Каркнул ворон

Габриэль не надеялся на теплый прием в новом гнезде Overwatch. Однако, откровенной враждебностью его также не встретили. — Ну и ну, какие знакомые, — уронил Райнхардт, покачав седовласой головой. Линдхольм что-то проворчал себе под нос, отведя глаза. Уинстон представил его молодежи как Габриэля Рейеса: — Знакомьтесь, он будет работать с нами, — и, видимо, неуверенный, что с новоприобретением делать дальше, нашел лучший из возможных вариантов. Жнец дошел бы с закрытыми глазами — и сюда, было время, он сопровождал своих бойцов, но чаще находил здесь Моррисона, коротающего минуты редкого отдыха за кружкой чая. Рядом с кабинетом по-прежнему сладко-горько пахло травами. — Здравствуй, Ангела, — привалившись плечом к дверному косяку, поприветствовал Рейес. — Я рада, что ты пришел, — поднявшись из-за стола, Циглер накинула медицинский халат, — пусть и так поздно. — Тебе бы не понравилось — раньше. Она, не спрашивая, налила крепкий кофе в кружки, подвинула маленькую вазочку с поблескивающими обертками конфетами, села рядом, закинув ногу на ногу. Полы халата не удержались, распахнулись — под ними были длинные ноги в тёмных колготках и короткая юбка. Ангела Циглер — вечно молодая, обманчиво тёплая, «Моррисон в юбке», как называли ее некоторые пациенты за командирский характер. Гейб считал, будь ему шанс родиться покорителем женских сердец, свое он бы бросил под ноги белокурого ангела медицины, хоть это и было столь же бесполезно, как любить Мадонну Гваделупскую. И всё же она была его другом. Сколько раз она латала его раны, хмурясь, клоня над ним изящные плечи, небрезгливо осторожными пальцами и цепким взглядом воюя за жизнь Рейеса — не сосчитать. Его и его ребят. Габриэль отодвинул вазочку, нежно сжал холодную тонкую кисть с аккуратными розовыми ноготками. Ангела вздохнула — глубоко, печально — коснулась второй рукой, теплой от кружки, его щеки под маской. Лёгкий запах ее духов изменился, но в чём-то остался прежним — тонкий аромат цветов и облака сладкой ваты. Габриэль вдруг захотел прижать ее к себе, скользнуть ладонью под кусок черной ткани, обтянувшей бедра, вверх по гладким колготкам… Холодный пот пробил Рейеса, когда он понял истинную причину своего желания. Чертов Моррисон, сраное «возвращение домой». Ангела покачала головой, словно прочитала его мысли. — Моррисон и Маккри сейчас на задании. Улетели на несколько недель, Габриэль. Тебе надо привыкнуть к коллективу, здесь появилось много новых людей. Она встала, прошлась с кружкой до процедурного стола, подхватила с него листок и отпила черный кипяток, словно это была простая питьевая вода из бутылки. — Здесь анализы, которые я должна у тебя взять, — положила список перед Жнецом, отставив кружку, — но сначала, — протянула руки, скидывая капюшон, — мне надо увидеть. Рейес поднял к ней лицо. Не знающие стеснительности пальцы пробежались по затылку, нащупали крепление и осторожно опустили личину Жнеца. Одинокая морщинка прорезала безупречный лоб, Циглер закусила губу. — Скажешь что-нибудь, доктор? Ангела осторожно положила маску к своему назначению. — Мы справимся, Гейб, — и села на край стола. Гейб глядел на нее во все глаза. — Зачем ты вернулась сюда? — хотел и боялся поверить. — Ради тебя, по большей части. Габриэль Рейес был настоящим. Резкий, но честный, он не скрывал свои эмоции, он был самой жизнью — обжечься можно. Там, где был Габриэль, никогда не было скучно: вокруг него всегда шутили, выясняли отношения, напивались и трахались. Джек нуждался в спокойствии — закрыть дверь, отгородиться от всех и остаться наконец наедине с самим собой. Горячие ночи Габриэля Рейеса никогда не вмещали бы Джека Моррисона, с любовью последнего к режиму, чтению и спокойному сну. Если бы земля никогда не видела солнца. Днём в столовой спецбазы США веселая компания Джека Моррисона могла серьезно конкурировать с импровизированным кланом любителей ночных развлечений. Жаворонки Моррисона пересекались с совами Рейеса ещё как минимум в спортзале, и у Габриэля не оставалось ни шанса не заметить второй центр всеобщего притяжения. А ещё он сразу ж отметил — у Джека Моррисона был явный синдром отличника. Впечатляющие показатели, замечательная подготовка, которую тот не ленился улучшать в спортзале. И всегда хорошее настроение, тогда как у Рейеса нет-нет да и случались дни, когда хотелось убить все живое, дабы оно, как говорится, лежало смирно и не отсвечивало. Последовательные перфекционисты, они все чаще встречались у тренажеров и, пару раз проверив друг друга в спарринге, окончательно решили держаться дальше вместе. Сказать честно, Рейес просто запал на голубые глаза, теплую улыбку и тихий смех. Как и девчонки — почти все, кто прошел в программу — вьющиеся вокруг Моррисона