***
Такого волнительного и тяжёлого утра у нее ещё не было. Голова всё ещё болела от навязчивых мыслей об их плане, о врагах и мести. И это всё никак не могло уместиться с ними на одной полке, ещё одной кучи проблем им только не хватало. Она не выдержит и не станет с этим разбираться. Морган закрыла дверь, включила лишь слабую подсветку у зеркала и прижалась спиной к стене. Волосы растрепаны, халат был уже не так приятен к её жаркому от волнения телу, вся бледная. Она вытерла лицо рукой, вздохнув последний раз, и опустила глаза. Черт, только не это. Как?!***
На кухне работал телевизор фоном, мужчина спокойно сидел за столом и завтракал горячей яичницей, смирно дожидаясь, соизволит она присоединиться или нет. Снова ли на неё нашло смятение или неуверенность в успехе их плана отмщения? Но на стол прямо перед ним вдруг упала какая-то пластмассовая штука. Багвелл замер. — И что нам теперь делать? — её голос был строгим и требовательным как никогда, а поза — угрожающей. Даже в шелковом халате. Мужчина медленно выпрямился, отложив вилку, с опаской и недоверием глядя на предмет. Весь белый и похолодевший в секунду. Он никогда раньше не видел этого, но мгновенно догадался обо всём. Не трудно понять, что означают две красные полоски в тесте на беременность. — Это что? — начал заикаться он, решившись взять его в руку. Протез невольно потянулся к лицу, на котором предательски начали подрагивать все мускулы. — Класс, просто класс, — все сокрушалась Гретхен, судорожно оттягивая волосы назад пальцами и мечась по кухне. — Я должна была догадаться ещё тогда. — тихо, но эмоционально винила и проклинала себя она. Как это возможно, ведь Морган думала, что давно потеряла возможность иметь детей, после всех своих служебных переделок, драк, сколько раз она была в плену, под алкоголем, пытками и чуть не умерла от голода! Она просто упёрлась локтями в стену и закрыла глаза, замолчав. — Ты что, — а он уже не мог связать и двух слов в своей голове. Все мысли просто испарились, как дым, уступая место одной — об этих двух полосках. — Ты что, беременна? — все его мышцы начали дрожать, а на лице эмоции с жалостливым видом сменяли одна другую. Он произнес это слово так неуверенно и осторожно, будто с трудом выговаривая. Тедди никогда в жизни не чувствовал всего этого — шока, тревоги, волнения, страха, радости, опасения и дичайшей растерянности и недоверия — одновременно и друг за другом за эти невероятные пару секунд, что он держал тест в руках. — Но как? Я же… — он знал, что не может иметь детей уже давно, возможно, с самого детства из-за издевательств отца, и вообще никогда не думал о том, что подобное может случиться. И она… Судя по тому, что она пережила и какие истории ему рассказывала, он даже не заикался о резинке и проблемах по этому поводу. Вообще никогда. — Мне сказали, что я бесплоден. — теперь стал совершенно серьезным мужчина и повернулся к ней с вопросительным лицом. Началась стадия отрицания и подозрения, что это, должно быть, ошибка. — Значит, тебя обманули. — ей не было интересно слушать его подозрения, она знала это абсолютно точно и пыталась придумать, как решить эту проблему. — А ты уверена, что… — Да, уверена, у меня задержка уже несколько недель. Надо было ещё раньше всё решить. — Морган не переставала винить себя. И жестокие шутки судьбы. — А «раньше» это когда… — Ровно две недели. — нехотя проговаривала она, ходя из стороны в сторону и нервничая все больше. Какая разница, когда? От ребенка нужно срочно избавиться. Значит, это было тогда. В ту самую ночь, как он спас её на рушащемся мосту… Невероятно. Именно тогда они всё поняли друг о друге… Первая ночь, когда они действительно любили друг друга. — Так, ладно, я знаю, что надо делать. — внезапно из глубокой задумчивости его вывели её быстрые и резкие, как гром, слова. И звук открывающейся дверцы гарнитуры за спиной. Багвелл дернулся с места в такой панике, что чуть не свалил стол и стул, как ошпаренный, пытаясь уследить за её действиями. Девушка решительно достала с полки коробку с лекарствами, выложила и приготовила пару каких-то баночек, не моргнув и глазом. Это её холодное и безразличное лицо напугало его до ледяного пота. — Что ты делаешь? — он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько беспомощным