мой ручной монстр

Запах совсем рядом, кажется, ещё прыжок — и длинные клыки вскроют нежную детскую глотку. Он даже не задумывается о том, что может делать ребёнок на улице в такое время, его ведёт вперёд кровь и уже цепляющаяся за кончик хвоста смерть. Он отталкивается от земли и летит через мусорный бак, уже предчувствуя вкус тёплой крови на языке, но что-то оглушает внезапно и отбрасывает к каменной стене. Выстрел. Теперь он чувствует, что никакого ребёнка здесь нет и не было с самого начала — лишь один обманчивый запах. Дал себя провести. — Попался! — Хёну вскидывает руку и поднимается из своей засады, а с противоположной стороны к волку уже бежит другой солдат. Наученный опытом не самых удачных испытаний новой ловушки, Хёну не верит, что всё удалось так просто и с первого раза. Вдруг замечает движение пришедшего в себя волка, но не успевает приказать солдату остановиться, как зверь пропадает из поля зрения. Впрочем, как и солдат. Тишину только пронзает короткий предсмертный крик, обрывающийся хлюпающими звуками бьющей из вскрытой глотки крови. К ногам Хёну падает окровавленный автомат. — Издеваешься? — шипит капитан и перебегает под укрытие козырька, сканируя пространство перед собой и держа пистолет наготове. Сейчас эта рыжая тварь может быть где угодно. А ещё явно находится у черты. Так принято называть раненых оборотней на исходе третьих суток, уже медленно умирающих изнутри, но ещё отчаянно рвущихся к жизни и от того способных абсолютно на всё. Привкус скорой смерти доводит до безумия. Хёну целит из пустоты в пустоту, готовясь спустить курок, но волк либо уже сбежал, либо собирается беззвучно подобраться максимально близко. — Капитан Сон, их тут больше не.. Сердце пропускает ровно удар, прежде чем Хёну успевает повернуться в сторону появившегося солдата другой группы и заметить метнувшуюся продолговатую тень. Очень не вовремя, парень. Рыжий волк прибивает его к земле всего на какую-то секунду: недостаточно, чтобы прицелиться хорошо, но Хёну стреляет, надеясь на свои руки. Но шальной зверь будто чувствует витающую вокруг смерть и снова исчезает во мраке ночи с куском тела в пасти. Но пуля всё же подцепляет где-то в районе хвоста. — Раненый? — тихо спрашивает Хосок, опоздавший всего на минуту, но успевший увидеть финальную сцену мрачной развязки. — У черты. — медленно отвечает Хёну и всё вглядывается напряжённо в шевелящуюся темень, в которой растворился волк. — Ты видел это? — Что именно? — Хосок думает, что старший спросит о необычной окраске твари, но Хёну внезапно говорит: — У него обрывок цепи на шее. Хосок не может удержать удивление в выражении своего лица. — Хочешь сказать, что.. — Да. — Хёну наконец отворачивается, жестом приказывая следовать за собой. — Кто-то держал или держит его у себя. Кто-то из людей. И скорее всего, из наших. Обученных. — Всё интереснее и интереснее.. — бормочет Хосок, оглядываясь назад. Будто чувствуя немигающий взгляд в спину. — Но если обрывок, то возможно, он убил своего.. хозяина. И вырвался на свободу. — осторожно предполагает Хосок, ускоряя шаг и сливаясь с тенью здания. Хёну оборачивается на долю секунды, и выражение его лица совсем не читаемо: — Или же хозяин прямо сейчас среди нас. *** Чангюн с трудом удерживает соскальзывающий с плеча рюкзак, пока пытается попасть в замочную скважину. Слегка покачивает от усталости, и мысли сосредоточенны только на том, как бы поскорее завалиться в кровать — отработав свою смену и передав посты второй группе, Чангюн выбрасывает всё, что связано с клятыми оборотнями, из своей головы, и надеется просто наконец отдохнуть. — Эй, Кихён, я принёс тебе кое-что. — тянет Чангюн, повышая голос, и оставляет рюкзак у порога. — Кихён? Стеклянная тишина напрягает ровно так же, как и цепляющий