Ненавистный брак

      Джин смотрел на себя в зеркало и не мог понять, счастлив ли он, что долгое ожидание наконец-то закончилось, или… или просто в ужасе.       Ему, как и всякому нормальному человеку, хотелось, чтобы всё это поскорее прошло. О том, что ему после свадьбы придётся вынашивать ребёнка от будущего короля, Сокджин старался не думать. Стоило только представить, и всё тело содрогалось от этой мерзости. Так что свадьба была ещё не самым страшным в его жизни испытанием, на самом деле.       То, что будет дальше, намного страшнее.       Снаружи народ веселился вовсю с самого раннего утра. Солнце только-только взошло, появилось из-за горизонта, из Драконьего Логова выпустили зверей, и вот они уже парили в воздухе, как тогда, десять лет назад, когда вся столица праздновала десятилетие юного принца. Джин видел издалека их громадные силуэты, кожистые крылья и длинные, иногда шипастые хвосты, и гадал, присоединился ли Юнги к своим сородичам, или же остался сопровождать принца Намджуна?       Стук в дверь отвлёк его от мыслей.       — Пора, — в покои зашёл отец, уже наверняка зная, что сын его уже одет. Джин ещё раз окинул взглядом своё отражение в зеркале. Лорд Кибом замер напротив него, оглядывая с ног до головы придирчиво. — Хорошо выглядишь.       — Знаю, — сухо ответил Джин.       — Сделай лицо попроще. Ты на свадьбе, а не на похоронах. Такое событие случается раз в жизни — сегодня ты просто обязан быть счастливым.       «Да я много чего обязан, — хотелось сказать коротко и язвительно. — Только вот меня почему-то никто не спрашивал, хочу я быть обязанным или нет. Может, ты мне скажешь, отец?»       — Улыбнись. Не показывай своего недовольства. Всё королевство должно думать, что вы любите друг друга.       Джин постарался изобразить улыбку, только по взгляду отца не понял, получилось у него или нет.       День только начинался.       — Идём. Я обязан сопроводить тебя до Храма.       Отец подставил ему свой локоть, и Сокджин, опершись о него, на вмиг ослабших ногах пошёл вслед за ним.       У выхода из замка их ждала целая процессия, красивая громадная повозка. Джин смотрел на неё и с какой-то истерической улыбкой на лице думал о том, что это, верно, повозка должна была выходить замуж за принца, но уж точно не он. В своём довольно простом для свадебной церемонии наряде он смотрелся слишком серо, однако заметил, что некоторые альфы подолгу задерживали на нём свои взгляды. Джин старался держать спину прямо и выглядеть счастливым — отчасти в этом помогали парившие далеко-далеко над головой драконы, издававшие изредка радостный рёв. Отец же драконов недолюбливал.       Странный.       Лорд Кибом помог усесться ему в повозку. До храма нужно было ехать чуть ли не через весь город, поэтому у Джина было время, чтобы привести себя в относительный порядок и успокоиться. Отец смотрел на него придирчиво, сидя напротив, а Джин чувствовал, как постепенно руки начинают трястись от волнения. Намджун ждал его в Храме Любви; там же ждали большинство советников короля, знатные лорды, вельможи и прочие приближённые его величества, даже Хосок, и юный ведьмак, который должен был этим всем управлять. Что за ритуал он будет проводить? Джин понятия не имел. Что ж, примерно через полчаса он станет не то что свидетелем всего этого — непосредственным участником. Это отнюдь не радовало.       — В обморок не свалишься? — спросил отец, видя, как Джин старательно пытался привести сбившееся дыхание в норму. Юноша глянул на отца исподлобья.       — За кого ты меня принимаешь? — спросил он едва ли не с вызовом. Взгляд лорда Кибома стал ещё тяжелее, чем обычно.       — Ты побледнел. Мы не имеем права останавливать процессию, иначе боги разгневаются на нас. Так что будь мужчиной уже наконец, и достойно перенеси это испытание.       «Будь мужчиной». «Будь мужчиной», он сказал.       — Да, отец, — проскрежетал Джин, хотя на самом деле ему хотелось сказать нечто совсем другое. Лорд Кибом посмотрел на него будто с презрением — что ж, он всегда знал, как нужно подбадривать своих детей. Без пяти минут муж будущего короля отвернулся и чуть отодвинул шёлковую штору повозки, дыша относительно свежим воздухом.       Музыка отовсюду, танцы на площади, песни, запах всяких яств с рынка — всё это пьянило не хуже вина и кружило голову. Тошноты не было — лишь липкий страх, сковывающий всё тело и не дававший нормально пошевелиться. Руки дрожали так, как не дрожали в детстве, когда он держал драконье яйцо в руках, или впервые в жизни брал в руки лук со стрелами.       — Приехали, — голос отца в этой какофонии звуков показался Джину громом среди ясного неба. Повозка остановилась, а вместе с ней и сердце Сокджина. — Успокойся. Держи себя в руках.       — Я держу, — дрожащим голосом ответил Джин.       — Помнишь слова клятвы?       Он торопливо кивнул.       — Тогда идём.       О боги.       Если бы отец вновь не подставил ему свой локоть, Джин бы точно упал — ноги его совсем не держали. Как только он с лордом Кибомом вышел из повозки, на него обрушился гвалт рукоплесканий и радостных криков. Это было страшно и опьяняюще. Джина не покидало ощущение, что всё это ему лишь снится, но грохот музыки и барабанов, чей-то хохот, рёв драконов где-то наверху, радостные крики и чьи-то восхваления постепенно вырывали его из страшного оцепенения. Храм Любви был красиво украшен к этому великому, мать его, дню. Джин смотрел на ленты, фонарики, которые будут гореть только после наступления темноты, цветы и статуи, и чувствовал, как постепенно перестаёт дышать.       В Храме его ждал его без пяти минут муж. Джин взял себя в руки, и отец повёл его вверх по широченной каменной лестнице, к распахнутым настежь громадным дверям, створки которых были украшены красивой резьбой.       Джин шёл, еле переступая ноги, и ему хотелось, чтобы камень под ногами разверзся, или чтобы с неба спикировал какой-нибудь дракон, унося его за тридевять земель… но ничего из этого так и не случилось. Солнце пекло в макушку, впереди был долгий, шумный и муторный день, не менее долгая ночь (даже страшно подумать), а после — вся жизнь с королём, который его ненавидел. Будущим королём. Да какая, собственно, разница?       Лорд Кибом с силой держал его, и Джин как мог давил из себя улыбку — и вроде даже получалось. Выглядел он хорошо, альфы и впрямь разевали рты, видимо, жалея, что такой красавец не достался им… ну да и чёрт с ними. Сокджин уверенно смотрел вперёд, проговаривая про себя слова клятвы и молясь всем богам, чтобы ненароком её не забыть. Да, она была проста как дважды два, но он настолько разволновался, что даже имя своё стал забывать периодически.       Последняя ступенька осталась позади, и вот Сокджин со своим отцом вступили в прохладный полумрак Храма — такого же огромного, как Драконье Логово или тот же королевский дворец. Повсюду были люди, пажи и слуги сновали туда-сюда. В зале его ожидал принц и ведьмак, который проведёт бракосочетание. Самый счастливый день в его жизни.       Замечательно.       По длинным коридорам идти было значительно легче. Джин уже выровнял свою походку и шагал более уверенно, чем до этого, хотя где-то в глубине души сжимался в комок, желая как можно сильнее сбежать отсюда. Вдоль стен, на одинаковом расстоянии друг от друга, стояли красивые девушки и юноши в белых платьях — на головах венки, в руках — полевые цветы. Золотые нити на руках, шеях и плечах — сплошное великолепие. Странно, что не было драгоценных камней. Джин мельком осмотрел себя — в своём одеянии, похожем на звёздное небо, он выглядел намного беднее, чем они. Или ему просто так казалось.       У самых дверей отец остановился, и Джин, остановившись вместе с ним, прислушался — в зале царил гул и ропот, все возбуждённо болтали в ожидании королевского жениха. Мальчик-паж, ожидавший их возле дверей, поклонился чуть ли не до пола, скользнул в маленькую дверцу в стене сбоку от основной, и тут же из зала послышался его звонкий голос:       — Приветствуйте жениха!       Двери перед Джином открылись, и он, задержав дыхание, последовал за отцом.       Зал был поистине огромен — но Джин обратил внимание лишь на потолок, расписанный изображениями древних богов и чудовищ; среди них попадались на глаза и те, чьи имена давно уже стёрлись из памяти людей, и те, которым поклонялись на другом конце света, и те, вера в которых среди людей была давно утрачена. Все они — боги и монстры — взирали на Сокджина своими глазами, светящимися на устрашающих, красивых, весёлых и мудрых лицах, и взгляды их были разными. В большинстве своём — насмешливо-покровительственными. Улыбки их были будто понимающими. Джин вышагивал под руку с отцом к высокому постаменту, на котором стоял его жених в чёрном костюме с блестящим белым, юный ведьмак, кожа которого будто сияла в лучах проглядывающего сквозь высокие окна Храма солнца. Вышагивал и чувствовал, как сердце от страха бешено колотится в груди, а по виску стекает маленькая капля пота.       Король стоял рядом со своим сыном. Сокджин, давя улыбку изо всех сил, смотрел по сторонам — здесь был и Хосок, и Юнги, и многие уже знакомые Джину придворные и приближённые короля, что, впрочем, не особо удивляло. Здесь пахло духотой и сладостью цветов, и они впрямь были развешаны в плетёных корзинах везде, где только можно. Дань древним традициям, когда все люди ещё жили в лесах и устраивали бракосочетания в специальных рощах и были одеты примерно так же, как те юноши и девушки, стоявшие в коридоре Храма прекрасными статуями. Разве что, на древних людях не было золотых цепочек — им просто неоткуда было взяться.       