***
Накануне отъезда лорд Сонхо вновь показался в доме — глубоким вечером постучался в дверь и вошёл внутрь, спрашивая с порога, не случилось ли чего. Хосок не то чтобы рад был его видеть, но какая-никакая компания в извечно пустом доме с вечно молчаливыми подобострастными слугами, пусть и неприятная, прельщала его куда больше, чем одиночество. Он уже достаточно молчал. Молчал в этом доме, в дороге, в королевской тюрьме. Никто из слуг не говорил с ним, только улыбался заискивающе. Каждый из них глядел на него с любопытством, будто желая задать вопрос, но не решаясь. Лорд Пак явно запретил им разговаривать с временным гостем, и Хосок гадал, знали ли они, кто он такой. Наверняка знали, может быть, просто догадывались, но всё же… — Утром мы выезжаем. Ваша крепость уже давно готова принять вас — а вместе с ней и новый королевский совет, — лорд Сонхо, великолепный в своих нарядах, так и блистал — если смотреть долго, глаза заболят. Как смотреть на солнце. Столько побрякушек и украшений Хосок не видел ещё ни на ком, а уж от дороговизны наряда у любого чуть более бедного лорда приступ мог бы случиться от зависти. Поговаривали, Пак Сонхо был одни из лордов, чьё богатство если не сравнимо с королевским, то очень к нему близко. Хосок не слишком верил слухам, однако… — Как же вы проведёте меня через городские ворота, да ещё и посреди дня? — задал он давно интересующий его вопрос. Лорд Сонхо улыбнулся — его извечная улыбочка и раздражала, и приводила в настороженность. Казалось, Пак знает куда больше, чем все остальные. Чем Хосок, чем королевская семья, чем все лорды, которые перешли на сторону Хосока, когда война даже ещё не началась. Лорд Сонхо наверняка считал себя человеком, который был умнее, чем другие, и особо этого не скрывал — вот и потешался над глупцами, пляшущими под его дудку. — Есть у меня подозрение, что городская стража не будет особо приглядываться к нескольким бедным торговцам, решившим отправиться домой из-за неудач в столице. Хосок хмыкнул — и как раньше не догадался… Маскировка — их единственный способ сбежать и быть неузнанными. Хосок знал, что по всему Сэнхе его ищут королевские посланники, думая, что он затаился, однако сам Намджун, скорее всего, считает, что Хосок уже давно покинул город — может быть, ещё в ночь своего побега из темницы. Наивный младший брат даже не подозревал, что корень всех его проблем находится даже ближе, чем он думает. Утром, как и было оговорено, они двинулись в путь. Хосок старался подавить в себе нервозность, проходя по улицам в открытую впервые с того дня, как избежал смертной казни. Идти, затаившись в толпе челяди, ему было не впервой — в других странах приходилось притворяться кем угодно, лишь бы выжить, сбежать, скрыться. От нечищеной одежды чесалось тело, дурацкая шапка падала на глаза и закрывала половину лица, но он терпел, двигаясь вслед за лордом Сонхо, переодетым в такого же бедняка, как и он. Позади двигалась кучка замаскированных воинов, готовых давать отпор в случае разоблачения. Далеко за воротами их ждала остальная часть их небольшого отряда — приближённые слуги Пака приготовили лошадей, нормальную дорожную одежду и ещё кое-какие вещи. Проходя через ворота бок о бок с лордом Сонхо, Хосок старался подавить в себе тихую панику, страх, волей-неволей прокрадывающийся в голову. Ему казалось, что в любой момент из-за угла выскочит кто-то из нанятых Намджуном людей и, указывая на него пальцем, закричит: «Вот он, королевский бастард!», и начнётся погоня. Что кто-то из городских стражников увидит его лицо и узнает его. Что всё пойдёт не по плану, и снова придётся бежать, только теперь — не по подземным ходам и запутанным, тёмным коридорам, а под градом стрел, которые стражники на стенах наверняка будут пускать ему в спину. Может быть, какой-то особо пронырливый стрелок пальнёт по нему из арбалета, и болт пробьёт его тело насквозь, оканчивая и борьбу за трон, и все сомнения, терзавшие Хосока с самого того дня, как он покинул столицу в первый раз, злой и обиженный? Может быть, чья-то стрела попадёт ему в голову, и всё будет кончено? Ни войны тебе, ни узурпации — Намджун