Симбионт

Галактика Пегас — Для чего вам полудохлый рейф? — недоверчиво уставился на меня Коля, когда я, уверенно ткнув в строну камеры, высказал свое пожелание.       Я недвижно стоял перед все ещё закрытой дверью камеры и размышлял: «В самом деле, для чего? Так ли хорош мой спонтанно родившийся план? Достигну ли я желаемого или в очередной раз огребу по полной?»       В качестве лирического отступления объясню причину моей нелогичной радости по поводу обнаружения в дженайских казематах этого существа. Я — представитель народа семпитерниев* и этим все сказано. Нет, не все, понимаю, постараюсь объяснить. Хоть я и не историк, и вообще не специалист в подобных вопросах.       Лантийцы — когда-то наиболее высокоразвитая цивилизацией этой Галактики экспериментировали с окружающим пространством. Что уж говорить о живых существах. В определенный момент развития все миры спотыкаются об одну и ту же практически неразрешимую до конца проблему — добыть вдосталь энергии. Энергетический кризис замаячил и на горизонте этой могущественной расы.       В процессе экспериментов, как свидетельствуют записи трёх поколений лантийцев, в их лабораториях наконец-то создали первых «вечных», названных семпитерниями. Да, мои предки выращены в пробирке. И думаете, это никак не сказалось в будущем? Если вы решили, что «вечный» — отлично звучит, то очень ошибаетесь. Никому не хочется, имея интеллект, оказаться неисчерпаемым источником питания, батарейкой, подвешенной в пустом огромном зале, переплетенным силовыми кабелями и призванным существовать лишь для одной цели — давать Древним энергию. Это вам не МНТ в гнездо вставлять. Впрочем, я увлекся. Рейфы, я ведь о них вёл свой рассказ.       Во Вселенной существует неизменный баланс: плюс и минус, материя и антиматерия, семпитерии и… рейфы. Две части одного процесса, дающие энергию и отбирающие ее. Изрядно помучившись со слишком высоким интеллектом своих источников питания, проведя кучу экспериментов по превращению нас в «овощи», великие умы Древних осознали: нет интеллекта, нет энергии. На чистейшей физиологи здесь не выехать. И создали гибридный вид, совмещающий в себе ДНК Homo sapiens и жуков «Иратуса», тюремщиков, по своей физической силе превосходящих нас в разы, читающих наши мысли, способных в случае бунта усмирить наглый источник питания, возомнивший себя личностью.       Но лантийцы так же принадлежали к роду Homo и так же, как люди, совершали ошибки. Из-под контроля рейфы вышли первыми. Осознав, как далеко зашли, Древние свернули проект и попытались уничтожить всех участников. Но обладающие ДНК Иратусов рейфы мутировали слишком быстро, еще стремительнее они размножались. Погрузившись в войну с одними своими созданиями, Древние на время забыли о нас. Что дало шанс единицам моих предков получить свободу. Вполне удачно ассимилировавшись с людьми из близлежащих миров, мы мирно существовали не привлекая внимания. Благо, внешне от людей нас мало что отличает.       Спустя столетия преследований и страха быть возвращенными в тюрьму, мы все же дождались конца цивилизации Древних. Если вы спросите лично меня, то я благодарен рейфам. Пока они воевали, отвлекая внимание лантийцев, мы на окраине Галактики создавали собственный мир. На энергии наших тел держится вся его инфраструктура. Но одна планета — слишком тесное пространство для нескольких тысяч переполненных потенциалом особей. Были и другие причины, почему мои соплеменники жили среди людей, решая при этом главную проблему — куда деть бушующую в наших телах неизрасходованную энергию, чтобы не обнаружить свою природу.       Несмотря на то, что лантийцы выращивали «вечных» искусственно и пытались генетически сделать нас стерильными, ассимиляция с их же созданиями — людьми, позволила нам получить потомство. Я — представитель уже шестнадцатого поколения семпитерниев, лишь отдалённо похожий на далеких предков, знающий о гибели цивилизации лантийцев из исторических хроник. Созданный в лабораториях вид имел ряд специфичных для семпитерниев генетических признаков. Смешение же с другими рассами породило мутантов, таких как я. По мнению старейшин из Совета, первых «вечных», своими глазами видевших лантийцев, рейфов и их кровопролитные сражения, с последующими поколениями семпитерниев природа обошлась жестоко. Я — сплошное «недо». Вместо привычного для наших мужских особей роста в шесть с половиной футов и выше не достиг и шести футов. Уступая в росте, я значительно