Опять ступени, ровно пять штук. Широкие, бесконечно широкие и как будто крутые — Джину казалось, что, если он сделает один неверный шаг в сторону, то точно кубарем покатится вниз, куда-то в тёмную пропасть… или ему на самом деле хотелось бы, чтобы всё случилось именно так. Однако он поднялся на постамент; Чимин тепло ему улыбнулся, Намджун завис, кажется, взглядом. Ропот в зале стих, лишь шепотки пролетали над головами, но звучали в возникшей вдруг тишине как громкие удары гонга.       Джин перестал дышать, глядя на своего жениха. Нет, он не потерял голову от его внешнего вида — разве что совсем чуть-чуть, выглядел Намджун и правда великолепно, несмотря на кажущуюся простоту наряда, — но дыхание и правда перехватило ледяной рукой ужаса. Он буквально ощущал, как сжимаются жёсткие пальцы вокруг горла и давят, давят, давят, давят…       Волосы Намджуна были уложены не так, как обычно, несколько прядей озорно падали на лоб, как-то… по-мальчишески небрежно. Сокджин не мог не признать, что выглядел принц и впрямь прекрасно. Тем сильнее он почувствовал себя каким-нибудь нищим на его фоне, ему казалось, что каждый в этом помещении вот-вот встанет и громко издевательски засмеётся, тыкая в него пальцем, однако этого так и не произошло. Отец встал слева от Джина, сложил руки за спиной. Переглянулся с королём, тот улыбнулся, но ничего не сказал. Даже странно, обычно он не преминул отпустить какой-нибудь весёлый комментарий по поводу происходящего.       Чимин вдруг, долгим взглядом осмотрев обоих женихов, резким движением поднял вверх руки ладонями вперёд, и шёпот за спиной окончательно затих, превратившись в звенящую тишину.       — Сейчас, — голос Чимина звучал как никогда уверенно и звонко, — перед лицами всех богов, чудовищ, демонов и людей, я, ведьмак из Диколесья, связываю навек души этих двух мужчин. Кто отдаёт их души в руки друг другу?       — Его величество, король Тэян из древнего рода Ким, — громогласно и серьёзно ответил король, выпрямившись и расправив плечи. Губы его были изогнуты в еле скрываемой улыбке, но голос был как никогда серьёзен. — Перед лицами всех богов, чудовищ, демонов и людей, отдаю своего сына Намджуна из рода Ким в мужья Сокджину… из рода Ким, — он чуть усмехнулся. Джин замер каменной статуей, боясь моргнуть лишний раз. На секунду он перехватил взгляд Намджуна — принц смотрел на него, чуть расширив глаза, с затаённой паникой. Будто умолял сорвать свадьбу как можно скорее, выкинуть что-нибудь, отказаться от женитьбы в самый ответственный момент и всё испортить, однако Сокджин был слишком напуган, чтобы выполнить какую-либо из молчаливых просьб.       — Лорд Кибом из древнего рода Ким, — ответил королю отец, выглядевший спокойно и уверенно, будто не он каких-то пять минут назад смотрел на своего сына с немым укором в глазах. — Отдаю своего сына Сокджина из рода Ким в мужья Намджуну из рода Ким.       — Вверяю их души друг другу, отныне и навеки, — подхватил король гордо, и отец бледной тенью вторил ему:       — Отныне и навеки.       Сказав это, мужчины отступили на несколько шагов назад. Когда отец исчез с поля зрения Джина, тот не на шутку запаниковал. Чимин расчертил руками несколько символов в воздухе, от его пальцев оставался еле заметный след золотистой пыли и тут же рассеивался как короткое мимолётное видение. Древняя магия, самая что ни на есть настоящая, та самая необузданная стихия, которую мало кому удавалось покорить. Джин еле сдерживал себя, чтобы не раззявить рот в удивлении. Фальшивая улыбка застыла на лице мраморной маской.       — Подойдите друг к другу, — скомандовал ведьмак, и женихи подошли. Намджун очень хорошо пах, этот запах слегка кружил голову и в целом был слишком приятен, чтобы не обращать на него внимания и сосредоточиться на чём-то другом. Сокджин прикрыл глаза на мгновение, а когда открыл, обнаружил, что принц обхватил его правое предплечье сильными цепкими пальцами, и сам Джин тоже цеплялся за его руку, держал крепко-крепко лишь потому, что ведьмак их так попросил. — Смотрите друг другу в глаза. Когда я закончу основной ритуал и ударю в гонг — произнесите клятву.       