***
Надзиратель прохаживался мимо, его палка, свисающая с пояса, громко и глухо стучала об гладкий бетонный пол. Девушек было четверо. Они служили здесь, на Дальнем Востоке, на границах огненной войны, уже больше полугода. Но вдруг звуки снаружи отвлекли внимание вражеских боевиков. Черноволосая перевела глаза со своих напарниц на выбегающих из здания без окон охранников. Их оставили одних, без присмотра. Все подумали, что чужая рота вернулась на базу. Это был ее шанс. — Нет, Гретхен, ты что! — громко зашептала Кемерон. Но Морган сорвалась с места, сжимая за спиной связанные руки, и так отчаянно, смело, по-девичьи бесстрашно и тихо побежала к выходу, на свет, как последняя в своем роде бабочка… Это было ошибкой.***
Один из них вдруг встал и подошел ближе. — Грязная сука, ты будешь корчиться в собственной крови, если не скажешь, где они! Удар. Прямо по лицу. Кость треснула, боль отдалась в глаза и зубы. Ее белая майка стала черной от грязи и пыли с каменных стен комнаты. — Я преподам нашей синеглазой Хаски урок, — процедил тот подонок, рывком завалив ее на спину, обессиленную и совсем слабую. Она была слабой еще в этом плане. Молодой. Думала, что все так просто. Ей не знакомо чувство такого насилия от врага. Она не знала, что он будет делать. Руки были связаны теперь спереди, она больно ударилась спиной и не совсем чувствовала, что делали с ее ногами, распутывали веревки там. Мужчина, потный, тоже перепачканный в чем-то черном, с ремнем на груди нетерпеливо сорвал с нее штаны и навис над ней. Она была физически довольно сильная и строптивая из всех, поэтому сопротивлялась и не давала им себя тронуть. Девушка извернулась и пнула коленом того прямо в челюсть, по подбородку. Солдат схватился за разбитое лицо рукой и свирепо посмотрел на нее. Вот такая она стойкая, не сломленная. Ей плевать, что их больше, она будет защищаться любой ценой. Синие глаза зло и упрямо глядели исподлобья. Не на ту напали. — Давай я буду держать ее? — предложил второй солдат. — Нет смысла, здесь все сучки тренированные. — тот, кого она ударила, поднялся медленно на ноги, вытирая кровь, не отрывая от нее глаз, и вдруг сильно засадил твердым носом ботинка прямо по ребрам. От этого она вскрикнула как могла громко и согнулась вдвое. — Несломимых нет. — утвердил победного тот, сплюнув кровь рядом с ней. Их мерзкие разговоры она слышала теперь отдаленно, поэтому подняла голову, чтобы доказать, что она еще не сдалась и готова принимать бой. — Тебе будет больно. — сладко рычал солдат, что-то сооружая в области ее ног. Будто придумал, как ее подчинить. Он схватил Гретхен за черные волосы, завязанные в низкий растрепанный хвост, огромными пальцами и заставил смотреть на себя. Голубые глаза ненавистно уставились на проклятую морду. Она стиснула зубы, тяжело дыша. Волосы липли на лицо. Кое-как ему удалось расположиться в желанном месте. — Если только попробуешь свести ноги, узнаешь, что такое настоящая боль. Она не даст им. Будет защищаться до последнего, она может. Резким сильным толчком он заставил ее буквально зарычать сдавленно и тут же воспротивиться — свести свои расставленные им голые ноги. Но чуть только она сделала движение колен друг к другу — что-то невероятно жгучее и раскаленное с дикой болью сожгло нежную кожу внутренней стороны бедра. Она вскрикнула еще громче и звонче, судорожно и пронзительно, но он только усмехался и не останавливался. Второй жестоко и грубо заткнул ей рот вонючей пыльной ладонью. Толчки словно ножи, засаженные ей в сердце, вырывали из нее силы, стойкость и упорство. Она невольно развела колени шире, чтобы раскаленный прут, оставивший ожог, не причинял еще больше мучений. Рывок — ее раздирают изнутри, распинают, губят и глумятся. Снова за самозащитой она сопротивляется и сводит ноги, пытаясь освободиться из их тисков, чтобы не дать ему делать это, но снова прут прижигает кожу, оставляя уродливый шрам, выкорчеванный след ее насилия. Больше она не делала этого, не в силах сопротивляться.***
