Ответы Шакала

      Столовую заполняют первые посетители: самые голодные или самые скучающие. Три малолетних Крыса с визгом и пинками делят между собой улов поджаристых тостов. Лопотун флегматично дефилирует мимо. Ещё не очень шумно и можно расслышать как на его подносе звенят стаканы с компотом. За столом Четвёртой двое: Шакал и Курильщик.       Табаки уже успел расправиться с супом и теперь занят картофельным пюре. Обхватив тарелку ладонями, он старательно вылизывает остатки, то и дело стукаясь солнцезащитными очками о краешек блюда.       Курильщик сидит напротив и вяло жует котлету, рассеянно посматривая по сторонам, откинувшись на спинку коляски и отставив подальше нелюбимый гороховый суп. Шакал, облизывая губы и вытирая пальцы о скатерть соседнего стола, в свою очередь разглядывает Курильщика. Поймав его блуждающий взгляд на голландской печи во всю стену, тут же находит тему почесать языком: — Ты в курсе, что эта печка действующая? Там только замок на дверце надо открыть. А если ее протопить хорошенько, тепла хватит не только на столовую, но и на кухню, и даже хозблок за ней. Пожелтевшая от времени плитка без рельефа и рисунков, огромная чугунная дверца и несколько маленьких пониже. Голландская печь в глазах Курильщика выглядит мрачновато, вызывая ассоциации с крематорием. Воображение делает разбег и тут же разворачивает перед ним картинку, где Табаки под боевые марши и кричалки кидает в огонь печи человеческие конечности, оторванные головы домовцев и воспитателей. Курильщик брезгливо ёжится и передёргивает плечами, отгоняя образы.       Народ всё прибывает, столовую захлестывает волной шумной беготни и нервного напряжения. До Выпуска остаются считанные недели, а может и того меньше. Многие суетятся, излишне деловито снуют туда-сюда, шепчутся друг с другом, кто-то выглядит потерянным или даже бесконечно одиноким, и нет ни одного обитателя СероДомья, который не думал бы сейчас о этом страшном дне. Курильщик отворачивается, смотрит на улицу сквозь заляпанное тысячью пальцами стекло. Лысые "палаточники" внизу по прежнему чего-то ждут, с жалобным видом взирая на окна Дома. — Интересно, а этим бы хватило тепла от нашей печки? — Курильщик усмехается, — да, Табаки, ты как-то раз сказал, что они — пустые шкуры. Что это означает? Шакал встряхивается и откладывает в сторону пакет со свежеприготовленными бутербродами. Придирчиво обводит Курильщика взглядом с ног до головы, приподняв очки. — С чего это вдруг такой вопрос? Ты действительно хочешь узнать и тебе интересно? — Хочу, конечно, раз спросил, — Курильщик снова смотрит в окно, а затем на шныряющих мимо Крыс и Псов. Последних совершенно не беспокоит присутствие под боком Наружных людей. Он непонимающе хмурится и оборачивается к Шакалу. Тот успел принять вид умудрённого опытом профессора, с важным видом перебирает и компонует бутерброды в пакете, очки испытующе поблёскивают. — Ну, что я могу сказать тебе, дорогуша, по поводу такого непростого и многослойного вопроса? Послушай как звучит: "ПУСТАЯ ШКУРА". Какие ассоциации приходят в первую очередь в голову? Подожди художественно-мечтательно закатывать глаза. Детка, мы говорим не о шкурке животного, а о живых людях, ты помнишь? О тех, кто не валяется мешком на полу, а весьма бодро так перемещается, — Шакал жестами рисует в воздухе силуэт человека. — Шкурка, оболочка... Понимаешь? Табаки вглядывается в Курильщика. Тот о чём-то вспоминает: глаза смотрят туманно направо, не сосредотачиваясь на предметах. Куда сейчас заведут воспоминания своего хозяина, Шакал не знает, но заранее подозревает, что это не прояснит ситуацию. Ответ подтверждает его опасения. Курильщик вскрикивает, словно припомнив нечто важное. — "Ищи себе другую шкуру... Только ни за что не..." Точно!! Ты ведь тогда тоже про шкуры говорил! Это одно и тоже? Табаки снисходительно огорчённо хмурит брови и вздыхает. — Разве я похож на пустого? А мы сейчас говорим о пустых шкурах, а не о каких-то там ещё, — Шакал достаёт из рюкзака курительную трубку, хочет зажечь, но посмотрев на суровых поварих, передумывает. — Ладно, подойдём к делу с иной стороны, Ватсон, — он чертит трубкой в воздухе витиеватый знак и указывает на проезжающего мимо Дорогушу, — Вот возьмём к примеру любого человека.       