Он отошёл от женихов на пару шагов назад. На нём была почти та же одежда, в которой он ходил всегда, но на этот раз в ней не было застрявших травинок и осевшей на ткани пыли — абсолютно белая туника, перекинутая через плечо и завязанная на поясе, короткие штаны до колена, рубаха без рукавов. Татуировки отсвечивали в лучах утреннего солнца, слова, которые нельзя было разобрать, обретали форму здесь и сейчас. Светлые глаза Чимина тоже начали светиться, когда он словно из ниоткуда достал причудливой формы кинжал и начал чертить символы в воздухе уже им. Джин видел всё это краем глаза, но так отчётливо, будто смотрел в упор на открывшееся глазам представление. Ведьмак со светящимися светлым глазами и татуировками на шее и руках начал странный танец, из его горла вырывались низкие ритмичные хрипящие звуки. Джин, глядя принцу в глаза и чувствуя его прикосновение к руке, слышал низкий хрипящий шёпот и тишину, а в голове рождались образы один страшнее другого. Вокруг началась пляска теней — они водили хороводы вокруг и сверкали страшными красными глазами с расквашенных в мясо лиц. Тени через мгновение сменились непонятными пугающими силуэтами, кто-то из присутствующих испуганно ахнул, но оба жениха не шевелились, давя свои страхи и зная — так надо.       Силуэты из тёмных становились светлыми, они начали подвывать разошедшемуся в танцевальных конвульсиях ведьмаку — Джину слышались мотивы и напевы какой-то старой песни, которую он не раз слышал, но так её и не знал. Намджун прислушивался и держался за него отчаянно, Джин не мог не отвечать тем же. Они оба были напуганы происходящим, но одновременно с этим были уверены как никогда, что всё это — безопасно. Что всё закончится рано или поздно, и неважно, к каким последствиям приведёт этот пугающий ритуал. Его не поворачивался язык назвать свадебным, но что-то от объединения душ там точно было — Джин постепенно ощущал, как в голову проникает кто-то посторонний, что кто-то чужой смотрит из глубин его мозга его собственными глазами, и что этот кто-то слишком сильно ненавидит его в этот момент, испытывает слабые отголоски симпатии, но больше его захлёстывал с головой животный страх, который постепенно начал ощущаться, как свой собственный. Он и сам в одно бесконечно короткое мгновение увидел чужими глазами собственное испуганное лицо. И был уверен — Намджун ощутил то же самое.       Сокджин вернулся в своё тело слишком быстро, чтобы успеть что-то понять, однако отпечаток от этого короткого путешествия в чужой разум остался в нём на всю жизнь. Это было так пугающе, что и словами нельзя было передать. В какой-то момент он успел ощутить всю палитру чувств, пропустить через себя чужие эмоции, стать полноценно тем, кого он так недолюбливал и с кем так боялся жениться… а потом всё прекратилось. И голос ведьмака в стороне стих, и пляска преображающихся теней прекратилась, и сами тени растворились в колоннах Храма и каменных полах, в лучах солнца и символах, начертанных золотым прямо в воздухе. Рана на руке, которую оставил ведьмак, только прибыв в Сэнхе, вскрылась и начала истекать кровью. Джин сжал пальцы, чувствуя горячую влагу. И только сейчас, не смея оторвать взгляда от чужих глаз, заметил, что ведьмак после окончания потустороннего танца в бессилии упал на пол.       Поднялся, продолжая что-то шептать хрипящим сорванным голосом, затем начал медленно подниматься, неестественно выгибая спину. Он весь светился — то были глаза и его татуировки, делавшие его бледную кожу ещё светлее, и свет этот, казалось, мог распространиться во все концы мира за считанные секунды, однако сейчас он сжался в пределы одного только этого роскошного зала и был направлен только лишь на двоих присутствующих здесь людей.       Ведьмак на ослабевших босых ногах подошёл ближе, замолчав. Джин не сразу вспомнил, что нужно теперь произносить клятву, однако не издал ни звука, как и Намджун. Словно невидимая рука держала за горло и не позволяла ничего сказать. Принц выглядел не таким испуганным, как пять минут назад, теперь глаза его были пустыми и ничего не выражающими. Джин выглядел так же — он был уверен. Лица застыли каменной маской. Чимин схватил кинжал и буквально вспорол собственную ладонь, даже не поморщившись. Багряная кровь пролилась на сцепленные руки женихов, почти сразу же впитываясь в кожу и ткань одежды. Пугающий шёпот сошёл на нет, окровавленный кинжал повис в воздухе, когда Чимин его отпустил. Сам ведьмак сделал несколько шагов назад и взял с пола огромную палку чуть ли не с половину собственного роста. Гонг стоял неподалёку — Джин не успел его даже заметить, было совсем не до того. Раздались шаги босых ног по каменному полу, затем стихли. На секунду наступила тишина. А потом Чимин поднял палку, которую и более сильный на вид мужчина был бы поднять неспособен, одной рукой и, как следует размахнувшись, ударил.       