Но они не могли оставить ее просто так. Били каждый день. Она еще не раз встретилась с раскаленным прутом. В один день ей прижгли им руку в самом больном месте, просто так. Ни за что. Она даже подойти к ним не могла, чтобы сражаться, как ее учили — жалась в угол. Она мечтала сбежать из этого ада, лишь бы ее не трогали. Что сделали с остальными она так и не узнала...***
— Эй, синеглазка. Тебе понравилась наша прошлая встреча? — он один, заходит к ней. И его злобное темное существо поглощает весь свет, воздух и запах в здании, она забывает все и видит только силуэт грязных ног и выпачканную на груди и животе майку этого истязателя. Она пытается встать с холодного мокрого пола, но руки связаны на этот раз сзади, что делает ее полностью лежачей и беззащитной. Она не может говорить — перебита грудь, ребра, сухо в горле, слепнут глаза. Но эту дьявольскую ухмылку близко над ней она видит хорошо. Она никогда не забудет его лицо. — Эй, Хаски, — голос будто эхом отдает новые порции издевательских слов в голову. Падшая собака. Он пытается обратить ее внимание на себя, так мерзко ласково. Хватает за порванную одежду рывком вверх. Она отключается...***
— У нас нет времени, они до сих пор молчат! Она просыпается. Лучи раннего солнца льются через бетонное окно, лишенное стекол, и сквозь ее черные пряди на лице слепят глаза. Руки, их она уже почти не чувствует, снова связаны сзади, девушка поднимает голову. Их силуэты у входа мельтешат. Голова болит. Но сегодня она чувствует будто внезапный приток сил. Тело почти не болит. Нужно что-то предпринять. Рядом со стеной, куда ее бросают после истязаний, есть выпирающий острый осколок. Его можно вытащить и перерезать веревки. А потом и одного из них. — Если сегодня до вечера мы не получим информацию... Она не услышала дальше. Но понимала, что все скоро будет кончено. Неожиданно он подходит к ней. — Сейчас ты узнаешь кое-что похуже смерти. — охранник поднял ее, заставил сесть, отвязал лишенные сил обмякшие тонкие руки. Рядом лежала палка, обмотанная мокрой тряпкой. Пахло это все спиртом. Мужчина поджег фитиль, вспыхнуло пламя. Он положил этот факел перед ней. Описать ее страх было невозможно. И сравнить с чем-то тоже. Жар быстро привел ее в чувства, ударил в глаза, на кожу и в дыхательные пути. Она зажмурилась и закашляла, отворачиваясь от дыма. Но голову ее тут же зло и грубо схватила мужская рука и толкнула назад к огню. На лбу, откуда свисали тонкие пряди, тут же выступил пот. Глаза горели, жутко слезились, слизистые жгло и пекло. Это продолжалось до тех пор, пока она как опьяненный и безжизненный мотылек не перестала сопротивляться. — Подумай, синеглазая. — молвил мужчина, отпуская ее затасканный и растрепанный затылок, уже успевший стать его рабочим местом. Он потушил факел бетонным песком и вышел. В комнате никого не было и голосов не слышно, база в округе пуста. Остальные снова куда-то ушли. Это был ее шанс, ее минута. Девушка отползла назад, едва прощупывая позади себя пол связанными руками, и упала на спину на тот угол, где уже звал ее заветный острый осколок. Он почти разрезал путы. — Что такое, хочешь снова поиграть? — отвратительный смех того грязного урода, его мерзкая нетерпеливая улыбка. Кажется, от углекислого газа ее тошнило даже немного меньше. Черноволосая резко освободила руки и всадила острие осколка в висок тому солдату. Он упал к ее ногам, не успев закрыть пасть. Она надавила сильнее, по самый край своего «оружия». И когда всё закончилось, Гретхен в испуге и усталости от этого отползла к дальней стене, едва дыша. — Он был первым, кого я убила осознанно. — синие глаза взметнулись в пустоту, она сейчас так пугающе холодна и серьезна. Он тоже молчал, сидя на кухне напротив нее и слушая. Представлял, что она чувствует, в своей голове. А Гретхен снова видела все это перед собой. Все звуки исчезли. Наступила глухота. Слезы намочили лицо, оставляя чистые от бетонной пыли дорожки. Девушка стиснула