подобно пчелам вокруг меда. Что дело дрянь, Габриэль понял, когда не смог подняться с матов после третьего спарринга. Встало неожиданно и крепко, но Моррисона отвлекли, и Габриэль соврал, что хочет отдышаться. Умница Моррисон ушел за спортивной бутылкой — должен же он был помочь — и Габриэль между тем подумал, что «оттрахаться» было бы более верным вариантом решения его проблемы. Моррисон не слыл любителем сыграть за другую команду, а вот за девушками он ухаживать умел, и кое-кого из местных красавиц с ним видели достаточно часто. Ситуация усугубилась тем, что их, среди прочих, отобрали на следующий этап, и теперь 24-й и 76-й встречались гораздо чаще, а с проверкой их способностей к руководству и вовсе вместе засели за старые учебники по тактике и стратегическому планированию. Стало возможным безопасно нарушать личное пространство Моррисона — заглядывать к нему через плечо, вспоминая нужный параграф, или вместе чертить план операции на местности. Моррисон отчаянно зубрил и всегда прислушивался к его советам. Работа в группах начала раздражать Гэйба — ему чертовски хотелось больше времени проводить в компании друга. Он не боялся того, что в случае подката Джек может оскорбиться и ударить. Габриэль поймал себя на мысли, что он боится лишь одного, что все кончится, а ведь они начали уже и выпивать вместе: Джек Моррисон обладал отличным чувством юмора, само его присутствие сразу как-то успокаивало разошедшиеся было компании, и солдатские вечеринки стали более домашними, что ли. Рейес много раз прокручивал в голове варианты событий: прижать в душе; во время спарринга; подгадать время в одной из их комнат, когда Моррисон что-то пишет или читает; напиться вместе, а потом навязаться в гости, предварительно договорившись с соседом Моррисона на бутылку. Раньше страха подкатить не было: удар можно заблокировать, а трах — это не эксклюзивный продукт, согласный вместе сбросить накопившееся за долгое время напряжение в замкнутом контуре базы найдется. Но Джека хотелось не просто вьёбывать в узкую койку, его до умопомрачения хотелось целовать. И эти самые дурацкие поцелуи отчего-то представлялись гораздо ярче, чем последующее за ними… что? «Разок перепихнуться» неожиданно перестало быть пределом желаний Габриэля. Совершенно внезапно один из контролирующих их успехи представителей администрации, Олле Браге — не особо приятный в общении толстяк из гражданских, отвёл Габриэля в сторону и сообщил, что от него ждут потрясающих результатов в ближайшие несколько месяцев, так как предварительно Рейес отобран для кое-какого большого проекта, и Олле очень на него рассчитывает. Вот прям, блять, какая-то штабная крыса будет доверительно класть ему руку на плечо и намекать на какие-то странные — что? Протекции? Джек заметил раздражение друга и позвал на спарринг «сбросить напряжение». Отличный способ обмять друг другу бока и выяснить, что Джек Моррисон, оказывается, тот ещё хитрый сукин сын. А потом лежать рядом и смеяться над старым хрычом, потому что Моррисон, оказывается, уже знает шорт-лист, и они оба в нем, и это просто прекрасно. А дальше… Гейб просто приподнялся, чтобы посмотреть в смеющееся лицо друга, а очнулся уже целуя его. Сердце не замерло от страха, и главное, Моррисон тоже не замер. Его губы были тёплыми, мягкими, а рот улыбался, и только тогда Гейб наконец отпустил себя, крепко сжал Джека, утыкаясь в его шею, и почувствовал, как был напряжен прежде, и как по-настоящему счастлив сейчас. Гейб проснулся, и спрятал лицо в ладонях. Джек никогда не покидал его сны, но прежде он был мертв, мертво-холодными были и сны о нем. Сейчас же Рейес очнулся, ожидая, что Джек спросит: «Разве сигнал сработал не рано?» — сонный и теплый попытается уложить его обратно. Гейб зарычал. Холодная шлюха. Джек умело строил свою карьеру: дарил улыбки людям словно конфеты детям — лёгкий способ вызвать доверие. Проверяющие ели с его рук. Политики хотели стоять на фотографиях рядом. Даже Blackwatch не принадлежала Рейесу. Джесси Маккри сейчас там, с ним. Чертов предатель, обязанный Гейбу всем и ничем — Джеку Моррисону. И все же молчаливое одобрение Джесси всегда было на стороне командира Overwatch, и теперь эта тварь радуется жизни вместе с ним, а Рейес — здесь, умирает каждую долбанную минуту, бесконечно отравленный своей ненавистью. Горилле, поди, и невдомек, что Джеку не надо быть командиром Overwatch, чтобы управлять всей этой шайкой блаженных. Ему не обязательно для этого приказывать — достаточно просто попросить, объяснить пользу: долг, честь, общественное благо… Габриэль откинул одеяло и поднялся. Джек кормил его с рук. Джек вел его за собой как жертвенного быка на убой. Он, Рейес, должен был взять на себя все грехи Overwatch и исчезнуть из