Remuneration

***

Что ж. Она не намерена отступать. Если Гретхен Морган чего-то по-настоящему захотела, то она сделает все, чтобы это получить. В таких делах ей нет равных. В доме было полностью темно. Тишина. Свет от неоновых вывесок с улицы пробивался сквозь тонкую белую тюль на окнах и красиво очерчивал силуэты мебели, одежды, дивана. Багвелл насторожился и медленно прошел в гостиную, стараясь вслушаться в это молчание. Но мысли его только больше будоражили и напрягали. Все стены в приглушенном сине-фиолетовом свете, комнату было не узнать. Посреди зала стоял стул спинкой к нему. Тедди не стал включать свет и направился к центру комнаты. Что здесь могло произойти? Что если за Гретхен пришли или за ним, кто-то из Компании? Теодор опустил сумку на пол еще у порога, его внимание привлекли какие-то красные пятна под ногами. Кровь? Мужчина нахмурился и осторожно присел на стул, заодно нагнувшись к полу, и коснулся пятен рукой. Это оказались лепестки роз. Тут у Багвелла появилось еще больше недоумения и вопросов. Не успел он разогнуться и выпрямиться, чтобы снова осмотреться, как перед глазами на лепестки наступили черные каблуки. Ножка в кружевном чулке соблазнительно выставлена вперед, затем привлекательная бархатная кожа, едва прикрытая краем клетчатой красной юбки (кажется, той, с которой он развлекался все это время, после чего забрасывал под кровать), следом гибкая обнаженная талия и его белая рубашка, завязанная в узел под грудью. Все это он успел изучить глазами, выпрямляясь с полуоткрытым ртом. Гретхен смотрела на него уверенно, коварно, даже с издевкой, словно говоря «сегодня ты тоже не получишь всего этого». Но Багвелл все еще недоверчиво глядел на девушку и мог только догадываться, что она сделает. — Обычно, когда меня сажают на вот такой стул, случаются неочень хорошие вещи, — только и мог произнести он, предупреждающе ухмыляясь, не переставая следить за ее медлительной проходкой вокруг него. — то меня избивает Беллик, то незнакомая сексуальная чертовка пускает по мне лезвие ножа, то надзиратели пытаются присоединить электроды к моим... — Молчать. — приказала она строго и холодно, как если бы была агентом на службе, а он — ее жертвой на допросе. Оторваться от этих хитрых чарующих синих глаз, которые притягивали к себе в темноте, не давая сгенерировать хоть какие-то здравые мысли, было невозможно. Теодор улыбался все шире, наблюдая за ней в этом костюмчике, за изгибами тела, очертаниями бедер, поясницы, груди, красными губами… — Знаешь, мне вдруг захотелось вспомнить нашу первую встречу, — произнесла задумчиво она, оказавшись у него за спиной, от чего у Багвелла по коже побежали мурашки. — но немного изменить ее формат. — и тут вдруг прямо между ног ему втыкается нож. Острие намертво входит в деревянный стул и теперь дисциплинирует каждое мимолетное движение мужчины. От испуга он тут же пытается встать, но плечи и руки неожиданно сковывает натянутая вокруг стула веревка, которой она незаметно окутывала его, прохаживаясь рядом. Гретхен победно улыбается тому, что смогла снова поймать его в ловушку. На этот раз он точно не сбежит. — Расслабься и получай удовольствие. — она связала его крепко, прошептав на ухо эти многообещающие слова. Где-то позади фоном зазвучала музыка с таким же грязным и динамичным ритмом. Медленно, как пантера, настраиваясь, она сначала покачивала бедрами, мимолётно поглаживая себя. Даже стоя спиной к нему, в сиреневом свете окна, Гретхен знала, что бы он сам сделал с ней. Ее руки гладили именно там, где он любил. И ей это нравилось не меньше. Она отдавалась музыке, прогибалась назад и теперь начала раздеваться. При этом продолжая вытворять телом нечто, что сводило с ума одним только видом. Никогда она не была еще такой пластичной и возбуждающе так себя не вела, даже вчерашняя ночь оказалась лишь малой частью того, что она умела делать с ним только одним раздеванием. Багвелл ни разу не пожалел о своем связанном положении, даже о ноже, острие которого с края стула смотрело прямо на его достоинство. Ширинка на брюках вот-вот могла разойтись от твердого напряжения, образовавшегося внизу живота. Расстегнутая красная юбка соскользнула с округлых красивых бедер и полетела с пола на него, стоило лишь ей сделать один взмах стройной ножкой. И приземлилась прямо в область пресса, от чего Теодор в блаженстве прикрыл глаза, едва сдерживая внутренний пробудившийся вулкан. Тело сковала судорога, все мышцы напряглись в ожидании того, когда он сможет уже схватить