Slowtown

             Даже стоя под мрачным, серым небом Нью-Йорка, Чонгук понимал, что ни за что не променял бы этот город на что-то другое.       Прямо за его спиной, на юге полуострова, небоскребы, возвышающиеся над стальным небом, где облака низко спустились над городом, отчего возникает чувство тяжести темно-серых образований из воды и молекул, опускающихся как долго лелеемый акт возмездия, который удушает и ухудшает жизни миллионов жителей полуострова и его приграничных районов за рекой.       Даже в Хеллс Китчен* было заметно, что между погодой и человеческим стремлением подняться в небо, которое проходило в нескольких километрах к югу, произошла немая борьба за власть. Кроме того, если дома были чуть больше двадцати метров в высоту, то запах горящего топлива с загрязненной реки Гудзон прокатится по улицам и перекресткам, хотя раньше это казалось возможным только в Манхэттене.       Чон Чонгук только что вышел из станции и равнодушно заметил, что погода, с того момента как он зашел в метро в Чайнатауне, изменилась. Он вышел из тени Делиса, накинул капюшон на темного цвета волосы, окраска которых не менялась вот уже пятнадцать лет, и засунул руки в карманы джинсовой куртки.       Однако он уже вырос, и только настоящий знаток человеческих душ (он же Ким Тэхён) мог связать высокорослого, пугливого молодого человека с маленьким, застенчивым ребенком, который никогда не слушал свою мать, пока не становилось поздно, а его колени были разбиты и окровавлены. Чон Чонгука уже давно ничто не связывало с его пятилетним «я»; Ким Тэхён, его лучший друг и капитан большинства его капризов, также неизменно уважал Чонгука и был предан ему.       Действительно, Тэхён был причиной, почему в такой ранний час Чонгук направляется в квартал, в котором он, благодаря лучшему другу, провел большую часть своей жизни. Хеллс Китчен, некогда переименованный в Клинтон, разделен на две части, был не раз подвергнут разным экспериментам и оклеветан.       Чонгук взглянул на экран телефона, который он привычным быстрым движением вытащил из кармана куртки. Непрочитанных сообщений от Тэхёна нет, что было ожидаемо; ещё только девять утра, а Ким не имел привычки проводить начало дня в состоянии отличным ото сна. В отличие от самого Чонгука, который в течение уже трех лет начинал свой рабочий день не позже семи часов.       Чонгук вздохнул и вышел с дорожки на улицу, открывая чат с самим собой, куда он скинул утром адрес, когда Вонпиль сегодня зашумел ровно в пять сорок шесть. Бегун толкал ему ночные смены, каждый раз доставая неудобными звонками и вырывая из сна в нехристианские часы.       — Йоу, малыш, береги себя, — сказал ему на прощание старший гангстер, словно занимался он этой работой всего два месяца, и будто он несколько дней назад не спасал неблагодарную задницу — Вонпиля — от вражеской засады. Чонгук лениво бросил в ответ сарказмом, но тот увернулся, завершив звонок.       — Лучше доставь мне что-нибудь хорошее, Вонпиль, — пробормотал он себе под нос, засунув телефон обратно в карман, и взглянул на проехавший мимо Шевроле.       Он очень неохотно ехал по полосе движения Хеллс Китчен, особенно из-за того, что снова находился в каком-то беспорядке, отчего ему пришлось менять линию между Бликер-стрит и Бродвеем, поэтому длительность поездки немного увеличилась.       Он жил в этом городе всю свою жизнь, четырнадцать лет из которой в этом районе, но, тем не менее, безупречная навигация по веткам метро была по-прежнему в списке его навыков.       Не то чтобы Тэ не знал, как проехать на метро, но всё же для постоянной жизни в Нью-Йорке он не подходит в любом случае, — так сказал бы Чонгук, несмотря на неукротимую любовь к своему лучшему другу.       Адрес, который ему утром дал Вонпиль, находился не менее четырех кварталов к северу, и Чонгук ускорил шаг, достигая бордюра противоположной стороны улицы. Чем быстрее он справится с этим, тем быстрее выйдет из своего положения повседневного Sicario**, как он в шутку говорил о своей работе.       