Дай мне второй шанс!

Тюремное окно располагалось высоко, и было крайне узким, но все же, встав на цыпочки, Вероника могла просунуть руку между прутьев. Она ощущала, как дождевые капли касаются ладони, стекая вниз, затекая в рукав или срываясь с кончиков пальцев. Это ощущение успокаивало. Легендарный давно не заходил. Когда он навещал ее в последний раз, то говорил, что ищет, где ублюдок мог прятать свои записи. Вряд ли он уничтожил столь ценную информацию, и она бы послужила неопровержимым доказательством. Расспрашивал, помнит ли Ронни, куда ее в тот страшный вечер забрали. Ронни не помнила. Даже не так: она не знала. Последнее, что помнила –это удар ребром ладони в область шеи, уже в телепорте. Четко сработано: удар был нанесен в тот миг, когда телепорт уже закрылся с одной стороны, но еще не открылся с другой. Жнец ободряюще коснулся ее ладони и попросил продержаться еще совсем немного. И Вероника держалась, уже из последних сил стараясь не сойти с ума. Сколько ее здесь держат? Месяц, два, три? Полгода, год? Вероника затруднялась ответить. Первое время она еще пыталась считать дни, но очень скоро сбилась со счета. Она сейчас не могла даже точно сказать, весна на улице, лето, или же осень. Были только сдавливающие сознание и не дающие сделать вдох стены тюремной камеры, маленькое окно, едва пропускающее солнечные лучи, и целующий ее ладони и дарящий временное успокоение дождь. В камере было сыро и пахло затхлостью и плесенью, и Вероника готова была отдать Косу Смерти и очки за возможность всего лишь высунуть голову в окно,вдохнуть дождевой свежести и влажного ветра. Она задыхалась. Звук открывающейся где-то далеко двери и чеканные удары тяжелых сапог о каменный пол вывели девушку из блаженного забытья. Она обернулась в сторону двери. Четверо жнецов в военной форме подошли к ее камере. Ронни видела их лишь однажды, но хорошо запомнила. Эти четверо уже вводили ее в зал Суда. Тогда Легендарный просил проведения расследования, говоря, что у Вероники не было выбора, а бывший наставник ее сам не такой уж белый и пушистый. - Вы понимаете, что это серьезное обвинение, господин Легендарный жнец? - Я понимаю. Я готов поручится за мисс Адельсон и лично найти и предоставить доказательства! Ронни в тот день не выпустили, но возможность оправдать ее Гробовщику дали. И вот снова те же лица. - Обвиняемая Вероника Адельсон, - говорил один, пока второй открывал замок, - Вы предстанете перед Высшим Судом для вынесения окончательного решения по вашему делу. Впрочем, на тот момент для Ронни уже не имело значения, что будет с ней. Ей просто хотелось покинуть тесную темную камеру. Выйти на воздух. А что будет дальше – плевать. Совсем недавно случилось нечто, окончательно добившее малышку Ронни. Получилось ли у Гробовщика? Где он сейчас? А может, и вовсе процесс будет проходить в его отсутствие? Судьям ведь могло надоесть ждать. Все это было уже не важно. И Ронни лишь молча протянула стражникам мокрые, еще хранящие свежую прохладу руки, и безропотно ждала, пока на них застегнут тяжелые оковы. Она молчала, пока ее вели по полутемным коридорам. Молчала, когда вводили в зал суда, только звякнули цепи, когда девушка прикрылась рукой – яркий свет зала больно резанул привыкшие к сумраку глаза. Гробовщик был здесь, но Веронике хватило одного взгляда, чтобы понять – ничего хорошего ее впереди не ждет. Но ей было все равно. Единственное, чего она хотела, так это чтобы небытие заменили на смертную казнь. Она молчала. Гробовщик просил отсрочку, убеждал Суд посодействовать ему, напирал на свое звание Легендарного и прошлые заслуги. Вероника молчала. Судьи были неумолимы. Что им твое звание? Они все равно выше, они и не таких ставили на место. Она молчала, когда ее уводили, и только силилась понять, что же она чувствует. Она не злилась, не была обижена. Она была благодарна Гробовщику за всю проделанную им работу, но… Она не видела больше смысла в своем посмертии. Даже если бы ее