Ненавистный брак

      — Яд? — Намджун медленно моргнул, глядя на мужа неверящим взглядом.       Джин старался сохранять спокойствие — и вроде как получалось. Пересказал слова ведьмака быстро, не мешкая, на одном дыхании. Тишина казалась слишком давящей, лицо Намджуна приняло странное выражение — не угадать, о чём думает. Джин стоял перед ним, сложив руки за спиной, ощущая себя провинившимся перед учителем учеником. Не слишком приятная ассоциация.       Король кинул взгляд куда-то за окно, в сгущающийся ночной сумрак, потом снова посмотрел на Джина. Приоткрыл губы, словно хотел что-то сказать, но сам не знал — что. Сокджин молчал, ожидая вердикта, хотя бы какой-то реакции. Ожидание казалось тяжким ярмом.       — Это… обратимо? — наконец подал голос Намджун, и его тон немного успокоил. Джин расслабился, только сейчас поняв, что стоял всё это время напряжённый, сжавшийся. Опасался, наверное, более негативной реакции, вот и ожидал худшего. Намджун, конечно, не мог от него отказаться — они же связаны, — но всё то хрупкое доверие и более-менее нормальное отношение друг к другу могло разойтись по швам, разорваться на лоскуты. Трудно будет сшить их обратно.       Джин помолчал несколько секунд, прежде чем придать голосу хоть какой-то твёрдости и ответить.       — Чимин сказал, что, пока не выяснит природу яда, нам ничего не узнать.       Намджун отвёл взгляд, зависнув им где-то на уровне пола. Серебристая чёлка упала на глаза, мешая обзору, но убирать её он не спешил. Джину захотелось сделать шаг вперёд, протянуть руку и убрать мешающие пряди со лба, но он… не решился. Растерянность, обуревавшая его совсем недавно в коридорах замка, отступила, но нерешительность ещё оставалась рядом, держала за плечи, шептала в ухо.       «Не подходи. Ты не знаешь, как он на это отреагирует. Не трогай его. Вдруг он тебя оттолкнёт?»       Сокджину хотелось заткнуть этот полный неуверенности и страха голос, но сделать этого не получалось.       Он продолжил стоять, глядя в макушку Намджуна, пытался ухватиться хоть за какую-то внятную мысль, сказать что-то, поторопить вынесения приговора, но молчал, изо всех сил распрямляя спину, стараясь не терять достоинства. В некоторых случаях нельзя показывать страха и слабости. Даже перед тем, кто, по идее, должен быть тебе самым близким из людей, отныне и навеки.       Намджун наконец поднял голову и посмотрел ему в глаза — лицо ещё выражало сомнение, но он либо старался его скрыть, либо оно потихоньку отступало перед выбранным им решением. Джин неосознанно задержал дыхание — сердце забилось сильнее, выдавая скрываемые чувства.       Слава богам, Намджун не мог его слышать.       Или мог?       — В таком случае дождёмся, пока Чимин не выяснит, можно ли это исправить.       Джин выдохнул. Свободно и легко. Облегчение накрыло тёплой ласковой волной, но сердце ещё не пыталось восстановить привычный ритм. Может, и к лучшему — пусть тоже успокоится, нужно лишь дать ему немного времени.       — Ты побледнел, — заметил Намджун, не сводя глаз с его лица. — Боялся, что я снова начну тебя презирать?       Сокджин покраснел. Чёрт, ну и что вообще можно на такое ответить? В последнее время они с Намджуном взяли в привычку говорить друг с другом слишком откровенно и честно для тех, кто совсем недавно терпеть друг друга не мог, но можно ли теперь действовать по-другому? Нужно ли? Правильно ли? Джин сам недавно поставил перед собой целью обратить не слишком приятное положение в свою сторону — и налаживание отношений с Намджуном было первым к этому шагом. И, кажется, правильным.       Он не мог оторвать взгляда от поблёскивающих в полумраке покоев глаз. Если уж решил быть честным — будь таким до конца. Давай, Джин. Признайся в этом, скажи правду.       — Боялся, — получилось как-то надменно, чересчур уверенно — можно было подумать, будто он обвинял Намджуна в чём-то. — Пока мы не настолько близки, чтобы я мог быть уверен в тебе полностью.       Намджуна его слова, кажется, расстроили. Джин прикусил язык, с каким-то чересчур детским страхом думая, что допустил ошибку, ляпнул лишнее.       — Понимаю. И, если честно, чувствую то же самое.       Джин не должен был расстраиваться, чувствовать слабое подобие обиды, но ощутил его — и невольно себя устыдился. Намджун всё смотрел, не отводя взгляда, будто любуясь или ожидая реакции — но её попросту не было. Чего он от Сокджина хотел? Каких слов на самом деле ждал?       — Как же нам тогда сблизиться? — спросил Намджун, не дождавшись ни ответа, ни какого-то движения мышц лица. — Может быть, ты знаешь ответ?       — Почему я должен его знать?       — Мне иногда вообще кажется, что ты куда умнее меня и куда больше знаешь. Может быть, поэтому я спрашиваю это именно у тебя, — он ухмыльнулся невесело. — Больше не у кого.       «Спросил бы у одной из своих шлюх», — хотелось выплюнуть ядовито, но Джин сдержал едкую, отравляющую кровь и язык ненависть. Если он скажет что-то подобное, ссоры точно не избежать.       — В… физическом плане мы довольно близки, — проговорил он, отчего-то снова краснея. Намджун кивнул, тоже смутившись.       — Но такой близости точно не хватит, чтобы жить в доверии и мире до конца наших жизней, — пауза. — И после тоже.       Джин понимал правильность его слов как никогда прежде — но в голову не шло упорно ничего. Намджун сказал, что он умён, возможно, даже умнее своего супруга — но почему тогда сейчас в мыслях не возникало ни одного кажущегося правильным решения? Почему он был сейчас так растерян? Слишком сложную для своего возраста задачу взял на себя, слишком много о себе возомнил, пытаясь доказать отцу и матери — и Намджуну, и всему королевскому двору, — что хоть на что-то способен?       — Я не знаю, — Сокджин тяжело выдохнул, решив честно признаться и в кои-то веки не юлить. Честность иногда была способом внести ясность хоть во что-то. Может, и сейчас поможет? — Не знаю, что нам делать.       — Знаешь, — голос Намджуна звучал на удивление твёрдо. — По глазам вижу, что знаешь.       Хотелось бы Джину быть в себе настолько же уверенным.       — Если бы мы понравились друг другу с самого начала, — он запнулся на мгновение, но продолжил, — как думаешь, сейчас было бы проще говорить друг с другом?       Намджун задумчиво прикусил губу.       — Возможно. Так ты думаешь, всё дело в том, что мы до сих пор друг друга недолюбливаем?       — Не только поэтому. Между нами много нерешённых вопросов.       — Каких?       Джин затаил дыхание, сбросил невидимые руки сомнений с плеч, но они настойчиво цеплялись, ногтями кололи и царапали кожу. Противоречивый шёпот неуверенности и страхов не затихал.       «Заткнись. Ты слишком далеко зашёл. Не говори».       «Так нужно», — упрямился Джин.       «Кому? У него и так полно забот — думаешь, сейчас он захочет с тобой мириться, объясняться, налаживать отношения? Отложи разговор, оставь это».       Он не хотел.       — Твои фавориты, для начала.       Намджун нахмурился.       — Это в прошлом. Я перестал изменять тебе ещё до того, как умер отец. Сейчас моё тело — только твоё, и ничьё больше. И впредь так будет всегда.       Неожиданное признание — Джин замер на мгновение, думая, что ослышался, но нет, Намджун и впрямь сказал именно это. «Моё тело принадлежит тебе». Так уверенно и спокойно, как что-то само собой разумеющееся. Не он ли больше полугода назад смотрел на Сокджина с обидной неприязнью, не он ли пренебрежительно отзывался о своём женихе, не он ли повторял ему из раза в раз, что верность сохранять не будет? Что изменилось за это время?       Многое. Слишком многое, наверное, чтобы продолжать ненавидеть друг друга, чтобы друг другу изменять и по-прежнему ненавидеть.       — Мне, — Сокджин ухмыльнулся невесело, — слабо в это верится.       Намджун не моргнул, не шевельнулся, не отвёл взгляда. Спокойствие осталось при нём — странно, обычно его было легко вывести из себя. Джин прислушался к наступившему молчанию — дурацкая, почти ядовитая усмешка не желала пропадать с лица, губы словно застыли. Он и впрямь не до конца ему верил — пусть и хотел какой-то своей частью закрыть этот вопрос раз и навсегда и забыть про королевских любовников, как про страшный сон. Но он не был наивным идиотом, что бы кто о нём ни думал, потому и не хотел, чтобы его обманывали так просто.       — Ты думаешь, я тебе вру?       — После того, как ты мне чуть ли не каждый день, ещё до свадьбы, говорил, что будешь мне изменять? После того, как я приходил в покои и видел смятые простыни и ощущал запах другой омеги? После всего этого ты хочешь, чтобы я так просто повёлся на твои честные глаза и многообещающие речи? Я не тупой, Намджун. Просто так забыть об этом я не могу, а уж сразу и без вопросов тебе поверить — тем более.       Намджун в лице не изменился, но плечи его поникли заметно. Устал. Меньше всего ему, наверное, хотелось, чтобы его муж трепал ему нервы, но другой возможности разобраться раз и навсегда могло не представиться.       