кожу ступней сквозняк откуда-то с кухни. Чангюн не помнит, чтобы оставлял окна открытыми. — Кихён..? — Чангюн медлит, прежде чем толкнуть дверь, и почему-то готовится к чему-то ужасному, но напряжённо вглядывается в темноту и не видит фигуры волка или человека ни на полу, ни на уже привычном месте на диване. Щёлкает кнопкой выключателя. — Твою же мать, Кихён! — Чангюн чувствует, как паника окутывает липким холодом, и метает взгляд с рамы окна на рассеянные по полу осколки. — Вот дерьмо.. Теперь понятно, откуда тишина и сквозняк. А за окном вдруг слышится далёкий, тоскливый волчий вой. Взгляд Чангюна цепляется за обрывок цепи, сиротливо болтающийся у ножки дивана, а мозг отказывается генерировать хоть какие-то варианты хоть сколько-то разумных дальнейших действий. В голове вдруг всплывают какие-то обрывки лекций в академии и слова о том, что оборотень у черты смерти стоит целой стаи нормальных оборотней по уровню опасности. Кажется, Чангюн своими руками и своим халатным промедлением разбудил в Кихёне монстра. Но почему-то Чангюн действительно не знает, что сейчас пугает больше: масштаб ужаса, который может натворить или уже натворил сейчас Кихён, или мысли о том, что его наверняка убьют до рассвета. Чангюн не хочет отвечать даже самому себе, но решение уже принимается само собой. И Чангюн бросается прочь из квартиры, вниз, к машине, и через пару минут уже давит педаль газа до упора и гонит обратно в опасную часть города. «Найду и надаю по ушам.» — мысленно обещает Чангюн, тормозя у поста проверки и едва не кидая удостоверением в какого-то уже сменившегося солдата, едет дальше, крутя головой в разные стороны и всеми силами надеясь не встретить кого-то из командования. Иначе слишком много придётся выдержать расспросов и допросов. Чангюн въезжает в более застроенную часть и вынужден сбросить скорость. Кихён сейчас может быть вообще где угодно, а рассвет неумолимо приближается с каждой секундой, оставляя всё меньше шансов на положительный исход. Хотя какой тут положительный исход — возможно, Кихён уже перебил с десяток людей, а вся вина за это целиком и полностью будет лежать на плечах одного лишь Чангюна. Чангюн так сильно увлекается своими мыслями, что едва не проскакивает мимо поворота в какой-то проулок, но в последний момент краем глаза замечает мелькнувшее у дальней стены рыжее пятно и резко бьёт по тормозам. — Кихён! — Чангюн выскакивает из машины и кидается прямо туда, надеясь, что ему не показалось. Ему действительно не показалось. Рыжий волк поднимает измазанную кровью морду и смотрит прямо на него, а в его взгляде прямо сейчас нет абсолютно ничего осмысленного. Чангюн с запозданием вспоминает, что его личный пистолет сейчас как ни кстати не заряжен — буквально второй раз в жизни Чангюн решил не тратить на это время сразу и перезарядить дома. И именно в этот раз закон Мёрфи решил наказать Чангюна за временную слабость. И Чангюн старается не думать о том, кому из его сотоварищей принадлежит оторванная по плечо рука в такой же форме, как и его собственная. — Кихён, пойдём домой. — Чангюн старается придать голосу уверенности, но невольно отступает назад, когда волк делает шаг в его сторону. Кажется, оборотень просто оценивает, насколько опасен может быть человек, вот так запросто показавшийся на глаза. — Кихён, нам нужно вернуться. — продолжает Чангюн упрямо, искренне надеясь, что волчья сущность ещё не окончательно подавила осознанную человеческую и волк хоть что-то понимает, несмотря на своё состояние. — Пожалуйста.. Тебя ведь убьют ещё до утра, ты понимаешь.. Окончание фразы тонет в шуме выстрелов где-то совсем рядом, и Чангюн невольно прижимается к стене. Но видит шарахнувшегося волка и бежит обратно к машине, распахивая заднюю дверцу: — Быстрее, Кихён! Чангюн