Каркнул ворон

Они прибыли перед самыми сумерками, приземлились под заботливым присмотром Афины и молча разошлись в разные стороны. В оглушительно мертвой тишине, под белесым небом с оранжевым шрамом едва зачинающейся зари, Джек побрел по опустевшей базе в опостылевшую ему комнатку. Дверь неторопливо затворилась за хозяином, дозволяя сокровенное: — Как командир, Афина? — Командир Уинстон спит после руководства операцией. Оставить ему сообщение? Он кинул сумку на кровать, вздохнул зло и устало: — Нет. Не будем его беспокоить. Отчитаюсь завтра. Спасибо, — Джек сел, уронив руки на колени. Чистилище не отпускало его — ни вперед, на 9 кругов ниже, ни обратно. Слишком медленно, побуждая оглядываться на расползающиеся миражи прошлого, тянулось то, что не поддавалось ни напору Моррисона, ни его расчету: само время, свернувшееся в бесконечность — пустую, пыльную, бесполезную… Джек не знал, сколько просидел так — придавленный безграничностью своего недеяния. Час? Два? Вечность? Заставил себя встать, распаковал сумку, протер стол от невидимого налета пыли, сходил умыться. Убить время невозможно, а жрать — жрать оно любило. Его жизнь этот чудовищный лангольер пожирал чересчур быстро, бессмысленно. Джек Моррисон всегда старался лечь пораньше — и вот огрызок очередного дня канул в небытие. Сколько тех дней было — и еще будет? В дверь постучали. — Заходи, Габриэль, — пожалуй, приглашение прозвучало несколько поспешно. Чужая толстовка полетела на стул, пружина матраса слышно скрипнула, прогнувшись под весом второго тела. — Больно догадливый, Моррисон. Джек откинулся на покрывало. Габриэль следил за ним, по-прежнему в серой майке и мягких спортивных штанах, не переоделся: довольно-таки странный выбор для мрачного убийцы. Широкие плечи казались гораздо более темными, обнаженные руки — не столь опасными… — Эта не только твоя привычка, Габриэль, спать вместе, — скользнул ладонью на чужое плечо, сжал, чтобы гость наклонился, и тот послушно прижался — сильным языком, холодными губами, заполоняя собой утонувшую в пустоте комнату. Вкус губ Жнеца и Габриэля, один на двоих — чертова кротовая нора в несбывшееся будущее, оставался прежним. Потребовалось с силой потянуть за майку на спине — к себе, на себя — и крепко зажмуриться, чтобы поверить. Габриэль подошел сзади, накрыв ладонью выглядывающие из-за ворота кофты позвонки, стиснул шею Джека — тот коротко глянул на него и вновь уткнулся в кружку — затем опустил на плечи перед собой обе ладони и с силой растер, принуждая Моррисона отставить свою полосатую любимицу на стол. Привычные движения руки помнили до автоматизма. Напряжение не покидало трапециевидные мышцы, хоть Моррисон больше не зависал днями на пролет за экранами да бумагами. Виной тому повышенные физические нагрузки и стрельба, на которые Джек сбежал в адову рань на следующий же день по их возвращению. К тому времени, когда Габриэль наконец выскреб себя из моррисоновской ванной, можно было уже прямиком направляться на общую кухню. На пустующей базе, согласно справке Афины, помимо них двоих оставались командир, док и два агента — Мэй и Маккри. Тишина, наконец-то! Джек вздохнул, улучил момент, чтобы хлебнуть еще глоток кофе, и запрокинул к нему лицо. — Спасибо, Гейб. На секунду остановившись, Рейес вновь продолжил массаж, склонился ближе, прошептал на ухо: — Всегда пожалуйста. Моррисон прикоснулся теплыми пальцами к его щеке: — Замерз? Габриэль поцеловал их — неплотно сжатый кулак. — Немного, и от кофе не откажусь. — Там в кофейнике… — Дай глотнуть, — Габриель кивнул на кружку, и Джек поднял её повыше. Напиток оказался потрясающим — горьким и крепким, а губы Моррисона — сладкими, и, хоть и пахли кофе, вовсе не хранили горечи. Его рот был дьявольской приманкой: Габриэль сам не заметил, как