This love is good, this love is bad, This love is alive back from the dead. These hands had to let it go free And this love came back to me. This love left a permanent mark, This love is glowing in the dark. These hands had to let it go free And this love came back to me. Your kiss, my cheek, I watched you leave. Your smile, my ghost, I fell to my knees. When you're young you just run, But you come back to what you need. Taylor Swift — This love.
— Кто это, говоришь, Эва? — Эндрю Беллорд. Эвелин и Эдвард сидят на вершине лестницы, тщательно прислушиваясь к словам, доносящимся из гостиной. — Знаешь, я до последнего думал, что Розалия придумала всю эту историю с перепиской. Но когда он сегодня утром приехал к нам, то я… — Такими вещами она бы шутить не стала, — качает головой Эва. — Кажется, он действительно хочет быть с ней… Дверь, ведущая в гостиную, распахивается, и из неё выскакивает счастливая Розалия. Эва и Эдвард синхронно поднимаются на ноги. — Я выхожу замуж! — Сегодня не первое апреля. — И Эндрю заберёт меня в Париж! — Сегодня же точно не первое апреля? Эд, ущипни меня. — Это правда, — подтверждает слова сестры Гарри, выходя с Лиззи под руку следом. — Я, Лиззи и дядя Арчи благословили Эндрю и Розу. Эдвард улыбается и спускается, чтобы заключить Розалию в объятия. Эвелин приподнимает брови и не может поверить в происходящее. От Розы не укрывается хмурость младшей сестры. Она спрашивает, когда Лиззи и Гарри возвращаются в гостиную: — А ты разве не рада, что я уезжаю, Эва? — Почему я должна быть рада? — Как же не радоваться. Белая ворона улетит из гнезда. — Как ты можешь такое говорить? Розалия пожимает плечами, а Эва думает, что их дом с каждым днём всё больше и больше превращается в дурдом, другого названия она подобрать не может. Ей кажется, что всё пошло наперекосяк с того момента, как они решили вернуться в Америку. Изменились не только отношения между членами семьи, но и сама атмосфера. Такого угнетения не было даже при итальянцах в городе. Положение дел категорически не устраивает Эвелин Шеффилд. Она привыкла к тому, что ситуация подчиняется ей, а не она ситуации. Что-то нужно предпринять, что-то нужно сделать, пока не стало слишком поздно, пока их маленькая семья окончательно не развалилась. Что ж, старшие брат и сестра сами развязали ей руки своими действиями. Эва разворачивается и направляется к себе в комнату. Она достаёт самое лучшее парадное платье, красится и забирает волосы в сложную причёску, следя за тем, чтобы каждый волосок прилегал друг к другу. Затем вертит кольцо, подаренное Финном, и брызгается самыми любимыми духами. — На удачу, — шепчет, показывая язык своему отражению.***
— Ты уверена, что это — хорошая идея? — осторожно интересуется Эмма. Эвелин ведёт плечом и делает глоток ананасового сока. — Знаешь, как говорят в нашей семье? «Если можешь что-нибудь улучшить — улучшай». — Что ты задумала, Эвелин? — рядом со стойкой оказывается Финн, с беспокойством заглядывая ей в глаза. Она усмехается и, вытянув руку, ласково треплет его по щеке. — Сегодня вечером здесь, дорогой, мы поженимся. Доставай свой самый лучший костюм и братьям передай, чтобы выглядели достойно и не напивались раньше времени. — Но мы же хотели пожениться… — Попозже, знаю, но позже или раньше — какая, к чёрту, разница? — Вижу, что ты настроена решительно, — смеётся Эмма. — И мне это нравится, — Финн заражается её настроем. — Что будешь делать дальше? — Финн, Томми сегодня приедет к вам на ужин? — Да, должен, вроде бы, а что? — Я должна ему кое-что сообщить. Нельзя уезжать, если мы всё-таки уедем, оставляя его в неведении. — Может, Лиззи сама ему всё скажет? — Алдерсон подпирает щёку рукой. — Лиззи унесёт эту тайну с собой в могилу. Я пыталась надавить на Гарри, чтобы он помог мне, но он наотрез отказался. Этот, кстати, тоже в могилу полезет, но ни за что не предаст свою «драгоценную» Лиззи. — А если всё само… Эвелин не выдерживает. — Господи! И почему никто из вас не может сказать об этом Томми? Как донести правду — все разбежались по кустам, а как кого-нибудь убить — пожалуйста, не очень и сложно. — Лиззи же убьёт тебя, — пытаются образумить её Финн и Эмма. — И пусть! Мне уже всё равно! Но я, в отличие от неё, хотя бы попытаюсь что-нибудь предпринять! — Я хочу жениться на тебе, а не стать вдовцом. — Дорогой, не переживай, я тебя с собой заберу, — Эвелин широко улыбается и треплет Шелби по волосам. — В беде и в радости, всё такое, ну, ты знаешь.***