умоляет хоть какого-нибудь всевышнего помочь ему и вразумить дорвавшееся до крови существо. Чангюн чувствует, что до появления здесь людей из охотников остались буквально считанные минуты, а может и вовсе секунды — машет рыжему зверю рукой, в конце концов не выдерживает и материт, обещая лично пристрелить, если он не послушается прямо сейчас. Волк вдруг срывается с места и несётся к нему, кажется, в безжалостной решимости напасть — Чангюн не успевает осознать это, а морда зверя мелькает почти перед лицом, а затем и весь он ныряет во временную защиту салона машины. — Я знал, что ты не совсем бестолочь! — преувеличенно бодро бросает Чангюн, уже приземляясь на своё место и трогаясь, надеясь убраться отсюда максимально быстро. Никогда в жизни Чангюн не мог предположить, что будет сбегать от своих же людей на пару с раненым оборотнем в своей машине. Но такая погоня в роли бессовестной жертвы почему-то захлёстывает каким-то азартом, заставляя выжимать из возможностей мотора всё, что только можно и нельзя. Обратно Чангюн выбирается в объезд блокпостов, а когда тормозит недалеко от своего дома — небо уже трогают светлеющие утренние оттенки. — Чёрт возьми.. — Чангюн шумно и с облегчением выдыхает, с трудом осознавая, что они смогли вырваться из этого и, кажется, даже удачно. Чангюн едва смотрит в зеркало заднего вида и чувствует секундную ошибку в ритме сердца, встречаясь со взглядом уже человеческих глаз. — Так, ты хоть предупреждай, зараза, чувствовать себя героем ужастика такое себе, знаешь ли.. — хмуро бормочет Чангюн, а Кихён отвечает буквально сразу: — У тебя вся жизнь ужастик. — Надеюсь, сегодня ты достаточно наелся. — Чангюн пропускает это мимо ушей и уже снова невозмутим, глуша мотор. — На пару дней хватит. — расплывчато говорит рыжий. Радует хотя бы тот факт, что теперь он, видимо, отбросить коньки на его кухне уже не собирается в ближайшем будущем. — Идти можешь? — Чангюн оборачивается, а Кихён смотрит на него с видом «что это вообще за вопросы». — Возможно сейчас уже кто-то не спит, так что нас могут увидеть.. — поясняет Чангюн. — Так что тащить тебя на руках не вариант, лучше иди сам и побыстрее, и постарайся сделать это так, чтобы не шатало или ещё что-то. Подумают, что просто снял себе дружка на ночь. — Я бы тебе по своей воле не снялся. — отрезает Кихён и сбегает из машины так стремительно, будто не он корчился на полу от боли и огромной раны в животе пару часов назад. — Идиот, ты куда ломанулся?! Ты же весь в крови! — шипит вдогонку Чангюн, едва успевая вылезти следом и закрыть машину. — Подумаешь, решат, что ты со своим дружком ещё и кого-то убил по пути, прежде, чем его снять. — пожимает плечами Кихён и честно старается не хромать. Чангюн сгребает его в охапку и быстро заталкивает под защиту козырька подъёзда. — Это вообще не смешно, кретин. — угрожающе цедит Чангюн, оставляя между лицами считанные миллиметры и пронзая стальным холодом взгляда. — Сообщат, кому нужно, и конец не только тебе, но и мне. Только тебя хотя бы на месте пристрелят, а мне перед этим ещё изолятор и суд. — С чего это меня должны волновать твои проблемы? — отвечает Кихён невероятно спокойно, и Чангюну очень хочется вмазать ему по смазливому личику для вразумления — Чангюн обязательно сделал бы это, если бы Кихён только не показывал всем своим видом, что ему вообще всё равно, что с ним будет. — С того, что меня волнуют твои. — добавляет Чангюн жёстко и отстраняется. — А я не просил этого. — тихо говорит Кихён, но Чангюн игнорирует его и только тянет за собой в дом, торопясь вернуться в квартиру. Объективно, Чангюн очень зол. Но как ни странно, больше за слова Кихёна, чем за побег и убийства людей, потому что за последние два пункта в основном берёт вину на себя, да и почему-то