их пальцы переплелись, а лица продолжили соприкасаться несколько совершенно лишних секунд. Он отстранился первым, обойдя напарника, сел рядом. Джек провел ладонью по его руке и вернулся к завтраку: прикосновения-заигрывания — новый штрих к приторной картинке ренессанса прежних отношений. — Ты заставляешь меня вставать слишком рано, — поведал Габриэль, наливая себе личную порцию кофеина. Экономить на сахаре он не стал. — Я надеялся не разбудить тебя, — Джек пожал плечами, — Хотел размяться, — снова прикоснулся губами к фарфоровому ободу кофейного колодца. Габриэль с сомнением смотрел на соседа: тот думал о своем, отрешенно блуждая взглядом по стене напротив. Слишком быстро вчерашнее едва ли не радостное спокойствие Моррисона сменилось нынешним тоскливым ожиданием, словно рейс свой пропустил — самому дьяволу не разобрать, чем он дышит. — Привет! — зевнула Лин Чжоу, заходя на кухню. На ее шее красовалось махровое полотенце, из-под теплой кофты торчали рукава пижамы. Мохнатые тапочки и испачканный пастой уголок рта завершал картину несвоевременной побудки. Джек отсалютовал ей кружкой, Габриель наклонил голову в приветствии. — О, мистер Рейес, вы отлично выглядите! — улыбнулась китаянка, пройдя мимо и с головой залезая в холодильник. — Я вроде и не хворал, — сказал Габриэль, разливая им остатки напитка. — Вы сегодня без костюма! — пояснила Лин Чжоу, устраивая на столе канистру молока и собственную миску — она любила холодное молоко и сухие завтраки, и ела их быстро, пока те не успевали размокнуть, — И гораздо старше! Моррисон уставился на него, впервые по-настоящему замечая отсутствие траурно-черного наряда. — Что смотришь? — привычно огрызнулся Габриэль, — Не вижу необходимости скрываться здесь от кого-либо, — и отвернулся. Мэй, не особо таясь, подмигнула Джеку и активно замешала всплывшие было пшеничные колечки. Рука Циглер была легкой, но ощущение насаженной на иглу вены никак не хотело проходить: док выполнила обещание и основательно обескровила его. Рейес не знал, куда направляться, ноги сами несли его вперед. Джек уже покинул тренировочный зал, и наверняка рядом с Маккри. Щенок вечно ошивался поблизости, разве что лицо тому не облизывал. Приходилось признать, презрение к Джесси укоренилось аккурат по соседству с ненавистью к Моррисону — слишком глубоко. Боль — та, что они причинили, оба, — требовала сатисфакции. Ветер, поднявшийся с утра, наконец стих, солнце пригревало, и торопиться на встречу с этими двумя не было никакого желания. Запоздало вспоминалось: Джек всегда держал дистанцию. Улыбчивый, обаятельный — да. Но кроме нескольких старых друзей он не подпускал близко никого, ни единого исключения. Никакого панибратства с служащими, и даже юмор прописывался им в строго регламентируемых нормами целях. При всём притом Джека в организации, может быть, и считали строгим, но никогда — гордецом. Как ему сие удавалось — черт его знает. На праздничных мероприятиях Overwatch Моррисон не толкал длинных речей, а разделавшись с официальной частью, на неофициальной надолго не оставался и, непринужденно успев обаять собеседников, бесследно исчезал — возвращался к бумагам, шел домой, либо уезжал на запланированное совещание. Габриэль не любил болтунов, да и сам не чесал языком не по делу, но своих развязавших языки, празднующих ребят покидал редко. Ухмылялся в усы, слушая похабные анекдоты солдат Blackwatch — его солдат. Случалось, приволакивал бухого Джесси в его с Гэндзи комнату. Бывало, заставлял полусонный народ убирать за собой срач. Там, на ступеньку пониже главнокомандующего, ему определенно нравилось больше. Его ребята были уверены: командир Рейес не будет наезжать не по делу. И знали также, в случае прокола одним дисциплинарным взысканием им не отделаться. Габриэль