Птиц, один из лаборантов производства опасной продукции Третьей, как всегда немного не в себе. Глаза Дорогуши глядят расфокусировано, кажется, что каждый из них живёт своей собственной жизнью. Шакал не удивляется этому, ведь Стервятник доверяет состайнику только самое дешевое сырьё. А вот как Дорогуша умудряется в таком состоянии ехать в правильном направлении — этот вопрос волнует Табаки уже очень давно, но так и остаётся неразгаданным. — Нет, не будем брать любого. Возьмём обычного среднестатистического человека. У каждого живого существа есть тело и ..? — Ну, душа. — Душа? Пусть будет душа, детка, хоть это и весьма обширное понятие. С большим количеством составных компонентов. Вот если взять её самую нижнюю часть, так сказать, дно... Теневую сторону: желания, страхи, амбиции и мечты. То, чего стыдишься и то, каким жаждешь быть... Если взять всё это и изъять из души. Что останется?       Пока Курильщик озадаченно хмурится, пытаясь понять вопрос Табаки, за столом появляются Македонский и Толстый. Табаки, подперев подбородок рукой, печально наблюдает, как Толстому скармливают ложку за ложкой. Толстячок не ценит заботы Мака, страдальчески морщится и отплёвывается. Македонский будто и не замечает этого, но под пристальным взглядом Шакала тушуется, вжимает голову в плечи, прячется под чёлкой и садится вполоборота, вытирает губы Толстого слюнявчиком. Шакал повторяет: — Ни желаний, ни страхов. Представляешь, дорогуша? Но не всё уходит сразу, одним моментом. Часто остаётся самое крепкое, репейником засевшее в глубине. Какая-то сверхидея, может жуткий страх или навязчивое желание. Одно единственное. Представил такого человека? Ну вот себя представь. Отними все о чём мечтаешь и чего ждёшь, всё чего боишься. То, что было раньше отвратительным — не трогает. То, что ты жаждал — оставляет равнодушным.       Курильщик выглядит потерянным и наверняка уже начинает подозревать, что Табаки решил в очередной раз запутать и поиздеваться над ним. Шакал устало вздыхает и думает о том, что его потуги помочь представить состояние без тени бесперспективны. Слишком поздно Курильщик попал к ним. Он не видел, как Дом отбирает жизни одних и воскрешает других; не замечал Изнаночные тени, перетекающие по ночным стенам туда и обратно, проходящие сквозь двери в надежде обрести целостность; не чуял сущностей, которые только и ждут, чтобы вселиться в яркую и весомую шкурку затерявшегося на Изнанке хозяина.       Шакал думает, а его язык в тоже время продолжает болтать. Табаки становится интересно: что же он там рассказывает? — Обычный человек, детка, снизу доверху наполнен самыми разными эмоциями, стремлениями, опасениями, чувствами, желаниями, страхами. Есть моменты когда каждый из нас оказывается без этой сборной солянки. Во время сна, глубокой медитации или если слопать то, что абсолютно не следовало употреблять. Тень отодвигается в сторону, утекает и живет самостоятельной жизнью. В эту пору оставшаяся шкурка уязвима. Потому что есть много желающих обрести себе новую одёжку. Тень связана с телом крепкой веревкой. Чем она толще, тем меньше шансов заполнить шкуру кому-то чужому. А крепость связи зависит от таких понятий, как: долг перед другими, следование высшим человеческим ценностям, сильная любовь, духовность и душевность, если хочешь так называть. Это нитки похожих цветов. Тёплые, мягкие, сиреневато-серебристые или золотые. Но они могут быть и другими: месть цвета огня и крови, зеленая обида или грязновато-серый страх. Сверхидеи, что проросли корнями в подкорку и шкурку. То, что движет человеком даже тогда, когда он уже вроде и не контролирует себя. Если этот шнур крепок — человек, его шкура неуязвимы даже в бессознательном состоянии. Шакал смотрит в окно на "палаточников", потом в сторону уходящего Македонского. Бормочет невнятно, себе под нос: — Пустые шкурки ищут ангела. А он сам стал их копией.       