оправдывает Кихёна какими-то словами вроде «у него не было выбора», «инстинкты» и «от отчаяния». Но разбитое окно и по-прежнему отвратительное поведение простить ему очень трудно. В квартиру они возвращаются молча, и, на удивление, Кихён даже не сопротивляется — конечно, Чангюн очень уверенно тыкал стволом безобидного сейчас пистолета ему в рёбра, но захоти Кихён сбежать — сделал бы это в два счёта. Кихён только беззвучно проходит в кухню и так же беззвучно принимается собирать с пола осколки. Чангюн слегка подвисает, смотря на это, и пытаясь понять хоть что-то. Чувствует ли Кихён какую-то вину? Ему не нравится беспорядок? Банально умеет читать мысли? Кихён смотрит перед собой как-то отстранённо, будто находится совсем не здесь, и сгребает осколки в кучу, тянется за отскочившим к ножке стола и вдруг роняет его на пол, поднимая руку перед собой. На коже быстро выступает кровь от свежего пореза и падает на пол тёмными каплями, но Кихён даже не меняется в лице и только смотрит на руку, будто вообще не чувствует боли. Просто с облегчением отмечает, что фиолетовый цвет отступил, и вены уже почти не выступают так явно. А порез вдруг начинает медленно затягиваться прямо на глазах. Чангюн не выдерживает и поднимает его на ноги, разворачивая к себе: — Всё, оставь это. Кихён только смотрит бездонными глазами, совсем не мигая, а Чангюн ощущает в нём какую-то невнятную дрожь. — Серьёзно, — Чангюн слегка встряхивает за плечи, надеясь, что это поможет парню собраться, — я сам закончу. Лучше сходи в ванную и отмойся от этой крови, а то выглядишь не очень. Надо будет и одежду твою потом.. Кихён вдруг хватается за его плечи дрожащими руками и почти повисает на нём, утыкаясь куда-то в грудь. — Эй, какого хрена..? — Чангюн интуитивно подхватывает его, не давая упасть, и осторожно отстраняет от себя, придерживая за талию. Только теперь отмечает вернувшуюся на кожу неестественную бледность. — Что-то не так? Кихён цепляется за его руки так, будто это единственное, что не даёт ему свалиться в пропасть, а его взгляд говорит сам за себя. Всё очень не так. — И где ваша хвалёная регенерация? — недовольно вздыхает Чангюн, а Кихён только едва заметно качает головой: — Не так же быстро. И пытается отстраниться, чтобы вернуть себе самостоятельность, но Чангюн прижимает к себе уже целенаправленно и всё равно тянет в ванную: — Куда собрался? Собакопарней в моём доме не очень любят, тем более если они с ног до головы в крови, да и мало ли кто заглянет? Нужно отмыть тебя. Кихён чувствует себя слишком слабым сейчас, чтобы сопротивляться. Механизм регенерации наконец запустился, но из-за сложности раны почти все силы организма уходят именно на это — а с остальными действиями теперь придётся подождать в ближайшие сутки. Кихён без всяких эмоций даёт затащить себя в ванную и никак не реагирует даже тогда, когда его постепенно лишают одежды. Чангюн чувствует себя очень странно при этом — будто собрался переодеть бездушную куклу, но в то же время ощущает какую-то неловкость и даже… смущение? В который раз Чангюн не может не признать, что Кихён действительно красив — даже несмотря на кровь, бледность, синяки и шрамы. А ещё всё равно выглядит мягким и хрупким в этой ипостаси, и особенно это бросается в глаза именно теперь, когда он без одежды. Чангюну требуется некое усилие над собой, чтобы взяться за ремень и стянуть с него джинсы. Кихён наблюдает за ним сверху вниз и не показывает совершенно никакой реакции, но Чангюн почему-то уверен, что этот эффект бездействия очень обманчив. — Знаешь, что такое «фантомная боль»? — вдруг спрашивает Кихён, не мешая раздевать себя окончательно. — Вроде бы, когда человеку после ампутации конечностей или удаления каких-то органов кажется, что он всё ещё чувствует в них