сохранял грамотный баланс между вседозволенностью и муштрой — добрый и злой полицейский в одном лице. Но он никогда не предавал своих ребят. Как делал это Моррисон. Разыскать того не составило проблем — таращился на волны, как обычно. Неподалеку Маккри подпирал стену, курил, искоса поглядывал из-под полей шляпы на приближение прежнего начальника: без маски тот его пока не видел. Ну вот пусть и полюбуется. — Не собираешься на обед? Моррисон оглянулся на бесшумно подошедшего визитера, подбросил на ладони известняковый камешек и со всей силы запустил к синим волнам. — Чуть позже. Сначала к Ангеле. Кстати, заходил к Уинстону. Он дал нам дней пять на отдых. — Потом куда? — Париж. — Снова старушка Европа. Рейес встал бок о бок: два шага до края, а внизу — бойко плещущие волны и шумные, вьющиеся меж подводных камней зеленые водовороты, начинающиеся в самой глубине, среди оснований криво торчащих зубов ощерившейся горной породы. Взгляд сосунка неприятно прожигал спину, хотелось скинуть его с себя, но так даже лучше: пусть привыкает — два плюс один не те, что прежде. — Так как насчет пообедать вместе? — Легко. — Тогда порешили, Моррисон — через полтора часа на кухне. Джек кивнул и, не прощаясь, ушел. Габриэль смотрел на скалу, которую тот несколько мгновений назад попирал ногами: пыль и каменное крошево. Всего ничего до обрыва. Возможно, однажды ночью он обнял бы Джека здесь. Несколько поцелуев, незаметное в череде прочих движение, и они качнулись бы через край — оба, в объятьях друг друга. А затем Жнец растворился бы дымом, вознесся наверх, чтобы увидеть, как черная в холодном лунном свете кровь окрашивает камни внизу. На миг Габриэль прикрыл веки — возбуждающая и всё же несбыточная картина: старина Джек легко отвальсировал бы его подальше от обрыва. Умелый и осторожный манипулятор, в этом паскудец дал бы фору многим. — Мне интересно, ты действительно считаешь, никто не заметит, как ты смотришь на Джека? — подал внезапно голос ковбой, вот же любопытная тварь, — Или тебе настолько насрать на всех нас? Какое дрянное дело ты замыслил на этот раз, Рейес? Развернулся посмотреть выскочке в цветущую морду: — Да пожалуйста, Джесси, поделюсь. Планирую медовый месяц, не всем же гореть на работе. Ааа, прости, совсем позабыл — тебя снаружи с нетерпением ждут разве что бывшие дружки-бандиты да копы… скольки стран, напомни? Маккри сощурился, но не шелохнулся. Эту шелудивую псину, которая лаяла, да не кусала, за шкирку крепко держал хозяин. Теперь Моррисон — да, сученок? — Ну, так еще одно преступление в моем досье роли не сыграет, как думаешь? На что ты вообще расчитываешь? Воспользоваться доверием Моррисона снова? Надеешься, он столь же наивен, как прежде? Поначалу Габриэлю показалось, будто он ослышался. Впрочем, удивление в ту же секунду сменилось злостью. — Наивен? Ты, кажется, путаешь Джека с собой, щеночек. Ты совсем не знаешь Джека Моррисона, малыш, не льсти себе. Считаешь себя невъебенным циником, но ты всегда был безнадежным романтиком, Джесси, — Габриэль сплюнул под ноги. Его раздражала эта поистине щенячья вера. Возможно, потому что он когда-то сам верил, будто небезразличен золотому командиру. Или потому, что раньше вся эта безусловная собачья преданность и любовь принадлежала командиру Blackwatch? — Ничто и никто не будет стоять между Джеком и его целью — усеки, пока не стало слишком поздно. Хотел бы я посмотреть в твои глаза, когда он обопрется о твое горло своим сапогом. Он засмеялся, с наслаждением замечая, как хмурится недоносок. — А мне кажется, это ты попутал Джека с собой… — Когда я познакомился с Моррисоном, он был моложе тебя сейчас, но наивность… Серьезно, Джесси? Её у Джека уже тогда не было. Пожалуй, тебе стоило бы поучиться у него этому. Пока можешь. Стиснув