ее, намертво впечатать в стену и отблагодарить за обед, готовку и все это. — Теперь ты никогда не посмеешь мне отказать. — молвила она также невозмутимо, опасно и сурово, будто наказывала его своими действиями. Он ждал только одного — отвяжет ли его Гретхен или заставит мучиться до конца, держа на расстоянии вытянутой руки от желаемого? Черноволосая расстегнула рубашку, распахнув края, освобождая гибкий стан. В голове его мелькали картины прошлой ночи, как он впервые распробовал это выносливое и потрясающее тело, вкусил всю запретную сладость, и как теперь хотел вернуться к этому. Она знала, как вывести его из себя и завести до предела. Девушка подошла ближе, наклонилась, снова опираясь руками на колени и разводя их в стороны, тем самым приближаясь к его лицу. Но даже прикоснуться к себе не позволяла, выматывая нервы Багвелла. У него и так с терпением не все было в порядке, из-за чего собственно и произошли все те убийства. Мужчина чувствовал потоки приливающейся к низу живота крови, как отчетливо пульсирует каждая вена, как горит его грудь и шея. Он нервно прикусывал язык, не отводя глаз от каждого сантиметра ее тела дольше, чем на секунду. Гретхен опустилась ниже до уровня ножа и, пристально и преданно смотря ему в глаза, медленно и сладостно провела языком по рукоятке. Затем взяла его в руку и резко с силой выдернула, от чего даже Тедди вздрогнул, как от удара в поддых. Ей нравилось наблюдать его возбужденную реакцию и беспомощность, но девушка все же решила дать и ему возможность поиграть с ней. Вложив нож в более-менее свободную правую руку Багвелла, она покорно и в полной готовности опустилась на колени перед ним и взметнула на него страстные глаза, полные желания и намека на полную бесцеремонность с его стороны. Теодор слегка усмехнулся такому маленькому вознаграждению, и умело подцепил одну из бретелек черного лифа, медленно спуская ее с плеча Гретхен и при этом настойчиво царапая. Небольшое острое жжение на коже заставило ее с наслаждением зашипеть, словно змею, и обнажить белые зубки в диком кошачьем оскале. Когда и вторая бретелька оказалась в таком же положении, синеглазая подалась пышной грудью вперёд и в свою очередь ощутила на собственном теле размер его желания взять ее как следует. Поэтому сама уже решила больше не мучить его и отдаться. Освободив Теодора от веревок, девушка медленно и не спеша села к нему на колени, закидывая обе руки на шею. Он не сразу выплеснул весь пыл, который накопился за эти пару минут, и тоже подыграл ей в плавности в такт заканчивающейся музыке. Обнял притягательную талию, гладя каждый чувствительный участок спины, уже не обращая внимания на шрамы. И с неподдельным тихим и довольным рычанием он заполучил свой заветный и обожаемый поцелуй, закрывая расслабленно глаза, словно это был самый сладкий глоток меда в его жизни. — Боже, как ты хороша, — с упоением произнес он. — Лучше, чем тринадцатилетние девчонки, которые не давали тебе покоя на воле до Фокс Ривер? — мурлыкала она, требуя от него еще большего признания, внимания только к себе и параллельно стягивая с его широких плеч темно-бежевый пиджак. — Да, — выдыхал он, пальцами изучая кружевные узоры на ее белье. — Лучше, чем твои юные сокамерники, которых ты там себе заводил? — О, да, Гретхен. — он отвечал вполне осознанно, даже признавался, в том числе и самому себе. — это все было игрой. — Лучшей, чем та, что сейчас будет? — коварные синие глаза сверкнули, словно искры в темноте. Девушка резко и властно выдернула ремень из пояса его брюк и громко и беспощадно щелкнула им прямо между их телами. — Определенно. — ему уже было все равно, что отвечать, Багвелл завелся так, что ни секунды не раздумывая, подхватил ее на руки, сорвался, как голодный зверь на кусок мяса. Продолжая неотрывно целовать ее в шею, Тедди принялся ласково стягивать чулки с притягательной ножки Гретхен. Она чувствовала, что он касается рукой ее шрамов на внутренней стороне бедра. Медленно, даже нежно и невесомо. Но все равно это вызвало у нее далеко не лучшие мысли, расслабиться при этом у нее не получалось. Этот период своей жизни на войне она никогда не сможет забыть... Поэтому девушка крепче впилась губами в его поцелуи, забирая все до остатка, чтобы отвлечься. И чтобы он больше не распускал руки — решила перейти ближе к делу. Гретхен уверенно и властно опустила его на кровать и снова расположилась сверху, ластилась, как кошка, улыбалась все также коварно и заманчиво, двигалась сладостно и плавно. Так, что каждое