останется королём до конца дней своих, и будет жить со своим красавчиком-мужем, исполнять долг и так далее… А ты, Хосок, будешь убит и сожжён — и не удивишь больше ни дальних стран, ни заморских чудес, ни сокровищ, которыми твои корабли были полны под завязку, ни брата, с которым толком не поговорил с последний раз. Может быть, не такая уж и плохая судьба для бастарда, сына шлюхи. Самое то для тебя, да, Хосок-и? Ничего из этого не случилось. Они с лордом Сонхо прошли через ворота и двинулись дальше по главному тракту, проходя мимо трактиров и постоялых дворов, мелких деревень, раскиданных близ города. От моря приносило запах солёной воды — не то что вонь королевского порта в самом Сэнхе, — и Хосок вдыхал этот запах, как одуревший, переполняя лёгкие до головокружения и не желая остановиться. Ноги будто сами несли его к окончательной воле, и мысли о войне с братом остались позади. В кои-то веки Хосок ощутил себя по-настоящему свободным — пусть это ощущение было кратковременным, он позволил себе погрузиться в него с головой. Пока предоставилась такая возможность. Пока он был жив и дышал морским воздухом, ему всё было нипочём. Отряд лорда Сонхо ждал их в нескольких милях от города, у какого-то давно брошенного одинокого домишки с прогнившей соломенной крышей. Наскоро переодевшись, путники снова двинулись дальше — и Хосок, изъездивший это королевство вдоль и поперёк, всё равно оглядывался по сторонам и рассматривая знакомые места с любопытством, будто всё это видел впервые. Замок-крепость Ынхон, куда лежал их путь, находился в западных горах и слыл одним из самых недоступных для захвата мест в королевстве. Много лет он был практически заброшен, пока один из ближайших живущих к нему лордов его не выкупил. Лорд этот не состоял в королевском совете, однако был среди тех, кто перешёл на сторону Хосока, как ему рассказывал лорд Сонхо. И вот теперь Ынхон, долгое время пустовавший, станет временным дворцом для будущего короля, пока трон не будет захвачен. Хосок, если честно, был рад временному пристанищу. Когда у него в последний раз было место, дом, хотя бы мелкий участок земли, который он без колебаний смог бы назвать своим? Которым мог бы владеть полностью и безраздельно? Он уже и не помнил, когда вообще останавливался где-то именно в качестве хозяина, а не незваного гостя. Теперь же, с помощью старшего Пака и других лордов, не особо жалующих семейную чету Ким, у него появилась возможность затаиться ненадолго, побыть в безопасности, а потом — напасть. Может быть, у Хосока и не было кучи драконов, как у его братца, может быть, его армия не была такой большой, но всё-таки… разве то, что его вытащили из темницы, не значит, что его притязания на трон хоть чего-то стоят? Разве это не значит, что он всё-таки достоин быть королём? Что он не просто незаконнорожденный выродок, но кто-то больший? Кто-то, кто намного лучше, чем о нём думают все остальные? Хосок давно не позволял себе надеяться хоть на что-то — но теперь надежда разлилась в груди неуверенным, но приятным теплом. Он словно выпил хорошего вина — улыбка против воли появилась на лице, давно не улыбавшемся искренне, голова стала совсем лёгкой, и мир вокруг теперь казался более дружелюбно настроенным. Он представил себя королём, как уже давно представлял — воображал, как едет по этим же землям, но не как изгнанный преступник и отцеубийца, а как правитель. Как из лачуг, разбросанных тут и там, выходят бедняки и кланяются, как свита едет за спиной, как над головой летит огромный крылатый ящер, издавая торжественный рёв и объявляя — вот он, ваш король, расступитесь и поклоняйтесь ему! Глупые мечты, очень глупые. Хосок моргнул и словно очнулся от прекрасного сна, возвращаясь в серую реальность. Над полями расстилался туман, тучи нависали над головой. По плечам и голове медленно застучали холодные капли дождя. Хосок поднял глаза к небу, уставившись на близкие облака, которых, казалось, можно было коснуться; ледяные капли падали на лицо, стекали вниз по подбородку, шее. Самые настоящие слёзы — пресные и холодные. Слёзы радости. Хосок улыбнулся. Возможно, всё было не так уж и плохо.***
