Исключение

Аркадий непонимающе смотрит на Базарова. Исключение? Какое ещё исключение, нигилист ты долбаный? Но губы Евгения лишь ещё раз шевелятся, вновь повторяя: - Из каждого правила есть исключение, только подтверждающее его. О чём это он? Аркадий хочет побиться головой о парту, потому что это надо же до такого докатиться. Он хлопает сам себе. Отличный план, Аркадий Кирсанов, просто отличный. Продолжай в том же духе. Базаров смотрит так, будто, зараза, понимает всё. Аркадий не удивился бы - его лучший друг отличный психолог. Спасибо, хоть мысли читать не умеет. Как Базарова видит Аркадий? Лучше не спрашивать. Потому что образ его складывается из мелких паззлов, перебирать, складывать и описывать которые Кирсанов может до бесконечности. Начать хотя бы с того же пресловутого нигилизма, искоренять который задолбались даже учителя. Что ж, сама концепция, нехотя признаёт Аркадий, не лишена здравого смысла, однако исполнение... Нигилизм очень даже вяжется с образом Базарова, он весь такой - холодный, циничный, отстранённый. Но как, чёрт побери, как он может отрицать искусство, учась в музыкальном училище?! Носить вечную холодную маску и выражать бешеную экспансию в фортепианной игре, отрицать искусство и заниматься музыкой, не признавать правил и делать исключения - таков Базаров, полный противоречий, странный, непостижимый и необычайным образом близкий и родной. Такой Базаров стал другом Аркадия Кирсанова, такой забрал покой, влюбил в себя и... Закончил училище. Аркадий - не слабый мальчик, он возмужал во взрослой жизни, окрепли нервы, эмоции возможно контролировать, чувства - искоренять, любовь - отпускать. Аркадий вовсе не плачет, нет-нет, ни капельки. Даже тогда, когда Базаров собирает вещи и со смехом говорит: - Теперь у тебя будет другой сосед по комнате. Отдохнёшь от моего нигилистического трёпа! Всё, можешь выставлять Пушкина и Гёте на полки, хватит прятать! Евгений носится по комнате, как ураган. Солнце блестит на нём, будто он сделан из зеркала, весь, отражается в глазах, бликует на щеках с ямочками, дышит широкой грудью Базарова, заполняя изнутри, как топливо, давая жизнь, запуская моторы. Его ажиотаж передаётся Кирсанову, но как-то искажённо: он начинает немного трястись и тихо, нервно смеётся. Базаров укладывает последнюю книгу, закрывает чемодан и поворачивается к Кирсанову с неожиданно серьезным лицом. - Аркадий, ты ничего не хочешь мне сказать? - он всматривается в лицо напротив, но видит только тупую покорность. - Мы же будем ещё общаться? - послушно задаёт вопрос Кирсанов. По разочарованному лицу приятеля понимает, что это - совсем не то, что тот хотел услышать, но разбираться с этим он будет позже. - Конечно, будем, - отвечает Базаров. - Не провожай на вокзал, не люблю я этого всего. "Я знаю!" - хочется крикнуть Аркадию. - "Я о тебе столько всего знаю!", но он молчит, хрипло и с трудом втягивая в себя воздух. Он думает, что было бы здорово прекратить обеспечивать организм жизненно необходимым газом и посмотреть, что будет. Что будет, если Аркадий, уже не в силах задерживать дыхание, будет делать это ещё и ещё? Что, если его тело, обезумевшее от таких экспериментов хозяина, будет жить, когда воздуха нет? Что, если без ведома хозяина будет ходить на пары, есть, пить, спать, гулять с друзьями? Что, если Базаров уедет? Аркадий хочет посмотреть, что выйдет, если его персональная канистра с воздухом, помещённая в такое красивое тело, умотает в Москву? Аркадию интересно. Его интерес - научный. Потому что, если препарировать свои чувства под микроскопом - слишком близко, чтобы что-то чувствовать, - то они не кажутся безобразными, ведь молекулы и клетки у всех одинаковые, только в разных сочетаниях. Например, зависть складывается из молекул желания, злобы