оправдали, для чего теперь все это? Жаль, очень жаль, что не будет смерти, быстрой, легкой, милосердной. Все, что ее ждет – вечность в такой же тесной темнице, только не для тела уже, а для разума. А впрочем, и это уже не важно. Вероника все понимала, и прощала. Гробовщика, Судей, и даже того, кто долгое время был ее инквизитором и теперь привел на заклание, пусть и не своими руками. Она смирилась. Она устала. - Я все равно тебя вытащу! – крикнул Гробовщик ей вслед. - Не нужно, - шепнула Ронни. Ее не услышали даже конвоиры. Последнее, что запомнила молодая жница, были полные презрения и садистски-довольные улыбки ее палачей. Они уверены, что отправляют на вечные муки падшую, убийцу, существо, не достойное носить звание жнеца. Они исполнят приговор с искренним наслаждением. А дальше была только черная пустота. Прошло уже полтора года, и за это время за диспетчером Греллем Сатклиффом не было замечено не единого нарушения. Он не влипал в истории, не сбегал с работы на очередное свидание, не путался с демонами, не носился вихрем по коридорам, не вешался на все, что движется и не движется… Одним словом, давал Уильяму серьезный повод не для беспокойства уже, а для паники. Самой настоящей! На все попытки Спирса завести разговор Грелль мгновенно закрывался, уходил в себя, отвечал односложно, а заканчивал разговор всегда одной и той же фразой: - Мистер Спирс, если у вас больше ничего по работе, то можно я пойду? Вот что ты будешь с ним делать, с этим Сатклиффом?! Уильям только устало вздыхал: - Идите, диспетчер, - и хватался за голову. Грелль стал совсем чужим. А от этого «мистер Спирс» у Уильяма скоро глаз дергаться начнет! Да к нему даже Нокс уже давно по имени обращается! Максимум, «шеф» или «босс». И ведь не скажешь, что издевается. Нет, Грелль так официально обращается к Спирсу на полном серьезе. «Довыеживался, - обреченно думает Уилл, - Хотел получить Грелля по уставу – на, получи и распишись». Кто ж знал, что к дисциплине его можно приучить только такой ценой? Вот вечно с ним так: сплошные крайности и никаких полумер. «И ведь как будто у меня дел других нет, так теперь еще бегай за этим…». Уильям и сам понять не мог, почему Сатклифф у него на особом, если можно так сказать, счету. Сейчас много кому, в том числе и самому Спирсу приходится не сладко, так почему же именно состояние Грелля так его тревожит? Ответ назойливо маячил где-то на периферии понимания, как заноза в мозгу, но заноза столь мелкая, что пальцем не подцепишь. Без пинцета, лупы и посторонней помощи здесь не обойтись. Только вот с реальной занозой еще можно обратиться за помощью к коллеге, хоть бы к той же секретарше. И нет здесь ничего зазорного! Что ж теперь, если мешает. И совсем другое дело – заноза ментальная. Ну не спросишь же, в конце концов: «Дженнифер, солнце мое, ты мне не поможешь? Не знаешь случаем, чего я ношусь за Сатклиффом, будто он красная девица?» Уильям нервно усмехнулся. А что? Вполне даже красная. Хотя сейчас уже не так. Одет по уставу, в черное, и только волосы струятся по плечам кровавым водопадом. Спирс машинально отмечает, что красное хорошо смотрится на черном. Потом вдруг проводит линию: красное – Грелль, черное –он сам, Спирс. Красное на черном. Черное на красном. Уильям раздраженно трясет головой, отгоняя ненужные и неизвестно откуда взявшиеся мысли. У него много работы. Собственно, Грелля Сатклиффа перестал узнавать не только начальник, но и весь отдел, если не департамент. Ранее яркий, эпатажный, никогда не унывающий, жнец замкнулся в себе и отстранился от всех. И в то же время он сблизился – кто бы мог подумать! –с Вероникой Адельсон. Утаскивал ее в свой кабинет при каждой удобной возможности, чем вызывал недовольство у Рона и Эрика. Рональда Вероника все время бесцеремонно выпихивала из кабинета, а так как работать все же было нужно, бедняге приходилось, обмирая от ужаса и борясь с повторным желанием покончить с собой, устраиваться в «обители безысходности», тем