нервное окончание заставляло содрогаться от удовольствия. Он жадно сжал ее ягодицы, провел ладонью по пояснице, пересчитал ребра и обхватил всей рукой гибкую талию, больно прижимая к себе, чтобы потом перевернуть ее на спину и быть главнее. Но она не хотела сдаваться. Чувствовала, как напрягается его пресс, мышцы, как пальцы цепляются за ее черные волосы. В этом порыве страсти и желания они крали друг у друга поцелуй за поцелуем, как самые настоящие заклятые любовники, с каждым разом возбужденно выдыхая. Гретхен целовала его так глубоко, вытворяя языком нечто будоражащее, что даже Теодор Багвелл не сдерживал ни одного стона. Опиралась руками на грудь, наклоняясь как можно ближе и отмахиваясь от непослушных черных волос, пока он сам не придержит их, касаясь горячей сухой ладонью ее лица. Ему нравилось медленно и внимательно очерчивать алые губы с уже впитавшейся помадой кончиками пальцев, когда она останавливалась, чтобы перевести дыхание. И тогда обжигающий воздух из ее вздымающейся груди таял на его ладони. Нравилось, как саднили болью царапины от ее коготков на спине, как она судорожно исполосовала ее, будто хватаясь за спасательный круг и утопая в собственной жажде. Прижималась жарко всем телом, так преданно и сильно, словно его забирают у нее навсегда. И то, как позволяла ему шептать на ухо всякие грязные слова, называть своей, приказывать быть послушной. Она все выполняла по высшему разряду, даже не задумываясь. Не останавливаясь... И как яркие синие глаза смотрели из-за его плеча в окно, готовые встречать так один восход за другим. Ей полностью хватало его одного. Девушка больше не думала ни о каких других мужчинах — он был самым лучшим. Во всем. Так же о ней думал и он. Гретхен была права — никакие партнеры не сравнятся с тем, что творили эти двое вместе. И Багвелл никогда не вспомнит прежней жизни и предпочтений. Теперь она — его главное и единственное предпочтение на ближайшее время. В такие моменты они оба понимали, что идеально подходят друг другу в этом плане. Гретхен не хотела прерывать поцелуй, возвышаясь над ним с легкой надменной улыбкой, ничто ее не тревожило и не волновало. Ни приказ вытянуть из жертвы какую-то информацию, ни очередное задание соблазнить или убить, скомпрометировать. Она могла просто делать то, что хочет без всякой цели, следуя за одним желанием. Она знала Багвелла уже достаточно хорошо, чтобы иметь представление о действиях этого мужчины, понимать его сознание, мысли, привычки и вкусы. Но не так хорошо, чтобы в любой момент он мог повести себя по-другому, грубо, жестоко или непредсказуемо. И это ей нравилось. Чувствовать каждой клеточкой своего тела жажду этого нового и неизведанного, опасного и дикого, что он мог с ней сделать. Она все готова позволить, ответить, поддаться, прогнуться или подарить ему свои лучшие стоны. Все равно она ощущала свое главенство, лидерство и контроль. Не потому, что руководила им, связывала или оказывалась частенько сверху. А потому, что сама решала давать ему верх над собой. Позволяла им обоим получать максимум удовольствия, выбирала верные пути и всегда вела себя так, как хотела. Распутно или строго, удивительно преданно или угрожающе сурово, пугающе холодно или обжигающе жарко. Потому что это все была она. Сама себе хозяйка. Никогда еще Гретхен столько не улыбалась. Не чувствовала внутреннего спокойствия и давно уже не слышала голоса и биения своего сердца так громко, как в его руках. Теодор Багвелл был последним, с кем бы могла сойтись Гретхен Морган. И тем более по собственному согласию обоих. Даже желанию, огромному, неконтролируемому и постоянному. Она была для него абсолютно не такой, как другие, кто был в постели у Багвелла раньше. Все слабые, подавляемые им, жертвы, лишь расходуемый материал. Жалкие и недостойные. Он всегда чувствовал полную власть и возвышение, преобладание и доминирование над жертвой. Мучил, истязал, использовал, вырывал душу. Они лишь одноразовые куклы… Но Гретхен, наверное, та единственная женщина на всем его пути, которая оказалась равна ему по всем силам. Физически и внутренне, морально. Родственная душа, скрытая тайна, она столько всего в себе несла, столько умела и знала. Была поистине насыщенной, «вкусной», ее хотелось рассматривать, изучать, «пробовать» и испытывать. Горящая, живая и яркая, но такая же одинокая, сильная и жестокая. И тем, что они были вместе — они нейтрализовали это друг в друге, уничтожили, только показывая свою настоящую силу. Она определенно теперь удвоилась.