и унижения. У ненависти состав не сильно отличается, только вместо унижения - бешенство и месть. А вот у любви состав совсем другой. Он не поддаётся анализу, в нём встречаются такие элементы, которых Аркадий раньше не видел. Вот, например, восхищение вполне понятно, да и как не восхищаться Евгением - сильным духом и телом, с железобетонными убеждениями, холодным сердцем и любовью к яблочному соку. Другой элемент - красота. Она анализируется несколько сложнее, но Кирсанов справляется. Красота в его голове делится на два вида: красота внешняя и красота внутренняя. Внешняя - это шикарное тело, мягкие блестящие на свету волосы, глубокие глаза-океаны, строптиво сжатые губы, своевольный подбородок, родинка под правым глазом, педантично идеальная одежда, абсолютно ровные ногти. Внутренняя красота проявляется в мелочах. Убрано в комнате - порядок на душе, способность трезво мыслить и разложить себя самого по полочкам. Помощь Аркадию в чём бы то ни было - дружба, которая, действительно крепкая между ними, даёт Аркадию понять, что он допущен в "ближний круг" Базарова. А вот желание заниматься музыкой, имея нигилистические взгляды - это очень непонятно и, на первый взгляд, неправильно. Но тоже красиво, безумно красиво, как и всё в Евгении. Аркадий любит в Евгении всё. И даже его ненормальную привязанность к бумажным письмам. - Евгений, на дворе двадцать первый век, а ты как в старину! - Аркадий, ты не понимаешь. В письмах есть определённая романтика, - нехотя сознаётся однажды Базаров. Романтика, значит. То, что Базаров - натура романтичная, вводит Аркадия в глубочайший транс. Нет, серьёзно? Чёрт, это открытие надо отметить. Кирсанов никогда не признается, но ему безумно нравится смотреть, как Базаров занимается. Когда тот сидит в кресле, читая книгу или учебник, Аркадий тихо сидит на полу, прислонившись к его ногам, как верный пёс, и Базаров даже иногда зарывается сильными пальцами в его густые волосы. Чаще всего это вечер, и настольная лампа отбрасывает на лицо Базарова лёгкий ровный жёлтый свет. Он читает, всегда умея погрузиться в сюжет или тему, ему это удаётся всегда так легко, что Аркадий даже завидует. Свет расползается по комнате, приглушённый абажуром, отражается от вазы, ложится покрывалом на книгу. Аркадий упорно делает вид, что сидит в телефоне, и ему постоянно приходится тыкать в экран, чтобы тот не погас. За минуту до того, как Базаров закончит читать и закроет книгу, он всегда делает большой глубокий вдох, и Кирсанов знает, что нужно тут же прекращать смотреть, а то спалишься. Возвращаясь мыслями в этот мир, Евгений убирает руку от волос друга, явно не понимая, как он докатился до такой сентиментальности. Когда Базаров играет на фортепиано, Аркадий старается не дышать. Что бы тот не исполнял, в его игре столько экспрессии, столько чувств, что кажется, будто бы только тут Евгений способен раскрываться. Он может играть с нежностью и тоской, Шопена, например, или Мендельсона. Такую игру Кирсанов помнит лучше всего, именно такие чувства он испытывает после отъезда любимого. Бывает, Базаров играет яростно, громко, это - Бетховен. Когда звучит Бах, Гендель, Гайдн, Моцарт - игра становится чёткой, выверенной, педантичной. Учителя всегда хвалят Базарова, умиляются и говорят, что "у мальчика такой талант". И только Аркадий понимает, что рояль для Евгения больше чем клавиши, корпус и уроки. Это - все его чувства и переживания, все эмоции, которые холодный Базаров может позволить себе. Аркадий понимает и не лезет. Он срывается только однажды, подходит к Базарову, когда тот играет Листа, кладёт руку на волосы, надеясь, что та не дрожит. Он хочет утешить любимого, потому что в его игре звучит тоска, потому что ему самому всегда нужно, чтобы Базаров проявлял к нему