Дай мне второй шанс!

Обеденный перерыв в отделе кадров – время самых сладких сплетен. Жницы, от молоденьких девчонок до работавших уже не одну тысячу лет, сбивались в одну кучку и начинали, едва не повизгивая от восторга, обсуждать-обсасывать последние (да и уже весьма заветренные) новости, перемывать кости отсутствующим, попутно строя самые невероятные теории относительно всего и вся на основе «а вот Ким сказала Эмили, что Молли услышала, как Джинджер видела вот это вот». Никаких подтверждений, зато додумывали и приписывали самого разного и невероятного. А потом сами же в это верили. Часто на такие посиделки забегали девушки из других отделов, да и некоторые жнецы не брезговали чайком в компании болтушек-хохотушек. Со временем, однако, надоедало обсуждение одного и того же, старые сплетни приедались. И вот сейчас сам Уильям Т. Спирс словно впустил струю свежего воздуха в сонное царство. - Эта новенькая такая странная! - И не говори, от собственной тени не отличишь! - А вы знаете, откуда ее к нам перевели? - Я слышала, она теперь работает за столом Алана! - Да ты брось, Эрик бы не позволил! - У нее, говорят, роман со Спирсом! - Быть того не может! - Да говорю тебе! Иначе, зачем бы он ее устроил сюда? - А затем! За девчонку сам Легендарный просил! И не спорь, я точно знаю! - Так может у нее с Легендарным роман? - Хахаха, думаешь, старичка на молоденьких пробило? - Ага, и живых! - Это кто, это она-то живая? Да вы ее видели? Тощая, кожа да кости, а глаза пустые-пустые! И вся как будто не здесь! По три раза повторять приходится, чтобы услышала! - Вот уж верно, они со Слингби два сапога пара! Разговоры смолкают, когда в поле зрения оказывается сгорбленная фигурка. Вероника проходит мимо, не замечая прожигающих спину взглядов. Идет, опустив плечи и глядя в пол. Она и правда болезненно худая и бледная. Светлые волосы чуть ниже плеч собраны в странную прическу, как будто она пыталась запрятать некоторые пряди под остальной массой, и перехвачены синей лентой. - Да уж… потерянная, - выдыхает завсегдатай всех скоплений представительниц прекрасного пола, Рональд Нокс. - Да что ты в ней нашел? – капризно надувает губки одна совсем молоденькая жница, обхватывая руку Нокса и почти повисая на нем. – Ни рожи, ни кожи! А знаете, что про нее говорят, - девушка обращается уже ко всем присутствующим, - Она – падшая! Говорят, еще будучи стажером убила своего наставника! - Да что ты говоришь, - заинтересовался Рон, - А как же она тогда вообще сюда попа…а-а-а! Ай-ай-ай! «Ай-ай-ай» вышел из-за того, что бывший его наставник, а теперь напарник, Грелль Сатклифф, манерно двумя пальчиками вцепился пареньку в ухо. И не смотря на видимую шутливость жеста, острые ногти, как клещи впились в хрящик, причиняя адскую боль и отсекая все возможности к освобождению. - Простите, девочки, - сладко улыбаясь, пропел Сатклифф, - Я у вас, с вашего позволения, заберу вот эту очаровательную жопку с ручкой! И, не дожидаясь ответа, удалился, покачивая бедрами и волоча отчаянно пищащего Нокса. Чем ближе Грелль подходил к своему кабинету, тем меньше жеманности становилось в его походке. Ухо бывшего стажера он, однако, не отпускал, только перехватив поудобнее. - Ай! Шеф… - Нокс извивался, но вырваться из стальной хватки Сатклиффа не мог. – Пусти! Ай! Ты мне ухо оторвешь! - Ничего, ты и так красивый! – буркнул аловолосый жнец, бесцеремонно забрасывая Рона в кабинет, входя следом и закрывая дверь. Не удержавшись на ногах, Рональд шлепается носом на ковер, но быстро подбирается и хочет встать. Однако, повернувшись, натыкается на строгий взгляд Грелля, от чего желание двигаться быстро пропадает и жнец ограничивается тем, что садится лицом к бывшему наставнику. Грелль стоит, опершись спиной о закрытую дверь, скрестив руки, и недобро взирает сверху вниз на провинившегося. - Ну чего? – тянет Нокс, чувствуя себя, мягко говоря, неуютно. Сатклифф в гневе был страшен, не уступая Спирсу и уж кому, как не Рону, это было знать. - Какого демона, Рональд? – строго спросил Грелль, сводя брови у переносицы. – Ладно, эти бабы базарные, но ты-то куда! Ахинею всякую сочиняют, а