Король вздохнул, поняв, что от него ждут хоть какой-то реакции — безнадёжный вздох, многозначный. Дающий понять: прекрати издеваться, пожалуйста.       Что ж, в издевательствах друг над другом и доведении до нервного срыва они достигли невероятных высот. Хоть в чём-то.       — Я понимаю. И тем не менее я не могу тебе ничего доказать, кроме как честно посмотрев в глаза и сказав «многообещающую речь». Я бы хотел — очень хотел, — но кроме слов у меня ничего нет, — он помолчал немного, прикусив губу. — В последний месяц ты хоть раз видел помятую простынь? Ощущал чужой запах на мне или на кровати? Хоть что-то выдало тебе присутствие хоть одного моего якобы любовника?       — Нет, — ответил Джин, помедлив немного. — Но он всё ещё здесь, в королевском дворце. Я видел его на коронации, хотя ты говорил, что отошлёшь его куда подальше по одному моему слову. Какого чёрта он тогда здесь делает?       — Кто?       — Мёнги, — это имя он прошипел — словно хотел как можно быстрее выплюнуть яд, попавший на язык ненароком. Намджун вскинул брови удивлённо, даже очнулся в какой-то миг, перестав быть уставшим и заторможенным.       — Я с ним не сплю. В последнее время я вообще его не видел — и, кстати, ясно дал ему понять, что ничего общего иметь с ним не желаю.       — Тогда что он делал в тронном зале?       Намджун помотал головой, показывая: не знаю.       Сокджин провёл рукой по лицу, чувствуя себя до предела раздражённым, напрягшимся. Внутри натягивалась всё сильнее струна, готовая порваться в любой момент — и прекратить её натяжение не представлялось возможным от слова совсем. Кажется, высказывая мужу претензии в надежде хоть как-то прояснить отношения между ними, он окончательно всё испортил… Ну что за дурак?       Он отвернулся. И почему ему стало настолько стыдно, обидно, почти больно? Чёрт знает — меньше всего сейчас хотелось разбираться в своих чувствах, и единственное, чего хотелось по-настоящему сильно — погрузиться в долгий сон и проснуться в другом месте, более спокойном. Месте, где он мог бы почувствовать себя свободным. Как дома.       Забыть обо всех проблемах, заботах и страхах, избавиться от поганой, душащей ревности и чего-то ещё, почти болезненного, заставлявшего дыхание становиться тяжёлым, а руки — мелко дрожать. Внутренне напрягаться, стоит только взглядам встретиться, ожидать объятия или поцелуя, или…       Джин открыл глаза, ощутив тяжесть на плечах — это Намджун поднялся с кровати и положил ладони на его плечи, почти вдавливая в пол, заставляя ощутить себя уменьшившимся в росте, маленьким, беспомощным. Он хотел повернуться, но не шевельнулся почти. Секунда — и горячие ладони скользнули с плеч на грудь, цепкие руки сомкнулись, сзади прижалось чужое тело… Волосы на затылке зашевелились, когда Намджун тяжело выдохнул — в очередной раз. По коже побежали мурашки.       Джин замер в его объятиях — чуть неловких, неуместных, выглядящих скорее как попытка задобрить и заткнуть. Застыл, перестав дышать на короткое мгновение. Прислушался к себе, чувству, распускающему в груди свои пышные бутоны… или ядовитые шипы? Пока трудно сказать наверняка, ужалит оно или наоборот подарит ему что-то светлое, безопасное. Может, и вовсе пропадёт, или будет распускаться дальше, заполняя собой грудную клетку.       Джин поднял руку, пальцами коснулся рук Намджуна, сцепившихся в замок на уровне его груди. Хотел сказать что-то — и не нашёл слов. Никаких. Снова.       Намджун зарылся носом в его волосы, потёрся щекой, как просящий ласки зверь. Джин хотел бы дать ему эту ласку — что уж там, он обязан был её давать, — но не мог заставить себя пошевелиться. Он готов был пойти навстречу Намджуну, но между ними стоял другой юноша — третий лишний, мальчишка с наглой улыбкой и вызывающим взглядом, мальчишка, думающий, что может получить короля себе и высокомерно улыбаться его якобы бессильному мужу. Призрак этого мальчишки не покидал разума Джина, его имя никак не выходило из головы.       — Что мне сделать, чтобы ты поверил? — тихо спросил Намджун ему на ухо. Джин невольно отклонился назад, спиной чувствуя едва-едва сердцебиение в чужой груди — торопливое, спешащее.       Что сделать?       Что?       Джин помотал головой, копируя жест Намджуна. Он тоже говорил: не знаю. Я совсем ничего не знаю.       Намджун не отпускал его, Джин не пытался вырваться. Сколько они стояли так, в полном молчании, никто из них не мог сказать наверняка.       Чувство, цветущее в груди у обоих, постепенно разрасталось без возможности предотвратить собственный рост.