внимательность, заботу. Только вот Евгений самодостаточен, ему не нужно утешение. Он осторожно снимает руку Кирсанова и продолжает играть, уже не так чувственно. Аркадий хочет извиниться, но попросту не может придумать, как. *** Когда Аркадий только поступает в училище, Базаров уже на четвёртом, последнем, курсе. Аркадий, как и полагается всякому первокурснику, начинает восхищаться Евгением, местной знаменитостью. И он абсолютно уверен, что идущий на красный диплом нигилист ни за что не заметит такого, как он. Но однажды, во время какого-то бестолкового собрания в актовом зале, Базаров просто садится рядом с Аркадием, читающим какую-то нудятину на последнем ряду, и легко говорит: - Базаров Евгений, - и протягивает руку. Аркадий с минуту восстанавливает дыхание, потому что надо же, это же сам Базаров, но быстро справляется с собой. Протягивает руку в ответ и пожимает как можно крепче. Пожатие Евгения всё равно сильнее. - Кирсанов... Аркадий, - и тут же задаёт вопрос, который мучает с первого дня в училище: - Почему нигилизм, если музыка? - он думает, что формулировка идиотская, и Базаров точно не поймёт его. - Я имею в виду... - Я понял, - перебивает Евгений. Вздыхает, недолго молчит. - Наверное, потому что из любого правила всегда есть исключение. - Почему? - хмурился Кирсанов. - Потому что оно только подтверждает правило. Аркадий не сразу понимает его слова, но делает умный вид, стараясь не выдать замешательства. Они обмениваются телефонами сразу же, и это снова инициатива Базарова. Аркадий чувствует себя диванной подушкой. Потом происходит нечто странное. Каким-то образом общежитие забито до отказа, а спать на лавке у крыльца не особо хочется. Аркадий вздыхает и ищет дешёвую квартиру. Когда он сидит на любимом подоконнике на четвёртом, последнем этаже заброшенного крыла училища, телефон звонит. Это та самая противная женщина, с которой он пытался договориться о цене на однокомнатную квартиру. Эта квартира - единственная сдающаяся на несколько кварталов, и стоит немало, Аркадий такую цену не потянет. Ему не хочется добавлять отцу хлопот, он и так присылает ему десять тысяч в месяц. Аркадий работает репетитором, но, вопреки ожиданиям, эта работа не такая уж и прибыльная. Скупая женщина на том конце провода не опускает цену ниже двадцати. Аркадий кладёт трубку, даже не дослушав. Неужели придётся уехать домой из-за жилья? Это так глупо. Слёзы наворачиваются сами собой, и Аркадий всхлипывает. - Ничего страшного, - мягко говорит голос сзади, и Кирсанов подскакивает на своём подоконнике, вытаращив глаза на Базарова. Тот подпирает стену рядом с окном Аркадия. - У меня двушка, можешь жить со мной, - он пожимает плечами, стараясь выглядеть независимо. Аркадий никогда не узнает, как тот волновался, говоря это. - Правда? - глупо переспрашивает Кирсанов, ощущая себя очень большой и очень бесполезной массой. - Правда, - спокойно говорит Базаров и подходит к Аркадию. Достаёт из кармана платок и вкладывает в руку Аркадия. Тот вытирает сопли-слёзы-слюни, надеясь, что хотя бы не сильно раздражает Евгения. Минуту они молчат, а потом Евгений первый раз кладёт руку на тёмную макушку. Кирсанов зажмуривается и резко выдыхает. Он уверен, что неуверенность Базарова в этом жесте ему только кажется. Базаров, будто изучая, пробуя, осторожно зарывается пальцами в волосы Кирсанова, подушечками надавливая на чувствительные местечки, прощупывая, разведывая. Внутренности Аркадия замирают, трепет вместо крови льётся по венам, и он, кажется, не дышит вообще всё то время, пока рука Евгения в его волосах. Они отдёргиваются друг от друга одновременно, резко, будто бы их застукали за поцелуем. Аркадий впервые думает о своей реакции на Базарова - это явно не только восхищение и желание подружиться. Испугавшись