Слово Sicario взяло своё начало из лексикона колумбийской мафии, где боссы нанимали профессиональных убийц, которые были зависимы от своих покровителей.       На деле Тэ являлся сыном босса одного из кланов, а Чонгук не был никаким профессиональным убийцей.       Чон ускорил шаг, хотя у него было ещё достаточно времени, чтобы рассмотреть знакомые пейзажи Хеллс Китчен, к которым обычным утром понедельника жители относились с апатией. На первых этажах в основном были продуктовые магазины, кафе со стоячими местами и случайные закусочные, на уровень выше был жилой квартал — полуоткрытые жалюзи, открытые окна, из которых слышны отголоски музыки, исчезающие в затопленной шумом улице.       Чонгук вырос здесь, посреди Хеллс Китчен, после того, как навсегда покинул родной Бруклин после смерти матери, и, честно говоря, он полюбил Клинтон каждой клеточкой своего тела; он любил маленькую архитектуру, относительное спокойствие, которое менялось с каждым кварталом, любил Гудзон на западе города, тысячи лет сверкающий во рву между Манхэттеном и Нью-Джерси, отчего утром теперь можно просыпаться под крик чаек.       То, что отец Тэхёна оставил сыну Хеллс Китчен в качестве домена***, который впервые заслужил признания, поначалу Чону это казалось своеобразным намёком — слегка ироничным, но со щепоткой фатальности, на которую он был только способен.       Юноша хорошо ориентировался здесь; и если это не является его достоинством, то значит, он оказался не в той сфере деятельности.       Адрес, который дал ему Вонпиль, вел его прямо по шестой авеню, перемещаясь в сторону Центрального парка, так что совсем скоро он увидит зеленые макушки деревьев сквера, которые периодически мелькают среди домов.       Менее чем через десять минут он оказался перед многоквартирным домом, куда он приходил всего два раза в жизни в возрасте от одиннадцати лет до шестнадцати, по дороге из школы, которую он посещал. Само здание едва ли можно было отличить от тысячи других также же невысоких, которые можно встретить в Хеллс Китчен на каждом углу.       Чонгук вынул телефон из кармана куртки, одновременно сопоставляя имена на табличке с номером квартиры.       Квартира находилась на самом последнем этаже — мансарде, а входная дверь заперта центральным замком с шумоподавлением и домофоном.       Он вздохнул. А чего он ещё ожидал?       Чонгук вернулся на тротуар, прошел мимо ряда домов, снова завернул на главную дорогу — шестое авеню, и зашел на задний двор, где стоял контейнер с мусорными мешками. Он пролез в узкое пространство между двумя соседними домами и взглянул вверх. Как правило, местные жители не особо рады, когда у них на заднем дворе бродят незнакомцы. Он не мог их винить. Время играло ему на руку: в понедельник утром вряд ли кто сидит у окна, чтобы поймать с поличным людей, незаконно попадающих в квартиры.       На задний двор дневного света попадало мало; четыре здания, выстроившиеся вокруг небольшого местечка, на котором было припарковано несколько велосипедов, плотно прилегали друг к другу, образуя бетонную палатку, и перекрывали любое тепло и свет. На одной стене было прикреплено баскетбольное кольцо, а красного цвета мяч лежал без движения под ним.       В этом здании была дверь, ведущая в подвал, и только когда юноша смог получить туда доступ, его взгляд упал на пожарную лестницу. Сделав несколько шагов назад, Чон разогнался и прыгнул, ухватившись за концы лестницы. Аккуратно поднимаясь, он достиг железной решетки, через два пролета от которой было нужное окно на мансарде. В темной квартире царила тишина. Пытаясь не создавать шума, Чонгук аккуратно толкнул ржавую основу окна, молясь, чтобы заржавевший механизм не заскрипел.       