ты и рад стараться, уши развесил! - А чего я такого… я ничего такого… - мямлит Нокс, жалея уже, что связался с юбконосцами департамента, да еще так неосмотрительно попался на глаза Сатклиффу. – А новенькая и правда странная. - То, что она не свалилась к тебе в койку после первого же сомнительного комплемента еще не говорит о ее странности, - Да не подкатывал я к ней! – взвился Нокс. – Больно надо. Рядом с ней даже стоять невозможно, как будто в колодец падаешь. А теперь и подавно не буду. - Чего это вдруг? – неожиданно беззлобно поинтересовался Грелль. - Слышал, что говорят? – Нокс понизил голос, словно посвящая Сатклиффа в заветную тайну. – Падшая… - Рональд Нокс! – Грелль снова принял строгий вид. – Если будешь уподобляться сплетницам, я тебе быстро организую среди них рабочее место! А еще раз тебя среди них увижу – устрою тебе публичную порку! Если у тебя слишком много свободного времени, я быстро найду, чем его занять! Сначала Рон смотрел на старшего товарища ошалело, втягивая голову в плечи, но на последней фразе вдруг гордо вздернул подбородок и выпрямил спину. Лицо его приобрело чуть надменное выражение. - Не надо только строить из себя Спирса, шеф! – улыбается жнец, поднимаясь с пола и отряхиваясь. – Тебе не идет. А сам босс от этого вряд ли на тебя внимание обратит! И Сатклифф давится воздухом и невысказанными словами, глядя на бывшего стажера широко распахнутыми глазами. Это был запрещенный прием. Это удар в самое больное. А Нокс ретируется из кабинета, оставляя Грелля тихо сожалеть о том, что допустил того в свое время слишком близко и не утопил еще щенком. И вырастил же заразу на свою голову! Дернув уже порядком надоевший плащ и нацепив на лицо улыбку, больше походившую сейчас на жуткий оскал, Грелль вылетел из кабинета и, отбивая ритм каблуками, направился к начальству. Улыбка на лице и застрявшие в горле осколки слез –такой он, Грелль Сатклифф. Он устал. Он безумно устал от самого себя. Устал играть роль алого безумия, устал быть актрисой всея департамента. Он устал и он не мог остановиться. Это было уже больше, чем привычка. Пропитанная ядом маска намертво приросла к коже. Носить ее невыносимо, а снимать мучительно больно. И Сатклифф пытался и не мог. Мечтал, чтобы кто-то заметил его настоящего под множеством слоев фальши, и отчаянно этого себя прятал. Он ненавидит сплетни. Ведь и о нем ходит масса слухов, и тем больнее жнецу от того, что они правдивы. И ложны одновременно. Наверное, Грелль был сам виноват, изначально поведя себя не верно. Влюбленность пришла совершенно неожиданно. Грелль не был готов к такому повороту, он не знал, как вести себя в подобных ситуациях. Все, чего он хотел, это обратить на себя внимание объекта своей влюбленности. Кто же знал, что все зайдет так далеко… Сатклифф уже давно понял, что идет неверным путем. Возможно, поведи он себя чуть иначе, и отношение Уилла к нему изменилось бы... Он все понимал, и не мог ничего изменить. Точка невозврата пройдена, теперь только вперед, даже если впереди – смерть. Влюбленность переросла в какую-то болезненную необходимость. Казалось, по-другому Грелль уже не сможет. И он пытался забыться в чужих объятиях. Женщины, мужчины, жнецы, смертные… демоны. Грелль не брезговал ничем. И каждый раз ощущал гнетущую пустоту и чувство отвращения к себе, просыпаясь в чужой постели. Он уходил с первыми лучами солнца, не оставляя после себя ничего, а если волею случая сталкивался с бывшими любовниками, мастерски делал вид, что ничего не было. Ни к чему это. Греллю отчаянно хотелось согреться в теплых руках, раствориться в другом человеке. Просто закрыть глаза и выдохнуть, ощутив, как уходит копившееся сотнями лет напряжение. Хотел услышать: «Я рядом. Теперь все будет хорошо!». А о нем говорили, как о столь доступном, стоит только пальцем поманить. Грелль устал. Он знал, что поступает не правильно. Он знал, что нужно делать. И не делал ничего. Он словно падал в бездонную пропасть, и не за что даже уцепиться… Нет сил карабкаться наверх. - Уиллииии! – визжит Сатклифф, беззастенчиво распахивая дверь и не утруждая себя стуком. Уильям повернулся на