***

      Собственный дом теперь казался тюрьмой.       Тюрьмой для кого — для него и матери, либо же для их не совсем званых «гостей», — Тэхён пока не мог сказать наверняка. Но странное ощущение заточения, всё равно оставляло неприятный осадок — не думать об этом не получалось, игнорировать странное чувство — тем более. Несколько дней и ночей, прошедших со дня неудавшихся несмотря на тщательные планы переговоров, он не мог нормально спать и целыми днями ходил дёрганный и уставший. Мать редко заговаривала с ним — всё пребывала где-то в своих мыслях, наверняка замышляя, как перебить вечно державшихся вместе дикарей. Держалась отстранённо и проводила целые дни в своём кабинете. Юнги тоже редко показывался на глаза — Тэхёну хотелось с ним заговорить, но он не знал, о чём. Что можно спросить, что можно узнать. То, что Юнги часто проводил время с леди Элинор в её кабинете и долго о чём-то с ней переговаривался, секретом не было ни для кого, но ни Тэхёна, ни тем более кого-то другого до их переговоров не допускали.       Его злило это — злило ещё больше, чем нежеланное присутствие чужаков в его родном доме. Больше, чем неопределённость, недосып и невозможность что-либо изменить. Он видел взгляды крестьян, оскорблённых тем, что хозяева, которые обещали дать им защиту от дикарей, привели в итоге этих самых дикарей в свой замок и обходились с ними, как с важными гостями. Он видел взгляды слуг — испуганные, полные отвращения. Видел стражников, недовольных присутствием чужаков. Робкие девушки пытались держаться от Гуннара и его людей подальше, омеги — тем более. Альфы, завидев их, старались обходить чужеземцев широкой дугой. Тэхён понимал их, хорошо понимал, но ничего не мог сделать — ни избавить мать от необходимости как-то решать навалившиеся проблемы, ни самому разобраться с этим раз и навсегда и больше никогда об этом не вспоминать.       Беспомощный. Жалкий. Какой из тебя альфа, какой лорд Долины, если ты даже в таких мелочах не можешь что-то предпринять?       Этот вопрос, звучавший в голове всё чаще и чаще в последнее время, почему-то произносился голосом матери — презрительным, ядовитым.       Тэхён не хотел видеть это презрение в её глазах, во взгляде, на себя обращённом — и пока не видел. Но с каждым днём, встречая её, он ожидал, что она посмотрит на него вот так — как отец, бывало, смотрел на него или Сокджина, видя какие-то их мелкие неудачи. Что тогда ему делать? Что предпринять? Как доказать матери, что он достоин быть лордом Сынгана?       Как?       Если бы только он знал ответ…       Ожидание растягивалось — несколько дней прошло, но гнетущая атмосфера в замке давила словно гранитная плита. Больше, чем мрачные стены, знакомые Тэхёну в детства, больше, чем присутствие сверхъестественного существа. Мысль о том, что даже Юнги вряд ли бы смог противостоять силе Чонгука, пугала не на шутку. Тэхён не разделял скептицизма матери — проверять, кто сильнее, дракон или маг с неведомой силой, не хотелось. И даже если удастся перебить Гуннара и его людей — что делать с его сыном? Вдруг он неуязвим даже для стали, ядов, простого людского оружия? Раз уж пламя и могущество дракона для него — пустой звук…       С самого прибытия в замок Тэхён Чонгука не видел. Гуннара и его людей — только мельком. Он слышал, что мать поселила их совсем неподалёку, но видел их редко — а мальчишку не видел вовсе. Гуннар попросил для него отдельные покои, и его желание леди Элинор выполнила с радостью. Мальчишка должен был держаться подальше от своих людей, чтобы их можно было перебить по отдельности без его вмешательства.       Оставалось только найти нужный момент.       