мой ручной монстр

Пронзительный писк раздаётся всего на долю секунды, но Чангюну достаточно этого, чтобы проснуться. Мозг ещё спит на ходу, но приученное годами тренировок тело подрывается, а рука уже держится за пистолет. Шум за стеной затихает так же внезапно, как и раздался. Напряжённо прислушиваясь, Чангюн слышит только какую-то неясную возню. И чавкающие звуки. Осознание накрывает неожиданно, но моментально. Чангюн проклинает себя за непростительную халатность, распахивая комнатную дверь. И встречается взглядом с чуть светящимися в утренних сумерках глазами-блюдцами. Волк поднимает окровавленную пасть и облизывается широким движением языка. Чангюн мечет затравленный взгляд с размазанной повсюду крови на клочки пятнистой шерсти и вскидывает перед собой пистолет, в отчаянии тыча прямо в морду зверя. — Ты.. сволочь! Ты убил её, блохастый говнюк! Чангюн хочет выстрелить, но в последний момент переворачивает пистолет и с размаху бьёт им по волчьей морде, отбрасывая к стене. — Сьюзи.. она же ещё совсем котёнок.. — голос Чангюна срывается в бессильной ярости, а сам он валится на колени перед остатками растерзанного тельца своего питомца. Чувствует, как неприятно жжёт в уголках глаз, и запрокидывает голову, пытаясь сдержаться. Краем глаза замечает возню в углу и снова вскидывает пистолет, приковывая вновь поднявшегося волка к месту. — Только попробуй двинуться, пристрелю. — шипит Чангюн. И не понимает, почему до сих пор не сделал этого. — Кровь за кровь. — сипит оборотень из своего угла, уже глядя человеческими глазами, и утирает кровь с подбородка. — Подонок, я знаю, что ты жрёшь мясо, но ты не мог подождать до утра? Сволочь, я бы принёс тебе что-то после работы! Чангюн не смотрит в его сторону, опасаясь, что иначе точно захочет сломать ему кости, и касается руками обагренной кровью шерсти своей кошки. — Тебе не понять. — глухо отзывается рыжий, пристально наблюдая не столько за ним, сколько за тушкой возле его рук. — Тебе не понять привязанность, монстр. — жёстко бросает Чангюн и медленно поднимается, наконец переводя на парня ледяной взгляд. — Только прикоснись к ней, и снова получишь по ушам. Чангюн делает шаг в направлении к ванной, но рыжий внезапно скалится из своего угла, едва не переходя на звериный рык между словами: — Думаешь, раз человек, то такой крутой? Высшее существо? Мне не понять привязанность! Думаешь, мы не умеем любить? Думаешь, нам не больно? Нам больно! Каждую ночь вы убиваете кого-то из наших близких! Вы убиваете наших щенков, никто из которых ещё не перегрыз ни единой глотки! Мы убиваем, потому что тоже хотим жить! А вы убиваете нас просто так! И кто тут ещё монстр? Парень сверлит горящими ненавистью глазами и весь выглядит сосредоточением холодной решимости — зверь, замерший перед смертельным прыжком. Чангюн смотрит в пустоту пару минут, но вместо ответа только швыряет ему тряпку. — Отмоешь тут всё к моему возвращению. Ясно? Рыжий молчит. — Я спрашиваю, ясно?! — Чангюн замахивается в исступлении, но парень отшатывается: — Вполне. Чангюн больше не смотрит на него и только собирает остатки своей любимой кошки. Заворачивает в клетчатую простынь, как маленького ребёнка, и прижимает к себе, легко укачивая. Молча покидает квартиру, прихватив лопату из коморки и заперев за собой дверь. Небо едва светлеет, всё больше принимая вид утреннего, и звёзды почти совсем пропали со своих мест, когда Чангюн опускается на колени перед выкопанной за домом ямкой. Он долго выбирал подходящее место, но остановился именно на этом. Под низким кустом орешника. Чангюн опускает свой маленький свёрточек и присыпает его землёй, а по щеке предательски скатывается солёная капля. — О нет, только не реви. — уговаривает сам себя Чангюн и через силу улыбается. — Над людьми не ревел, а теперь разревёшься? На свежий холмик падает ярко-жёлтый цветок с клумбы у подъезда. Домой Чангюн возвращается только через час, когда солнечные лучи уже стучатся в окна его кухни. В коридоре действительно всё убрано, и ни следа недавних событий, ни одной капельки крови. А рыжий виновник всего этого обнаруживается сидящим в углу. Чангюн напрасно думает, что тот спит, потому что почти сразу встречается