и провоцируя недовольство Слингби. С момента гибели Алана и до появления в департаменте этой девчонки в его кабинет даже высшее начальство без большой нужды заходить не смело. А теперь что? Не кабинет, а проходной двор какой-то! Сначала Сатклифф повадился ежедневно заглядывать, вытаскивая девчонку, потом Нокс облюбовал ее рабочее место! Ему что, больше свой зад пристроить некуда? С Ноксом, однако, проблему удалось решить, единожды наорав. Тот устроил скандал шефу, сказав, что если у него проблемы, то их нужно решать, а не портить жизнь еще и окружающим, после чего собрания этой странной парочки перенеслись в курилку. Там они забивались в угол, подальше от прочих любителей посмолить, и тихонько переговаривались о чем-то. Но это только с Ноксом. Ведь кроме бывшего стажера Грелля в кабинет принялись захаживать едва не все возможные жнецы. Собственно, всем им было что-то нужно от его напарницы, будь она трижды неладна! Сама же Вероника как будто немного ожила. И дело было даже не в ее общении с Греллем, тут еще посмотреть, кто кого держал на плаву. Все началось с диспетчера Матильды Тейлор, которой очень понадобилась помощь. И все бы ничего, если бы не одно маленькое такое, незначительное обстоятельство: на горизонте не оказалось ни одного не занятого жнеца. Даже ее стажер, и тот оказался завален работой по самый нос. И тут взгляд жницы пал на прикинувшуюся фикусом Веронику. - О, новенькая! Как там тебя? Ты сейчас сильно занята? Ронни в тот момент была не занята, оказавшись, кроме того, помощником весьма толковым. После, к ней стали обращаться чаще, и скоро выяснилось, что Ронни, не смотря на тяжелый взгляд и крайнюю степень отрешенности, в помощи никогда не откажет, если, конечно, сама не будет занята. Первое время ее, правда, приходилось окликать по три-четыре раза, потому что мисс Адельсон имела свойство выпадать из реальности, но со временем девушка привыкла. Даже, как будто, стала частью коллектива. Здоровалась, во всяком случае, уже не с паркетом, а с находившимися рядом жнецами, смотрела в глаза, производила больше голосовых вибраций, чем дохлая мышь. С ней пытались общаться, помимо работы, но девушка, кроме Сатклиффа, так толком ни с кем и не сблизилась. Весь ее вид будто бы говорил: «Я готова помочь, и даже парой слов перекинуться, но мне это, в некотором роде, все равно». Нет, не из гордости. Выше других Вероника себя не ставила. Просто ей что воля, что неволя – все одно. Тем не менее, судачить за ее спиной стали чуть тише, ибо за малышку Ронни запросто могли вступиться боевые жнецы. - Ронни! Вероника и Рональд, склонившиеся над папкой с документами прямо посреди коридора и тихонько переговаривающиеся, одновременно повернулись на голос, заставив Сатклиффа усмехнуться. - Ронни, которая девочка! Вероника принимается быстро досказывать что-то Ноксу – тот активно кивает головой –отдает ему папку и направляется к Греллю. - Что-то случилось? - Ну почему же сразу случилось? – пожимает плечами Грелль. –У тебя ведь сейчас перерыв, если я ничего не путаю? - Есть такое, - Ронни глянула на наручные часы (она носила их циферблатом внутрь), - Около часа у меня есть. - Пойдем, чайку хватанем? – предлагает Грелль. – Пока время есть. Вероника усмехается. Усмешка у нее странная, больше похожая на судорогу лицевых мышц, когда дергается угол рта. Приобнимает Сатклиффа за плечи, подталкивая в сторону столовой. - Чай? - Чай. Вероника опускается на стул напротив Грелля. - Ты вообще ешь, или на одной силе бессмертия держишься? – усмехается ее коллега. - Ем, - бросает Ронни, сквасив недовольную мину. После того, как она более-менее вписалась в коллектив, к Веронике начали присматриваться, и уже очень скоро обнаружили, помимо кучи всякого прочего странного и интересного то, что физической пищей девушка пренебрегала совершенно. Если и видели ее в столовой, то, как правило, в компании Сатклиффа, и исключительно с чашкой чая. А так как отличалась жница болезненной худобой