своего порыва, он сбивчиво говорит, что ему пора и он позвонит, когда закончит. Он понимает, что просто сбегает, и знает, что и Базаров это понимает, но ему нужно разобраться в себе. Он не замечает, как Евгений долго задумчиво смотрит ему вслед, будто пытаясь что-то понять. *** Когда наступают холода, Аркадий мёрзнет. С ним так всегда: с приближением зимы холод подбирается всё ближе. Не спасают ни одеяла, ни грелки. Под кучей одежды и пледов лежит холодное тело, не способное обогреть себе спальное место. Дома в холода Аркадий брал с собой в постель собаку - огромного ньюфаундленда Рики, и тот с радостью нагревал ему постель. Сейчас Рики остался дома, и что делать, Аркадий не знает. Он понимает, что согреться можно только от живого тела, такая уж у его организма особенность. Но в доме из живого только аквариумная пиранья и Базаров. Аркадий всерьёз думает приручить пиранью, потому что о том, чтобы лечь в одну постель с Евгением, не может быть и речи. На дворе уже ноябрь, и Аркадий мёрзнет по ночам. Евгений незаметно подтыкает ему вечно сползающее одеяло и хотя бы один раз за ночь меняет остывшую грелку. Аркадий заматывается в несколько кофт, одеяло, плед, ещё одно одеяло, и, вроде как, нормальный человек умер бы давно от жары в таком коконе, но у Аркадия под всем этим слоем холодно, даже почему-то холоднее, чем в комнате. Когда начинается декабрь, Аркадий старается не спать вообще. Он читает допоздна, надеясь сократить время лежания в ледяной постели и свести его к минимуму. Но у природы на него другие планы, и он постоянно засыпает в кресле. Базаров ворчит и относит его в постель. Восьмое декабря для Аркадия - официальный день стыда. Он, заикаясь и краснея, рассказывает невозмутимому Евгению о своей проблеме и просит спать с ним. Он, наверное, раз двадцать повторяет "спать не в том смысле, ты не подумай", и мысленно аплодирует сам себе. Речевой аппарат в полной негодности, язык путается, но мысли на удивление ясные и чёткие. Базаров жестом руки останавливает поток бессвязного лепета и насмешливо смотрит на Аркадия. - Добро пожаловать в мою постель, - говорит он, приподняв бровь, и выглядит очень горячо. - Спасибо, - выдыхает Аркадий, надеясь, что в словах не было никакого подтекста. Он переселяется в комнату Евгения, и занимает не только постель. В полупустом шкафу оказываются его вещи, и на поднятую бровь Евгения он оправдывается: "Утром холодно бегать к себе". На письменном столе появляются его письменные принадлежности и тетради, и Базаров ничего не говорит, потому что ему и самому легче писать и учить в спальне, коей для Аркадия сейчас является комната Базарова. Он только собирает вечно разбросанные вещи Аркадия в стопочки и кладёт на левую половину стола. Правая - его собственная. Холода проходят в конце февраля, но оба почему-то не вспоминают о том, что Аркадию нужно переселяться назад в свою комнату. Им обоим спится лучше в компании друг друга, и они по негласному правилу не обсуждают их "постельную" часть жизни. *** Чай. Он появляется в жизни студента музыкального училища с первых дней. Чай - обязательная часть жизни студента, и в их училище есть ЧС - Чайная Система. Это свод правил, объясняющий в каких случаях какой чай пить, дарить и покупать. В училище даже ходит поговорка "Чай - сила, кофе - могила". Например, учителям нужно дарить Ахмад. Он взрослый и серьёзный, так можно показать своё уважение. Студентам обычно дарят Гринфилд, потому что он дорогой и уважительный, но, в то же время, распространённый, что делает его более молодёжным. Вахтёру, уборщице, секретарю подойдёт Тесс - не особо дорогой, просто показывающий, что о них не забыли. А вот директору и его заму - учителю истории - подарить можно только цейлонский чай. Тут даже объяснения