Чонгук пролез в открытое окно, опуская ноги на пол пустой квартиры, в которой мебели не было вообще. Комната едва ли выглядела жилой: бледные цветочные обои, наклеенные на стены, кое-где были разорваны в клочья и покрыты разводами от воды, а дощатый пол будто страдал от агрессии хозяина, время от времени бьющего его молотком.       Чонгук прошёл по раздробленной доске — она была в очень плохом состоянии — и подошёл к двери, обклеенной наклейками, которые кто-то пытался отодрать, но потом оставил их. Из-за двери доносился голос. Чон прижался к дереву ухом, пытаясь уловить отрывки фраз.       — Новая фура должна быть готова не позднее сегодняшнего вечера, — сказал низкий, глубокий голос с южным акцентом. Чонгук не был уверен в том, какой именно язык это был: испанский, португальский или итальянский.       — Резчики совершенно переутомлены, — произнёс второй голос с нью-йорским акцентом, Квинс или, возможно, из самых восточных районов. — Мы не можем позволить им снова передвинуть дневную смену. Босс, конечно, не будет рад, если мы дадим его работникам сдохнуть от перенапряжения.       Первый человек засмеялся — хрипло и грубо, будто наивность собеседника забавляла его.       — Ну и что? Он хочет видеть результаты, а не благотворительность. Кроме того, резка вряд ли является экстремальным видом спорта.       Его собеседник ответил смиренно:       — Ну, хорошо. Но это на твою ответственность. Я говорю, что чётко понимаю, в чём заключается идея, и мы можем созвать новую рабочую смену, если он ищет козла отпущения, бро.       — Ох, прекрати, ты знаешь, насколько важны ему эти улицы, малыш.       — Нет, я, наверное, забыл. Напомни мне еще раз. Почему он так печётся об этом дерьмовом квартале?       Второй тип фыркнул.       — Потому что Хеллс Китчен, на самом деле, принадлежит корейцам. Так закончились переговоры после холодного мира. Ты слишком молод, чтобы знать его размах.       Чонгук невольно сжал губы, делая шаг в сторону, чтобы заглянуть в щель приоткрытой двери.       — Корейцы? Ты имеешь ввиду картель Бейвилль?       — Да, клан Ким. Ким Хёншик и его брат, два корейских бандита, которые уже почти шестьдесят лет ведут наш город железной рукой.       — Но, — удивленно начал второй, — у нас мирный договор с картелем Бейвилля. Мы оставим их в покое, а они нас. Каждый останется на своём домене.       — Да, точно. Это тот мир, о котором босс и Ким договаривались почти четверть века назад.       Чонгук слушал, затаив дыхание; ужасные откровения занимали всё его внимание, и он чуть-чуть двинулся вперед, чтобы прислонить руку к дверному проему.       — Но почему мы должны… нарушать мир, вторгаясь в их владения?       — Потому что босс не заинтересован в том, что обсуждалось до него. Почему корейцы должны получить именно Хеллс Китчен, если это один из самых выигрышных районов города?       — Ну, на самом деле, ты в этом деле чуть дальше, но… омерта? ****       Омерта? Где-то Чонгук уже слышал это слово. Погуляв по задворкам памяти, он так и не вспомнил, что оно значит. Может быть, о нём говорил Тэхён или его отец, Хёншик.       Чонгук напрягался, вспоминая, но тут же отбросил это, услышав реплику другого.       — Омерта — это честь, которая чтится только в пределах Козы Ностры. Корейцы такая же маленькая часть нас, как триада или колумбийцы.       — Мы… угрожаем мирному договору? — уточнил второй, понимая всю лукавость ситуации. — Я не знаю, но в последний раз картель Бейвилля спровоцировали Луккези, объявившись в Гудзоне, но их сразу же четвертовали.       — Последний раз, когда корейцы перешли в наступление, был до твоего рождения, малыш. Конечно, картель Бейвилль жестокий, беспощадный и омерзительный, но это говорят только о старшем поколении — Ким Хёншике и его брате. Ходят слухи, что… их сыновья очень изнежены, каждый из братьев пытается возвысить своего наследника на вершину. Этого единства уже давно не существует. Думаю, что каждый из кузенов Кимов продаст другого для расширения своего домена.       