То, что мы делаем лучше всего

Зен и Чжумин не были друзьями, что, однако, не означало, что Чжумина это не беспокоило. О, ещё как беспокоило, учитывая, сколько болезненных усилий они оба приложили, чтобы всем стало ясно: они друг для друга в списке приоритетов на последнем месте. Зен и Чжумин не были друзьями. Они редко виделись и часто ссорились, что отчасти веселило их общих друзей, а отчасти причиняло им неприятности. Они были совершенно разными людьми. Так уж сложилось. Зен был нарциссом и мечтателем. В нём отсутствовала всякая практичность, равно как и маломальская деловая жилка, и он не понимал, сколько миллионов можно выручить за кошачьи духи, которые бы Чжумин определённо выпустил на рынок, если бы совет директоров C&R дал ему добро. И он был раздражён, потому что — что ж, точной причины он всё-таки дать не мог. Это не имело никаких причин. Да и не бывает причин абсолютно у всего, некоторые вещи складываются именно так, а не иначе. Их отношения сложились так, а не иначе. Поэтому, как бы он и Зен ни были далеки друг от друга, они оба числились в RFA, и для Чжумина в каком-то смысле это считалось больше, чем дружбой. Поэтому, да, Чжумина беспокоило, где Зен проведёт ночь, и не только потому что ассистент Кан наверняка откажется делать сухую уборку в квартире Зена, если тот заболеет из-за сырости. Окей, свою роль сыграла и гневная тирада Зена, которую Чжумин по случайности прочитал в телефоне ассистента Кан и которая совсем немного вывела его из себя. Так или иначе, он почти пожалел, когда предложил Зену остаться у него дольше, чем на сутки. Елизавета Третья избегала его, словно разозлившись, что Чжумин пригласил в их дом кого-то ещё. И этот кто-то вдобавок ненавидел её. Скорее всего, она и вправду разозлилась. Он бы чувствовал на её месте то же самое. Чжумину казалось, что предыдущим вечером он был не в себе, раз задался целью уговорить Зена согласиться на его предложение с гостевой спальней. Просто Чжумин, несмотря на то, что их объединяла разве что забота о собственной коже, любил эти разногласия в их отношениях. Он не мог устоять перед ними. И какой-то частью своего разума он считал, что Зен тоже наслаждается его компанией, пускай он и отпускал насмешки о его материальном состоянии при каждом удобном случае. Сейчас Чжумин ходил по дому, зовя Елизавету, пока перед ним не вырос Зен с мрачным лицом и не прошипел: — Она у меня в кровати. В моей кровати. Чжумин, оттолкнув его, устремился в комнату для гостей. — Как она там оказалась? — Как будто я знаю. Готов поспорить, она это сделала специально, — тут глаза Зена сузились. — Или, может быть, это сделал ты. Признавайся, ведь ты положил её мне на кровать? — Я никогда бы не оставил Елизавету Третью в столь ужасной компании. Должно быть, она заблудилась, — предположил Чжумин. Однако она оказалась там и на следующее утро, и вечером того же дня. Она определённо избегала его, решил Чжумин, но не хотел этого признавать, особенно перед Зеном. — Я спал здесь последний месяц, пока мою комнату ремонтировали, — соврал он. — Должно быть, она всё ещё путает спальни. Моя бедная малышка, — на этих словах он устроил целое представление, взяв её на руки и прижав к себе. Елизавета Третья слабо попыталась вывернуться: она, конечно, была кошкой, но, как ни крути, кошкой Чжумина, а потому разделяла его неприязнь к публичным проявлениям нежности. Зен уже держал в руке телефон, собираясь запечатлеть прекрасный, по мнению Чжумина, момент. Скорчив лицо, Зен выложил фото в чат RFA и написал «Меня сейчас стошнит», добавив три несчастных эмодзи. Чжумин сохранил фотографию и поставил её на заставку экрана блокировки на всю следующую неделю. — Если ищешь работу, могу устроить тебя нашим с Елизаветой личным фотографом, — предложил он. — Я актёр. Специально прикидываешься, что забыл? — спросил Зен, выталкивая их обоих за дверь своей комнаты. — Тебе стоит быть более открытым к новым предложениям о работе, — крикнул Чжумин вдогонку, и несмотря на то, что Зен хлопнул дверью прямо перед его лицом, настроение у него поднялось. В таком же приподнятом настроении он пребывал и следующее утро — его не смогла омрачить даже Елизавета, скребущаяся в гостевую комнату, в которой спал Зен, пока Чжумин варил себе кофе.