голос. - Слушаю вас, диспетчер, - голос ровный, на лице не дрогнул ни один мускул. - Уилли, золотко, мне срочно нужно отлучиться! Ты же отпустишь меня? – Сатклифф картинно хлопает глазками. - Можно подумать, ты останешься здесь, если не отпущу, - немного устало выдыхает Спирс. Сатклифф отрицательно машет головой, растягивая губы в улыбке. - Кто бы сомневался, - усмехается брюнет, - Очередное свидание? Грелль неопределенно качает головой из стороны в сторону. - А работа? Я очень сомневаюсь, что ты уже все выполнил. - Передай ее Ноксу! – мстительно ухмыляется Грелль. – А то у него слишком много свободного времени, и он слишком нерационально его тратит! - Опять в отделе кадров? – понимающе. - Аха, - манерно кивает. - Ладно… - Уилл махнул рукой, - Идите, диспетчер. Только не опаздывайте завтра! И постарайтесь сделать так, чтобы мне не пришлось в очередной раз вытаскивать вас из дерьма. - О, Уилли, ты просто душка! Увидимся завтра! Грелль уносится, начисто игнорируя последние слова начальника. В большинство неприятностей он впутывается нарочно. Знает, что Уилл придет на помощь. Для Грелля это единственный способ побыть ближе хоть чуточку. Да, потом Спирс будет отчитывать, кричать, отнимет Косу Смерти, отправит в архив, прилепит сверхурочных...Но все это будет потом. До этого - краткий, но невероятно сладостный миг, что при определенной доли фантазии можно даже назвать близостью. Можно даже представить, что Спирсу не все равно, что он спасает Грелля в очередной раз не только потому, что так надо Однако сегодня он не будет доставлять Уильяму проблем. Сегодня он просто хочет побыть один. Пережить все. Переболеть. Так бывает. Завтра жнец будет в норме. И все чаще Грелль проклинает свое бессмертие. Но и окончательно уйти не решается. Замкнутый круг. Дурная бесконечность. Уильям Т. Спирс следит за тем, как захлопывается дверь за его подчиненным, выдыхает, медленно подходит к окну. Он даже не может толком сказать, в какой момент все пошло не так. Должность начальника всегда возлагала на него больше ответственности и больше работы, но не всегда ему было так тяжело. Наверное, все началось с истории Слингби и Хамфриса. Да, именно после этого дикого случая все пошло… нет, не совсем под откос. Скорее, в департаменте наступил ледниковый период. Именно. Разумеется, постепенно все пришло в прежнее русло, но Спирс ощущал – теперь все по-другому. Уильяму отчаянно хочется курить. Вообще, эта дурная привычка в последнее время стала слишком популярной среди жнецов. Уильям жутко устал. Но ему нельзя показывать свою слабость. На нем весь отдел, в конце концов! Вот и приходится скрываться за маской холодности, делать вид, что и нет вовсе у него никаких чувств, бывать порой излишне строгим. Но так нужно! Вообще, Уильяма все чаще посещает мысль, что все здесь носят маски. Кроме, разве что, Эрика. Он свою снял. А что под ней? Абсолютное ничто, голая пустота. Первое время после освобождения Эрик диким зверем метался по департаменту. Уильям думал, он камня на камне не оставит, и возблагодарил Суд за запрет выхода Эрика в мир смертных, иначе не досчитались бы уже не тысячи, а миллиона душ, причем на их невинность Слингби было бы уже глубоко наплевать. Постепенно Эрик стал, как показалось Уильяму, успокаиваться. На деле же в нем тогда кроме злости и отчаяния ничего уже и не было. И, выплеснув все это, Слингби превратился… в то, во что превратился! Право же, если бы Уилл тогда позволил Суду казнить Эрика, это было бы гуманнее! Он думал, что спасает жнеца, на деле же обрек его на вечные муки. И ведь Спирсу бы и в голову не пришло тогда что-то выяснять, если бы не Легендарный. Он словно заранее знал, что не все в этом деле так просто. Уильям видит из окна, как от дверей по дороге ураганом несется Сатклифф, и желание закурить становится просто непреодолимым. Уилл охлопывает себя по карманам, заранее зная, что сигарет при нем нет. Ох, Сатклифф, Сатклифф… Для Спирса он был, что называется, и беда и выручка. С одной стороны, проблем с этим жнецом не оберешься, это всегда так было. Он еще в академии мастерски умел задать перца. С другой, в полевой