и бледностью, то кумушки департамента взяли за правило ее подкармливать. Веронике такое с ней обращение удовольствия не доставляло, но отказаться оказалось выше возможного. А по сему, делая глубокий вдох-выдох и сохраняя все то же отрешенное, безучастное выражение на лице, Ронни смиренно принимала заботу. От ровесников и тех, кто помладше, правда, все же отбивалась, но вот на дам преклонного возраста не действовали ни каменное лицо, ни тяжелый взгляд, ни даже сталь в голосе. Во истину, если пожилая леди задумала кого-то накормить – медицина бессильна. - Ты в курсе, что жнецам еда тоже необходима для поддержания жизненных сил? - Сатклифф, не начинай! – страдальчески сморщилась Ронни. –Ты еще эту шарманку не заводи! Не нужна нам еда, а я тому живое доказательство. Мысли о том, как кружилась голова, и ноги отказывались держать собственное тело после более, чем года вынужденной голодовки, Ронни упорно гонит от себя. - Жнеца убить без специальных средств, если и можно, то на грани реальности, - и, поняв, что больше эту тему развивать не хочет, Ронни поднимается, - Ладно, мне пора. - Эй, подожди! – Грелль удивлен столь резкой переменой в настроении. – Ты чего? Ты ведь даже чай не попила! - Потом, - бросает Вероника и почти сбегает из столовой. Сатклифф только плечами пожимает. Сколь бы близки они ни были, Ронни для него остается загадкой. Впрочем, как и для всех прочих. А у Эрика Слингби появляется дополнительный повод ненавидеть навязанную ему напарницу. Он смотрит, как Вероника, пусть и без видимого аппетита, жует насильно впихнутые ей вафельки/печеньки/пирожки/бутерброды, и вспоминает, как несколько, не лет даже, жизней назад, весь департамент с тем же рвением пытался подкармливать его стажера. Эрик одергивает себя: «И вовсе она на Алана не похожа!», но навязчивая мысль не дает покоя, сводит с ума, впивается раскаленной иглой в висок. Эрик смотрит на напарницу и видит ЕГО. Девушка на Алана была совершенно не похожа… и похожа неимоверно! Может быть, если бы не эрика… Слингби всегда был равнодушен к цветам, но верески слишком крепко запали в душу. А в конце весны он вошел в кабинет и застал Веронику за созерцанием усеянных нежно-лиловыми цветками веточек. На ее столе стоял горшочек с кустом эрики. Ронни трепетно касалась цветов кончиками пальцев, а на губах ее обозначались зачатки улыбки. У самого же Слингби перехватило дыхание, и боль, забытая, затерянная, спрятанная глубоко внутри, всколыхнулась, словно заныла старая рана. - Что это? –сипло выдохнул он. Ронни подняла глаза –в них впервые блестел живой огонек. - О, это эрика, - она снова устремила взгляд на цветок и продолжила, - Вечнозеленое растение семейства вересковых. Красивая, правда? - Ты где ее взяла? –Слингби ухватился за дверной косяк, ощущая, что пол уходит из-под ног. - Где взяла? – Ронни задумалась на секунду. – А! Так купила. Ну да, в цветочной лавке. - Зачем? – Эрик чуть совладал с собой, и теперь с какой-то опаской приближался к столу напарницы. - Зачем? – Ронни пожала плечами. – Да просто так. Она красивая. - Убери, - сквозь зубы процедил жнец, - Убери с глаз моих, чтоб я этого здесь больше не видел! Вероника подняла голову. Все жизнь и веселость из ее взгляда словно испарилась. - Не поняла, - она смотрела на напарника, вскинув бровь, чуть склонив голову на бок. - Я сказал, - медленно, чуть не по слогам произнес Слингби, опершись ладонями о стол и глядя Веронике в глаза, - Убери это отсюда с глаз моих долой. - С чего это ради? – Ронни тоже приподнялась, упираясь в столешницу. Теперь они почти соприкасались кончиками носов. - Потому, что я так сказал. - Ха! – выдохнула Вероника, опускаясь в кресло, - Ты здесь не начальник, а держать в кабинете комнатные растения не запрещено! - Я неясно выразился? В руках Эрика возникла Коса Смерти. - А ты заставь. Вероника вышла из-за стола, параллельно материализуя свою Косу. Им обоим нечего терять, так что кровавая разборка с применением оружия в тесном