Ответы Шакала

      Табаки взболтал бутылку и придирчиво посмотрел сквозь тёмное стекло на кружащийся осадок. Он начал рассказывать неторопливо-тягуче, переливая настойку в другую бутыль. В марле на воронке задерживались желтоватые лепестки и чешуйки от шишек. — Жил-был на свете один старикашка. Заметьте: не дедушка, не старец, а именно старикан. Характер у него был, ой-ой, прескверный, я вам скажу. Люди его не любили, а он людей и подавно — на дух не переносил. Шакал вынул воронку из горлышка и слизнул пару капель. Удобно устроившись головой на коленях Габи в обнимку с бутылью, закурил, и проводя пальцем по железной решетке изголовья кровати, продолжил. — Отделался старикашка от всего своего имущества, движимого и недвижимого, чтобы дальним родственникам не досталось, а близких-то у него и не было. И свалил в глухой лес. Так надоели ему люди. Просто невыносимо бесили. Ну, если совсем честно, была у него еще одна причина уйти. Но мы ее не будем касаться, да, детка?       Табаки подмигнул Габи, Длинная отмахнулась: — Не будем, милый...продолжай. — Точно не будем, потому что причина та жутко личная. Вы только представьте: вокруг цветочки, птицы певчие, зелень, звери разные... Пусть недобрые и коварные тоже встречаются, но зато не корыстные и не жадные: не убьют больше, чем съесть смогут. Красота, одним словом!       Табаки замолкает, разливая настойку по кружкам. Поднимается гул голосов, вспыхивают огоньки зажигалок, клубы сигаретного дыма почти скрывают китайский фонарик над головой. На время сказка забыта, пока кто-то не просит Шакала рассказывать дальше. — Ну вот. Живет наш хмырь в лесу. Домик себе построил в самом непроходимом и топком месте, живет, не тужит, потихоньку забывает свою прошлую жизнь и обиды. С зверятами общается, мудрости набирается. А вместе с мудростью к старикашечке приходят мистические способности. Паранормальные, как сейчас говорят. И вот уже вокруг домика день и ночь звериное и птичье паломничество, а наш старикан богат и одарен всевозможными съедобными подарками природы и ценными подношениями. Сверху наблюдают за всем этим безобразием местные духи. И не нравится им предстающая пред их очами картинка, ох как не нравится. Ну что же. Решили духи вмешаться и изменить сложившуюся социально-экономическую ситуацию в лесу. Придумали наградить нашего дедулю лишними конечностями. Ещё смеялись, мол, так сподручней будет всех зверей любить.       Шакал останавливается и запихивает в рот целый бутерброд, не закончив пережёвывать, продолжает: — Но стратегия духов оказалась неверной — звери не испугались, а только ещё больше стали ценить и уважать своего старца. Представьте такую картинку: стоит дедок посреди леса, расставив лапки в стороны, и на каждой сидит по пичуге или зверушке. Ну, естественно, Лесные духи ещё больше рассердились. Про них-то самих стали забывать. Никто дары не приносит, не поклоняется и вообще никакого внимания не обращает, будто их и в помине нет и не было никогда! Думали-думали духи, что им делать, и решили наконец. Подсунули старику в домик зеркало. Приросло зеркало к полу, потолку и стенам единственной комнаты, да так, что не сдвинуть его, не вытащить. Ну а разбивать тоже не дело, все знают, какая это плохая примета. Зеркало не простое, ты же понял, дорогуша?       Шакал заботливо заглядывает под чёлку Лэри: не заснул ли, слушает? Бандерлог кивает, позёвывая. — Отражается в нем старик вовсе не таким, какой он есть на самом деле. Да ладно дед, звери, что приходят к нему, тоже совсем не такие в этом зеркале. Вот, допустим, прискакал к старику кролик, ну или заяц-русак там, не важно. Просит исцелить его душевные тревоги, в благодарность дикой морковки принес. Кинет дед взгляд в зеркало, а там вместо зверя парень белобрысый с оттопыренными передними зубами отражается. Суёт деду в руки пакет, а у самого улыбочка мерзко-пакостная. И так постоянно. Везде деда кривые отражения зверей преследуют. Опечалился он, постарел еще больше, осунулся. Ведь получается, что в лесу его тоже самое настигло, от чего он из Наружности бежал.       Снова бутылка идёт по рукам, общее шевеление, кто-то спрыгнул с кровати и щёлкнул выключателем в прихожей. Табаки щурится от яркого света и, вытирая пальцы о жилетку, щебечет дальше: — Невыносимо стало нашему дедку. Сбежал он из домика, подальше от проклятого зеркала. В самую густую чащобу залез. Но и это ему не помогло, потому что... Духи решили веселиться дальше и наградили старика дополнительными глазами. И одна пара, где бы он не находился, всегда видела это самое зеркало. Вот сидит дед в зарослях, а рядом с ним хищники раздирают в клочья тушку жертвы. Кровища, кишочки, ароматы соответствующие. Закрывает старик глаза, а все закрыть не получается. И видит он, как люди бросают в человека едкими фразами, глумятся над ним и заставляют жертву чувствовать себя нестерпимо гадко. Сам он таким был когда-то. И ушёл от всего... Но, от судьбы, видать, не уйдёшь. Забавно ещё то, что кривое отражение его самого в зеркале вся эта заварушка не тревожит, а скорее даже радует. Табаки останавливается, и совиные глазищи сверкают в полумраке. — Все же поняли, чем сказка закончилась? Как оказалось, поняли вовсе не все, а скорее наоборот. Шакал, выслушав все имеющиеся версии, торжествующе выводит: — Да нет же! Вот прямо как дети малые. Всё гораздо проще и банальней. Стал дед жить по другую сторону зеркала. Переселился, значит. И всё встало на свои места. А разбилось ли при этом зеркало, неизвестно. Неизвестным остался и способ перехода. Кто-то из гостей Птиц заунывно запевает всем известную песню, которую Шакал тут же радостно подхватывает. Заканчивают они хором под раздраженное шиканье и возмущенные протесты со всех сторон: — И стал отцом другим зверям!