незапятнанной ничем жизни командира Моррисона. Но Моррисон просчитался, впервые фатально просчитался. Гэбриэль опустился в душевую кабину, подставляя лицо под искусственный дождь. Каждая секунда его боли должна быть оплачена Моррисоном. Убить Джека перестало быть целью. Слишком просто. Слишком быстро. Рейес хотел повторить то, что было между ними: написать новую историю, расставив верные акценты. — Подсоби-ка, малыш, — попросил Солдат, сбивая дыхание. — Сделаем погромче! — закричал Лусио, и Моррисону хватило совсем немного, чтобы добежать до укрытия — пули прошили воздух хорошо слева. Джек выглянул из-за угла и тут же скрылся за ним: — Как никогда я рад, что ты с нами, Джесси, — улыбнулся в микрофон. — Ну, тогда приступим… — откликнулся неготовый к проволочкам Маккри. — Час расплаты, — прозвучало в спины обороняющимся. Они ещё поворачивались на голос, когда Джек задействовал тактический визор. От нечего делать Лусио рассекал вокруг фонтана спиной вперёд на своих роликах уже минут как десять. В окружении мертвых тел его танцевальные движения смотрелись не вполне уместно, но каждый коротал время до прибытия интерполовских спецов по-своему. В доме никого не оказалось, сидеть там не особо хотелось, и экспозиция во внутреннем дворе покойного ныне наркобарона за прошедшие полтора часа по-своему стала привычной: два трупа отмокали в фонтане аккурат за гранитными цветками его чаш — хреновое прикрытие, пара оборонявшихся повалилась в цветочные кусты, кое-где рассаженные по периметру, остальные, отвоевавшись, загорали на песке вокруг. Джесси обобрал одного из убитых членов наркокартеля и сидел у стены особняка, дегустируя новые сигареты. Солдат устроился на пару метров дальше — стоял, привалившись к прогретой солнцем светлой штукатурке, почти прижавшись к ней виском. Солнце грело его щеки, ветер едва заметно обдувал со лба пот, и Джек иногда позволял себе прикрыть глаза, вновь ощущая себя мальчишкой, в погожий солнечный день пропадающим в поле у бабки. Ух и суровая была женщина. Запах крови вклинивался в золотой пейзаж воспоминания, прошивал его грязно-бурыми всполохами, и Джек недовольно жмурился, открывал глаза и вновь следил за Лягушонком — забавные фортели ногами тот выводил. Визор покоился за пазухой полурасстегнутой куртки — для нее все-таки было чуток жарковато. Джесси прочистил горло: — Ну вернёмся мы обратно, и что? — начал он, сбрасывая пепел меж разведенных коленей, — Я не хочу спиной к нему поворачиваться. Джек со стоном отнял затекшее опорное плечо, поворачиваясь к напарнику. Неужели никто не рассчитывал на то, что они справятся так быстро? Переборщили с уровнем секретности? Или ледоколом из Арктики везут криминалистов? — Ты же спишь и душ принимаешь с Миротворцем, Джес, — Джек многозначительно дотронулся носком сапога до прислоненной к стене импульсной винтовки — с такой не в каждой койке поместишься. Лусио вопросительно посмотрел на них, заходя на очередной круг по чаше, но останавливаться или приглушать музыку в наушниках не стал. — Вряд ли ООН впихнуло бы ходячую бомбу в нашу обойму, не прихватив Гейба как следует за яйца. Да и Рейес не дурак. И самоубийцей, ты знаешь, никогда не был. Куда он денется с базы? Я пробовал Афину на слабо пару раз — Уинстон в ней как следует покопался. Маккри фыркнул, показывая, что свои успокоительные байки Моррисон может на него не тратить. Джек и вправду предпочел бы потратить их на себя, потому что в случае с Рейесом он терял возможность прогнозировать. Габриэль не признавал авторитетов, не вёлся на шантаж, ничего не боялся и всегда был изобретателен во всем, кроме мести — здесь он был скор на расправу, а Жнец… Моррисон не знал, насколько Гейб изменился. — Я не за себя боюсь, — Джесси вмял валяющийся окурок в песок перед собой, — я у него на десерт. Одно радует, что Амари в это не вляпается. Я за тебя беспокоюсь, Джек. Ты отчего-то его не прикончил в Швейцарии. А вот он тебя — типа того. Моррисон отделился от стены, в три шага преодолел разделяющее их расстояние и присел на корточки, заглядывая Джесси в глаза. Сложно это сделать, когда на тебя старательно не смотрят. — Я не собираюсь умирать, Джес, — пояснил Моррисон, — не от рук съехавшего с катушек психопата — так уж точно. И уж тем более не позволю сделать это с Overwatch второй раз. Джесси скосил на него глаза из-под полей шляпы. — Многие из наших знакомых не собирались умирать, Джек. И где они? — Но мы-то здесь, — заметил Джек, поднимаясь, чувствуя, что Маккри вылезает из своей скорлупы, впервые с того момента, как наблюдал возвращение бывшего начальника. Маккри вздохнул, спохватившись, вытащил истлевающий окурок изо рта и втёр в песок рядом с первым. — И он тоже, — меланхолично, но намного спокойней добавил он.