Чонгук чувствовал как его распирало недовольство, пока он стоял на коленях в своем укрытии. Ни слова о том, что итальянский мафиози озвучил своему партнеру, нельзя было назвать истиной; сплоченность в рядах картеля, в котором он состоял, не была разрушена — тогда как нельзя отрицать того, что у Тэхёна и его кузена были напряжённые отношения, однако связь между другими Кимами построена на лояльности и преданности.       Чон сдвинулся слегка в сторону, чтобы лучше слышать следующие слова итальянцев, но он недооценил хрупкость двери, потому что когда он сжал пальцами кусок древесины, та издала предательский скрип, отчего Чонгук испуганно закрыл глаза, силой мысли пытаясь сделать этот звук бесшумным.       — Ты это слышал? — спросил один, и всё стало ясно. Чонгук тихо поднялся на ноги.       — Наверное, это была одна из труб, — другой, скорее всего, пожал плечами. Очевидно, что не стоит беспокоиться о каком-то тихом, случайном шуме. — Если бы ты знал, когда в последний раз эти здания были реконструированы, ты бы был в ужасе!       — Это не звучало как скрип трубы! Это, скорее, скрипнула доска. Что, собственно, есть за этой дверью?       Голоса приблизились к его убежищу, и Чонгук резко сделал шаг назад, прячась во тьме угла.       — Ничего, на самом деле.       Дверь со скрипом отворилась, и перед ним предстал человек лет двадцати, одетый в черную кожаную куртку. Со своего места Чон видел только уложенную гелем прическу, какую обычно носили только злодеи из сборников рассказов и из фильмов ужасов восьмидесятых годов. Он был меньше, чем предполагал Чонгук, и, возможно, даже ниже его самого на несколько дюймов.       — Хорошо, — произнес он, обведя глазами изношенную комнату, — тут ничего нет. Но, черт возьми, эта комната жуткая, потому что ты ожидаешь, Аннабель, кукла демона, прыгнет тебе в лицо.       — Мою последнюю подругу звали Аннабель, — произнес тот, кто остался за дверью, — кукла демона — это прозвище, которое очень хорошо ей подходит.       Чонгук сдержался от ответного высказывания, однако, он фыркнул, поздно понимая, что мафиози его услышали и поняли, что стоял он в темном углу за дверью.       — Ох, чёрт возьми, — вырвалось у него, пока Чонгук молча смотрел младшему мафиози в глаза, — нас подслушивали, Сэм.       Тут же рядом с первым объявился и второй; он был не только больше, но и старше другого, лет сорока, но его седая борода, несомненно, искажает предположение на несколько лет.       — Это один из Бейвилля, — сразу сказал он, в то время как Чонгук, который еще ни слова не произнес о себе, остановился у стены со сжатыми губами, почти вызывающе взглянув в лицо двум итальянцам.       — Может он из китайской Триады, — предположил другой, на что второй покачал головой, будто был уверен в своих словах.       — Нет, это один из людей Кима. Они бегают тут как крысы — тысячи уличных мальчишек, снующих туда-сюда и добывающих информацию.       Чонгук отказался объяснять, что он не мелкий дилер, который рисковал собой ради картеля, — он придерживался тактики не произносить ни слова вообще.       — Что будем с ним делать? — спросил младший, глядя на Чона с неким беспокойством. — Даже если он еще мальчишка, он может связаться со своим боссом и рассказать всё, что слышал. — Он осторожно подошел к Чонгуку, и, когда тот всё ещё не успел отступить от него, продолжал сдерживать его с немым отвращением во взгляде. — Как думаешь, он понимает по-английски?       — Возможно, — констатировал старший и вздохнул, — боюсь, мы не сможем позволить ему уйти. Возможно, он имеет большую ценность для картеля.       Он сделал шаг к Чонгуку, который только тяжело вздыхал. Он не знал, чего было ожидать, когда Вонпиль дал ему адрес, но то, что он наткнулся на конфликт, вызвало у него здоровое недовольство.       Это было так типично для него. Тэхён, скорее всего, сейчас спокойно спал в своем пентхаусе в Мидтауне, пока Чонгук делал для него работу.       Но с другой стороны это была его работа.       