излишни. А в ежедневной жизни студента чай имеет ещё более огромное значение. Чай в столовой уже много-много лет стоит десять рублей за пакетик и продаётся в добровольно-принудительном порядке. Это всегда Принцесса Нури - чёрный или зелёный - и пакетик заваривается не меньше трёх раз. Если вдруг кого-нибудь поймали за выкидыванием пакетика, использованного всего лишь дважды, то ему могут и бойкот объявить. Во время сессии чай жизненно необходим. Однажды кто-то из ребят узнаёт от своего друга-немца, что в Европе к сессии готовятся в течение всего года, и все студенты зарекаются хоть когда-нибудь ездить в эти чудовищные страны. Нет, всех всё устраивает и здесь. Ну что за прелесть - готовиться к сессии за неделю. Разве можно променять на спокойный сон эти ночи, полные учебников, сайтов и чая? А что за чудо эти тоники, подглазины, издыхающее выражение на лицах, паника в глазах и бессонница? Как можно жить без зубрёжки сразу по нескольким источникам, без комнаты, заваленной чашками из-под чая и пластиковыми стаканчиками, без конспектов, чужих и своих? Как можно променять такую интересную и приятную жизнь на размеренную скуку? Аркадий принимает Чайную Систему всей душой и искренне её любит. Евгений тоже, хоть никогда в этом не признается. У этих двоих даже появляется собственный чайный ритуал, что кажется Аркадию слишком личным, слишком интимным, но он не имеет сил прервать это. Утром они заваривают чай друг другу. Аркадий делает Базарову его крепкий чёрный Тесс без добавок с двумя ложками сахара. Это так подходит его любимому, что он улыбается, получая каждое утро из чужих рук свой зелёный-Аркадий-это-невозможно-пить-недочай, и улыбается шире. Евгений знает, какой чай он пьёт, и чёрт его возьми, если это не мило. Когда наступают холода, приходит первая сессия - двадцать седьмого декабря и Кирсанов, и Базаров сдают первый предмет. У Аркадия это музыкальная литература, а у Евгения - анализ. Оба зубрят дни и ночи напролёт, сидя в обнимку в тёплом коконе из одеял, подушек, пледов и свитера. Этот свитер - огромный. Аркадий привёз его с собой из дома, надеясь, что тот согреет, но поносить его в одиночку ему не дали. Обычно они с Евгением устраиваются на кровати как можно ближе - Аркадий спиной к груди Евгения, чувствуя его дыхание на макушке и левую руку на талии. Однажды он заявляется в их комнату в том самом свитере, и Евгений, не долго думая залезает в него тоже. Боже. Они сидят на кровати в одном свитере, пьют чай и зубрят, как грёбаная парочка. И Аркадий совершенно точно не имеет ничего против. Когда они оба просто находятся в училище, то обычно ни с кем не делятся своими пакетиками. Для них становится очень естественным, что чай - это личное. Другие студенты могут пускать пакетик по кругу до тех пор, пока он не начнёт разваливаться на глазах, высыпая заварку в стакан того, кому не повезло его взять именно сейчас. И не то, чтобы Аркадия напрягают эти взгляды однокурсников, говорящие "ты, очевидно, имеешь с Базаровым о ч е н ь личные дела, да?". Ему даже приятно, когда кто-то называет их парочкой, боже, а как же ещё-то?! Однажды один из студентов с народного отделения спрашивает у него на полном серьёзе: - Ты встречаешься с Базаровым? Как-то так получается, что именно в этот момент в аудитории воцаряется абсолютная тишина, и вопрос Миши звучит оглушающе громко. Даже преподаватель, объёмная еврейка, замирает в ожидании ответа, уставившись на Аркадия. - Что? - жалко спрашивает он. - Н-нет, конечно, с чего ты взял? - Кирсанов нервно смеётся, надеясь, что не спалился. - Мы просто друзья, придурок. Лекция тут же продолжается, а преподаватель отворачивается с разочарованным лицом. Уже потом, по прошествии нескольких дней, Миша извиняется за свой вопрос. - А почему ты вообще