Тэхён вышагивал по родным коридорам, бесцельно глядя по сторонам. Замок казался заброшенным — он и раньше не выглядел особенно гостеприимным, однако сейчас в его облике поменялось всё. Людей тут почти не было — каждый, от знатного человека до простого слуги, затаился, выжидая, что будет дальше. Говорили шёпотом, будто боялись, что дикари поймут здешнее наречие. Двери в комнаты запирались за замок, стражники следили за порядком ещё тщательнее, чем прежде, но их присутствие мало кого успокаивало. Слухи о мальчишке-маге, спалившем участок леса у подножия горы дотла, быстро разлетались по Долине, а может, уже достигли её границ и окраин. Ближайшие провинции, может, тоже были осведомлены обо всём, что здесь происходит.       Тэхён остановился у широкого окна, ведущего во внутренний двор. Раньше они с Сокджином тренировались здесь каждый день. Теперь он обучался бою один. Без внимательно следящего за ним отца, без брата, с которым было весело и легко, без прежней детской беззаботности. Тэхёну не минуло и пятнадцати, но он уже ощущал, как детство окончательно растворилось где-то в прошлом, не оставляя в его жизни места для мелких радостей. К нему уже относились, как к взрослому — и он, не ощущая себя таковым, должен был этому отношению соответствовать.       Зима наступила. Снег тяжёлыми хлопьями падал на землю, покрывая её белым одеялом, на крышах уже появились шапки, как на вершинах гор. Серое небо тяжело нависало над Долиной. Когда в последний раз сюда заглядывало солнце? Тэхён уже и вспомнить толком не мог. Ни тренироваться, ни заниматься какими-то делами не хотелось. Он думал о Сокджине и отце — как они там, далеко на юге? Правда ли то, что говорят — будто бастард короля сбежал невесть куда, не желая дожидаться собственной казни? Никаких известий. Мать получала письма от отца, но Тэхёну их не показывала. Почему — для него оставалось загадкой.       Он, задумавшись, не сразу услышал шаги, а когда услышал — резко обернулся. Слева от него, дальше по коридору, замер хрупкий на вид, тонкий силуэт. Тэхён разглядывал его секунд пять, прежде чем догадаться, кто это.       Чонгук смотрел на него настороженно, почти не моргая. Было видно, как он напряжён — детское лицо приобрело совсем не детское выражение ожидания опасности. Кто кого ещё должен бояться… Нормальной одежде, выданной ему в замке, он всё ещё предпочитал лохмотья и шкуры. Лицо, правда, стало куда чище, и тёмные волосы заблестели — от ванной он хотя бы не отказывался, и то хорошо. Как ни смотри на него, невозможно угадать в нём северянина-дикаря. Тэхён, увидев его случайно и не зная о нём ничего, с лёгкостью принял бы его за жителя Сынгана — пастуха где-то с окраин Долины, может быть, простого крестьянского сына.       От матери он перенял внешность. Но что передалось ему от отца?       Они смотрели друг на друга недолго. Чонгук чуть расслабил плечи, помялся неловко, явно не зная, куда себя деть. Простой парнишка, не угадать в нём странное существо, способное силой мысли сотворить нечто страшное, ужасающее. Тэхён старался не обманываться невинным образом. Как ни крути, Чонгук — один из дикарей, чужак. Враг.       В голову пришла мимолётная мысль, и Тэхён неожиданно для себя поднял голос:       — Эй.       Чонгук замер, словно жертва охотника перед летящей прямо в лицо стрелой. Тэхён, положив ладонь на широкий каменный подоконник, развернулся к мальчишке всем телом, стараясь выглядеть спокойным.       — Ты понимаешь наш язык? — спросил он, глядя в тёмные глаза. Непонимание на лице Чонгука стало ответом. Тот ни слова не произнёс. Может, он вообще немой? Ясно тогда, почему за всё время он не произнес ни единого слова.       