Ответы Шакала

      Эта Ночь Сказок получилась вовсе необычной. Она переплелась с Ночью Снов, где каждый рассказывал свои сновидения — сказочные, фантастические, совершенно чудны́е, окутанные дымкой тайны и множества смыслов, разноцветные и перекликающиеся между собой, как стёклышки в витраже, тёплые и страшные, живые и волнующие.       Табаки стал рассказывать свой сон, когда многие из гостей уже успели заснуть, убаюканные историями, переливами мелодии гитары под нежными пальцами Русалочки и крепкими настойками. Шакал, окутанный табачно-дымным туманом и нестройным шёпотом, садится поудобнее и начинает: — У нас было два пакетика чабреца, три коробки зефира в шоколаде, килограмм сушеных подосиновиков, несколько литров настойки — моей и Птичьей, мешок грязных вонючих носков, моток бельевой веревки, костюм Буратино, почти новый утюг и бесчисленное множество конфет и хлопушек. Не сказать, чтобы все это было прям уж так необходимо в путешествии, но вы же знаете мою страсть к сборам и коллекционированию. Мы не мчались по трассе в Лас-Вегас, а топали вдоль русла реки по направлению к Дому. (Да, в снах я хожу на своих двоих, как это не парадоксально) Собственно, в приятной компании не так важна цель и способ перемещения, а компания была приятная — Лэри, Габи, Слепой, может быть Горбач и кто-то из Птиц, уже не вспомнить. Впереди шли мы с Рыжим и в большущих туристических рюкзаках тащили разобранный шкаф. Не спрашивайте зачем он был нужен, но мы точно знали — жизненно необходим.       Шли мы долго, по вершинам крутых обрывов, внизу по берегу, а то и по самому руслу. Вода — обязательный элемент всех моих снов, будь то река, озеро, болото или море. И немудрено, ибо вода — это течение самой жизни в Доме, время в его более реалистичном представлении, но не как постоянная линия, а как совокупность всего водного пространства здесь и сейчас. Иногда нам по пути встречались странные артефакты, типа замурованных в землю стеллажей со старьём на полках до сидящих на песке голеньких младенцев в белых чепчиках. Мои загребущие руки хотели утащить с собой все, но силы наши не безграничны даже в сновидениях.       Вскоре оказалось, что мы не просто перемещаемся, а спасаемся бегством. Нас преследовала мафия, полиция, враги и конкуренты. Что им от нас нужно было — непонятно, сдаётся мне, что как раз тот самый пресловутый шкаф. Уйти в сторону от реки было невозможно, поэтому мы отстреливались вонючими носками и хлопушками. Рыжий в костюме Буратино выставил фургоны в круг и занимался какими-то запутанными стратегическими маневрами, всю сложность которых уразуметь невозможно, утюг и веревка там присутствовали. Лэри ел конфеты и фантиками заметал наши следы. Габи отвлекала мафию, размахивая белым лифчиком. Да, это не очень честно, но они первые начали! Я подбадривал всех своими песнями, а Слепой просто был, и этого было достаточно, — Табаки отдышался, и запихнул в рот кусок бутерброда, что передал ему Македонский. — Потрясно! Охренеть! — восклицает Лэри. Македонский тихо смеется: — Ну и ну. Знаешь, что? Это даже и на сон не похоже. Мне кажется, побудь ты где-нибудь вдали от Дома — ну хорошо, не столь далеко, но все же — ты бы там таких дел наделал, что тобой сразу же заинтересовались бы мафия, враги и конкуренты. И выстроились бы в очередь, и дрались бы друг с другом, кому из них раньше нужно до тебя добраться. Табаки дожёвывает бутерброд, важно кивает ребятам и продолжает: — Совместными усилиями нам удалось оторваться от преследователей, мы оказались в каком-то городе, не помню что было снаружи, потому что как-то сразу мы переместились внутрь торгового центра. Река была где-то рядом, от нее, как вы помните, отрываться нельзя... Но нам нужно было найти транспортные средства, для более быстрого передвижения. Вся наша компания спустилась вниз, на цокольный этаж, его необходимо было пройти насквозь, причем, сняв обувь, босиком, иначе хана. Вот тогда-то мы поняли, что находимся в логове той самой мафии, которая за нами гонится. И враги где-то рядом. Но всё обошлось. Мы просто прошли весь большущий зал, нигде не задерживаясь, и вышли наружу, оказавшись на склоне голой каменистой скалы. Внизу, я точно это знал, находился японский женский монастырь и там же чуть ниже текла наша река. Македонский качает головой: — Кажется, кое-кто умудрился заснуть перед телевизором в коридоре. Рыжий дополняет: — Или экспериментировал с настойками. Шакал отрицательно мотает нечёсаной гривой: — Не смотрю я этот зомбо-глаз Наружности. И скорее всего был трезв. Под настойками такие красочные сны мне не снятся, — кидает окурок в пустое блюдце. — В монастыре было умопомрачительно красиво, словно это дворец, а не место для разговоров с богом — богатое убранство стен, чаши и бонсаи, девушки в красных и кремовых кимоно, расшитых шелком с узорами цветущей сакуры, в кувшинах, сундуках и просто по полкам был рассыпан коралловый бисер. Настоятельница, ослепительной красоты женщина, сказала, что даст нам лодки, если мы возьмем с собой группу молоденьких монахинь. Они тоже скрывались от каких-то врагов, и единственное спасение для них — бежать с нами. Я понял, что теперь поводов нас поймать и уничтожить будет больше. Где-то тут скрывалась большущая подстава, но делать было нечего, и мы согласились. Девушки стали собираться, вместе с минимумом одежды и вещей первой необходимости каждая из них брала с собой большой мешок этого самого бисера-кораллов нежно-лососевого цвета. Лодки были длинными и шикарными, штук десять глянцевитых как леденцы водяных кабриолетов. Я заметил, как одну из девочек собирают дольше остальных. Её тщательно наряжали, делали макияж по всем стандартам японской традиции, с тонной белой пудры и румян. Приглядевшись, я понял, что она вовсе не японка, а вполне себе европейских кровей девчушка-брюнетка лет девяти, которую маскировали под азиатку. Вот тогда-то до меня дошло — в чем, или вернее в ком, кроется подстава. Но отступать было некуда. Мы все сели в лодки и поплыли.       Дальше можно было бы рассказать о том, как эта девочка пропала, просто растворилась на глазах у всех во время пути, как бисер превратился в стопки бумаг, исписанных каллиграфическим мелким почерком, как остальные девушки-монахини обернулись туманом, как по Пути Домой мы встретили старых друзей и новых знакомых, как Слепой читал нам стихи, а Горбач играл на флейте... но это будет не совсем правильно, потому что... честно говоря, я проснулся тогда, когда мы только садились в лодки. Но в следующих моих снах снова будет вода, будут друзья и Путь продолжится. Македонский вздыхает: — Табаки. Чаще, чем будишь других от снов на самом интересном месте, ты только прерываешь рассказы о своих снах на самом интересном месте. — Я не виноват, что тогда проснулся. В последнем сне я вообще мчался по льду и снегу в санях запряженных лошадьми-оленями. Мы ехали с каким-то чукчей и чуть не замерзли. Но остановились в его домике, закрыли двери и растопили печку. Это про жизнь вот прям сейчас наверно. Лэри присвистывает: — Ну ты затейник, Табаки! И сны у тебя затейливые. Я аж чуть нить повествования не упустил. А мне тут давеча приснилось... И новый сон-сказка стал разворачиваться перед благодарными слушателями...