сигарету губами, Маккри промолчал, и Рейес направился мимо него, ненадолго позабыв, куда. После визита Рейеса у Циглер явно нашлось, о чем подумать, и Моррисон не мешал ей — просто погрузился в ощущение спокойствия, которое ему дарила компания доктора в это позднее утро. В кабинете пахло травами и карамелью, из дальнего угла, поддавая в атмосферу озоном, неразборчиво нашептывал навороченный медицинский кондиционер. Джек очнулся, ощутив заинтересованный взгляд: Ангела вдоволь налюбовалась им, прежде чем начать — как часто бывало, издалека: — Ты выглядишь… Джек, откинувшись на спинку стула, принял решение помочь ей: — Неплохо? — он и сам ощущал себя лучше некуда. Жнец — отличное снотворное, главное, обойтись без передозировки. — Вы с Габриэлем… — она явно замялась. Для всех, кроме Аны, это было запретной темой, но Джек кивнул ей, и та продолжила, — стали лучше понимать друг друга? Моррисон невесело хмыкнул и покачал головой: — Отнюдь. Но он бережет меня. Для каких-то своих целей. Эту тему не стоило продолжать. Моррисон был удивлен, убедившись, что Габриэль не привел за собой в отель солдат Фонда. Ещё большее замешательство он испытал, когда понял, что так и не станет предновогодним подарком для Когтя. Никакого насилия в постели и вне ее… Похоже, Рейес действительно отложил мысли о скорой расправе. Оставил его себе. От мыслей об этом страх внутри переплавлялся в какую-то паскудную форму волнения… странного ожидания… Как если бы он ждал подарок на Рождество — от Крампуса. Джек ухмыльнулся. Не стоило думать о том, насколько ему нравилось быть там, в своей комнате, с Рейесом, и как просто забывать о реальном мире — с ним. Всё это время док подглядывала за своим гостем и несколько запоздала переключиться на свой чай: вряд ли это смущение — не свойственное Циглер чувство — скорее, дань правилам приличия. — Габриэль прогрессирует лишь вдали от тебя, теперь ты убедился? Он со вздохом потер шею: — Более чем, я заметил перемены. Ему сейчас примерно столько же, как и когда вы познакомились? — Пожалуй, чуть старше… Помнишь, ты обещал мне не мешать его терапии? — Конечно. — И всё-таки нарушил слово… Моррисон обхватил чашку ладонями, выжидая. Маленькое изделие надежно утонуло в них, хрупкая чаша озерца качнулась, золотистая волна ударилась о белый берег. — Я говорила с Уинстоном. И он рассказал, почему поставил вас в один отряд к Диве. Габриэль и Джек, они оба приходили к нему с разницей в один день. «Мы знаем друг друга слишком хорошо, чтобы работать по отдельности, ” — Уинстон передал суть просьбы Рейеса, выслушав его предложение: «Я не доверяю Жнецу, Уинстон. За ним надо приглядывать.» Джек не был намерен отпираться: — Когда ты уговаривала Уинстона взять Рейеса на поруки, неужели ты и вправду надеялась, что сможешь держать нас порознь в этой каменной коробочке? — обвел рукой потолок, над которым давлели тонны каменного свода, надежного, как братский Алькатрас. Ангела упрямо мотнула головой, отчего пушистый нимб ее волос, это поймавшее солнце облачко, плавно качнулся, поджала тонкие губы: — У меня не было выхода. Альтернатива ООН — пожизненное заключение и эксперименты их так называемых ученых. Проявили бы они к Габриэлю хоть каплю сочувствия? Джеку хотелось напомнить ей о тех, кто больше всего нуждался в сочувствии врача к своей судьбе — к примеру, о жертвах Жнеца. Но он сдержался: — Как видишь, Габриэль жив, здоров и прогрессирует. И стал гораздо спокойнее, как я погляжу. И я всё же держу данное слово — насколько ОН мне позволяет. Док, по-прежнему видевшая в Жнеце давно погибшего друга, была готова с боем защищать его от всего мира. Моррисон лишь надеялся, благодарности того хватит на то, чтобы ее не прикончить. — Спасибо Ханзо, его занятиям и ремиссии. Раньше я боялась эмоциональной