боль? — неуверенно отвечает Чангюн и не менее неуверенно смотрит на бёдра Кихёна, решаясь на последний шаг. — Верно. — тот прекрасно видит ступор парня, но, видимо, хочет узнать, чем же это всё закончится, и не спешит принимать участие. — В этом облике у меня нет хвоста, но даже сейчас я чувствую в нём боль. — Так странно.. Тебя зацепило пулей? — Немного. Сначала я собирался убить её хозяина, но потом передумал. — Что это вдруг? — Он жив только потому, что от него пахло, как от тебя. — просто говорит Кихён, и Чангюн искренне теряется. А ещё чувствует нешуточный интерес узнать, о ком идёт речь. — Почему столько шрамов? — внезапно спрашивает Чангюн, останавливаясь взглядом на одном из них, прямо над туго стянутыми на животе бинтами, а заодно и переводит тему. — Как же ваша.. — Регенерация? — Кихён приподнимает бровь. — Не настолько всесильна, чтобы всё сходило бесследно. А что насчёт шрамов, у меня просто были некоторые проблемы с поведением в подростковом возрасте, и я частенько решал несогласия драками. — Уверен, что проблемы с поведением были только в том возрасте? — интересуется Чангюн, откровенно пользуясь тем, что Кихён сейчас не в том состоянии, чтобы укусить его. Кихён только молчит, показывая, что реагировать на это не будет, а Чангюн наконец решается стянуть с него нижнее бельё. — Ну и что ты пялишься? — устало спрашивает Кихён спустя почти минуту полного бездействия обеих сторон и прикрывает глаза. — У тебя в штанах такой же. Удивительно? — Да нет, я просто.. — Чангюн сурово одёргивает себя и поднимается на ноги, уже подталкивая рыжего перебраться в ванную и настраивая температуру воды. Просто узкие бёдра Кихёна действительно приковывают к себе взгляд, и Чангюн в очередной раз обречённо кусает губы. Какого только чёрта Кихён настолько в его вкусе? Похоже, у Кихёна уже нет сил даже стоять, и он просто садится прямо на дно ванной, позволяя делать с собой уже вообще что угодно, и только рассеянно смотрит на розовеющую от чужой и его крови воду. Чангюн чувствует странное смешение чувств: с одной стороны, словно мамочка, купающая испачкавшегося на прогулке сына, но с другой.. как-то странно осознавать себя, отмывающим кого-то от кровавых разводов. Кого-то, кто перед этим убил пару человек. — Посиди пока, я принесу другую одежду и новые бинты. — негромко говорит Чангюн и выключает воду, на секунду зависая на том, как Кихён жмурится от падающих на лицо капель. Рыжие волосы выглядят совсем тёмными от воды и почти скрывают глаза, и эта картина почему-то слегка сбивает стройные потоки мыслей в голове. Чангюн не дожидается никакой реакции на свои слова и просто выходит, предварительно свалив одежду Кихёна в корзину и прихватив снятый с его шеи остаток цепи. Между делом останавливается в кухне, чтобы убрать и второй кусок цепи, неторопливо уносит его в коридор и прячет в рюкзак, чтобы выбросить позже — на самом деле, просто почему-то оттягивает момент возвращения в ванную. Так же неторопливо вытирает с пола кухни кровь и какие-то сиреневые пятна неизвестного происхождения и наконец собирается пойти в комнату, чтобы сделать обещанное. Но замирает, остановленный звонком в дверь. — И кого же принесло в такую рань? — недоумевает сам себе Чангюн, пока идёт к входной двери, но почему-то чувствует что-то неладное и тревожное. Кихён в ванной вдруг открывает глаза и на секунду задерживает дыхание. Он? Запах точно не обманывает его сейчас. Кихён тихонько задвигает шторку, будто пытаясь отгородить себя от всего остального мира, и замирает, обняв свои колени. Появление тут этого явно не к добру. — Кто там? — дежурным тоном спрашивает Чангюн, прежде чем открыть замок, но подвисает на месте, едва распахнув дверь. — Капитан Сон..? Хёну только улыбается в ответ краешком губ: — Я войду?