Хотя, сжигая лес, он всё-таки что-то да говорил… Тэхён подумал немного, поднял руку — Чонгук дёрнулся, словно ожидая удара, хотя расстояния между ними было много, — и махнул ему рукой, показывая, чтобы тот к нему подошёл. Мальчик удивлённо раскрыл глаза — может, у их народа этот жест что-то другое значит?.. Но нет — помявшись ещё немного, дикарь сделал шаг вперёд, потом ещё один, и ещё. Приблизившись, он посмотрел на Тэхёна недоверчиво, исподлобья. «И его Гуннар хотел отдать мне в женихи, — подумал Тэхён со странным спокойствием и почти насмешкой. — Иметь в мужьях человека, силы которого, скорее всего, безграничны… Каково это? Надеюсь, мне не доведётся этого узнать».       Чонгук уставился на него выжидающе, напрягаясь всем телом. Тэхён хотел сказать что-то, но знал, что его не поймут. Зачем он его позвал — чёрт его знает… Ни поговорить толком, ни спросить ничего, никакой информации для матери не выудить. Разве что Юнги позвать… Но что-то Тэхёну подсказывало, что идея не лучшая.       Он рассматривал детское лицо, видя только напряжение, страх, и ничего больше. Не узнать в нём ни могущественного мага, ни кого-то более серьёзного, чем простой мальчишка. Разум твердил, что верить ему нельзя, но глаза обманывали, показывая обычного ребёнка, не по своей воле оказавшегося во враждебной среде. Тэхён постарался улыбнуться и, стараясь не делать резких движений, протянул ему руку, пальцем другой руки указывая на себя.       — Тэхён. Моё имя — Тэхён, — проговорил он, надеясь, что мальчишка его поймёт. Чонгук нахмурился, глядя то ему в глаза, то на протянутую ладонь. Постепенно он начал понимать. Кивнул и схватил его руку своей — пожатие было сильное, как у взрослого мужчины.       — Чон-гук, — выговорил он чётко, почти без акцента. Тэхён позволил себе улыбнуться, крепко сжимая маленькую ладонь в ответ.       Что дальше делать и говорить, он не знал — но хотя бы добился ответной улыбки, пусть едва заметной и слабой, и какого-то подобия знакомства. Отпустил его ладонь и чуть отошёл. Кожа как кожа, рука как рука. Зрение, слух, осязание показывали, что перед Тэхёном — самый обычный человек, — но он изо всех сил старался не дать себя обмануть.       Чонгук смотрел ему в лицо — напряжение сменилось искренним любопытством. Молчание казалось слегка неловким, оба не знали, что делать и как взаимодействовать, не зная наречий друг друга. Сын лорда и сын дикаря… удивительный контраст. Выглядели они как представители одного народа, однако разница между ними была колоссальной — практически во всём. Тэхён кинул взгляд за окно — снегопад усилился. Чонгук тоже посмотрел туда, уголки его губ чуть приподнялись — судя по всему, такая мрачная погода ему нравилась.       Что ж, хоть кому-то.       Они стояли так недолго — послышались чьи-то шаги, лёгкое шуршание платья по расстеленному ковру. Леди Элинор возникла за спиной Чонгука неожиданно, как привидение, но никто её не испугался. Дикарь обернулся, склонил голову в каком-то подобии почтения, но мать не обратила на его жест внимания — её взгляд был приклеен к лицу Тэхёна.       — Я тебя искала, — проговорила она деланно спокойным голосом. Чонгук стоял между ними, почти вжавшись в стену, не зная, остаться ему или бежать. — Вижу, ты не теряешь времени зря.       — Пытаюсь наладить отношения с… гостями, — ответил Тэхён с запинкой. Леди Элинор хмыкнула.       — Похвально. В самом деле, идея неплохая — с Гуннаром и его людьми тебе поговорить явно не удастся, а вот из мальчишки можно вытащить много интересного, — она всё-таки посмотрела на Чонгука и улыбнулась ему — в ласковой улыбке сквозил проблеск стали. Тэхён надеялся, что тот его не увидел. — Пусть поучится нашему языку. Попытайся с ним подружиться — может, он расскажет тебе много интересного.       — Хорошо, — Тэхён кивнул решительно, почти детски радуясь тому, что ему эта идея пришла в голову раньше, чем матери. — Так зачем ты меня искала?       — Ах, да… Пришли два письма. Одно от отца, другое — от Сокджина. Думаю, ты захочешь на них взглянуть.       — Что-то случилось?       — Случилось, — леди Элинор нахмурилась, обратив взгляд на снег за окном. — Кажется, на юге назревает война.

