Моя Причина

      Слушанье проходит тревожно. Почему в этом мире все так сложно? Джаса не воспринимают всерьез. Адвокат школы делает все, чтобы завалить его, сделать его речь неубедительной, неуверенной. Клэй не сводит взгляд с замешкавшегося парня, который делает все, чтобы помочь восстановить справедливость, но у него, разумеется, ничего толком не выходит.       Они встречаются взглядами несколько раз. Это взгляды двух сломленных, потерянных людей, которые стараются найти друг в друге хоть капельку тепла. Любви. Искренней и чистой. Понимания. Чего-то такого, что нельзя толком описать — ты просто чувствуешь это ночью, когда ваши руки покоются на скулах друг друга, вы дышите в унисон и… вам становится удивительно спокойно, после всей это суеты, нестабильности и несправедливости. Вы чувствуете такую невероятную гармонию, что вы уже не задумываетесь о половой принадлежности и конфликтах в прошлом. Вы есть только здесь и сейчас. Здесь и сейчас вам хорошо вдвоем, и эта связь так ценна, что хочется пролежать вот так всю жизнь.И когда эти два взгляда встречаются, их траектории оказываются на одной прямой, тогда мурашки бегут по телу обоих, заставляя поеживаться.       Они бредут домой, практически всю дорогу молча. А дома, когда время близится к полуночи, и надо ложиться спать, Клэй, до этого делавший вид, что читает, разразился рыданиями. — Эй, друг, ты чего? — Джас вскочил с дивана и тихо подошел к кровати Дженсена. Опять.       Он молчал. Вернее, просто захлебывался рыданиями, не в силах сказать и слова. Фоули знал, что понятия не имеет, как нужно успокаивать людей, а потому просто опустился на стул рядом с кроватью, обеспокоенно смотря на скорчившегося брюнета. — Джастин, — хрипит тот, не отнимая рук от лица. — Что? — Молчание. — Что, Клэй? — Ляг со мной. Прошу. — В смысле… в постель? — Пожалуйста, я не смогу заснуть без тебя.       От этих слов все рушилось. Не только внутри Фоули, но и внутри самого Клэя, который от этих слов рыдал еще больше, теряя всякую возможность дышать. Внутри у Джастина рушились моральные устои. Убеждения в том, что он натурал до мозга и костей. Представления об однополой любви.       Он аккуратно снял покрывало с постели (правда, при этом пришлось потеснить одного плачущего мальчишку) и лег. Потушил свет. Клэй прижался к нему, прильнул всем своим содрогающимся телом. — Ну же, перестань, перестань, — шептал Фоули, гладя брюнета по плечу, — все будет хорошо. Это еще не конец. — Почему они не поверили тебе? Почему?       Джастин не знал, как отвтетить на это. Да и в его глазах начали собираться слезы. Не от того, что случилось в суде, нет. Он чувствовал себя нужным и… любимым? Он пытался убедить себя, что это не самообман, и он не просто носовой платок для Клэя. И тут же задался вопросом — если не уверен, почему бы не убедиться в своих домыслах? — Клэй, — тихо позвал он, когда рыдания почти сошли на нет. — Что? — Я тебя люблю.       Молчание. Кричащее молчание, всепоглощающее. И все плывет перед глазами, искажается — слезы застилают глаза и льются, льются горячими потоками по щекам. Он закузывает губу, прокусывая нежную кожу от напряжения. Зажмуривает глаза, пытаясь подавить судорогу, которая готова сразить все его тело и заставить разрыдаться. Но что-то накрывает соленые дорожки его слез.       Он целует его. Выцеловывает каждый миллиметр разгоряченной кожи, чувствуя боль, которая уходит с этими слезами. Целует и плачет сам. Находит его губы, и они сливаются наконец в поцелуе — таком влажном, пропитанным болью и безграничной любовью, которая их лечит, которая не дает пасть. — Мы два идиота, — заключает Дженсен после пары блаженных минут. — Два плачущих, блядь, идиота, — Фоули заливается смехом, который подхватывает Клэй.       Они засыпают. Теперь уже спокойно и сладко. И парень, тот, что с темной шевелюрой и серыми глазами, вдруг произносит: — Я тоже тебя люблю, Джастин.       Произносит так тихо, словно это говорит каждая его клеточка… Не словами, а пульсацией, чувствами.