взглядом с тёмными омутами. Чангюн только молча оставляет лопату у двери и так же молча проходит в кухню. Он уже не злится. Просто подавлен. И как-то морально устал. Подумав обо всём, понял, что винить в первую очередь стоит себя — нельзя было оставлять монстра предоставленным самому себе. Раненый оборотень опасен внезапными и необдуманными нападениями. А Чангюн почему-то наивно посчитал, что волк после спасения станет тише комнатной собачки. Теперь расплачивается. — Как тебя зовут? — без эмоций в голосе спрашивает Чангюн, продолжая смотреть в окно. Чувствует присутствие за спиной. — Кихён. — отзывается сипяще где-то совсем рядом. Чангюн резко оборачивается, интуитивно опуская руку на кобуру, но рыжий, похоже, не собирается ничего делать и только стоит прямо перед ним, сверля взглядом. — Для людей так. — Кихён. — Чангюн медлит, но руку всё же опускает, окидывая парня взглядом с ног до головы. Никогда бы не подумал, что он не человек. Если бы не видел всего этого сам. — А для не людей? Молчание и немигающий взгляд. — Ладно. Я Чангюн. Кихён беззвучно перемещается обратно на свой диван и всё так же немигающе-выжидающе смотрит. — Чай будешь? — Чангюн вздыхает, поняв, что поспать теперь ему явно не удастся, и собирается заняться приготовлением хоть чего-то, чтоб отвлечь себя от ненужных мыслей. — Фу. — Ну извини, я кофе не пью. — огрызается Чангюн, мысленно предлагая разбираться с этим самостоятельно, раз такой деловой. — Вы так много знаете о нас. — тихо говорит рыжий, а Чангюн готовит порцию только на себя. — Вы о нас тоже. — Мы вынуждены. — Мы тоже. — И что мне теперь с тобой делать? — Чангюн снова подаёт голос. Просто затянувшаяся тишина давит, полная обездвиженность парня напрягает, а крутящиеся в голове мысли буквально сводят с ума. — Не знаю. Твои проблемы. — однотонно отвечает Кихён и обхватывает руками свой живот. — Больно? — Чангюн совсем не может понять эмоций на его лице. — Нет. — Серьёзно? — А как ты думаешь? — рыжий внезапно смотрит прямо в глаза, будто разом выворачивая душу наизнанку. — Давай тебе вскроем брюхо отравленным ножом и посмотрим, как тебе это понравится. — Скажи спасибо, что насмерть не зарезал. — бросает Чангюн, но волк огрызается моментально: — Не скажу. Было бы за что. Чангюн уже начинает жалеть, что действительно не прирезал его до конца. А ещё его интересует, все ли оборотни такие острые на язык, или ему опять несказанно повезло? — Только попробуй что-нибудь выкинуть. Не пожалею. — угрожающе спокойно говорит Чангюн, тыча дулом пистолета под рёбра. — Что надо? — поджимает губы рыжий, показательно поднимая руки. — Топай в спальню. — Чангюн кивает на дверь. — Нужно сменить повязку и переодеть тебя заодно. Или так и будешь ходить в крови с ног до головы? Кихён только по-собачьи фырчит под нос, но всё же подчиняется и бредёт в указанном направлении. — Имей в виду. Я не шучу. — Чангюн демонстративно качает в воздухе пистолетом и откладывает его в сторону, открывая аптечку и присаживаясь прямо на пол для удобства. — Раздевайся. — Что ещё прикажете, господин? — приподнимает бровь рыжий, но Чангюн явно не настроен шутить и только молча смотрит, подгоняя пристальным взглядом. Кихён хмурится и отворачивается, осторожно стягивая с себя толстовку. А Чангюн подвисает, как-то заворожённо разглядывая исполосованную шрамами спину. Несмотря на это и довольно развитые на вид мышцы, в облике парня Кихён выглядит каким-то хрупким и даже по-своему мягким — если не знать, что в ипостаси волка он способен убить за пару секунд. Чангюн совсем не понимает себя, но тянет руку к парню, желая дотронуться до неровного шрама на пояснице, почти касается, но Кихён резко поворачивает голову, совсем по-волчьи щёлкая зубами. — Эй, только попробуй укусить, паршивец, отдеру за хвост! — возмущённо тянет Чангюн, рефлекторно отдёргивая руку и прижимая к себе. — А ты не трогай. — ухмыляется рыжий и разворачивается лицом, хватаясь за стену, чтобы не шатало. Чангюн придвигается ближе и неуверенно протягивает руки к животу, готовясь в любой момент убрать их, но Кихён только как-то непонятно улыбается и смотрит сверху-вниз, пока не торопясь оттяпать пару пальцев. Чангюн считает это хорошим