зубы, подтянула колени к себе и провела руками по растрепанным волосам, царапая кожу в безумии и отчаянии. Ее отношение к боли и смерти теперь изменилось раз и навсегда. Она просто хотела сбежать отсюда. Сделать хоть что-то. — Мне было 19 лет… — она улыбнулась так, что у него побежали мурашки. Истерически тихо, нервно, но спокойно одновременно. Так легко и невинно, будто это было не важно и вовсе не ужасно. Мокрые глаза с безумием посмотрели на Багвелла. — Я запомнила этот миг навсегда. — в секунду она поменялась, будто это была не она. Снова строгая и непробиваемая. Как на сеансе у психолога. Она открылась ему. И довольно легко пошла на этот шаг. Его интересовали эти шрамы. Теперь он знал. Сыну Барроуза она тоже однажды говорила что-то подобное. Но только когда была уверена, что тот не должен выжить. — Не знал, что тебя сломали так рано. Увидев его сочувствующий взгляд Морган сомкнула губы и сощурилась. Она не выносила таких моментов и жалости к себе. — Меня не сломали. Там я стала сильнее. — Гретхен вернулась в реальность. — и об этом кошмаре мне всегда будут напоминать эти шрамы. Знак того, что я пережила. Поэтому закроем эту тему хотя бы с тобой, ладно? — еще немного и Гретхен разозлилась бы, нервы не удерживали больше внутри ее жестокого агента. А она давно не выпускала наружу стерву с оружием… — Да, но если захочешь с кем-то поговорить, — Багвелл вышел из-за стола, унося тарелки и так фальшиво и шаблонно улыбаясь, что Гретхен захотелось выстрелить в него. И где ее пистолет? — Самое паршивое, что мог сделать твой рот, — язвительно отреагировала она на «утешения» Теодора. Эту фразу всегда произносили психологи, а-ля «ты можешь мне довериться, рассказать, поплакаться». А ему нравился этот ее дерзкий тон. Так и ходишь по лезвию опасности рядом с ней, как с вот-вот взбесившейся кошкой, которая нервно машет хвостом и предупреждающе прижимает уши к голове. Багвелл сорвал полотенце с крючка, словно одежду с девушки, встряхнув его, и посмотрел на Гретхен. Его бледно-голубая рубашка на ней, черные распущенные блестящие волосы лежат на плечах и груди, темные глаза опущены. Она сидит в такой развязной позе: откинувшись на спинку стула, одна нога распутно закинута на соседний стул и опирается на него своей обнаженной частью, а бедро, где были те шрамы, закрыто краем рубашки, рукава закатаны до локтей. Задумчива. Сейчас она не боялась ходить такой свободно раздетой. И уж тем более раздвигать ноги. С этими мыслями мужчина осмотрел ее сверху вниз и обратно, и поймал себя на том, что точно так же когда-то хищно и плотоядно рассматривал свою Сьюзен, которая намазывалась кремами перед зеркалом в спальне. — Мне надоело есть одни яйца по утрам. — вдруг капризно и возмущенно выдает она. — неужели больше ничего нет? — синие глаза в черной дымчатой обводке посмотрели требовательно на него. — Они полезны для мозга, — как-то машинально и не задумываясь ответил Теодор, отворачиваясь. Его отец твердил ему это вечно. Польза для мозга гениального сыночка, конечно. Хотя это последний человек, который мог говорить ему о полезном… Он мог тоже рассказать ей о своих кошмарах прошлого. Но она, конечно же, давно все о нем знала. — Что? — увидев его задумчивое лицо переспросила невинно она, уже забыв об этом разговоре и включая телевизор для фона. — А что, в Компании на завтрак был шведский стол? — так же недовольно буркнул он в ответ, заварив себе кофе и садясь обратно напротив нее. — Готов поспорить, на ужин вас не ждала запеченая красная рыбка с лимоном, бокал вина и теплая постель. — продолжал ехидничать Багвелл, усмехаясь и словно возвышая все свои успехи. — Тихо, — она нахмурилась и махнула на него рукой, уставившись сощуренными глазами на висящий над его головой экран. — Что, я прав? — он все выбирал самую сладкую конфету из тарелки, не обращая внимания на ее настороженность. — З-замолчи, — прошипела она, словно змея, приподнимаясь на коленях, и, нависая над столом, приблизилась медленно к нему. Глаза ее злые и полные ненависти не отрывались от телевизора. Багвелл обернулся. На экране он увидел знакомое лицо, которое больше всего не ожидал когда-либо еще раз увидеть. Близко посаженные глаза, рыжеватые кудрявые волосы, нарочитый белый костюм с галстуком. Что-то вещает в присунутый к его лицу микрофон и улыбается перед вспышками камер. Дональд Селф собственной персоной. Жив и здоров.***