— Ты слишком довольная. Признавайся, что ты натворила. Эвелин притворно вздыхает и откладывает в сторону шляпку, которую переделывала до возвращения Гарри с работы. — Натворила? В смысле? — Не прикидывайся. Я знаю тебя слишком хорошо, Эвелин, и пусть актриса из тебя отличная, меня не проведёшь. — Я как вернулась от Эммы, из дома вообще не выходила. Сижу, переделываю шляпку для приёма. Чего тебе от меня надо? — Если тебе на меня плевать, — Гарри садится в кресло и устало смотрит на сестру, — то подумай о Лиззи. Ей сейчас нельзя волноваться, а нас и так много чего свалилось. Эва не успевает ответить — раздаётся звонок в дверь, и через несколько минут в гостиной в сопровождении Беатрис появляется Томми Шелби, при виде которого Эвелин подозрительно расцветает. Она с улыбкой пожимает ему руку и предлагает «чашечку чая». — Не стоит. Лиззи дома? — Да. В своей комнате. — Благодарю. — Ты что сделала? — шепчет Гарри, когда он покидает комнату. Эва поворачивается к брату. — То, на что ни у кого из вас не хватило смелости. Вот увидите, вы меня все ещё отблагодарите!***
— Войдите! — кричит Лиззи, укладывая зимнюю одежду в чемодан. Когда рядом с ней остановились ноги, обутые в чёрные ботинки, она понимает, кто перед ней. Запрокинув голову, смотрит Томми в глаза. — Что ты здесь делаешь? — Я всё знаю. Шеффилд и бровью не ведёт, хотя у неё по спине бегут мурашки. Она поднимается на ноги и поправляет платье. — Ну, наш переезд ни для кого уже не тайна. — Я говорю не о переезде, а о том, что ты ждёшь ребёнка. Она вздыхает. Отпираться здесь уже бессмысленно. — Полли всё-таки рассказала. — Она мне ничего не говорила. — Тогда кто? Томми усмехается. — В твоей младшей сестре удивительным образом сочетаются смелость, импульсивность и хладнокровие. Да, ты не ослышалась. Она хладнокровно сообщила мне о твоей беременности, словно в этом ничего серьёзного, но я видел, что она переживает. Не за себя, а за тебя. — Если ты пришёл, чтобы отправить меня на аборт, то я не буду этого делать, — Лиззи пытается справиться с волнением в голосе. — Я ни за что на это не пойду. Я не потребую с тебя никаких денег. — А кто об этом говорит? — Что? — Что ты думаешь о нас? — Нет-нет-нет, — она качает головой. — Нет, Томми, даже не начинай. — Почему? — Почему?! Я даже и не знаю. Может быть, потому, что я была влюблена в тебя ещё подростком? Может быть, потому, что я близка с тобой, но ты не впускаешь меня в своё сердце? Ты до сих пор вспоминаешь её! И я… Я так не могу. Я хочу, чтобы мужчина целиком и полностью принадлежал мне, я не могу делить его с кем-то ещё. Лиззи вздрагивает, когда Томми кончиками пальцев касается её щеки. Она не отшатывается, не может: ноги словно вросли в пол. — Ты никогда не спрашивала, что я думаю об этом. — А зачем спрашивать, если у тебя всё на лице написано. — Ты всегда была рядом со мной. Когда я вернулся после войны, ты не перестала со мной общаться. Ты поддерживала меня и готова была предложить любую помощь. На тебя я мог положиться. И сейчас могу. И меня приводит в ярость мысль, что ты можешь находиться не рядом со мной. Когда произошла история с Алфи, я ревновал. И не потому, что ты — моя давняя и близкая подруга, а потому что… Потому что ты — та женщина. Ты нужна мне, Лиззи. Шеффилд чувствует, как по её щекам начинают катиться слезы. Она всхлипывает и обнимает за шею Томми. Он прижимает её к себе, что-то шепча на ухо. — Томми… — И что ты теперь думаешь о нас? — Пообещай мне, что мы не побежим к алтарю из-за моей беременности. — Обещаю. — И ты постараешься не влезать в неприятности. — Обещаю. Лиззи улыбается сквозь слёзы и целует Томми.***
Эмма не перестаёт удивляться организаторским способностям семейства Шелби даже тогда, когда Исайя кружит её в танце. Она смеётся, перехватывает Финна и становится его партнершей, пока Эвелин бросается на шею к Эдварду. Лиззи держит в руке бокал шампанского и осматривается. Артур танцует с Линдой, Эйда что-то рассказывает Гарри прижимаясь головой к его груди; Розалия и Эндрю разговаривают возле угла, отведённого для подарков. Эсмеральда и Полли сидят за столом, периодически чокаясь друг с другом, а дядя Арчи развлекает Беатрис шутками, и она громко смеётся, прижимая ладони к покрасневшим из-за выпитого алкоголя щекам. — Как ты себя чувствуешь? — Превосходно, — Лиззи склоняет голову и касается щекой плеча Томми. — Мне так спокойно и хорошо. — Вот мы и стали одной семьёй. — Надеюсь, Эва и Финн не разочаруются. Томми смеётся. — А ты? — Моя очередь разочаровываться ещё не настала, — парирует Лиззи с улыбкой. — Настанет. — О, я слишком долго ждала того момента, когда мы будем вместе, так что меня ничем не расстроишь. Лиззи кладёт ладонь на свой живот и прикрывает глаза, наслаждаясь любовью, счастьем и смехом празднующих замечательное событие сегодня вечером в «Гарнизоне». Теперь ей никакая Америка не нужна.