знаком и всё же решается подцепить край порозовевшего изнутри бинта, осторожно снимая его и обнажая косую рваную рану с запёкшейся по краям кровью. Кихён не издаёт ни звука и только стискивает зубы, покорно терпя, пока человек обработает края, наложит мазь и свежие бинты, затягивая в этот раз потуже. — Эй, ты чего? — спохватывается Чангюн, едва успевая подхватить оседающего на пол рыжего. — Всё в порядке. — бросает тот шипящим голосом и отталкивает от себя руки, пытаясь привести сбившееся дыхание в норму. На самом деле, совсем не в порядке — снова даёт о себе знать яд в крови и мутит сознание, но едва ли Кихён признается в своей слабости. — Вот. — Чангюн протягивает найденную в шкафу футболку, но парень не двигается с места и продолжает сидеть в одной позе. Чангюн вздыхает и снова присаживается перед ним. — Хотя бы руки подними. — осторожно просит он, и даже к собственному удивлению, оборотень слушается. — Как с ребёнком. — пытается шутить Чангюн, помогая одеться, но натыкается на колючий взгляд и тут же прикусывает язык. — Тебе самому-то сколько, малыш? — вдруг усмехается Кихён, а Чангюн сердито морщится на такое обращение. — Девятнадцать. — Щенок. — А тебе? — теперь Чангюн ещё и хмурится, ожидая услышать какую-то цифру из ближайших к своей и уже готовясь стереть ухмылку с чужого лица колкой фразочкой, но рыжий отвечает: — Сорок четыре. И Чангюн шокирован абсолютно искренне. — А ты.. хорошо сохранился.. — Чангюн тупит глаза в пол, собирая аптечку обратно, а Кихён наклоняется чуть ближе: — По нашим меркам. А по вашим двадцать два. Я тебе вроде хён, да? — Нет. — ворчит Чангюн, одним движением захлопывая аптечку и отстраняясь, уже вскакивая на ноги. — Потому что ты не человек. И выходит из комнаты. Правда уже через несколько минут возвращается назад с мотком верёвки. — У тебя тут на любой случай, да? Лопаты, верёвки, оружие. Ты не гангстер случайно? — спокойно интересуется Кихён, уже успевший переместиться в угол. И почему его только постоянно тянет именно туда.. — Не хочу, чтобы ты напал со спины. — монотонно отвечает Чангюн и приближается, разматывая верёвку. Но негромкий утробный рык из угла заставляет приостановиться в нерешительности. — Давай сразу уясним. — решение находится моментально, и пистолет в руках Чангюна уже недвусмысленно смотрит дулом в бездонные волчьи глаза. — Тут главный я. Кихён чувствует себя слишком обессиленным для сколько-нибудь серьёзного сопротивления, и обречённо соглашается, но внутренне обещает себе устроить переворот лидерства, как только выпадет возможность. — Тебя как, собакой или человеком? — интересуется Чангюн, сдерживая смешок и всё ещё держа оборотня под прицелом на всякий случай. Вместо ответа рыжий парень низко склоняется над своими коленями, и через долю секунды вместо него на полу сидит рыжий волк. Чангюн только пожимает плечами и крепко обвязывает шею и передние лапы. Решив, что этого будет достаточно, перекидывает другой конец через ножку шкафа и завязывает вокруг ножки дивана. Чтоб наверняка. Чангюн абсолютно доволен своей предусмотрительностью и думает, что полностью обезопасил себя. Но Чангюн ещё не знает, что такие верёвки совсем не помеха любому из оборотней. *** Чангюн снова возвращается домой под утро. Перестроиться на ночной режим вот так сразу трудновато — но что поделаешь, если оборотни выходят на охоту ночью и именно ночью городу требуется защита от монстров темноты. Лейтенант Хосок сказал, что будет достаточно недели-двух, и все они окончательно привыкнут работать в ночную смену. Чангюн уже откровенно спит на ходу, открывая замок, но прежде, чем толкнуть дверь, немного напрягается. Но внутри полная тишина. Странно, при условии, что его домашний монстр должен бодрствовать именно сейчас. Чангюн заключает, что Кихён, наверное, отсыпается в попытке восстановиться, а потому кидает пакеты и рюкзак на пол, уже не таясь, и отворачивается, чтобы снова запереть замок. Роковая ошибка для того, кто решил приютить у себя не самого дружелюбного оборотня. Волк возникает из мрака абсолютно бесшумно. Просто неслышно прыгает сзади, целясь прямо в глотку, но острые зубы смыкаются в паре сантиметров от кожи — Чангюн уклоняется и хватает