Кончики пальцев появляются из-под длинных рукавов Мака, обхватывают ручку коляски Толстого. Искусанные до мяса ногти, запёкшаяся кровь и веснушки. Осталась ли душа в этом теле? Истончившаяся до предела тень и обрывки духа прилипли к рёбрам, лопаткам и позвоночнику. Снаружи — шкурка, услужливая, почти невидимая мумия. А внутри — молчащая бездна. Шакал давно позабыл как смеётся Македонский, какой многослойный у него голос, как мягко, плавно и невероятно бесшумно он умел раньше бегать по коридорам в рассветные часы. Не осталось ни желаний, ни радостей, ни предпочтений в еде. Всё исчезло, только начав зарождаться. Остался лишь страх. Страх цвета подгнившего мяса. В какой момент стая проворонила красного дракона? Шакал зажмуривается и закрывает уши. Он не может этого знать. Он не слышал и ничего не чувствовал. Но голос Волка просачивается сквозь мягкие подушки стен, звенит эхом в барабанных перепонках, стучит молотком по трубам. — Я всё расскажу про тебя, чудотворец, каждый Фазан узнает, каждая шавка! Тебя разнесут в клочья, ты понял?* Сопляк. Смотри мне в глаза! Смотри мне в глаза, я сказал!! — После крика голос внезапно становится елейно-мягким, вкрадчивым. — Знаешь же, мне поверят. И ты не спрячешься. Каждый утащит в логово по кусочку от Македонского.       Табаки берёт солонку и, насыпав горсть соли в ладонь, опрокидывает в рот. Это отрезвляет. Отплевавшись, он замечает выпученные глаза Курильщика. Шакал уже видел такие, еще больше округлившиеся от шока. На этом Круге лишь раз, в ночь, когда умер Помпей. Тогда в них были: боль, дикое отчаянье и непонимание происходящего. Но Круги множатся, с каждым мигом их всё больше, зыбкая рябь расходится дальше и дальше. Шакала задевает волна тех Кругов, в которых Курильщик попал в Дом раньше. Загодя стал частью Четвертой. Раньше прозрел.       Курильщик ценен тем, что может заметить смену ветров происходящих событий, и донести увиденное до немалого количества народа. Неважно, что при этом он сам никак не может постичь суть происходящего. Важно то, что своими поступками он запускает в людях цепную реакцию. Взрывоопасную реакцию, меняющую кардинально события Круга, расстановку сил и итог битв. С течением времени всё больше вопросов бывшего Фазана находят свои ответы. Тому Курильщику было бы проще объяснить это понятие, намного проще. Вполне возможно, он и не спросит об этом.       Шакал возвращается мыслями в столовую и видит перед собой прежнего Курильщика. Тот явно собирается задать новый вопрос. Не остаётся ничего другого, как запихнуть в рот один из запасённых бутербродов и прислушаться. — Подожди, ты хочешь сказать, что бритоголовые — это люди без тени? И они хотят забрать у других людей их желания и мечты? Табаки меланхолично жуёт и кивает. — Их тень очень слаба... они не наполнены жизнью, и хотят, чтобы кто-то со способностями ангела заполнил их смыслом, вернул им вкус и запах жизни.       Воздуха становится всё меньше. Скоро он весь будет вытолкнут космическим вакуумом. Стены сжимаются пожухлыми листьями. Дом уменьшается, сворачивается до размера Четвёртой. Шакал на общей кровати в безвоздушном пространстве. Сапог Лэри почти долетел до кровати своего хозяина. Рыжий волосок обвивает дужку очков Лорда с клубничкой на стекле. Очки обгоняет бандана с растительным орнаментом: электрический скат расправляет в полёте крылья и закрывает собой дрейфующий серебристый колокольчик. Россыпь грецких орехов, один из них меняет траекторию крутящейся трубки Горбача. Слюнявчик Толстого хищно заглатывает грецкий орех, шевеля завязками-усиками. Матрас Слепого ударяется о стену и закручивается. Крошки, огрызки, книжка Черного веером страниц, капкан и воздушный змей — всё летит, кружится и перемещается вокруг Табаки, а он сидит, вцепившись что есть силы сам в себя, не в силах выдавить единственный вопрос... И тут вновь звучит голос Курильщика, тянет обратно в столовую. — А он может? Разве такое реально? Табаки шепчет про себя имя Македонского, зовёт его, обводит пустым взглядом столовую и останавливается на Курильщике. Снимает очки, прячет их в карман жилетки и опускает глаза вниз, к полу. Отрицательно мотает головой. — Сейчас и здесь, нет. Невозможно. В Доме такого ангела нет.