Этайн, дочь Хранительницы

Имение шерифа Кудды. Несколькими часами раньше.

      Едва лишь дверь хижины закрылась за Этайн и Фиском, отец Гермоген облегченно вздохнул.       — Воистину, слава тебе, Господи: убрал с глаз чудище адское! — пробормотал он, размашисто перекрестился и продолжил уже громче греческим напевным речитативом: — В тот день поразит Господь мечом своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское...       Когда отец Гермоген дошел до слов «жилища будут покинуты и заброшены, как пустыня», он вдруг вскрикнул, обвел хижину испуганным взглядом — и стремглав выскочил прочь, громко хлопнув дверью.       Двое других монахов переглянулись. Брат Якоб вздохнул, перекрестился со скорбным видом.       — А ты что думаешь, брат Якоб? — задумчиво спросил отец Хризостом.       — Опасаюсь я за его рассудок, — хмуро отозвался тот. — Впрочем, после пленения северными дикарями повредиться в уме и правда было немудрено.       — Я сейчас не о Гермогене, — отец Хризостом брезгливо поморщился. — Я об этой девице с лошадиными ушами.       — Не знаю, что и сказать, — брат Якоб пожал плечами. — Это ведь ты, досточтимый отец Хризостом, второй год обретаешься в здешнем захолустье, находящемся под властью подобного же существа. А в наших благословенных краях люди, слава Господу нашему Иисусу Христу, — брат Якоб вновь перекрестился, — похожи на людей, а бессловесные твари божьи — на животных, как им и подобает. Скорее, это уж я должен был бы спросить твое мнение.       — Вот как? — отец Хризостом усмехнулся, сощурил большие темные глаза. — Что ж, я охотно им поделюсь.       Брат Якоб хмыкнул, однако посмотрел на своего собеседника с любопытством.       — Я полагаю, что родство здешней Хранительницы с покойным базилевсом Ираклием — досужие байки, попавшие на благодатную почву и подкрепленные удачными совпадениями, — принялся важно вещать отец Хризостом. — Что́ с того, что несчастная сирота базилисса Анастасия, страдавшая в плену у диких степных варваров, согласилась признать в самозванке свою сестру? Думаю, ради того, чтобы вырваться от авар и очутиться хотя бы в каком-то подобии цивилизованного мира, она могла бы решиться и не на такое. Про мнение же Пирра, полуслепого старика, отпавшего под конец жизни от истинного православия в ересь, подобную ложному учению Нестория, я и вовсе не хочу говорить¹. А вот кто она такая на самом деле?.. — тут отец Хризостом загадочно улыбнулся. — Я полагаю, разговор с ее дочерью всё прояснил. Надо думать, так называемая Немхэйн явилась из какого-то дальнего варварского племени, по языку похожего на печально известный народ славян, терзающий северные окраины Империи.       — Но славяне — они же, хоть и варвары, все-таки внешне походят на людей, а эта... — с сомнением откликнулся брат Якоб. — Одни ее уши чего сто́ят! Воистину прав был достопочтенный Гонорий, архиепископ Кентерберийский: демоница и есть!       — Уши? — отец Хризостом пожал плечами. — И что? Полноте, брат Якоб! Жили же некогда в Мармарике псоглавцы, которые принимали святое крещение и достигали спасения, и даже святой Христофор, как учит предание, происходил из одного из таких племен. Напротив, разве не ведаешь ты, какие привлекательные образы, случается, принимают бесы? Вспомни хотя бы обольстительнейшую демоницу, являвшуюся святому Антонию! К тому же Немхэйн не боится ни крестного знамения, ни христианской молитвы, не чурается ни исповеди, ни приобщения святых даров. Прежде же и вовсе случалось так, что она сама несла мирянам слово божие! Загадка здесь совсем в другом: откуда она владеет знаниями, неведомыми даже мудрецам Египта и Вавилона?       — Я бы не исключал, что она все-таки демон, — с сомнением покачал головой брат Якоб, — только демон очень сильный. Посуди сам: разве может человеческая женщина, происходящая от Адама и Евы, а следовательно, несущая в себе первородный грех, совершенно не постареть за столько лет? И, между прочим... Ведь если ее дочь не солгала и никакого эликсира не существует, то сама мысль искать здесь снадобье для его святейшества²...       — Что до возраста Немхэйн, — перебил отец Хризостом, — то думается мне, что молодость ее происходит не от мнимой демонической природы, а, как я уже говорил, от неких древних знаний, вовсе не обязательно греховных. И, между прочим... — отец Хризостом сделал паузу, глянул на брата Якоба, чуть улыбнулся. — Здешнее поверье утверждает, что создания, подобные Немхэйн и этой Танке, вообще не способны лгать. Так что, возможно, нам надо лишь подождать обещанного письменного объяснения. Увидишь, я окажусь прав в своих предположениях.