и слабым, будучи не скованным ничем. Он просто не мог даже прикоснуться к ней, потому что не знал, что делать. И вообще боялся даже голос повысить. Что им, двум сорвавшимся с цепи безжалостным разыскиваемым преступникам, теперь с этим делать? — Избавляюсь от плода, что ещё по-твоему мне остаётся? — это была совершенно неуравновешенная и неестественная холодность, спокойствие и равнодушие. — Это не нужно ни мне, ни тебе. Настроена как всегда окончательно и бесповоротно, так, что танком не остановишь. Начала собирать из разных таблеток какой-то опасный коктейль, как вдруг ее руку железной хваткой перехватил он. Теперь Багвелл не был так неуверен и смущён. — Ты что, — в его глазах на секунду загорелся дьявольский огонь. — хочешь лишить жизни нерожденное дитя? — но что-то внутри остатков его души смягчило этот порыв гнева и возмущения. И рука ослабла. Таблетки рассыпались по полу. — Твое дитя. — он отпустил ее, оставив след на запястье. Морган молчала. — Всю жизнь, — теперь тяжело было ему. — я жил с мыслью, что мой род никогда не продолжится. Я считал себя наказанным богом за рождение во грехе, а ты.! — он не мог поверить, что она готова вот так холоднокровно и легко убить в себе жизнь. Которая сама по себе зародилась невероятным чудом! Он не знал, первый ли раз лично она с подобным сталкивалась и как к этому относилась, но для него в этот момент перевернулась вся жизнь. Он смог… он и она. Теперь все совсем по-другому. — Я не позволю тебе убить моего… — у Теодора порывало крышу. — о, Господи, — мужчина потрепал голову, не зная, куда себя деть, и врезал протезом по стене. Неужели им дали шанс? Ему. Его проклятой крови. Но почему сейчас? Худшие люди, худшее время. Что они могут дать этому ребенку, какую жизнь? Какая из них вообще пара и тем более… Нет, это безумие. Но он готов на все ради этого шанса. Удержать её. — Не смей ничего с собой делать, ты поняла? — пригрозил пальцем он, глядя на девушку безумными глазами. Он не знал, что им делать дальше и как вообще быть. Но точно не позволит ничему случиться с ней и этим ребенком. — Не строй из себя праведного защитника. — прошипела она, недоверчиво чуть покачав головой. Да, ей было ужасно осознавать, что он так впечатлился этим и отстаивает жизнь её же ребенка, а она хватается за таблетки, чтобы вызвать выкидыш. Но это она недооценила его. Привыкла быть в одном лишь образе преступницы и агента рядом с ним, и поступила так интуитивно, на инстинкте самосохранения, сохранения их дела. Даже не задумалась, что он может отреагировать иначе, не быть того же мнения, что и она. Гретхен ещё многое не знала об этом человеке. Но в ней сыграл другой инстинкт, более сильный. То, что заставило её выбросить мысль об аборте из головы. Это то, что она уже была матерью. Она прекрасно знала и помнила, каково это, когда внутри тебя находится ребенок. Всё утро они не разговаривали, проводили часы раздельно друг от друга, каждый в своем деле. Она должна была успокоиться. Хоть какими-то легкими таблетками, что он приносил еще неделю назад. Выпив две штуки, Морган поставила банку на место и случайно уронила свою косметичку. Оттуда выскользнула оставшаяся пара пластинок, которые она предлагала парням. На одних витаминках для сна она не угомонит свой организм, поэтому долго думать не пришлось. Они всё равно безвредны. На вкус как мятная жвачка. Может, это и вовсе никакая не трава? Дальше Морган решила опробовать новое оружие, так как пострелять вместе с его парнями не успела вчера. Время идет, ей надо тоже что-то делать. Стрельба и хорошая отдача всегда либо заводили ее, либо усмиряли — в ту или другую сторону в зависимости от настроения. Должно сработать. Да плевать — ей нужно было занять себя чем угодно, лишь бы не думать об этом. Гретхен не притронулась к еде — это было бесполезно. От любых напитков кроме воды ее тоже тошнило. Как и в общем-то от самой себя. Но одной в гараже ей не становилось лучше. Оружие не слушалось в её руках. Пара выстрелов — и все промахи несмотря на близкое расстояние. У неё начиналась депрессия, нервы сдавали с максимальной скоростью. Даже перезарядить патроны было непросто — пальцы дрожали, как и сами мышцы. Она не могла прицелиться и отключить голову, унять себя. Металась по пустому помещению, ненавидела