помещении за горшок с эрикой в исполнении этих двоих никого бы не удивила. И Эрик даже был готов к тому, что напарница будет отстаивать свое право на содержание цветка хотя бы из принципа. Но случившееся шокировало даже сильнее, чем возможный удар в солнечное сплетение. Вероника повернулась к нему, на минуту, держащему на изготовии Косу Смерти, спиной (а ведь мог бы и ударить!) и вышла из кабинета. А ведь Слингби на мгновение даже показалось, что он смог просчитать напарницу. Хотя бы сейчас! А хрен там пел. Когда же жнец вернулся после задания, горшок со стола исчез. Не бесследно, правда, обнаружился на столе у Сатклиффа. - Это у тебя откуда? – Эрик кивнул на цветок. - Это? Ронни принесла, попросила последить за ним. На следующий день эрики не было уже и у Грелля – Вероника забрала растение домой. Эрика исчезла, но с этого дня Слингби не жилось спокойно. Он постоянно сравнивал Веронику с Аланом. Эрик метался, словно раненный зверь, пытался выбросить из головы эту не дающую дышать, уже переросшую в паранойю мысль, и не мог. И с каждым днем он находил все больше сходств. Алан часто пачкал руки в чернилах – издержки производства. У Вероники ручка потекла лишь однажды. Она смотрела на свои растопыренные пальцы в темных пятнах чуть удивленно, несколько раз моргнула и отправилась искать, чем оттереть чернила, держа руки, как только что одевший перчатки хирург. Так же, как делал это Алан. Эта привычка в свое время безумно умиляла Слингби, и он даже сам принимался влажным платком оттирать пальцы стажера. Перед тем, как чихнуть, Ронни замирала, словно увидела перед собой что-то жуткое, потом прикрывала глаза, морщила нос, глубоко вдыхала…Чихала девушка с видимым удовольствием. После утирала нос тыльной стороной ладони и говорила «Будь здорова» самой себе (Bless me). Точь-в-точь так же делал Алан! И еще многое, многое и многое, и Эрик готов был выть от боли, страшной, ослепляющей, выворачивающей нутро. Как могла она, как смела быть так похожа на Алана! На его Алана! Эрик думал, что умер в тот день, когда не стало Хамфриса, но сейчас он, как никогда, чувствовал себя живым. Ведь если ты чувствуешь боль, это ли не значит, что ты жив? Уильям Т. Спирс сходил с ума, теряя последние крохи самообладания. О какой, к чертям, работе, может идти речь, когда тут такое творится?! Все чаще его посещало желание схватить Грелля за ворот рубашки, тряхнуть со всей силы (и не единожды), наорать, в конце концов. «Хватит! Очнись, приди в себя! Оживай уже, сколько можно!». Уилл понимал, что ничем хорошим это не обернется, но сдерживать себя с каждым днем было все труднее. Ему хотелось все вернуть. Хотелось, чтобы Грелль снова стал самой болезненной занозой в его заднице; хотелось, чтобы он снова носился по коридорам алым ураганом, чтобы флиртовал со всеми подряд, чтобы снова носил этот треклятый красный плащ. Уильяму нестерпимо хотелось, подходя к кабинету подчиненного, уловить еще в коридоре запах демона и понять, что Грелль опять спутался с исчадием ада. Лучше так, много лучше, чем то, что есть сейчас. Потухший и совершенно безжизненный Грелль Сатклифф. Впрочем, в последние дни алый жнец начал, как будто, оживать. Во всяком случае, Уильяму удалось заметить, что Грелль снова начал улыбаться. Но стоило ему даже случайно завидеть Спирса, как улыбка исчезала. С начальством Сатклифф был по-прежнему подчеркнуто вежлив и официален, и это сильнее сводило с ума. Уилл искренне мечтал, что однажды где-нибудь в коридоре на его шее снова повиснут с криком «Уилли!». Смерть милосердная, как много бы Спирс сейчас за это отдал! Он бы, возможно, даже отталкивать не стал. Может быть, обнял бы в ответ. Нет, разумеется, сделал бы это так, чтобы не вызвать лишних подозрений. Обнял бы, словно с целью удержать. Сказал бы что-то в роде: «Диспетчер Сатклифф, не носились бы вы, сломя голову. Расшибетесь однажды». Но Грелль держался на почтительном расстоянии, не подпускал ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Уилл