***

      Чимин показался на пороге покоев — и, судя по виду, нёс он относительно добрую весть.       Ну, хоть кто-то.       Сокджин впустил его, и ведьмак замер на секунду, ощущая это. Джин и сам морщился от запаха — резкого, приторно-сладкого, пропитавшего, казалось, каждую поверхность комнаты. Подобный резкий запах источал, например, сам Сокджин во время течки.       Одна проблема — течка у него закончилась ещё около месяца назад.       Это был запах чужой омеги. И он появился здесь только сегодня, перекрывая собой смешавшиеся запахи супругов, живущих здесь вместе более полугода.       У Сокджина было много вопросов — много желчи и злобы копилось внутри, десятки предположений, одно другого глупее… Но сейчас не время давать волю эмоциям. Чимин пришёл с какой-то новостью — нужно было его выслушать. Скорее всего, разговор зайдёт о яде, которым Джина травят.       Чимин закрыл за собой дверь, ещё раз принюхавшись.       — Знакомый запах. Однако не похоже, что кто-то здесь занимался сексом, ваше величество, — спокойно проговорил он, глядя Сокджину в глаза. Тот выдохнул — почти облегчённо, хотя и сам знал, что Намджун здесь с утра не появлялся. — Может, это не моё дело, но, кажется, вам докучает кто-то ещё помимо человека, травящего вас.       — Докучает, это правда, — ответил Джин хрипло, зло. — Я надеюсь от него избавиться, и как можно скорее — его выходки мне уже порядком осточертели.       — Понимаю вас. Возможно, я даже смогу вам в этом помочь… Но сначала сообщу хорошую новость — яд не смертелен. Его действие длится довольно долго, особенно, если жертву опаивать регулярно, но последствия обратимы. Судя по количеству вещества в вашей крови, детей вы не сможете иметь ещё год-полтора. Но, когда я изготовлю противоядие и выйду на того, кто в этом виновен, в вашей репродуктивной системе всё наладится.       Джин выдохнул ещё раз, теперь уже не скрывая искреннего облегчения.       — Замечательно. Новости действительно хорошие, Чимин, — он сделал вдох, но задержал дыхание, не желая ощущать приторного запаха Мёнги — а в том, что запах принадлежал именно ему, он не сомневался ни капли. Окна были открыты настежь больше часа, впуская непривычный для Сэнхе зимний холод, однако запах не выветривался. Что же этот мелкий паскудник здесь творил, мать его?! — Как много времени тебе потребуется на изготовление противоядия?       — Не больше трёх дней, ваше величество. Боюсь, оно требует особого внимания, потому я пока не смогу выйти на того, кто его вам подмешивает…       — Я этим займусь. У меня есть парочка предположений.       Он лукавил — их-то у него как раз и не было. Но раз уж решился сам во всём разобраться — нужно действовать. Сначала только нужно разобраться с надоедливым любовником, решившим посягать на чужого мужа, на самого короля — и сделать это как можно быстрее, иначе тот начнёт наглеть ещё больше. Сокджина достало бездействие. Нужно было брать всё в свои руки — сама собой эта ситуация не решится никогда. А злиться и задаваться вопросами можно будет уже потом.       Он посмотрел на Чимина, улыбаясь почти непринуждённо.       — Ты вроде сказал, что можешь помочь мне ещё кое с чем?       Ведьмак кивнул решительно, выглядя совершенно безмятежным — будто они говорили о погоде, а не строили планы по поводу того, как убрать назойливого фаворита куда подальше — может, даже на тот свет.       — Конечно. Что я могу для вас сделать?       — Для начала передай это одному человеку, — Сокджин вытащил из кармана мелкий конверт и написанным на нём именем. — Тут сказано, кому. Думаю, ты его знаешь. Передай это сегодня вечером, желательно, ближе к ночи — и сразу иди ко мне.       Чимин принял конверт из его рук — тот исчез в складках туники, будто растворился в белоснежной ткани. Светлые глаза ведьмака смотрели на него с любопытством — в любой другой миг он мог бы испугаться подобного взгляда, однако сейчас было не до того.       — Мне нужен яд. Медленно действующий, но причиняющий много боли. И ещё кое-что…       Сокджин рассказал, что ему ещё нужно, и на всё ведьмак отвечал коротким кивком и всё более широкой улыбкой, как бы говоря: будет исполнено. Хорошо. Значит, сделать всё это ему по силам. Можно сказать, первый этап плана выполнен. Осталось что-то сделать с Намджуном — но это тоже небольшая проблема. Наверняка до самой ночи он будет торчать в совете, решая свои дела… Но перестраховаться всё-таки стоит.       — И ещё… отвлеки моего мужа. Неважно каким образом, но отвлеки. Это ведь тебе по силам?       — Я придумаю что-нибудь, ваше величество.       — Отлично. Дай знать, когда я смогу приготовиться к своему… выступлению.       