нестабильности Габриэля. Но теперь… тебе его реакции тоже кажутся более естественными? — Думаю, да. К тому времени, как он разлил новую порцию чая по опустевшим чашкам, Ангела насыпала в конфетницу порцию засушенных фруктовых кусочков и задала новый вопрос: — Что ты наплел Ане? «Наплел» — фразочка из арсенала Амари, которую Ангела переняла от его подруги со скоростью погружения в политическую ситуацию вокруг Overwatch. Циглер приходилось подделывать медицинские отчеты, покрывая своих пациентов, Моррисона, а её командиру — покрывать их всех. Но ведь с чего всё начиналось: Ана с трудом переломила привычку молодого медика действовать строго по инструкциям… — Что я встречаюсь с Адаве для того, чтобы помочь ей и Уинстону. Впрочем, я поговорил с Габриэль и об Ане, обмана здесь не было. — И она поможет? — Если я исполню свою часть сделки, — Моррисон отхлебнул зелёный чай — свежий, с приятным ореховым вкусом, Гендзи прислал им подарок, — И прежде, чем ты спросишь меня: Ана ничего не заподозрила. Она была слишком поражена тем, что мы с Рейесом сошлись. Док забрала из стеклянной вазочки маленькое печеньице, привезенное Рейесом из Женевы: крохотные фруктовые сердцевинки и осыпающиеся сладким крошевом лепестки. А Моррисон совсем позабыл о гостинцах. Он поставил чашку на стол, потянулся и с комфортом разместился на стуле, глядя, как док изящно откусывает эти лепестки, один за другим. — Ее тактичность сыграла тебе на руку, Джек… — послышалось чуть погодя. — Она хотела быть обманутой. — Как и все мы. — Ангела в очередной раз хрустнула печеньем. В конце концов, перебив запах хранящихся в шкафах медикаментов, аромат чая, волна за волной, омыл кабинет. Своеобразная молчаливая музыка, — подумал Джек. Отпущенные Уинстоном дни на раскачку пролетали, словно пули из быстро пустеющей обоймы. Новым утром Джек наблюдал за Рейесом, не скрываясь, наплевать, кто что подумает: золотая пора Overwatch была насквозь пропитана фальшью, но это не помогло тогда, а уж теперь… Наряд Жнеца удивительно шёл тому сейчас — без маски, с опущенным капюшоном и распущенными, шоколадными в солнечном свете прядями, которые тот пока не торопился собирать в хвост. Жаль, что за пределами стрельбища Рейес предпочитал носить банальный спортивный костюм. Почти все эти дни на пустующей базе они провели вдвоём, по неписаному правилу не пересекаясь лишь в кабинете Ангелы и в тренировочном зале — решение Моррисона. Он был не прочь пострелять с Гейбом по целям, как сегодня, плечом к плечу, но в зале, на матах — Джек чувствовал, что в активном физическом контакте они оба не смогут сдерживать внутреннюю злость. Судя по всему, Габриэль ощущал его комнату еще одной нейтральной территорией: напряжения между ними там не было, элементы борьбы во время секса, когда они выбирали новую позу (удивительно, но Рейес позволял ему), не перерастали в драку, которой, Джек был уверен, наверняка закончился бы любой спарринг на спортивных матах. И всё же это сосуществование больше не походило на то минное поле, по которому они ступали до встречи в Женеве. Джек понимал, Жнеца что-то держит рядом с ним. Чем не удобная возможность побыть в фантазии, прежде командиром Overwatch, живущим сегодняшним днём и рабочими планами, не больно используемая? И упускать её из-за таких пустяков, как чрезмерная забота о собственной заднице совсем не хотелось. И еще: когда-то два командира любили поболтать, теперь же по большей части они молчали. Забавно, но лишь теперь, рядом с Рейесом, Джек отдал себе отчет, насколько он разучился разговаривать. Нет, он отлично помнил, как поддержать разговор, но за годы вынужденного одиночества открывать рот и сотрясать воздух бессмысленным трепом перестало казаться обязательным. Конечно, он продолжал общаться — с