Низкий вибрирующий звук разнёсся в полной тишине и отзвенел в голове громким оглушающим эхом. Джину показалось на мгновение, что он оглох. Кровь ведьмака теплела на рукаве и коже, пальцы до побеления сжимали чужую руку. Губы Намджуна разомкнулись, оба сделали глубокий вдох. Чимин, пошатываясь, стоял спиной к ним и лицом к гонгу, опустив голову и держа палку всё так же в одной руке, будто она ничего не весила.       — Бог. Демон. Чудовище. Дракон. Маг. Зверь. Растение. Земля. Небо. Ветер. Солнце. Звёзды. Человек. — Заговорили женихи одновременно, и голоса их на удивление слишком гармонировали друг с другом, слишком хорошо звучали вместе. — Пусть каждое существо в этом мире видит и знает, что сегодня мы берём свои души и сердца и вверяем друг другу — один раз и на всю оставшуюся жизнь. Я не возьму себе больше ни одного мужа или жены, я буду любить тебя и только тебя, а ты будешь любить меня — и так до конца наших дней. Если погибнешь ты — погибну и я. Перед свидетелями: богами, чудовищами, демонами и людьми, я клянусь тебе в своей верности и вечной любви. Мы никогда не расстанемся — даже после нашей смерти.       — Даже после вашей смерти, — повторил Чимин на другом, том самом древнем языке, однако Джин, да и Намджун, скорее всего, тоже, смогли его понять, не зная на этом языке практически ни слова. Принц, зажмурившись на мгновение, распахнул веки и вновь посмотрел Сокджину в глаза, и у того буквально колени подогнулись от одного только этого взгляда.       Чимин отбросил палку в сторону, как ненужное барахло, вытащил из складок туники полупрозрачную золотистую ткань. Подошёл к женихам и, вновь что-то шепча, начал связывать их руки, как та золотая нить, которую он создал, соединяя их обоих в первый раз.       — Ты — мой, — уверенно проговорил Намджун, всё ещё глядя ему в глаза.       — А ты — мой, — ответил ему Сокджин, и его слова звучали как смертный приговор для них обоих. — Навеки, — сказали они уже вместе.       Чимин, завязав ткань на их руках, всё ещё держал свои ладони на сцепленных предплечьях. Глаза его и татуировки больше не светились.       — Навеки, — сказал он снова на древнем языке, и Намджун с Сокджином вновь прекрасно его поняли.

***

      Пир по поводу свадьбы был поистине огромен; широкие столы под открытым небом, всяческие яства, вина и прочие напитки, украшения, певцы и музыка, хохот и всеобщее веселье, — всё это сбивало с толку, заставляло Джина думать, что он просто спит и вот-вот проснётся. Однако он не просыпался — сидел в центре широкого стола в паре с Намджуном и пытался осмыслить происходящее. Ему не верилось, что всё это — и бракосочетание, и ритуал, — было правдой, а не чьей-то жестокой шуткой. Его словно кинули как следует в стену, размозжили голову о камень и собрали ошмётки обратно. Чудовищная слабость сковала всё тело, он даже не мог сидеть нормально, не то что ходить и тем более — танцевать. Намджун, сидевший по левую руку, выглядел бледным и уставшим. Он не притронулся ни разу ни к еде, предлагаемой пажами, ни к напиткам — изредка только наливал воду из графина и пил, глядя куда-то перед собой пустыми глазами. Джин не мог сидеть недвижимо весь день, несмотря на слабость, поэтому после того, как поел, заставил себя подняться.       Драконы парили над городом, за стенами замка наверняка народ праздновал и гулял. Шут устраивал представление перед королём и отцом Сокджина — его величество хохотал вовсю, а лорд Кибом только чуть ухмылялся на все шутки фокусника. Джин нетвёрдой — не от выпитого вина — походкой побродил по двору, затем встал под сенью дерева, прячась от солнца в тени. Рядом прошмыгнул Юнги, взявшийся ниоткуда, и тут же присоединился к нему, загадочно улыбаясь.       — Ритуал был хорош, — проговорил он довольно, но Джин не знал, что там могло быть хорошего. Для человека — не для мифического существа. — Он забрал много сил, но вы втроём постарались на славу. Вы с Намджуном так вообще будто репетировали.       — Это вышло… ненамеренно, — Джин выхватил с подноса одного из пажей небольшой кубок с вином. Только оно пока и спасало. — Ритуал был страшен. Я думал, всё будет проходить более… мирно.       — Боги жестоки, и обряды в их честь проводят жестокие. Слышал бы ты, как в древние времена приносили жертвы богам — у тебя бы прибавилось пару седых волос в твои-то семнадцать.       — Не хочу даже говорить об этом. Но… зачем он танцевал этот странный танец? А тени эти — кто они и чего хотели?       — Тени? Вы с Намджуном их видели? — удивился дракон. Луч солнца на мгновение осветил его лицо, чешуйки засверкали загадочно тёмным нефритом. Джин кивнул медленно, думая, что голова вот-вот отвалится от таких нагрузок. — Хороший знак. Обычно в таких случаях молодожёны не видят.       — Так кто это были?       — Боги. Демоны. Чудовища. Люди, — сказал Юнги, с нескрываемым удовлетворением отмечая, что лицо новоиспечённого принца удивлённо вытянулось. — Ведьмак призвал их всех сюда, чтобы они… увидели ваш союз.       — И пел он, чтобы их вызвать.       — Верно.       — Ты понимаешь тот язык, на котором он поёт?       — Я — дракон, — в голосе его послышались слабые нотки самодовольства. — Естественно, я знаю этот язык. Когда он шептал, пел, издавал эти звуки, наверняка показавшиеся тебе странными, я каждое слово понимал.       Джин молчал в каком-то заторможенном оцепенении. Казалось, кубок с вином вот-вот упадёт из пальцев — настолько рука ослабла и не хотела что-либо держать. Посмотрев с секунду на своего — теперь — мужа, он заметил, что тот пристально наблюдал за ними двумя.       — И что он пел?       Юнги задумался на мгновение.       — Сложно перевести с такого старого языка на наш. Если упростить всё — он почти повторял слова вашей клятвы, только в приложение к ней сам приносил свою — обещал, что, кроме него, никто не в силах ваши узы разрушить. На самом деле, текст там намного красивее, запутаннее и длиннее, но приводить его полностью — значит насиловать твои уши. И мой язык, — дракон посмеялся, вызывая улыбку и у Сокджина.       Весёлой улыбка эта не была ни разу, однако более-менее хорошее настроение передалось от Юнги к нему, и теперь свадьба не казалась таким дерьмом, каким казалась изначально.       День шёл слишком медленно, гости напивались постепенно, празднество становилось всё громче, музыка играла, не переставая — менялись только музыканты, по слухам, приглашённые из Серебряной Империи лично королём. Джин боялся даже представить, какие баснословные деньги его величество заплатил за их выступление — музыканты в Империи с другого континента ценились на вес золота и были довольно зажиточными, почитаемыми и уважаемыми людьми у себя на родине.       — Потанцуем? — вдруг спросил Юнги, немного понаблюдав за одним из таких музыкантов. Наблюдал он довольно пристально, что не укрылось от внимания самого выступающего — тот заметно нервничал, чувствуя на себе внимательный взгляд чешуйчатой твари со странными неживыми глазами. Джин уставился на дракона как на чудо света. Танец казался ему преступлением против всего человечества, против самого себя — в частности.       — Его величество не будет про…       — Не будет. Пошли. Нужно разгорячить кровь перед последним испытанием. Ночь уже совсем скоро.       Демоны, боги и иже с ними, Джин совсем об этом забыл. Колени задрожали, когда Юнги, схватив его за руку, утянул в толпу танцующих и закружил по двору. Всё это время Намджун наблюдал только за ними, не моргая почти и взгляда не отводя. Он был похож на застывшую ростовую куклу, недвижимую и прекрасную, но неживую. Ничего не чувствующую.       — С ним всё нормально? — спросил Джин того, кто лучше всего знал, каково Намджуну сейчас. Юнги кинул короткий взгляд на принца.       — Он напуган и опустошён. Немного зол — даже не знаю, почему, — на губах дракона, вопреки его словам, появилась слабая хитрая усмешка. — Но он в порядке. Это всё ритуал — от тебя пахнет тем же опустошением и страхом. Ничего ужасного в этом нет — подобное состояние после таких серьёзных ритуалов вполне нормально.       — Очень надеюсь, — пробормотал Джин, стараясь танцевать нормально, а не как какой-нибудь напившийся в кабаке деревенщина. Юнги вдруг отступил от него, и принц чуть не упал, однако всё-таки смог устоять на ногах. Вокруг всё стихло разом — музыка прекратилась, голоса затихли. Король встал, требуя к себе внимания. Он был пьян вусмерть, Джин в этом даже не сомневался.       — Дамы и господа! Солнце уже зашло за горизонт, и я, как заботливый понимающий отец и настоящий король, требую отнести молодожёнов на брачное ложе!       Сотни голосов радостными криками поддержали его, а Джин вдруг задрожал всем телом, чувствуя, как холодный пот выступает на коже. Намджун поник на своём стуле с высокой резной спинкой, весь сдулся прямо на глазах почти, и из прекрасной неживой куклы превратился в смертельно уставшего живого человека.       Толпа подхватила Сокджина на руки и унесла куда-то прочь, Намджуна вырвала с его насиженного места другая толпа, и их обоих понесли сотни пар рук прочь со двора, по длинным запутанным коридорам. Джин смеялся через слёзы, а плакал, потому что был пьян. Потолок и стены с висевшими на них картинами, гобеленами и светящимися канделябрами кружились, вызывая нечто вроде тошноты, руки, державшие его, превращались воображением в уродливые бесформенные кляксы. Кровь отхлынула от лица, глаза в ужасе расширились. Сердце перестало биться, или наоборот билось с оглушительной скоростью — он так и не понимал, что с ним происходит. Единственное, что он мог понять как никогда сильно и отчётливо — ему было страшно.       