решил, что мы... ну, вместе? - всё-таки решается спросить Аркадий. Миша неловко улыбается и поясняет: - Ну... Вы живёте вместе, постоянно общаетесь друг с другом и... Вы ни с кем не делитесь чаем, понимаешь? - он ещё раз извиняется, ждёт рассеянного кивка и уходит. Аркадий издаёт нервный смешок. *** "Педики долбаные!" - доносится вслед Аркадию, только вышедшему из училища, и игнорировать подобное он просто не может. Когда Аркадий подрался, Базаров сразу же оказывается рядом. Он разнимает вояк и оттаскивает Аркадия, сверкающего убийственным взглядом, за угол училища, где нет камер и лишних глаз. - Успокойся! - орёт он и даёт Кирсанову пощёчину. - Прости, - сразу же говорит он. - Просто ты немного... на взводе. Что случилось? - интересуется он так заботливо, что Аркадий боится разреветься. - Эй, Аркаш, ну что ты, а? - Он... Он н-назвал меня... он... - бессвязно бормочет Кирсанов, вытирая окровавленный нос платком Евгения. - Что он сказал? - подозрительно ровно допытывается Базаров, и Аркадию кажется, что он сейчас пойдёт бить того парня за него. - Неважно, - вздыхает Аркадий, опуская глаза и вздыхая. Он вдруг понимает, что, если скажет, что стало причиной драки, Базаров просто убьёт несчастного парня. Базаров не давит на него и просто долго обнимает, зарываясь пальцами в густые тёмные волосы. *** Аркадий просыпается от холода, и это просто отвратительно. Утро сверкает и блестит, но сейчас ноябрь, и Кирсанов понятия не имеет, как переживёт эту зиму - она обещает быть безумно холодной. Аркадий идёт на кухню и заваривает Тесс, только потом понимая, что Базаров уехал в Москву. Он садистски-медленно выливает чай в раковину и заваривает себе зелёный. Из рук Евгения он казался вкуснее, с изрядной долей мазохизма шипит его внутренний слабак. За окном - ранний снег. Земля ещё черная, но уже мёрзлая, озябшая, а отопление скудное. Аркадий не надевает много одежды, зная, что это всё равно не поможет, но он надевает огромный свитер, в котором чуть меньше года назад они с Базаровым готовились к первой для Кирсанова сессии. Свитер до сих пор хранит лёгкий запах Евгения, хотя тот и повыветрился за это время. Базарова нет полгода, а Кирсанову кажется, что все пять. Звонков по скайпу и бумажных писем безумно мало. На полке стоит новенькая "Концепция нигилизма", и Аркадий с удивлением обнаруживает, что Базаров не особо подходит подо всё это. Он явно перенял только азы, не углубляясь в суть учения, и стал последователем чего-то среднего между нигилизмом и романтизмом. Всё это Аркадий пишет в очередном письме. Евгений отвечает, что даже не знает, что сказать, и Кирсанов даже из своей холодной квартирки чувствует его замешательство. Похоже, он дал любимому хороший повод для размышлений. Аркадий не плачет ни разу с тех пор, как Базаров уехал. Ему хочется, до дрожи, выплакать из себя эту безнадёжную больную любовь, убить её в себе, закрыть на семь замков, расчленить и закопать. Кто сказал, что любовь на расстоянии ослабевает? Аркадий теперь точно знает, что это чушь. Любовь не ослабевает и не становится сильнее - в нём она горит ровным ярким пламенем, вспыхивая ярче, когда он слышит голос Евгения, видит его лицо на экране. Они оба следят за страничками друг друга в социальных сетях, и однажды Аркадий замечает особо внимательную поклонницу Базарова - Анну Одинцову. Судя по её профилю, она образована, умна, в меру старомодна и, главное, она - нигилистка. В тот день, когда Аркадий узнает о ней побольше, ему хочется плакать так сильно, что в руке трескается кружка. Аркадий не плачет с тех пор, как ему исполнилось семь. Когда они созваниваются с Базаровым в следующий раз, тот торопится, комкает слова и скоро прощается. Аркадий горько усмехается: очевидно, старания этой Анны не остались