бесился, кусал локти, готов был грызть лакированную поверхность стола, но сделать ничего не мог. Что хотел, то и получил. Что имеем – не храним… Грелль сидел за столом один, с чашкой кофе. Вид у него был уставший, как будто даже замученный. Впрочем, в последнее время всем жнецам жилось не сладко. Повысилась смертность, а кроме того, обострилась ситуация с пропажей душ. Демоны в последние пару месяцев слишком активизировались, так что слугам Смерти приходилось туго. Грелль в задумчивости размешивал сахар в кофе. Размешав, вынимает ложку, держа ее вертикально, ждет, пока с нее сорвется капля, глядя на это с как будто даже мечтательным выражением. Медленно подносит ложку к губам, дотрагивается язычком, отправляет в рот и медленно вытаскивает, тут же слизывая с губ остатки жидкости. Ни капли жеманности, ни на грамм игры на публику. Голая, ничем не прикрытая эротика, но невозможно натуральная и естественная. Уилл, наблюдавший за сим действом, непроизвольно повторяет жест коллеги, облизывая губы и нервно сглатывая. Грелль берет чашку самыми кончиками длинных тонких пальцев, касается края губами. Уильям ловит себя на мысли, что буквально любуется своим подчиненным. Что ж, это не удивительно, Сатклифф всегда был фигурой видной. А в академии так и вовсе на него пускали слюни около половины девиц и добрая треть парней! Ровно до тех пор, пока Греллю на лоб, уже здесь, в департаменте, не поставили тавро дешевой шлюхи. И Спирс тогда купился, а стоило ли? Он вообще не понимал, какое ему дело до личной жизни подчиненного. Кажется, до сих пор не мог определиться, что же на самом деле испытывает к алой бестии. Сатклифф за время работы успел попортить начальнику немало крови, но когда на кон вставало слишком много, игры заканчивались, и Уилл доверял Греллю едва не больше, чем себе. Сатклифф был… кем? Другом? Товарищем по оружию? Или же? К столику Сатклиффа подходит девочка из архива, о чем-то спрашивает. Спирс не слышит их разговора. Грелль хмурится, кусает нижнюю губу, а потом вдруг улыбается так облегченно и начинает что-то объяснять барышне, а Уилла берет почти злость. За то, что улыбка предназначена не ему. Неужели, Грелль все-таки это самое «или же»? Дождь –явление в Лондоне привычное и обыденное, и все же находятся те, кто умудряется забыть дома зонт. Такие, как Грелль Сатклифф. Или те, кто вообще забывает о существовании и зонта, и дождя, а иногда и собственной персоны, как Вероника Адельсон. Или те, кому дождь, солнце, ураган или геенна огненная – суть одно и то же, такие, как Эрик Слингби. Он прошел мимо стоящей на крыльце, прислонясь спиной к колонне Веронике прямо под падающие с неба частые капли, не обращая внимания ни на первое, ни на второе. Ронни некоторое время смотрела вслед удаляющемуся Эрику, после чего снова перевела взгляд на свою ладонь. Ее она выносила вперед за козырек крыши, ловя холодные капли. Сейчас она была свободна. Ветер ласкал ее лицо, девушка с наслаждением вдыхала свежую дождевую прохладу, и, в принципе, можно было бы сделать шаг, и подставить дождю все тело, но мокнуть сейчас не хотелось. - Смотрю, ты тоже сегодня без зонта? – усмехнулся подошедший Грелль. Вероника кивнула. - Что ж, значит, будем стоять и надеяться, что дождь скоро кончится. Жнец вынул из кармана пачку сигарет и зажигалку, закурил. Ронни последовала его примеру. - Все хотел спросить, - Сатклифф выпускает облачко дыма, - Можно? Вероника поднимает выжидательный взгляд. - Что у тебя с руками? Откуда такие шрамы? Взгляд у жницы становится нервным, и вся она как-то напрягается. - Это… давно так… - Оттуда же, откуда седые пряди? Девушка недовольно морщится. - Не хочу об этом. - Ладно, - пожал плечами Грелль, - Извини, если лезу не в свое дело. А у педантичного Уильяма Т. Спирса зонт всегда был при себе. И сейчас он стоял на выходе из здания и смотрел на разговаривающих Грелля и Веронику. Судя по всему, оба оказались не готовы к причудам погоды. Сейчас