Их с Намджуном общие покои располагались в одной из многочисленных башен замка, широкие окна этих покоев выходили прямо на Сэнхе, светившийся сейчас мириадами разноцветных огней. Гудящая толпа передала Джина буквально в руки принцу, который держал его за талию, прижимая к себе, и отстранённо улыбался пьяным гостям. Те, покричав всякой похабщины напоследок, скрылись в широком коридоре, хлопнув дверьми. Некоторое время новоиспечённые мужья так и стояли в обнимку, прислушиваясь к шуму за дверью, а потом, когда толпа ушла прочь, оставляя их наедине друг с другом и с тишиной, отстранились.       Джин молчал, не зная, что ещё можно сказать. Костюм его был помят, волосы порядочно растрепались. От вина щёки раскраснелись, сердце скакало в бешеном ритме, желая как можно быстрее выпорхнуть из груди. Он вообще не представлял, что ему нужно было делать. Оба смотрели на закрытую дверь, а Сокджин ещё усматривал возможность сбежать, пока она незаперта… Однако Намджун, словно читая его мысли, молча подошёл к этой двери и повернул ключ, вставленный в замочную скважину, запирая изнутри. Его действия были преисполнены какой-то страшной трезвой решимости. Джин не знал в данный момент, что его пугало больше — эта решимость, собственный ужас или мрачная обстановка комнаты, широкая кровать с высоким балдахином. Кровать, казавшаяся ему колодцем, ведущим куда-нибудь в преисподнюю — иного сравнения он просто не смог придумать.       Намджун некоторое время стоял у двери, держа руку на ключе, а потом отстранился и повернулся к Джину лицом. Вид его не выражал ничего — ни злости, ни отвращения.       — Сколько тебе лет? — спросил он хриплым голосом, и вопрос этот показался Джину как минимум неуместным. Но принц спрашивал это лишь чтобы как-то разбавить гнетущую обстановку в покоях. Хотя такими вопросами эту обстановку обычно лишь нагнетали.       — Семнадцать, — тихо ответил Сокджин, надеясь, что его голос не слишком дрожал. Самого его колотило так, словно температура в комнате понизилась градусов на двадцать. Намджун обошёл его стороной, хватил графин с вином (Джин по запаху понял), стоявшим на высоком столике рядом с креслами в центре покоев, и налил себе полный кубок. Посмотрел на него пару секунд неживым взглядом.       — У тебя уже был кто-то? Ты с кем-нибудь спал? — спросил он совершенно спокойно, однако сам был напряжён, как струна. Джин хотел бы послать его к чёртовой матери, однако всё, что он мог выдать, лишь:       — Нет. Никогда и ни с кем.       Боги великие, да он даже ни с кем не целовался раньше украдкой в их любимой с Тэхёном роще. Даже брат в этом деле преуспел — украл поцелуй у какого-то мальчишки, с одним из которых любил проводить время, пока тот не покинул Сынган около полугода назад. Так странно было об этом думать. Так противно было от осознания, что его девственность заберёт человек, которому он отвратителен.       Намджун сделал большой глоток и дрогнувшим голосом произнёс лишь тихое:       — Великие боги…       Он выпил кубок одним махом, будто желая набраться смелости. В покоях было темно, Джин не мог видеть его лица. Он знал, что ничего хорошего он в лице этом точно не увидит, однако мыли об этом, как ни странно, даже расстраивали.       — Раздевайся, — сказал принц жёстко, и Джину пришлось подчиниться. Дрожащие пальцы едва справлялись с застёжками и пуговицами, расшитый звёздами наряд упал к ногам, следом — чёрная рубашка. Намджун не смотрел на него, он пил уже четвёртый кубок подряд, желая опьянеть как можно быстрее. Он не хотел на него смотреть. На секунду даже проскочила нотка обиды, но Джин быстро заглушил её. Обувь отодвинулась в сторону, теперь уже никому ненужная, штаны полетели куда-то в сторону, вслед за ними бельё. Он предстал перед своим теперь-уже-мужем полностью обнажённым. Воздух, внезапно похолодевший, жадным укусом коснулся кожи, вызывая мурашки. Джин повернулся к принцу лицом, тот, заметив это, судорожно вздохнул и отставил кубок в сторону. Джин не знал, достаточно ли тот пьян — это ему и не нужно было. Он обнял себя руками, прерывисто дыша.       Намджун осмотрел его с ног до головы, задержался взглядом на паху, животе и бёдрах. Тоже начал раздеваться. Джин смотрел на него, не моргая, смотрел в безразлично-каменное лицо и не смел шевельнуться. Когда принц тоже разделся полностью, его глазам предстало, мягко говоря, захватывающее зрелище… из горла вырвался еле слышный жалобный всхлип.       «Он слишком большой, — забилась в голове истерическая мысль. — Он же порвёт меня, он же порвёт меня, он же!..»       Боги, Намджун был возбуждён.       Грудь сдавило стальным обручем, дышать было трудно. Джина не покидало ощущение, что Намджун буквально заставлял себя возбудиться. Внезапно Джин почувствовал себя таким маленьким и беспомощным, и вся его гордость вместе со смелостью канула в небытие, оставляя наедине с животным ужасом. Запах принца щекотал ноздри, кружил голову ещё сильнее, чем вино. Намджун смотрел на него внимательно, затем подошёл ближе.       — Постарайся… успокоиться, — попросил — попросил! — он и сократил расстояние между ними настолько, насколько это было вообще возможно. Он легонько обхватил его талию ладонями и, почти ласково притянув к себе, поцеловал. На пробу, легко и невесомо. Сокджин замер, даже не зная, что ему делать. Принц отстранился тут же. — Ты и не целовался ни разу, да?       Джин торопливо кивнул, прикрывая губы пальцами, но Намджун отстранил его руку от лица и сжал в своей. Его ладони были горячими. Всё это казалось настолько нереальным и настолько пугающим, что сердце разрывалось на куски.       — Я научу. Просто повторяй за мной.       Он вновь припал к его губам, Джин чуть приоткрыл рот, и их языки вдруг столкнулись. Хотелось отстраниться — какая же гадость! — однако Намджун крепко держал его, не давая и шагу ступить. Джин пытался неловко отвечать, как умел (или точнее, как не умел), но пыла и тем более страсти в этом поцелуе не было. Однако от самой ситуации, от всего, что происходило сейчас в пределах этой комнаты, клубок змей предательски-приятно сворачивался внизу живота.       Воздуха стало не хватать, и они отстранились. Ниточка слюны тянулась от одних губ к другим, но на неё никто не обращал внимания. Джин не смотрел принцу в глаза почти впервые, и ему было так стыдно сейчас перед ним и перед самим собой, ему было так страшно, что хотелось просто испариться, раствориться в воздухе и исчезнуть навеки, лишь бы не продолжать, лишь бы ничего подобного больше не испытывать…       — Ложись, — низким голосом скомандовал Намджун, и Джин вновь возненавидел себя за то, что подчинился.       Он лёг, как Намджун ему приказал, тот забрался на кровать вслед за ним и дрожащими руками развёл ноги в стороны, будто оценивая зрелище.       — Течёшь, — констатировал он, скользя рукой по внутренней стороне бедра и касаясь чуть влажного сжатого входа. Джин закрыл лицо руками, лишь бы ничего не видеть. Уши, увы, он закрыть уже не мог. — Это… хорошо. Так будет проще.       «Проще». Он сказал: «Проще».       Намджун легонько обхватил его привставший член горячими пальцами и сделал несколько пробных движений. Сокджин задрожал, реагируя. Принц не решался заходить дальше, хоть и понимал, что должен был. Он вновь скользнул пальцами между ягодиц, погладил там рукой почти что ласково.       — Перевернись на живот.       Это была… унизительная радость. Унизительная — поза, и радость — «я не увижу его лица и всего, что он со мной делает». Джин перевернулся, схватил одну из многочисленных подушек, лежавших на постели, и обнял её, уткнувшись предательски горящим лицом.       «Соберись!»       Намджун дразнил его прикосновениями, щекотными и горячими, и дыхание Джина сбивалось ещё сильнее, чем до этого. Когда он постарался протолкнуть первый палец, с губ сорвался унизительный просящий скулёж. Джин сам не понимал, чего просил — чтобы всё побыстрее закончилось, чтобы не было так больно, или чтобы палец в его заднице поскорее заменил чужой член. Последнее отпало, стоило вспомнить приличные размеры чужого достоинства.       — Чёрт, это так сложно, — растерянно проговорил Намджун, постепенно его растягивая. Смазка заметно в этом помогала, но от неприятных ощущений некуда было деваться — они буквально погружали с головой, затмевая даже чуть искрящее возбуждение. Последнее точно казалось ненормальным — настолько, что Джин готов был себя возненавидеть за то, что заводился от чужих прикосновений.       — Что — сложно? — спросил он сорвавшимся голосом, когда в него вошёл третий палец. Намджун имитировал толчок, болезненное трение заставило Джина сдавленно застонать.       — Делить постель с девственником.       Казалось, эта пытка могла продолжаться вечно, но и она вскоре закончилась. Намджун вытащил из него пальцы, и Джин даже не успел нормально и спокойно выдохнуть, как тут же ощутил, как тот приставил головку твёрдого члена ко входу.       — Нет, — вырвалось против его собственной воли. — Не надо!       Но Намджун не послушал его и вошёл резко, вырывая из стройного тела под собой болезненные вскрики… на грани с удовольствием.