незамеченными. Холод поселяется внутри него, не давая сдвинуться с мёртвой точки. Оценки потихоньку ползут вниз, но ему всё равно, ему хорошо в этом стылом оцепенении, когда Евгений кажется просто дальней несбыточной мечтой, а не реальным человеком. Порой Аркадий не уверен, был ли Базаров вообще или причудился ему в ледяном бреду. Он почему-то сравнивает себя с Капитаном Америкой: вдруг он замёрзнет в этой квартирке, приморозится к кровати, до сих пор пахнущей Базаровым и пролежит тут лет семьдесят. А когда его отморозят, вокруг будут летающие машины, роботы и инопланетяне. И никакого Базарова он больше не вспомнит. Ему бы хотелось такого исхода. У природы снова другие планы, она хочет поддерживать в нём жизнь, чтобы глумиться над его горем, чтобы пускать пыль в глаза прохожих - смотрите, какой привлекательный молодой человек, подойдите поближе, вам, наверное, не видно. Природа не даёт упустить сознание, держит на плаву, и даже учителя снисходительны к нему. "Мальчик влюбился", - слышит он однажды, проходя мимо двух разговаривающих учителей. Боже, они так правы, кто бы мог подумать. Через месяц сессия, но Аркадию плевать. Он совершенно не занимается фортепиано, потому что ему противно слушать свою дегенератскую игру после игры Базарова. Он часами зависает, глядя в стену, и медленно деградирует. Он всё реже созванивается с Базаровым, и тот, очевидно, не против прекратить их общение. Аркадий не плачет. *** Очередной день закатывается за горизонт, умирающее солнце бледно догорает чем-то розово-рыжим. Дома запорошены снегом, земля деликатно укрывает свою наготу. Мёрзло и стыло. Аркадий ненавидит зиму. Он выключает отопление, потому что от горячих батарей не становится теплее, снимает всю одежду, кроме штанов и футболки, и садится в кресло. Долго бессмысленно смотрит на обои, но рисунок на них уже приевшийся, знакомый, вызывающий отвращение. Сколько ни сиди, холоднее не станет. Без Базарова, неожиданно чётко звучит в голове, тебе и в летнюю жару будет холодно. Есть он перестал три дня назад. В холодильнике ещё осталась старая греча и засохшая воняющая сосиска. От запаха еды Аркадия мутит, и он так и не решается к ней притронуться. Он идёт прочь из дома и спотыкается на каждом шагу. Ноги, замёрзшие в зимних ботинках, не чувствуют боли. Кирсанов отстранённо думает, что, если сейчас переломать себе все пальцы, то даже не заметишь, ведь они уже давно стали похожими на зимние тонкие ветви деревьев - ломкие и обледенелые. Дрёма окутывает Аркадия понемногу, исподволь, незаметно. Он смотрит в одну точку. Дерево прямо перед ним неровно качается из стороны в сторону, как пьяное, и какая-то многоэтажка тоже качается, и человек, бегущий к нему и что-то обеспокоенно говорящий. Аркадию так плевать на них, что кто бы мог подумать. Базаров не звонит уже две недели, и Кирсанов не станет делать этого первым. *** Аркадий просыпается резко, как от толчка. Он не решается открыть глаза, но что-то настырно лезет в сознание. Непривычное ощущение, такое желанное, но давно забытое, он не может понять, что это. Позже он понимает, что это тепло. Кирсанов будто находится в коме, а, может, так и есть. Чувства притуплены, ощущениям не добраться до его естества, он в оцепенении, в отупелом заблуждении. Кто-то ходит рядом, чем-то пахнет, что-то проникает внутрь его тела через рот, нос и уши. Внутри работают какие-то органы, он не помнит. Вот это, наверное, печень, почему-то уверен Аркадий, а вот это - кишечник. Он привычно разбирает свои ощущения по частям, успокаивая нарастающую панику. Он не двигается. Не может. Он силится пошевелить хоть пальцем, но ничего не работает так, как нужно. Он начинает дышать чаще, сердце заходится в бешеном стуке, но тело не откликается, оно будто умерло. Первыми оживают