проигрываю и в физической силе. Вьющиемя волосы — недостаточно прямые и черные, светло-золотистый оттенок привлекает разве что человеческих самок. Глаза — недостаточно зеленые, отвратительный синий цвет радужных оболочек я прячу за зелеными контактными линзами. Оттенок кожи — недостаточно темный, сквозь бледную кожу мерзко просвечивает сеть светло-голубых кровеносных сосудов. Зато все это сполна компенсируется невероятной жаждой власти, желанием, взобравшись на вершину мира любыми способами, доказать: я — не бракованная особь. Моя природа дает мне силу, долголетие, способности, о которых люди могут лишь мечтать. Да и кольцо Предков я могу запустить даже без внешнего источника питания, исключительно за счет ресурсов моего организма. Все пути в этой и соседних Галактиках для меня открыты. Лишь необходимость истратить накопившуюся в клетках тела энергию заставляет жить, словно в вечной агонии. Эту боль не передать ни словами, ни мысленными образами. Она сжигает, разрушает, выворачивает наизнанку. Бывают мгновения, когда существует лишь это — неудержимая, безжалостная, бессмысленная боль.       Кто же, как ни я мог придумать столь странный способ избавляться от излишков энергии. Чувствуя, как тело уже разрывает на части от накопившегося потенциала, я совершаю суицид. Проще всего спрыгнуть с наиболее высокой точки над уровнем планеты, какая оказалась поблизости. Прыжок, захватывающий момент полёта и… Тело семпитерния — почти человеческое, оно слабо, повреждения смертельны. Но энергетический потенциал запускает процесс регенерации. Несколько мгновений, и я уже могу подняться, хоть все еще напоминаю отбивную, еще десяток минут, и, медленно ковыляя, я способен убраться с места «самоубийства», пока случайный свидетель меня не обнаружил. Кто-то решит, что я болен. Но это один из самых действенных способов. Такого прыжка достаточно, чтобы более-менее сносно прожить четыре-пять месяцев. К слову, даже элита, члены Совета переняли мою идею, хоть стараются это не афишировать.       Опять увлекся. Все же, о рейфах. Совет пытался с ними договориться. Но рейфы оказались не сговорчивее лантийцев, и двое из моего народа стали такими же «батарейками», какими были у наших общих создателей. Учитывая, что источники питания в наших телах тоже можно исчерпать, приложив достаточно усилий, а появление у нас потомства сравнимо с чудом, две особи — большая потеря.       Увидев рейфа в катакомбах дженаев, я вспомнил о Предках и войне, разрушившей цивилизацию лантийцев. И у меня возник весьма смелый план. Уберегши пленника от мучительной пытки голодом и неминуемой смерти, стану ли я для рейфа союзником, а не батарейкой? Возможно ли заключить договор на взаимный энергетический обмен без лишения моего народа права на единственное, чего мы жаждем, — свободу? От подобных мыслей вспотели ладони. Место в Совете замаячило на горизонте, и я готов был пойти на любую авантюру ради этого.        «Цель оправдывает средства» — вот мой девиз. И я попаду в Совет, даже если мне придется изобрести для этого способ по своей экстремальности превосходящий прыжки с небоскреба. — Так для чего вам рейф? Он и пары суток не протянет. — Голос Коля отвлёк меня от размышлений. Явно теряя терпение, командующий хмуро и недоверчиво глядел на меня в упор. — Для опытов, — брякнул я первое, что пришло на ум.       Рейф меня слышал. Если был не окончательно уморен голодом, еще и наверняка принял несколько моих честолюбивых мыслеобразов. Но легенду приходилось поддерживать. Я хищно оскалился, всем видом показывая, что рейфу придется несладко, как только он попадет ко мне в руки. Еще хуже, чем в казематах дженаев.       Коля пожал плечами, недоумевая, видимо, почему я как дитя несмышленое позволяю обвести себя вокруг пальца, впарив взамен водородной бомбы рейфа, который вот-вот ноги протянет. Я же сохранял невозмутимость, при этом выражение моего лица стало до тупости непроницаемым. Коля не знал, конечно же, что в этот момент я судорожно пытаюсь поставить ментальный барьер перед заинтересовано притихшим в камере рейфом.       Пока четверо солдат выталкивали чуть живого инсектоида из его клетки, подгоняя при это электрическими стеками, я надменно и злобно ухмылялся, покусывая нижнюю губу. Тюремщики решили, что я злорадствую над унижением и болью рейфа. На самом деле я представлял, как эти дженайские обезъяны вовсю экспериментируют с моей водородной бомбой и гробят добрую половину своего населения.