— Если ты не отдашь мне его, я сама найду и пристрелю тебя из него. — Да брось, у тебя же не было патронов. Гретхен судорожно переворачивала все на своем пути в поисках пистолета. Надо было еще тогда утром после неудавшейся «мести» Багвеллу забрать его и спрятать. Тедди с неубедительным видом спокойствия следовал за ней, боясь остановить ее на пути разрушения своего жилища. — У меня их там не было так же, как тогда на парковке. — едко ответила девушка, наконец, завладев оружием, и быстро вытащила все патроны, проверяя их количество. А вообще она не помнила, сколько их было изначально. — Эй, синеглазка, на что он тебе сдался? — развел руками мужчина, бросив попытки ей мешать. — Не смей! меня так называть. ясно? — Морган резко прижала Багвелла к стене, сдавив предплечьем шею и наставив пистолет. — эта сволочь держала мою сестру и дочь под прицелом. — А то, что этот прицел наводил я, тебя не смущает? — едва проговорил он, боясь посмотреть ей в глаза и спровоцировать выстрел. В такие моменты все, что было между ними за это время, все жаркие ночи и совместные дни беспощадно стирались из памяти с молниеносной скоростью. Для нее будто ничего и не было. Рядовая надобность. Принудительная формальность. Пользование тем, что было удобно. Но она опустила руки и глаза, вмиг успокоившись. — Я убивала женщин, подростков, убирала своих по приказу, — после паузы тихо и нехотя проговорила она, задумчиво прохаживаясь по комнате. — тебя заставили так же, как меня. Ты бы не сделал с ними что-то. И если бы не ты, Барроуз прикончил бы меня тогда, — она села спиной к нему на все ещё стоящий перед окном стул с веревками и откинула волосы назад движением головы. Видно, что ей было тяжело это признавать. Спас ей жизнь? Нет, она никогда не скажет ему «спасибо» в глаза. Поэтому будет молчать об остальном. Щелкнул предохранитель. — А он уговаривал убить меня. Пристрелить, как шавку. Да и сам был готов сделать это в любой момент. — Не думаю, что Селф до сих пор помнит об этом. — Но это еще не все, — она подняла глаза и взглянула в пустоту, будто в то далекое прошлое. — когда вы уехали, оставив меня с простреленным животом, у меня все же был шанс уйти. Исчезнуть навсегда, из жизней всех, с кем я имела дело, никто бы не узнал. Я добралась до дороги, где меня должны были подобрать. — Генерал Кранц позаботился о своей.. — Багвелл сдержал себя. — сотруднице? — Но вместо билета в свободную жизнь ко мне подослали копов. И это был Селф. — послышалось еще пара странных щелчков. - я отомщу ему. Заставлю его молить о пощаде, страдать так же, как мою сестру, чего бы мне это не стоило, и мне плевать, что ты на это скажешь, со мной ты или нет. — она развернулась, все еще разбираясь с механизмом пистолета. — У меня нет выбора, когда у тебя в руках пушка. — спокойно и так расслабленно ответил он. Но в душе Теодор решил, что тоже будет в этом участвовать. Только иначе, чем она планирует… — Моя или твоя? — Морган мимолетно глянула на его безразличное лицо и, вновь опуская взгляд, на секунду задержала его в районе его бедер. — В обоих случаях, — как-то болезненно и настороженно ответил мужчина, подернув плечами. Она подошла к нему. — Заело. Надо смазать. Займешься? Глаза их встретились. Неужели доверит ему свое оружие? Неужели просит о помощи? — Конечно. — отвечает он машинально. — Отлично. — синеглазая снова достает магазин и поочередно вынимает все патроны. Вставляет пустой обратно и отдает ему. Неужели заботится о том, чтобы он не выстрелил в себя случайно? Ага, как же. Отдаст она ему заряженный пистолет. Одно из двух.