за болтающийся на шее обрывок верёвки, прижимая к морде зверя небольшой мешочек. — Нечестно! — вскрикивает Кихён, против воли вернувшись к облику человека, и трясёт головой, будто пытаясь избавиться от этого резкого запаха. Лаванда и что-то ещё, приторно-сильное. — Вот так ты благодаришь за спасение, сучёныш? — слегка разочарованно спрашивает Чангюн, прижимая неудавшегося нападающего к полу и заламывая за спину его руку. — А в ипостаси людей вы не так уж и сильны, не так ли? — Что за дрянь? — Кихён морщится и возится под ним, пытаясь ослабить давление на живот. — Сегодня выдали, — Чангюн демонстративно машет мешочком перед его лицом, — специально подобранная смесь трав и химии. Заставляет оборотня насильно вернуться к облику человека. Здорово? — Подло. — шипит рыжий, а Чангюн откладывает мешочек в сторону, наклоняясь прямо к уху парня: — А я знал, что ты попытаешься напасть. Как видишь, сейчас тебе со мной не справиться. Поиграем в мир или вернёшься на привязь? — Мир. — сипит Кихён, едва сдерживаясь, чтобы не заскулить от боли, и Чангюн наконец отпускает, поднимаясь на ноги. — А я купил тебе кофе, — сообщает он уже непринуждённым тоном, подбирая пакеты и проходя в кухню, — и мясо.. я правда не знаю, какое тебе лучше. Извини, человека не было, так что на ужин свинина. Кихён только фырчит недовольно и бесшумно следует за ним. — Плевать. Кихён снова садится на диван, принимая по-обычному собранную позу, и пристально следит за каждым движением. Не доверяет. — Много ваших погибло вчера? — неожиданно спрашивает он и устраивает голову на прижатых к себе коленях. В его голосе совсем нет эмоций. Чангюн медлит, мешая в чашке ложечкой, но всё же отвечает наконец: — Пятеро. Все из новеньких. Капитан говорит, в лунные дни всегда больше потерь, чем обычно. — А наших? — Одиннадцать. Кихён отворачивается к окну. Луна совсем скрыта за вязкими тучами, но всё равно безумно хочется задрать к чёрному небу морду и завыть тоскливо-тоскливо. В его семье вчера не досчитались двенадцати. — Как твой животик? — спрашивает Чангюн деланно заботливым тоном, пытаясь перевести тему, но Кихён упрямо не хочет разделять его настроения на шутки: — Ничего нового. — Я купил ещё кое-что из лекарств, надеюсь, поможет. — Чангюн раскладывает покупки по местам и ставит на стол две чашки. — Вряд ли. — Почему? — Кровь. — Что? — Чангюн даже подвисает и оборачивается. — Нужна кровь. — терпеливо поясняет рыжий, сверля немигающим взглядом. — Нужно живое. — Это обязательно..? — Чангюн невольно говорит тише, даже выпуская из рук чайную ложку. — Свежая кровь запускает регенерацию. Странно, что вы этого не знаете, отличник Им. — Кихён явно язвит, а Чангюн только хмыкает: — Уже изучил мой диплом? — Без крови никак. — произносит Кихён почти беззвучно и отворачивается. Чангюн действительно в ступоре. — Я что-нибудь придумаю.. — наконец говорит он и ставит перед рыжим чашку с кофе. Кихён же даже не смотрит в сторону стола. — Надеюсь, тебе хватит этого, чтобы перебить голод и не буянить. — Чангюн не обращает внимания на упрямство и оставляет на столе ещё и пакет с куском мяса. Потом быстро уходит куда-то, а возвращается назад с цепью, и в ступоре уже Кихён, хоть и пытается не показать этого. — Вот пришлось снять с соседского велосипеда. — поясняет Чангюн и подходит ближе, закрепляя петлю на шее рыжего. — Раз уж обычные верёвки тебе ни по чём. — Мне и это не надолго. — Кихён сжимает губы в тонкую полоску и демонстративно смотрит в другую сторону, даже не двигаясь с места. — Я собираюсь хорошенько выспаться сегодня. — Чангюн закрепляет другой конец и отстраняется, прихватывая свою чашку. — И только попробуй мне помешать, уши надеру. Ясно? — Вали уже. — в чертах лица Кихёна в очередной раз мелькает что-то не то лисье, не то вольче. — И помойся. От тебя разит псинами. Чангюн лишь приподнимает бровь, но в душ перед сном всё же заглядывает, недоумевая, где к нему мог прицепиться этот запах. Да и не чувствовалось вроде всё это время.. А прежде, чем лечь спать, придвигает к двери тумбочку. Потому что, кто этих оборотней знает. Может, и стальные цепи перекусит как соломинку. Кихён в кухне чувствует его мысли и только недобро усмехается.