Анной, Ангелой, Маккри, Уинстоном, другими агентами — ради информации и необходимости казаться таким же погруженным в суетную жизнь базы. Но, проводя чуть ли не все свободное время в компании бывшего друга, Моррисон осознал: только их былое взаимопонимание и тщательное нежелание поднимать опасные темы привели к тому, что он счел приемлемым уровнем общения. Рейес, который за словом в карман не лез никогда, неожиданно не стал выуживать из него неловкие фразы, и молчание, столь привычное Моррисону за проведенные в одиночестве годы, оказалось не столько необходимым — желанным, безопасным коконом, крепко спеленавшим их воедино. Да и к чему разговоры? Слова больше ничего не значили — им не было веры, хоть иногда Джеку и чертовски хотелось ввериться ночному шепоту Габриэля: пожалуй, так много ласковых слов он за всю жизнь не слышал. Но взгляд Жнеца, цепкий и злой, по-прежнему нет-нет да окатывал ледяной волной, посылая табуны мурашек вниз по коже и заставляя пальцы рефлекторно складываться в кулак. В подобные моменты Моррисон вновь корил себя за то, что не отстранил главу Blackwatch вовремя, допустил трагедию, разыгравшуюся в почившем прахом штабе. Слишком просто было рассуждать об этом, наблюдая, как Габриэль легко жонглировал охотно рассылающими смерть тяжелыми дробовиками, ещё проще — повторить свои прежние ошибки, ведь в их постели — ровно до утра — все забывалось. Там они вновь оставались наедине друг с другом. Никаких призраков. Никаких смертей. Ха, как же! Жнец шумно выдохнул, меняя стволы: — Слишком долго смотришь, Джек. — Отвлекаю? Извини, задумался. Моррисон вернул внимание своей красавице, проведя ладонью по стволу: краска на нём кое-где стерлась, но импульсная винтовка всё еще оставалась ему верной подругой. И ни разу не предавала. Только она — продолжение его тела. Теперь лишь она одна. Наконец пришла та мысль, которая успокоила: трупы, тело за телом, что он перешагнул, лишь бы добраться до здесь и сейчас, — вот та память, в которой он действительно нуждался. Что же касается тех, с кем он спал — забыть ныне живущих не в пример проще, чем позабыть череду мертвых глаз, закрытых тобой навсегда. «Тактическая необходимость». Моррисон с раздражением бросил последний взгляд на опасного соседа, затем посмотрел наверх. Сердце сделало ровно два удара прежде, чем он принял решение: — Пожалуй, я всё, — закинул винтовку на плечо, — я ведь пришел раньше. Отпускаешь? — Не вижу проблем. Повторим завтра, — Жнец не обернулся, и Солдат двинулся прочь, рассеянно бросив: — Обязательно. Безучастные глаза Афины впервые так пристально следили за ним. Джек не мог не заметить и шагал все увереннее и быстрее с единственной целью: оказаться одному в маленькой светлой комнате, тет-а-тет со своей новорожденной тайной. Камеры поворачивались, едва не тянулись ему вслед. Если бы могли, они бы дышали — синхронно, в ужасе ли, в восхищении, или омерзении, но беспомощно: принуждение уже было здесь, и от него нельзя было укрыться. Оно, подобно эпидемии, спеленало нервную систему базы липкой паутиной цифровых протоколов, чей неумолимый алгоритм ждал своего выполнения. Джек запер дверь. Кинул кожанку на стул и не торопясь пристроил разряженную винтовку у стола. Расправив плечи, вскинул вверх подбородок и глубоко вздохнул, ощущая запах долгожданной свободы. Он знал, и всё же задал надоевший ему вопрос, древний и знакомый, вдруг подошедший — словно ключ к наконец-то смазанному замку: — Как командир, Афина? Ответ не заставил себя ждать: — Простите, я не поняла вопроса, командир Моррисон. Что именно я должна для вас сделать? Сейчас те, кто знали Джека Моррисона близко, были бы, без всяких сомнений, потрясены. Под горящим взглядом ультрамариновый глаз по его лицу расползлась по-звериному жестокая, победная ухмылка.