Спирсу представлялся шанс побыть бок о бок с Греллем чуть дольше, да и в нерабочей обстановке. С другой стороны, брать под крыло балласт в виде старшего диспетчера Адельсон совсем не хотелось. А предложить свой зонт, проигнорировав девушку, было неприлично, и не в правилах Спирса. Девушка-архивариус с раскрытым зонтом пробежала мимо. - Всего доброго, мистер Спирс! Ребята, а вы чего, без зонтов? – обратилась она к стоящим. – Давайте ко мне! - Вы с Греллем идите, - отозвалась Вероника, - А я так как-нибудь. - Не говорите ерунды, диспетчер Адельсон! – вмешался Уильям, понимая, что это его шанс. – Поберегите здоровье, простудитесь, стоя вот так, под всеми ветрами. И вас, диспетчер Сатклифф, это тоже касается. Так что давайте, расходитесь, - он раскрыл свой зонт, - Идемте, Сатклифф, я вас провожу. А вы, мисс Адельсон, не валяйте дурака, и примите помощь коллеги. Уильям осторожно подтолкнул Грелля под локоть, уводя с собой. Взять себя под руку он не позволил, но и совсем отказываться от помощи не стал. - Ну что, идем? – архивариус Сьюзен делится с Вероникой зонтом и теплой улыбкой. - Девочки, девочки, меня подождите! У Рональда Нокса есть зонт. И он знал, что сегодня будет дождь. Но знал он и то, что симпотяжка Сьюзи из архива, по прозвищу Сью-кудряшка-улыбашка, тоже обязательно возьмет зонт с собой. И, в отличие от Спирса, его не смущает наличие Вероники. С ней Рон, как и прочие обитатели департамента, уже давно смирился. Привык. - Возьмите меня с собой? Сьюзи улыбается. - Ну заходи, что ж с тобой делать. В тесноте, да не в обиде! Жнецы берут Сью под локти с двух сторон, прижимаясь ближе, чтобы поместиться под зонтом, и вся эта дружная процессия движется прочь. Уильям пытался сократить дистанцию все то время, пока они шли до дома Грелля, но стоило им чуть соприкоснуться плечами или локтями, как Сатклифф тут же дергался в сторону. - Грелль, ты мог бы не шарахаться от меня? – не выдержал в конце концов Спирс. – Я тебя не съем! Я лишь пытаюсь обеспечить нам обоим место под зонтом. - Как скажите, мистер Спирс. Уилла в который раз передергивает. - Мы уже не на работе, ни к чему нам эти формальности, - он натянуто улыбается, пытаясь заставить Грелля назвать его по имени. Но Грелль на это лишь пожимает плечами. Он выглядит напряженным. После разговора с Вероникой на крыльце особняка, где Грелль столкнулся с тремя демонами, жнец всю ночь провел в раздумьях, пытаясь понять, чего же он хочет. А утром подошел к Ронни в курилке. - Хочу забыть его! Девушка прищурилась, кусая губы. - Уверен? Грелль кивнул. - Тогда лучше всего перевестись в другой отдел. В идеале, в другой департамент. Я могу поговорить с Гробовщиком, он уже не единожды помогал мне с переводами... - А другого выхода нет? – Грелль не дал договорить. Ронни только хмыкнула. - Ты не готов его забыть, - она тяжело вздохнула, - И нравится же тебе так себя изводить… Ладно, дело твое. Не хочешь перевода – минимизируй общение. С этого дня Грелль упорно избегал общества Спирса, и, как по закону подлости, натыкался чаще. Сатклифф держался, но когда становилось совсем невмоготу, бежал за поддержкой к Ронни. Та выслушивала, утешала, при этом снисходительно вздыхая, словно знала что-то такое, чего о себе не знал даже сам Грелль. А сейчас, когда жнец шел под одним зонтом со своим начальником, сердце его в лоскуты разрывали противоречия. Вот же он, так близко! Можно прикоснуться, можно взять под руку, можно… Пока они под одним зонтом, пока они вынуждены быть так близко! Но что потом? Потом снова будет больно, потом Грелль снова будет жить этими воспоминаниями… Если сейчас он сдастся и позволит себе хоть малую слабость, на смарку пойдет все, чего он добивался это время. - Мы пришли, - заметил Сатклифф, как только его дом появился в зоне видимости. - Может, позволишь проводить тебя до подъезда? – усмехнулся Спирс. Меньше всего Уиллу хотелось отпускать подчиненного, и он судорожно соображал, как бы задержать Грелля. До