Тишина наступила давно, но в ушах звенело так, словно внутри черепной коробки отзвенели самые громкие колокола мира. Тэхён открыл глаза, уставившись в небо. Помимо звона он почти ничего не слышал; ветер донёс до него запах горелого дерева и едкого дыма. От резких запахов голова разболелась ещё пуще, тело отказывалось слушаться. Ещё некоторое время царила полная тишина; когда звон в ушах более-менее сошёл на нет, Тэхён услышал шаги. Показалось лицо матери — она взяла его лицо в ладони, внимательно разглядывая. — Ты не ранен? Всё в порядке? — Тэхён кивнул, желая что-то сказать, но закашлялся, не в силах произнести ни слова. Мать поднялась на ноги, стряхивая с одежды пыль и приставшие травинки, протянула руку — Тэхён схватил маленькую ладонь и поднялся на ноги. С трудом, стоит сказать — ноги подкосились, но устоять всё-таки удалось. Оглядевшись, он увидел Юнги, стоявшего к дикарям ближе всех, стражников за его спиной, готовых либо нападать, либо отражать атаку, самих дикарей, напряжённых и ждущих указаний Гуннара. Чонгук стоял полубоком, осматривая масштабы причинённого ущерба… а масштабы были довольно пугающи: от деревьев остались только торчащие из земли обугленные коряги, кривые и неестественные, ещё дымящиеся. Земля вокруг него была выжжена — вряд ли на ней в ближайшие годы что-то вырастет. От ближайшей горы отвалились несколько внушительных валунов и валялись у подножия. Приглядевшись, можно было заметить трещины, расползшиеся по камню. Дотронься — и всё рассыпется в пыль. Тэхён был в ужасе. Он встретился взглядом с Чонгуком — побледневшее лицо мальчишки ещё сохраняло оттенок испуга и нерешительности, но теперь он вёл себя чуть увереннее. Его отец сделал шаг вперёд, поднимая руку, показывая своим воинам, что нападать пока не стоит. Леди Элинор поравнялась с Юнги — дракон, заметив её боковым зрением, выступил чуть вперёд, закрывая женщину собой. Тэхён стоял позади и оглядывался по сторонам. Катана лежала рядом, оказавшаяся совершенно бесполезной. Он провёл ладонью по лицу и поднял любимое оружие, ощущая себя гномом, пытающимся напасть на дракона с деревянным кинжалом в руках. Такого исхода переговоров никто из них не ожидал. Молчание длилось недолго — обе стороны переглядывались между собой, каждый пытался угадать, о чём думает другой. Тэхён сжимал рукоять катаны изо всех сил, зная прекрасно, что она не поможет, если сейчас начнётся битва. Чонгук, если его отец прикажет, сотрёт их всех с лица земли. На мгновение перед мысленным взором промелькнул образ брата, вызывая безотчётную тоску. Как хотелось сейчас его увидеть! Как хотелось повернуть время вспять, снова вернуться в детство! Сражаться с Сокджином в их любимой роще, купаться вместе с пруду, соревноваться в боях или стрельбе из лука, вместе читать книги в библиотеке, рассказывать страшные истории поздно ночью, играть в догонялки, сбивая с ног слуг в коридорах замка… Ком застрял в горле, но Тэхён нашёл в себе силы его проглотить. Он снова встретился взглядом с Чонгуком — тот опустил глаза, будто стыдясь себя самого. За милым лицом и детской хрупкостью крылась смертоносная сила — теперь Тэхён не обманывался и точно знал, кого именно видел перед собой. Гуннар ободряюще потрепал сына по плечу, что-то сказал одобрительно, затем посмотрел на леди Элинор, не скрывая широкой улыбки во всё лицо. Заговорил — после оглушающей тишины грубый голос проехался по ушам, вызывая в голове боль. Тэхён почти не поморщился — прищурился только, стараясь не обращать внимания. Юнги перевёл хриплым голосом — вся его поза говорила о том, что он был готов кидаться в атаку. — Он говорит, что вам будет полезно иметь такое оружие при себе. В противном случае оно будет применено против вас, леди Элинор. Тэхён не видел лица матери, но знал примерно, какое оно приняло выражение. Заметил, что её руки яростно сжались в кулаки. — Пусть даст нам пять минут. Мне нужно посоветоваться. Юнги кивнул и перевёл — Гуннар ответил утвердительно, не переставая улыбаться. Мать повернулась к Тэхёну лицом — брови её были сдвинуты к переносице, губы негодующе поджаты. Кто знает, сколько