все, что попадалось ей под руку. Её бросало в жар. Но она решила бороться до конца. Перевязала запястья эластичными лентами, чтобы унять дрожь, и снова твердо занесла пистолет впереди и прикрыла один глаз. Ничего не получалось. Выдержки просто нет. У нее начинался настоящий нервный срыв. Она хотела избавиться от мыслей, что дальше она станет слабее, уязвимее, теперь она не такая сильная, не агент, не Гретхен Морган, что это крест на ней, она больше непригодна, вышла из строя. Даже оружие не может держать. А отступать она не собиралась в ближайшие годы. В панике заряжая патрон за патроном, Гретхен прижала холодный металл к низу живота, ища опору локтям. Но в какой-то момент она просто обессилила и швырнула его на пол, вытирая лицо и покрасневшие мокрые глаза руками. Это безумие. Почему опять она? Рождение Эмили было настоящим испытанием для двадцатилетней девушки, у которой не было ничего. Только один мужчина, тот, кто стал её отцом, наставником, любовником и учителем. Ее семьей и всем самым дорогим. Но потом это все перешло к ней. Но и этого её лишили. Из-за того, кем она была и чем занималась. Она была не достойна Эмили. Ребенок ни за что не выбрал бы себе в матери такую как она. Какой она была. И Морган не чувствовала, что изменилась в лучшую сторону. Её она спасла таким ужасным образом от самой себя. Что она могла? Какой бы вырастила её? А теперь еще на одну сломанную несчастную судьбу станет больше. Неизвестно еще, что было бы милосерднее — убийство двухнедельной клетки или обречь ребенка на такую жизнь, как у них? «Почему ты плачешь, мама?» — внезапно раздавшийся в её голове голос моментом вывел её из истерики. Ей казалось, она сходит с ума. Вокруг не было ни души, но перед глазами всё плыло словно под водой, какие-то вспышки, пелена слез. Но перепугалась она чуть ли не до потери пульса. «Что случилось, мамочка?» — галлюцинации еще долго не собирались отпускать её. Это было страшнее дыхания смерти за плечом. Тело в секунду похолодело. «Ты мне не рада?» Но она никого не видела, даже не могла разобрать, чей это был детский голос, похожий на Эмили. Морган испугалась того, что это с ней происходило в первый раз, даже не во сне и совершенно забыла о возможном действии той дряни, что она намешала в добавок к успокоительному. Этот бред вылетел из её сознания, когда Гретхен просто беспомощно прижалась спиной к стене и сползла на пол, прячась от этих навязчивых мыслей. Времени, чтобы восстановить дыхание и успокоить внутренний тремор, понадобилось не мало. Просто закрыть глаза и отдышаться. Тишина позволила ей убедиться, что вокруг безопасно. Синие глаза опустились с ужасом к ногам. Обе руки были ватными, но лежали на животе. Как только она начала возвращаться в реальность, боль ощущалась сильнее. Внутри. То ли это снова призрачный остаточный шок от ударов на мосту, то ли так ее обжег холод от металлической рукоядки револьвера. Нет, только не это. Все последние дни её тело, видимо, боролось с теми ранами и старыми следами черноты в ее органах, и зарождающаяся жизнь прорывала себе путь внутри неё, держалась за свой шанс. Поэтому она чувствовала такую боль и видела кошмары по ночам. В ужасе хваталась рукой за низ живота, как и сейчас. Ей казалось, что это наказание настигало её. В голове всё еще стоял едва слышный отдаленно плач младенца…***
Теперь ванная комната стала её личным кабинетом, она заходила сюда по сто раз на день. Температура тела не понижалась, мышцы все ещё казались ватными. Ей надо было просто отдохнуть, а не бежать стрелять из всего их арсенала в десять часов утра. И изменения с ней происходили слишком быстро, поэтому паника, хоть и внутренняя, не отпускала ни на минуту. Как и сейчас. Вода приятно охладила руки и лицо. Нет, никаких врачей. Она сама справится. От неё всё равно ничего не зависит теперь, остается только ждать. Кровотечение, пускай и небольшое, было не очень хорошим признаком. Хотя, возможно, из-за всего этого да еще и на раннем сроке это допустимо. Сколько можно думать только об этом? Прошло несколько часов, но для неё время в бездействии тянулось дольше. Погода менялась так же, как её настроение и самочувствие. А к вечеру солнце в окне так разогрело, что Теодор впал в легкий сон прямо перед ним, развалившись спиной к стенке шкафа. Здесь