подъездной двери они дошли в полном молчании. Сатклифф вынырнул из-под зонта под козырек над дверью при первой же возможности. - Благодарю, что проводили, мистер Спирс, всего доброго! –он уже взялся за ручку. - Не пригласишь на чай? Рука алого жнеца дрогнула. Сколько раз! Сколько раз он пытался затащить Спирса в свою обитель! Без каких-либо похабных целей, совершенно! Просто ну хотя бы, как старого друга и сокурсника! Просто, чтобы ощутить, что он здесь, рядом. И сейчас, когда судьба, наконец, улыбнулась… - Полагаю, это неуместно, мистер Спирс, - Грелль говорил, не оборачиваясь, все держась за дверную ручку, - Кроме того, вы ведь все равно откажитесь. - Отнюдь, - в голосе Спирса проскальзывало отчаяние. Сейчас, как никогда, ему хотелось убедить в обратном Сатклиффа, - Как раз сегодня я настроен на душевную беседу со старым другом за чашечкой чая. - Вот как? – Грелль оборачивается. Ему стоило всех имевшихся моральных сил, чтобы не сорваться, не упасть в истерику, не наорать на Спирса. –Что ж, должен заметить, что как раз сегодня на подобные беседы не настроен я. Я пойду, с вашего позволения? Я устал. Грелль скрывается в подъезде, а Уильям еще некоторое время так и стоит, глядя на дверь, не в силах сделать шаг. Ему хочется закричать, упасть на колени – плевать, что прямо в лужу –колотить руками по асфальту, сбивая кулаки. Вместо этого он крепче сжимает ручку зонта, чувствуя, как дрожат руки. И эта фраза: «Я устал». Ох, не о работе говорил Сатклифф! И в который раз уже Уильям укоряет себя в том, что сам довел до этого! Доигрался. Когда Спирс, наконец, решил уходить, только тогда понял, что дождь перестал, и он держит над головой уже совершенно ненужный зонт. Не лучше ощущал себя и Грелль. Он вбежал по лестнице, не в силах ждать лифт, не чувствуя под собой ни ног, ни ступеней. Трижды ронял ключи и пять раз промахивался мимо замочной скважины, прежде чем попасть в квартиру. Он сбросил пиджак в коридоре на пол, заметался по квартире, не в силах найти себе место. Дернул ленту с шеи, рванул в стороны рубашку за воротник –двум верхним пуговицам едва удалось сохранить свое место, но дышать стало чуть легче. Ронни! Да, нужно позвонить Веронике. Еще не так поздно. Вероника стала для него тем другом, которому можно позвонить хоть глубокой ночью. Грелль старался не злоупотреблять этой возможностью, но если очень уж приспичивало, как сейчас, все же звонил. В первый раз это случилось именно ночью, уже глубоко за полночь. Сатклифф трижды брался за телефон, и трижды отходил, не решаясь. Когда же решился, долго слушал мерные гудки, пока на том конце провода не раздалось сонное «Алло». - Ронни? Это Грелль. Слушай…- жнец запнулся, - Впрочем, ладно, извини, что разбудил. Он бросил трубку, а через час услышал стук в дверь. На пороге стояла Вероника, сонная, помятая и растрепанная, наскоро одетая. В ту ночь она молчала. А Грелль говорил. Все, что наболело, все, что не давало покоя, все, что мешало уснуть. Вероника слушала. Держала за руку, обнимала, гладила по волосам, один раз даже поцеловав в висок. Грелль так и задремал, вцепившись в ее плечо, ощущая, как чужие пальцы перебирают пряди волос. Утром Ронни обнаружилась здесь же, в постели Сатклиффа. Спала, свернувшись калачиком, на самом краю. Грелль разбудил девушку только с целью предложить ей лечь удобнее. Сам он вполне мог переместиться в гостиную. Он осторожно тронул жницу за плечо. Чутко спавшая Ронни встрепенулась и обратила на Грелля близорукий взор. - Который час? – маловнятно спросила она, протирая глаза. - Начало седьмого. Ронни вздохнула и потянулась. - Мне скоро на смену. Я воспользуюсь ванной? - Разумеется! Греллю тогда было жутко стыдно, что он не дал толком поспать коллеге перед работой. Не маленький, в конце концов, мог бы и сам решить свою проблему! Но перед уходом Вероника сказала, хлопнув жнеца по плечу: - Если еще будут проблемы – звони! В любое время дня и ночи. Кажется, сейчас настало именно это время.