бессильной ярости она прятала под относительно невозмутимой маской… Леди Элинор подошла к сыну, Юнги последовал за ней. Тэхён прислушался к своему сердцебиению — оно, как назло, ускорилось испуганно. Он лишь надеялся, что во взгляде его этого испуга не будет видно. — Ты думаешь, это предел его силы? — спросила Элинор, глядя на дракона. Юнги выглядел совершенно спокойным — только напряжение в его позе говорило о том, что он готов к бою. — Не могу сказать. Он закрывается, не даёт мне ощутить её полностью. Что-то мне подсказывает, что сил у него куда больше, чем он хочет показать. — То есть это был всего лишь предупреждающий удар. — Именно. Леди Элинор прикусила губу, глядя на сына — очень непривычный и нервный для неё жест. Тэхён растерянно смотрел на неё в ответ, не зная, что думать, что делать, что говорить. — Они устойчивы к драконьему пламени, — задумчиво пробормотала она. — Но что насчёт простого холодного оружия? Юнги пожал плечами якобы беззаботно. — В этом смысле они такие же, как мы с вами — обычные смертные. Кроме, разве что, этого существа — даже я не смогу вам точно сказать, сможем ли мы убить его сталью. — Но Гуннара с его подчинёнными сможем? — Думаю, да. Вы собираетесь сделать это прямо сейчас? Тэхён всматривался в лицо матери внимательно, задержав дыхание. С восхищением и какой-то долей страха он замечал, что она довольно быстро пришла в себя и несмотря на то, что пять минут назад неведомое существо, скрытое в теле простого парнишки, чуть их всех не уничтожило, снова обрела способность мыслить трезво. Со стыдом подумал о том, что ему самому до такого ещё расти и расти. «Как же ты станешь правителем Сынгана, если перед малейшей опасностью дрожишь как лист на ветру?» Тэхён всеми силами постарался выдержать взгляд матери — холодный, расчётливый, уничтожающий. — Нет. Пока мальчишка рядом — мы бессильны. Нужно сделать это незаметно. Перебить по одному. — Но что тогда делать с самим мальчишкой? — подал голос Тэхён. — Вдруг мы не сможем убить его ни простым оружием, ни ядом, ни чем-либо ещё? Он же сотрёт нас в порошок. Леди Элинор улыбнулась — о такую улыбку запросто можно порезаться. — У нас будет время выяснить, насколько он силён и как можно будет от него избавиться, — её взгляд обратился к Юнги. — Ты позаботишься об этом? — С удовольствием, миледи. — Отлично. Раз уж они угрожают нашим жизням — пока будем играть по их правилам. Позволим им поверить в лёгкую победу. Но когда они разбредутся по покоям и останутся наедине с собой, — Элинор ухмыльнулась, — мы избавимся от них. Сразу же, без промедлений. Юнги смотрел на неё почти с восторгом — Тэхён его понимал. В такие моменты, как этот, он и восхищался своей матерью, и боялся её. Образ кровожадной интриганки слишком сильно не совпадал с образом любящей матери, которую он так привык видеть — поражающий контраст. Пугающий до чёртиков, но тем не менее притягивающий. — Что сделаем с теми, кто остался в горах? — спросил дракон непринуждённо — со стороны могло показаться, что они обсуждают погоду или какие-то мелкие повседневные дела, но уж никак не план массового убийства. — Что они смогут сделать без предводителя? Наши воины задавят их числом — я об этом позабочусь, — леди Элинор выдохнула решительно и взяла Тэхёна за руку. — Прости, но тебе пока придётся побыть женихом для этого… существа. Тэхён торопливо кивнул, не особо осознавая смысла её слов. Придётся — значит, так и будет. Он не посмеет её ослушаться — никогда, наверное, в своей жизни не посмеет. — Что ж, — Элинор повернулась к Гуннару и его людям лицом, снова демонстрируя уверенную улыбку. — Скажи ему, что я согласна принять его в Долине как гостя. Нам придётся обсудить также брачное соглашение, если он ещё не передумал выдавать своего сына за моего. Юнги перевёл — Гуннар, услышав эти слова, улыбнулся довольно, снова прижимая Чонгука к себе. — Он говорит, что такое ваше решение ему по душе, — проговорил Юнги с ехидной улыбкой. Тэхён не знал, что можно сказать или сделать — он был в ужасе. Застыл как статуя, не смея пошевелить ни единым мускулом тела. Запоздалая паника? Отчаяние? Осознание, бьющее по