глаза. Они снуют под веками, лежащими на них неподвижным грузом, бегают, толкаются наружу, увидеть свет. Потом приходит в себя язык. Челюсти не могут пошевелиться, но язык ощущает каждый выступ, каждую ямочку, дёсны, зубы, нёбо. От этих незамысловатых действий становится легче и паника отступает. Аркадий считает секунды, слушая перезвон стрелок висящих где-то часов. Он отвлекается на то, чтобы определить их местонахождение, и сбивается со счёта. Мысленно чертыхается и начинает сначала. Скоро ему это надоедает, и он проваливается в сон. Ему снится их с Евгением квартирка, стопки учебников и нот до потолка, вековая пыль на книгах, музейный рояль, огромные, выше человека, чашки с чаем - одна с зелёным, другая с чёрным. Евгений пытается сдвинуть с места чашку с зелёным чаем ближе к Кирсанову, а тот, напрягшись, двигает к нему его черный чай. Оба потеют, оба выбились из сил, но откуда-то Аркадий знает, что, пока чашки не окажутся у адресата, они с Базаровым не встретятся. Это одновременно и стимул, и демотиватор. Аркадий резко распахивает глаза и вдыхает полной грудью. Он подскакивает на кровати, щурясь от слишком яркого света, льющегося из окна, и чихает. - Так ты ещё и простудился ко всему прочему, - вздыхает рядом знакомый голос. Аркадий резко разворачивается в сторону голоса, вытаращиваясь на сидящего напротив человека. Базаров стал ещё красивее с их последней встречи, а, может быть, Аркадию только кажется, ведь он не видел его так долго, что почти забыл про родинку под правым глазом и маленький шрам над левым. - Женя? - хрипит он. Голос хриплый после долгого молчания, не слушается, срывается. Он не особо понимает, как Евгений тут оказался, но спросить просто нет сил. Он падает обратно на подушку, но голову поворачивает к Базарову. - А теперь, дорогой мой, объясни мне кое-что, - говорит Базаров таким ровным голосом, который предназначен у него для строгих выговоров. - Почему ты это сделал? "Что сделал?" - хмурится Аркадий, пытаясь вспомнить. - Пытался покончить с собой, - рычит сквозь зубы Базаров. "Что сделать?" - поднимает брови Кирсанов, явно не вливаясь в тему, но Базаров понимает его, начинает объяснять. - Ты не ел несколько дней, отключил отопление, вышел раздетый на улицу и там заснул, - обманчиво-спокойно говорит Базаров, будто зачитывает диссертацию. - Тебя нашёл прохожий. Десять дней ты пролежал без сознания в реанимации, три операции, правую руку еле спасли, всю отморозил. Аркадий в шоке распахивает глаза, забывая вдохнуть. Боже. Неужели он действительно это сделал? Он не хотел... Не хотел умереть! - Ты уехал, - даёт он исчерпывающее, на его взгляд, объяснение всему, что он сделал. Базаров растерянно моргает, а потом поднимает глаза к потолку. - Знаешь, как я тут оказался? Аркадий не знает, он пытается покачать головой, но его вид, определённо, говорит сам за себя. - Врачи нашли в твоём телефоне контакт "Любимый" и позвонили, - Базаров смотрит на Аркадия так долго, как только может, не моргая, а тот, не выдержав зрительного контакта, отворачивается. Ему становится всё равно. Если Базаров сейчас уедет, то так тому и быть. В конце концов, всегда можно замёрзнуть ещё раз, только теперь Аркадий позаботится о том, чтобы его не нашли. - Аркаш, посмотри на меня, - мягкий тон совсем не вяжется с образом Базарова, но Аркадий готов слушать его вечно, так он приятно льётся на больное сознание. - Я люблю тебя, - просто говорит Базаров, и Аркадий уже просто устал удивляться. Он говорит самую тупую вещь из всех. - А как же нигилизм, Женя? Евгений легко ухмыляется. - Я уже говорил тебе об исключении, подтверждающем правило? Так вот, ты - моё исключение. Аркадий улыбается. Он - исключение. Исключение из нигилизма, исключение из привычного Базарова. Аркадий не плачет.