I hate everything about you

Это абсурд, вранье: Череп, скелет, коса. «Смерть придёт, у неё будут твои глаза». И. Бродский

У Кимбли взгляд дикой кошки. Глаза его, раскрытые широко, сияют в предрассветных сумерках — Арчер видит в них блики от гаснущих постепенно фонарей на соседней, далёкой улице. Голодно, жадно Зольф смотрит на то, что секунду назад было человеком. Расползшаяся кровавая клякса кажется практически чёрной, и Фрэнк всё ждёт, когда же это нечто забурлит, запенится, соберётся в бесформенного угловатого монстра, склизкого и мерзкого. Но ничего не происходит, только где-то за крышами домов начинает светлеть, а Кимбли щурится насмешливо, втягивает перепачканные кровью пальцы в рот, лижет их короткими движениями и урчит по-котячьи. А затем — затем переводит такой же голодный и жадный взгляд на самого Арчера и на долю секунды Фрэнк замирает на грани испуга, а рука невольно тянется к кобуре с пистолетом. «Он взорвёт меня также, как этого идиота. Я не выживу рядом с ним. Он моя смерть». Зольф смеётся громко и искренне, вдавливает в кровавую жижу выкатившийся чёрт знает откуда глаз сапогом. Противно чавкает у него под ногами, Арчер хмурится, делает шаг назад и нервно, раздраженно одёргивает китель синего мундира. Кимбли опасный и ненормальный, но, думает Фрэнк, я буду жить, пока будет жив он. Равноценный обмен, как в Алхимии — его жизнь за мою. Всё честно. И, стоит только Арчеру успокоится, Багровый шагает вперёд, ближе, и тянутся за его сапогами размозженные мозги. Он проводит рукой по бледной, острой скуле, ласкает, словно гладит чужую псину — осторожно и с искренним интересом. Проводит ладонью, скалится, зная, что псина не посмеет ни укусить, ни залаять, наклоняется низко-низко и шепчет, вцепившись ладонями чуть выше локтя: — Боишься? Смеётся. — Страшно тебе? Фрэнк прикрывает глаза, когда опаляет горячим дыханием мочку уха, только сердце колотится заполошно и быстро, стучит где-то в шее предательски и Кимбли, скользя рукой по грудине, наверняка это чувствует даже сквозь форму. Он жмётся ближе, ластится, трётся и урчит что-то тихонько в шею, пачкает своими грязными руками лицо Арчера — бледный, словно бы сероватый в тусклом утреннем свете, Фрэнк обретает цвета, и только жжётся и колется льдистость глаз. — А тебе? Голос, хрипловатый после долгого молчания, шуршит шелестом листьев. Зольф замирает, тянет ухмылку, когда холодит разгоряченную кожу холод приставленного к виску дула рабочего револьвера. Когда слышит щелчок снятого предохранителя, а Арчер коротко жмётся губами куда-то в надбровную дугу, собирая языком капельки солёного пота. — Я согласен. — Кимбли трётся щекой о щеку, а затем отступает назад на шаг. — Вернуться в армию. С тобой. Фрэнк фыркает. Последняя фраза отбивается на подкорке сознания.