нервам — осознание того, что для Сынгана настало по-настоящему трудное время? Осознание того, что в будущем ему самому придётся принимать подобные решения и даже, наверное, воевать? Может, всё сразу навалилось как снежный ком? Тэхён не знал. Одно лишь осознавал отчётливо — его беззаботное детство закончилось. Прямо сейчас. — Ещё бы оно не было ему по душе, — ядовито откликнулась мать. — Интересно, будет ли ему по душе кинжал, воткнутый в сердце. Посмотрим, будет ли он улыбаться так же довольно, как сейчас, когда я лично всажу этот кинжал ему в грудь. Тон её был спокоен, но слова — исполнены такой ненависти, что Тэхёна передёрнуло. Он переглянулся с Юнги, но дракон, будто его и не заметив, быстро отвёл взгляд. Решение принято, план готов — осталось дождаться исполнения. Тэхён поймал на себе взгляд Чонгука. По затылку почему-то поползли неприятные холодные мурашки.***
— Ребёнка нет, — покачал головой Чимин. Опять. В который раз. Не то чтобы Джин был расстроен, но какая-то его часть опасалась услышать эти слова. Ведьмак задумчиво осмотрел его своими светлыми глазами. Татуировки его тоже, казалось, светились. — Как часто вы с его величеством исполняете долг? — спросил он спокойно, но Джина от этого вопроса почему-то бросило в краску. Он промямлил не без смущения что-то про «довольно часто», стараясь не вспоминать проведённые вместе с Намджуном ночи — например, сегодняшнюю, — но образы и картинки настойчиво лезли в голову, вызывая что-то среднее между стыдом и возбуждением. Он даже не представлял, что из этого было хуже всего. — Странно… Наследник уже должен был появиться к этому времени, но вы никак не можете забеременеть. Что-то явно не так. — Я… могу быть бесплодным? — Сокджин сам не понял, спросил ли это с надеждой или отчаянием. Чимин наклонил голову — выглядел он до ужаса неестественно, походя на живую куклу, на слишком идеальное, притягивающее взгляд видение. Неудивительно, что альфы часто на него засматривались — волей-неволей поймаешь себя на любовании этим странным юношей. Сокджин и сам отчётливо осознавал, что не может оторвать от него заинтересованного, любопытного взгляда. Обычно он смотрел так на Юнги — как на чарующее существо, о котором хотелось узнать как можно больше. При мысли о драконе что-то неприятно тянуло в груди. Ни одной вести, ни одного письма. Отец тоже ничего не знал — по крайней мере, не говорил об этом Сокджину, — ни о том, что сейчас творится в Сынгане, ни об исходе важной для Мина миссии. Джин невесело ухмыльнулся — его немая война с отцом после той ссоры продолжалась до сих пор, но он, как ни странно, не жалел о том, что сорвался и высказал ему всё, что долго прятал внутри. Чимин откинулся назад, взяв кинжал со стола, на котором стояли какие-то склянки с неизвестным Джину содержимым. В воздухе мрачной комнаты пахло травами и цветами, запахом самого ведьмака — сладким, но не приторным. Приятным. — Дайте руку. Сокджин протянул ладонь — ту, внутреннюю сторону которой пересекала тонкая полоска шрама. Чимин закатал его рукав до локтя — холодный металл разрезал кожу неожиданно болезненно, и Джин зашипел. Ведьмак действовал быстро — набрал полившуюся обильно кровь в неглубокое железное блюдце, провёл ладонью по сочащемуся кровью порезу, и боль исчезла. Сокджин уставился удивлённо на ведьмака, перевёл взгляд на рану — края её затягивались стремительно, кровь сворачивалась и превращалась в тонкую тёмно-красную корку. Секунда — и пропала даже она. Ещё через мгновение остался тонкий шрам, но и он вскоре исчез. Джин не сдержал восхищённого выдоха. Настоящее волшебство. Чимин же, отложив кинжал в сторону, взял блюдце с кровью в обе ладони и уставился, будто что-то высматривая. Светлые глаза и впрямь стали излучать едва заметное свечение — Джин смотрел завороженно и не смел оторвать взгляда. Комната погрузилась в тишину, которую страшно было прервать даже вдохом. Чимин макнул кончик пальца в его кровь, слизнул багровую каплю — глаза его широко раскрылись. — Яд, — выдохнул он, уставившись на Сокджина почти удивлённо. Сердце предательски сбилось с привычного ритма — Джин открыл рот, не зная, что