Чонгук покинул своё убежище, плавно передвигаясь вдоль стены. Младший мафиози рванул ему навстречу, но по пути споткнулся, чем воспользовался Чон, схватившись за его воротник, и направил сжатый кулак на линию подбородка, не обращая внимания на покалывание в районе лодыжек. Итальянец опустился на пол со стоном, а Чон обернулся на второго, встретившись с дулом пистолета.       Старший мафиози носил пистолет на поясе, скрытым от глаз под полами пиджака, который он незаметно вытащил.       — Окей, малыш, спокойнее, — пригрозил он, подняв пистолет чуть выше — точно на уровень лба. — Что ты здесь делаешь?       — Этот вопрос я хочу задать и вам, — ответил Чонгук, отступив на полшага, чтобы дуло стало размытым пятном. — Хеллс Китчен — наш домен. Ваше присутствие в нём является незаконным.       — Ты не дилер, так? — цокнул языком мафиози, разглядывая лицо юноши, будто на нем написан ответ. — Ты ведешь себя слишком самоуверенно. Если бы ты был курьером, то выглядел более выносливее и энергичнее.       Рядом раздавалось наполненное болью стенание, пока первый мафиози пытался подняться на ноги, но всё внимание Чона было направлено на дуло пистолета.       — Я не курьер, — любезно ответил Чонгук и одним плавным движением присел и целенаправленно ударил по колену старшего, буквально вырвал землю из-под его ног. Мужчина выдал удивленный, болезненный вздох, выпустив из пальцев пистолет.       Чонгук едва ли успел сделать вдох, как младший поднялся на ноги и бросился на него всем своим телом, прижав к полу. Итальянец замахнулся, в слепой ярости мечтая ударить юношу в висок, но тот ловко увернулся, отправив удар в никуда.       У Чона еще было достаточно сил, чтобы мигом подняться на ноги и отбросить мужчину к противоположной стене. Стена с потрепанными обоями издала звук, когда вес двух взрослых мужчин оттолкнулся от нее, а с потолка посыпалась штукатурка, опустившись им на плечи и волосы.       Смесь извести и песка, словно ненастоящий снег, осыпалась с темных, запутанных волос с каждым ударом. Каждый раз, когда парень направлял кулак на лицо с притаившимся, горящим отвращением, на него падало еще больше штукатурки, его пальцы окрасились в красный; Чон бил сильно и без перерыва, забивал итальянца до тех пор, пока тот не упал на пол, не подавая никаких признаков жизни.       Сделав один или два быстрых шага, Чонгук оказался у пистолета, который в потасовке едва освободился от пальцев старшего итальянца буквально минуту назад и выскользнул на неровный пол. Мафиози полз к пистолету, но Чон наступил на него, обезоружив беззащитного итальянца.       Юноша наклонился, чтобы поднять пистолет, но в итоге сел на корточки, направив дуло на мужчину, понявшего, что любое сопротивление уже бесполезно. Чонгук видел, как тот закрыл глаза, — очевидно, готовясь сдаться.       — Ave Maria, piena di grazia, il Signore con te…       Чонгук опустил палец на спусковой крючок, равнодушно посмотрев на человека.       — Ты незаконно пытался сделать домен своим и предъявить требования картелю, и за это должен быть привлечён к ответственности.       — … tu sei benedetta fra le donne, e benedetto è il frutto del tuo seno, Gesù…       — На кого ты работаешь? — спросил Чон, поднеся пистолет к виску, но мужчина даже не вздрогнул, почувствовав прикосновение холодного металла на коже. Он, казалось, всегда был готов к тому, что его жизнь может прерваться в любой момент.       — Santa Maria, madre di Dio, prega per noi peccatori…       — На кого ты работаешь?       — …adesso, e nell'ora della nostra morte, amen.       — Ох, проклятье, — прошипел Чонгук, поглаживая пальцем холодный металл спускового крючка. — Этот домен принадлежит Ким Тэхёну и никому другому. Его право не может быть пошатано в связи с плохими интригами. Я надеюсь, что это стоит того, чтобы заплатить своей жизнью.       Мафиози не спешил отвечать и, когда прозвучал выстрел, последний кусок штукатурки отвалился от потолка и приземлился на черные волосы Чонгука.