его никто не трогал. Он уже давно не видел никаких снов. Только смутные блеклые картины из прошлого, вчерашние впечатления или какой-то несвязный бред, который забывал сразу же, как просыпался и видел ее в своих рубашках и футболках. Но на этот раз он будто побывал там наяву… И все происходило так плавно, но не замедленно, своим чередом, как в каких-то воспоминаниях. Которые будто бы, и правда, были результатом того, что случилось когда-то давно. Восемь лет назад, когда он сидел. Всё тот же прогулочный двор Фокс Ривер, небо какое-то странно-светлое и даже белое высоко над головами заключенных. Их почти не осталось в этом загоне, к прутьям которого прислонился он. Стоял в своей стандартной позе, в самой дальней стороне от всех, как можно дальше от стен тюрьмы. Но чувствовал себя дома, будто бы он охранял это место, как самый авторитетный и долгий его житель. Которому уже никто из охранников не прикажет отойти от стены и пошевеливаться за остальными, ведь время прогулки вышло. Заключенные медленно брели в родные стены, а он все смотрел, прислонившись спиной к светло-серому забору, одной рукой в кармане, а другую — по привычке задумчиво покусывал, только кончики пальцев. Даже не думал удивляться тому, что обе конечности целы и невредимы. И он сам будто лет на семь моложе, всё такой же лохматый с прорезающейся бородкой, в белой кофте и голубой или синей куртке. Все цвета вокруг были бледными и холодными, выгоревшими, что ли. Он устремил свой взгляд вдаль на появляющийся из неоткуда яркий свет. Словно пришествие ангела из-за облаков, этот луч раскрыл пространство в паре метров перед ним, ослепив, и выпустил из своих объятий знакомый силуэт. Тогда он смог разглядеть её. Черная майка, брюки с кожаным ремнем, распущенные прямые черные волосы и синие глаза. Такое чистое и светлое ангельское лицо. Она совсем другая. Улыбается ему словно по-родному совершенно потрясающе. Но он теряется, напряженно отходит от забора и опускает руки, меняясь в лице. Что же она здесь делает, посреди тюрьмы? Ей здесь не место, как её увести отсюда? Все эти мысли начинают беспокоить мужчину, он волнительно ждет чего-то. А она уверенно идет ему навстречу, не оборачиваясь на окружающих, подходит, словно поддерживаемая ветром и этим светом, заглядывает в глаза и сразу же кладет обе нежные руки на лицо, целуя. Не то, чтобы он чувствовал что-то, то, что обычно чувствует при поцелуе с Гретхен, но будто бы наблюдал за этим со стороны. Мужчина сам ответно обнимает её: одну руку кладет на поясницу, другой приглаживает её смоляные волосы на затылке. С чего это она? Что хочет ему сказать? Почему пришла сюда, совершенно не боясь людей вокруг и положения, в котором они теперь оказались, будучи здесь? Они же не сбегут. Ей это было неважно. Отпускает, она отстраняется, кладя руки на его белые твердые плечи в кофте. Он вопросительно и всё ещё взволнованно смотрит на неё и касается ладонью живота. Она не задерживается, ничего не говоря начинает отходить назад. Взгляд у неё совершенно неземной, не её. Она в жизни никогда так не смотрела. Так счастливо и умиротворенно, спокойно. Но она что-то таила в себе, что не хотела говорить ему словами. Отходила всё дальше, и этот свет постепенно снова огибал ее лучами, превращая в свечение. И сильнее всего — именно нижнюю часть тела, словно прорезался сквозь нее, через живот. — Нет, — произносит он тихо, понимая, что ребенок исчезает. До конца. Но она слишком далеко. И смотрит на него. Ей жаль. Улыбается с неимоверной раздирающей сердце болью… В ту же секунду он просыпается с взбудораженными звуками, как по тревоге, и выпрямляется, сбрасывая с колен газету, и рукой чуть не задевает чашку чая на окне. Разумеется, все эти мысли вызвали соответствующие видения во сне. Но эти образы определенно что-то значили. Что-то нехорошее. Но будто это уже было в прошлом. Наверное, когда-то она, и правда, была такой. А он ещё не потерял всё. Если бы они встретились раньше — как бы всё сложилось? Если бы бродяга-извращенец повстречал на своем пути испорченную хорошенькую девчонку с такими же наклонностями, как у него, эту встречу запомнили бы все. Но так же неинтересно, правда? Увидели друг друга еще раз они только вечером. Он собрался с мыслями, успокоился и зашел на кухню, где