сказать. Никогда он не видел ведьмака таким растерянным — что уж там, никогда прежде не замечал, что у него настолько эмоциональное лицо. Чимин вскочил со стула и подошёл к столу, аккуратно поставил чашу с кровью и принялся что-то искать, торопливо порхая руками по склянкам и сложенным аккуратными стопками старым книгам. Джин замер на месте, не шевелился, почти не дышал — смотрел в худую спину, скрытую привычным мешковатым одеянием, и не мог ни слова выдавить. Его травят? Чем? Смертельно ли это? Опасно ли? Тысячи вопросов крутились в голове, но он знал — на них пока нет ответа. Что скажет на это Намджун? Есть ли противоядие? Если нет, если действие яда необратимо — король откажется от него, расторгнет их брак? Вряд ли — их души связаны, это сделать уже невозможно. Но что они будут делать, если выяснится, что Сокджин не сможет иметь ребёнка, не сможет родить королю наследника? Как в этом случае им быть? Чимин повернулся к нему лицом — он выглядел чуть спокойнее, чем несколько минут назад, но торопливая нервозность из движений ещё не пропала. — Не поддавайтесь панике. Пока я не знаю, что это за вещество, но вскоре это выясню. Оно не опасно для вашего организма, но, я думаю, травят им вас уже долго. Осталось только выяснить, обратим ли эффект и есть ли противоядие. — А ещё узнать, кто меня травит, как и зачем, — монотонно ответил Сокджин. — Именно. Просто нужно немного времени. — У тебя его в избытке. Только, пожалуйста, поторопись — нужно как можно скорее всё это предотвратить. — Положитесь на меня, ваше величество, — Чимин помолчал немного, потом отвернулся к столу, снова начиная суетиться и что-то искать. — Вы скажете об этом королю? Сокджин не хотел говорить — не знал, как эту новость преподнести, не знал, какую реакцию на это увидит, — но понимал, что рано или поздно это вскроется. Скрыть, конечно, хочется, но нельзя. Намджун ему теперь доверял, значит, ждал этого доверия в ответ. Джин просто не может ему об этом не сказать. — Скажу. У меня особо нет выбора, — он мрачно ухмыльнулся. — Это будет правильным решением. Сокджин кивнул, вяло соглашаясь. Поднялся и вышел в коридор, оставляя ведьмака наедине с его старыми книгами и магическими зельями. Снова безотчётная злоба плескалась где-то на глубине сознания, не находя выхода, не находя способа разрастись до больших размеров. Ещё одна проблема в копилку к остальным… Выводила из себя растерянность, бессилие, невозможность что-то предпринять. Незнание обо всём, что происходит во дворце и там, в Долине. Невозможность предотвратить все беды, которые предстоит пережить. Джин не знал, на кого злился — на себя самого, наверное, в первую очередь. За то, что не смог ничего сделать, когда Долине угрожала опасность. За то, что вообще родился омегой без права голоса. За что, что сейчас из-за него репутация королевской семьи пошатнётся, стоит кому-либо разузнать о его невозможности родить наследника. За всё, чёрт возьми. За сомнения, тревоги и — самое главное — за невозможность что-либо предпринять. Остановить войну, расправиться с дикарями на севере собственноручно, взяться за управление королевскими делами своими руками. Да хотя бы перестать глупо ревновать короля к его чёртовым фаворитам, в конце концов! Он даже замер среди коридора, как громом поражённый. Ревность? Он ревновал Намджуна? В самом деле ревновал? Джин обнял себя руками, только сейчас ощущая, как сильно его колотит. Тело била мелкая нервная дрожь, и он не мог справиться даже с ней. Осознание ударило сильнейшей молнией, когда-либо обрушивающейся на землю. Ревность… он и впрямь ревновал. Но почему? Ответа он не находил. Точного, однозначного ответа не было, как и всегда. Для того, чтобы ревновать, нужно любить, разве не так? Но любил ли он Намджуна? Любил, но просто хотел это яростно отрицать? Или этот брак уже стал для него привычкой настолько, что он стал считать Намджуна своей собственностью? Или дело в том, что он его хотел и не желал делиться его телом с кем-то посторонним? Хотелось схватиться за голову в панике и закричать, но из горла не вырвалось ни звука, и тело не пошевелилось. Джин потерялся в самом