями человеческих устремлений. Он ведь был гением манипуляции; он наверняка был в какой-то степени знаком со страстями вроде чревоугодия и лени и, ну, вожделения, и он, скорее всего, понимал их достаточно хорошо для того, чтобы использовать их для заманивания людей в ловушки греха и распутства. Но слушать музыку ради удовольствия? Есть пищу, потому что она была приятна на вкус? Если бы Змей знал, что Азирафель делает хоть что-то из этого, он, скорее всего, понял бы, что имеет дело с праздным болваном. Если бы змей когда-нибудь принял человеческую форму, Азирафель представлял себе, что она внушала бы ужас в сердца людей, чтобы он смог устрашением заставить их уважать себя. Он представлял его высоким, с острыми чертами лица и глубоким, громогласным голосом, рогами и горящими глазами, острыми клыками и длинной мантией, хотя он и не был уверен, почему это должно было иметь значение. Но у него определенно должна была быть острая бородка и длинные когти, и способность заставлять тени удлиняться и творить всевозможные гнусности на Земле, и это был тот злодей, с которым ему поручено было сразиться. Это было создание, которое, как только что позвонили сообщить ему Небеса, он должен был победить. Кроули чистил зубы, когда его вызвало его руководство. Он едва не подавился зубной пастой с мятным вкусом.