уже застал её. Гретхен со своим фирменным каменным лицом сидела за стойкой и что-то крутила в руках. Всё ещё бледная и без настроения. Багвелл молча прошел мимо, косясь на нее, и открыл холодильник. Не притронулась ни к единому продукту. Он хотел было возмутиться и начать причитать, как вдруг увидел, что в руках у нее один из пистолетов парней. Но то, что при этом она была мрачнее тучи и молчала, как на допросе, заставило его тут же заткнуться и покрыться мурашками. Никогда не известно, что у этой женщины в голове. — Постреляла? — поинтересовался осторожно мужчина, стоя у неё за спиной. — У твоих парней много козырей в рукаве. — загадочно произнесла она. — О чем ты? Гретхен спустила курок. Патронов, разумеется, не было. Пистолет только характерно щелкнул у неё в руках. Этот звук настораживал. — Пистолет Colt Gold Cup Trophy один из лучших спортивных стрелковых оружий. — начала она задумчиво. — Обычно для него использовались патроны 45 ACP. — Как и для любых 45-калиберных, разве нет? — нахмурился он. Багвелл не то чтобы разбирался в моделях оружия, но поверхностные знания присутствовали. — Да. Но мало кто знает, что для него можно использовать и другие патроны, крайне редкие в Америке. — И что? — Так вот это не он. — произнесла девушка, положив тяжелое оружие перед собой. Справа было выгравировано название. Но что тогда с ним было не так? — Это усовершенствованная следующая версия — Colt Gold Cup National Match. Для него подходят и патроны 45 калибра и те, что я видела только у агентов, с которыми мы работали — 38 Super Automatiс. — она повернулась к нему. Даже и забыла уже об утреннем разговоре. Что ж, она была обучена быстро забывать и выбрасывать из головы ненужные впечатления и переключаться на текущие дела. — Или твои парни чего-то не договаривают, или работают с тем, кто может легко достать подобное оружие. — догадывалась Морган. Давно ей приходилось вспоминать такие подробности в последний раз. Разве что на службе. — А ты что, всю военную энциклопедию наизусть знаешь? — но Тедди был больше поражен её памятью и познаниями, чем самим фактом наличия у его парней весьма не уличного оружия. Они то не знают, что это она в их паре солдат-плохиш, а не он. — Нет, только то, что мы использовали на заданиях. — ответила она незаинтересованно. — Мне надо с ними увидеться. Еще раз. — она снова стала решительной и уверенной. — Со всеми. — Для чего? Спросить адресок точки сбыта какого-то странного оружия? — Нет. — девушка одним мощным движением взвела курок, хоть и холостой. — Просто поговорить. Она это не серьезно, просто пугала его. Заставляла понервничать. Это она умела. Морган уже собралась уходить, чтобы убрать пистолет на место к остальным, но Ти-Бэг опомнился и остановил её, схватив за руку. — Стой, — мужчина осторожно и как можно спокойнее забрал у нее Кольт и отложил на стол. Она скрестила руки. Если он опять заговорит об этом… — Ты уверена, что нормально себя чувствуешь? — пытался выговорить Тедди. Да, он хотел показать, что ему не все равно. Он привязался к ней и не мог теперь оставить в таком состоянии. — Ты какая-то бледная. — к тому же его все еще напрягал тот сон, где она тоже была белее снега. Морган настороженно прикоснулась ладонью к щеке. Неужели, остыла, наконец? Но она оказалась гораздо холоднее. — У меня температура упала, — произнесла как-то расплывчато девушка, смотря перед собой. Не от оружия же у нее похолодели руки. — Это плохо? — сразу заволновался он. Теодор начал беспокоиться за её состояние не с сегодняшнего утра. А еще две недели назад, когда их обоих чуть не забрал господь. — Нет. Но и не очень хорошо. Наверное, от голода. — она потерла шею и вышла из кухни. И как ему теперь себя с ней вести? Это ведь не агент Гретхен Морган, работающая на Компанию, это беременная женщина! И приставка «его» теперь совсем не вязалась с этим фактом. Что от неё ждать, что с ней вообще сейчас происходило, каково ей? Какие мысли в голове? И вообще передумала ли она? Или осталась равнодушной только из-за него? Теодор хотел задать ей все эти вопросы, но оба были не в том состоянии, чтобы обсуждать что-то подобное. И всю ночь они будут думать, лежа по разные стороны кровати. По крайней мере, он и глаз не сомкнет, в жалких попытках угомонить свое сердцебиение.