Чимин вышел в коридор, бросив на него взгляд, полный… чего-то, похожего на уважение или восхищение. Трудно сказать. Сокджин решил не терять времени зря и готовиться к выполнению плана. До вечера ещё было время, но стоило поторопиться. Он позвал слуг, приказал им как следует проветрить комнату и поменять постельное бельё и шторы, приложить все силы к тому, чтобы избавить покои от запаха. Приказал набрать ванную и принести хороший костюм — «выступление» он планировал провести в своём лучшем виде. Он надеялся, что Мёнги окажется достаточно глупым, чтобы клюнуть на его уловку — если нет, придётся, конечно, действовать по-другому, но гадать пока было бессмысленно.       Джин наблюдал за работой суетящихся слуг. На улице постепенно темнело. Он медленно вымылся, привёл себя в порядок, оделся. К тому времени, как он приготовился, слугам удалось сотворить чудо и выветрить запах Мёнги почти подчистую. Джин сверился со временем, приказал подать ужин и графин с вином и двумя глубокими стаканами прямо в покои; потом слуги разошлись по комнатам — и не должны были показываться до рассвета, как им было сказано.       Когда все приготовления были закончены, появился Чимин.       — Я передал ваше письмо кому надо, ваше величество.       — Отлично. Ты принёс яд?       — Само собой, — флакончик появился в руке ведьмака словно из воздуха — маленький, стеклянный, рубинового цвета. Сказать точно, какого цвета была жидкость в нём, было трудно. — Не ошибитесь бокалом.       — Не ошибусь.       Чимин кивнул. Джин поставил флакон на стол, не отрывая от него взгляда. Выглядел он, как крупная капля крови.       — Он достаточно мучителен?       — Достаточно.       Замечательно — как раз то, что было нужно. Ведьмак заверил его, что Намджун до поздней ночи не придёт — добавил ещё, что к этому никаких усилий прилагать не пришлось.       — Почему это?       — Вы разве ещё не в курсе? Чон Хосок со своей невесть откуда взявшейся армией напал на городок к югу от Ынхона. Тамошний лорд убит, его жена и дети взяты в плен. Нападение произошло так внезапно, что никто ничего и понять не успел. Город оккупирован. Кажется, королю собираются объявить войну.       Сокджин застыл. Новость, которой он меньше всего ждал… и тем не менее, меньше всего удивлялся. Этого следовало ожидать, однако он не думал, что это произойдёт так скоро.       — Откуда у него, чёрт возьми, армия? — прорычал он едва слышно, обращаясь скорее к самому себе, нежели к Чимину. Тот пожал плечами.       — Часть людей из-за моря. Но большинство солдат — наши. Некоторые лорды оказали ему поддержку. Пока наверняка неясно, кто именно. Совет обсуждает это дело уже час или два — и будут обсуждать ещё дольше.       Джин помолчал, закусив губу. Что-то ему подсказывало, что некоторым лордам из совета доверять нельзя — и отец, может быть, с ним бы согласился. Но совет был пересобран заново, и из старых участников осталось только трое — лорд Сонхо, как один из самых богатых и влиятельных лордов страны, и ещё двое из западных провинций, как те, кто вызывал больше всего доверия у короля.       В том-то и была его ошибка — он им доверял. И новым, и старым. Вряд ли кто-то их них искренне хранил верность старому королю — будут ли хранить новому? Ответ напрашивался сам собой.       Ещё и Хосок… Если бы он не сбежал, кто знает, сейчас, может быть, жилось бы спокойнее. Сбежал он не сам, очевидно — кто-то ему помог. Но кто? Лорды совета? Более мелкие сошки? Связан ли человек, помогающий Хосоку, с теми, кто травил Сокджина, практически делая его бесплодным? На первый взгляд связь было трудно заметить, но она была — тонкая, неуловимая нить, за которую нужно было только взяться, чтобы добраться до руки кукловода.       Этим Сокджин обязательно займётся. А сейчас…       Проблемы нужно решать от малой к большим. Он кивнул Чимину, и тот удалился. В этой части дворца воцарилась тишина, тьма опустилась на город полностью. Джин погасил свет, осмотрел себя в зеркало в который раз, вернулся к столику, на котором стояло вино и незамысловатый ужин. Рубиновый флакончик поблёскивал в слабом свете луны. Джин налил вина в оба бокала, открыл флакон, поднёс к носу. Никакого запаха. В бокал, предназначенный сегодняшнему гостю, полилась прозрачная жидкость — на вид простая вода. Спутать совсем легко.       Он поставил отравленное вино подальше от себя, схватился за своё. Флакон убрал в карман — мелкая, похожая на каплю, вещица оттягивала карман, будто говоря: ты всё делаешь неправильно.       Возможно. Но на войне — даже такой мелкой, как война за сердце короля, — все средства хороши.       Поэтому Сокджин затаился в темноте комнаты, чтобы его невозможно было увидеть сразу, и приготовился ждать.