работе Грелль– один из лучших и практически незаменим, а в бою Уильям не задумываясь доверил бы ему прикрыть свою спину. Да что там спину, он бы смело вложил в ладони Грелля собственную жизнь, точно зная – не разобьет. Что же стало с тобой теперь, мой друг? Личностью Грелль всегда был экстравагантной. Безумно живой, яркий, безрассудный. Его безумие было его изюминкой, предавало ему особого шарма. А теперь? Вышло из-под контроля? И ведь неясно, кто виноват: сам ли Грелль, до такого доведший, или же он, Уильям, не уследивший, упустивший момент. Он видел, что в поведении его бывшего сокурсника все меньше жизни, все больше истеричной нервозности. Все как будто через «не хочу»: улыбка превратилась в оскал, смех, как пир во время чумы, и даже в многочисленных романах его проскальзывал отчаянный крик о помощи. А более того, Грелль словно пытался скрыть тот факт, что все это фальшь, спектакль. Мол, смотрите, я все такой же, как в начале! И все велись. Может, правда не понимали, а может, всем так проще. Уильям даже преисполнился намерения поговорить по душам с алым жнецом, но опять вмешался Легендарный. Влез до ужаса не вовремя с просьбой принять в отдел «одну девочку». Что же это за девочка, задал Уильям вполне логичный в такой ситуации вопрос. Стажер? Нет. Ладно. Значит, где-то работала. Есть такое: стажировку проходила в Лондоне, позже переведена была в Дублин. Далековато. А причина? Тут Гробовщик как-то уклончиво ответил про то, что были обстоятельства. Ну хорошо, Смерть с ними, с обстоятельствами. Почему за нее просит сам Легендарный, а не начальник отдела? А потому, что и там девочка уже не работает, и достаточно давно. Интересно. А где же она тогда была? И тут такое выяснилось, от чего у Уильяма волосы дыбом встали. - В небытие, - весьма неохотно пояснил Гробовщик. Ну восхитительно! Только этого отделу и не хватало! Падшая. Убийца. - Такая же, как Эрик Слингби, - усмехается в ответ Гробовщик, - С одним отличием: ее невиновность доказать не удалось. Пойман – вор, не пойман – свидетель, сам понимаешь. Уильям понимал. Он и сам готов был разорвать Слингби на тысячу маленьких Эриков, пока не копнул глубже. Скрепя сердце, он согласился. Проблем ему от этого, разумеется, только прибавилось. Ну еще бы, такое пятно на чести всего департамента! Уильям Т. Спирс принял в ряды жнецов падшую! С горем пополам, но удалось откреститься от всех непоняток и возможных неприятностей, да только в суете совсем не осталось времени на Сатклиффа. А тот, предоставленный сам себе, кажется, начал терять остатки и так весьма пошатнувшегося психического здоровья. А главное, упрямый ведь, как черт! Никогда помощи не попросит, не скажет прямо! Мол, догадайся, старина Уилли, сам, что со мной не так и чего я хочу! Уильям ужасно устал, а хуже всего то, что, кажется, все окружающие специально пытаются подсыпать ему как можно больше проблем. Ах, как опрометчиво с его стороны было решить, что самоубийство решит все его проблемы! Он, конечно, знал, что это не есть хорошо, но не очень-то верил в загробную жизнь. А ведь сначала все и правда казалось таким замечательным! Он даже задумался, с чего это святоши твердят, будто самоубийц ждут вечные муки ада? Теперь он понял, почему. Уильям множество раз проклял свое бессмертие. Но он не имеет права уйти, ведь слишком много тех, за кого он в ответе. Он должен быть сильным. Сейчас он найдет сигареты, выкурит две подряд, снова наденет маску стального Спирса и примется за работу. В первую очередь свалит все оставленные Сатклиффом дела на Рональда. Тот будет, разумеется, верещать о том, что не работает сверхурочно. Но это все он, Спирс, пресечет на корню. - Будете работать тогда, когда я скажу, диспетчер Нокс! Уилл усмехнулся. Любую часть тела готов был он дать на отсечение, что если лучше присмотреться, выяснится, что и с Ноксом не так все просто. Все мы носим маски. Всем нам есть, что за ними скрывать. Интересно, думал Уильям, сколько еще может все это продолжаться? Вернется ли все в прежнее русло? Сможет ли он, Уильям Т. Спирс, все исправить? Осень в этом году особенно холодная. Уильям никогда не любил осень.