себе без надежды выйти из лабиринта собственных страхов, желаний и сомнений. Был ли выход на самом деле? Или ему всю жизнь придётся блуждать потерянным призраком, который не знает, что на самом деле чувствует, чего в самом деле хочет? Услышав негромкие шаги, Джин обернулся. — Что с тобой? Тебе плохо? — король остановился напротив, внимательно его рассматривая. Странное ощущение — тысячи вопросов стёрлись, стоило взглядам пересечься, и в голове внезапно стало слишком пусто. Сердце, бившееся более-менее ровно, застучало чаще. Ладони вспотели. Он снова растерялся, словно глупый мальчишка, уставился на Намджуна во все глаза, не зная, куда сбежать, где спрятаться. А нужно ли это было? — Нет, — собственный голос показался слабым писком. — Я просто… Что — просто? Он не знал, что сказать — лишь цеплялся пальцами за собственные плечи, сжался весь, как пружина. Ощутил себя закованным в цепи — ни пошевелиться, ни вдохнуть свободно. Окаменел, не смея моргнуть. Намджун смотрел с беспокойством, сделал шаг вперёд. Горячая ладонь накрыла лоб — хотелось отшатнуться, но одновременно… не хотелось. Что за двойные реакции? Какого чёрта с тобой творится, Ким Сокджин? — Ты не заболел? — низкий голос снова разрезал тишину, отдаваясь приятной вибрацией где-то в груди. Джин помотал головой — Намджун убрал руку со лба, пальцами погладил скулу невесомо, почти ласково. — После сегодняшнего тело не болит? Сокджин снова помотал головой, ощущая не без смущения, как кровь приливает к щекам. Хотел сказать что-то, но не мог выдавить ни звука. Где былая уверенность? Что с ним сейчас вообще происходит? Почему раздирают сотни противоречий? Почему хочется и кинуться в объятия и убежать? Беспокойство на лице Намджуна было слишком явным. Сокджин нервно выдохнул, не выдержав его взгляда. Почти впервые он позволил себе подобную слабость. Почти впервые с их первой ночи он позволил себе выглядеть настолько потерянным, настолько испуганным. Но чего он в самом деле боялся? — Слишком много всего навалилось, — Джин едва выдавил, запинаясь через каждое слово. — Я… не знаю, что делать… Я, твою мать, вообще уже ничего не знаю. Намджун подошёл ещё ближе и обнял его, утыкаясь носом куда-то в шею. Сокджин замер, не зная, как реагировать. Когда они в последний раз обнимались? Даже во время секса они старались свести прикосновения и объятия к минимуму, словно опасаясь друг к другу прикасаться, но это объятие… Настолько тесное, правильное, приятное… Трудно было устоять. Он и не устоял. Сцепил руки за спиной Намджуна и прижался к нему слишком доверчиво, прильнул прямо как страстная девица к спасшему её рыцарю. Горячее дыхание щекотало шею, кожа покрылась мурашками. Он не знал, сколько объятие длилось — лишь надеялся, что продлится оно подольше. Дышал запахом Намджуна и не хотел его отпускать. Хотел, чтобы время замедлило свой ход, чтобы замерло, давая возможность сполна насладиться этим моментом. — Я с тобой, — прошептал Намджун тихо-тихо, почти неразличимо. — Ты можешь на меня положиться. Трудно было поверить в это, особенно после всего того, что было раньше… Но Сокджин почему-то поверил. Немая поддержка не успокоила полностью, но дала хотя бы малое ощущение безопасности. Каплю уверенности в том, что все проблемы решатся рано или поздно. Немного спокойствия. Это чувство — первый луч солнца после долгого ледяного дождя. Приветливый свет маяка в тёмном, незнакомом, враждебном море. Дом, в который можно вернуться в любой момент, зная, что там тебя ждут. Сокджин мягко, почти неохотно отстранился, глядя Намджуну в глаза. Поднял руку — кончик указательного пальца разгладил складочку меж бровей, огладил нос и губы, задержался на подбородке. Странно было дарить кому-то подобную ласку. Странно было заставлять себя не сомневаться, не думать о причинах. Джин подался вперёд и мягко коснулся губ короля своими — тот ответил на неторопливый поцелуй, теснее прижимая его к себе. Зачем они это делали? Почему, почти ненавидя друг друга раньше, сейчас целовались, ища в этом поцелуе покоя и спасения от проблем? Ответа не знал, наверное, ни один из них. Хотя лежал он на самой поверхности.