M2M

      Ничуть не боясь, что его может кто-то узнать, Юно решает дождаться возвращения Тэёна на улице.       Человек он не публичный – в управлении существует целая пресс-служба во главе с очаровательной Ким Джису, которая свои обязанности выполняет великолепно, избавляя от репортёрских тычков под рёбра и участия в бестолковых ток-шоу. Юно больше чем уверен, что, одетый по предсмертному хрипу молодёжной моды, он вряд ли покажется кому-то шефом полиции, который появляется на людях раз в десять лет, с иголочки и совершенно нечитаемым выражением лица.       Что с лицом конкретно сейчас – Юно думать не хочет.       Утром из запотевшего зеркала в ванной комнате на него смотрело нечто перекошенное от злобы, с опухшими веками и впалыми щеками. Впрочем, если этим ужасом ему почти удалось соблазнить Тэёна, то всё не так уж и плохо; Юно фыркает себе под нос и прячет руки в карманы пальто. И без этого наивного в кепке мыслей хватает, личные проблемы и вопросы подождут.       Принятое на почти что пустой желудок успокоительное даёт о себе знать лёгкой заторможенностью движений, но шестерёнки в голове активно крутятся: кто-то решился похитить его, Чон Юно, да ещё и держать неизвестно где три дня, чтобы в итоге вывалить прямиком на грязную улицу. И не абы где – а почти под окнами его «тайной» квартиры. Тревожный звоночек. Будь Тэён чуть умнее, Юно заподозрил бы его, но они слишком много времени проводят вместе, и глупость водителя в некоторых вопросах, его честность точно не позволят играть в грязные игры. Поэтому начать определённо стоит с бархатных стен, и тот, кто может хоть немного прояснить ситуацию, сейчас на всех парах бежит в сторону Юно, едва завидев его из-за угла.       Из явных изменений в облике Джемина – бледно-розовые волосы и огромная гематома под заплывшим левым глазом с запёкшейся коркой крови по центру. Не сказать, что ему к лицу оба пункта, Юно вообще ничего сказать не успевает из-за того, что Джемин подлетает к нему и набрасывается на шею, с силой сжимая в объятьях. Дежавю прямо, а ещё приятно, что так любят и ценят.       От того, что запрыгнул парнишка с ногами, в шоке, наверное, даже манекены в ближайших витринах, не говоря уж о двух с половиной случайных прохожих.       – Я зна-а-а-а-ал! – завывает Джемин, отчаянно стараясь не сползать вниз по телу Юно, и поэтому периодически подпрыгивая, как будто вверх по эвкалипту. – Я знал, что всё в порядке, всё хорошо. Нет, в том, что вместо тебя сдох кто-то другой, ничего замечательного не…       – Что у тебя с лицом?       – Ну что ты начинаешь!       – Джемин. – В голосе звенит сталь.       Джемин спрыгивает со старшего, освобождает из плена обезумевшей от счастья коалы как раз в тот момент, когда к ним подходит хмурый Тэён. Он хмурится ещё больше и поправляет свою чёрную кепку, стараясь казаться невозмутимым, и Юно не сдерживает смешка. Но потом вспоминает о насущном и хватает стоящего перед ним подростка за и без того оттопыренное чуть ухо:       – Ты мне должен объяснения. Тонну. Но для начала расскажешь, кто тебя так разукрасил и жив ли он после этого.       Джемин самодовольно улыбается, широко и ярко:       – Рад, что ты в меня веришь. – Улыбка его чуть тускнеет. – Недалёкий ухажёр матушки пытался вытрясти из меня денег им на выпивку. Я, как видишь, не захотел делиться заначками. Они, правда, потом нашли, у кого в очередной раз занять, надрались и сейчас сидят в отрезвителе за драку друг с другом. Потому что мне надоело это слушать, наушники не помогали, закрытая дверь комнаты – тоже, и я вызвал копов.       – Ты снял побои?       – А ты отпустишь ухо?       – Нет.       – Вот и побои я не снял. Толку?       – Ты переезжаешь ко мне жить.       – Что?       – Что? – Глаза у Тэёна как два блюдца.       Юно закрывает глаза и считает до пяти, чтобы никого не убить. Он привык всё контролировать: прекрасно помнит, что было полгода назад, знает, что будет делать завтра и послезавтра, кому и в каком объёме можно выкладывать информацию, у кого – её стребовать. Он существовал по распорядку годами, а теперь всё вываливается из рук некрасивыми кусками, и именно невозможность держать все ниточки в своих руках его и убивает. Всё началось с Чеён, и с каждым днём только хуже и хуже, и это несказанно злит.       – Потому что пожалуйста, Джемин. Тэён отвезёт тебя домой, ты возьмёшь необходимые вещи и на время, пока эта история не закончится, осядешь у меня. Мне так будет спокойнее – раз. Я прошу тебя помочь мне и для начала послушаться – два. – Отпускает парня и прочёсывает собственные волосы на нервах.       Джемин, на удивление, затихает. Юно честно не понимает, откуда это желание его защитить. Может, чувствует себя виноватым за то, что у него практически под носом творили с детьми что хотели, и самое страшное – дети успели к этому привыкнуть и даже начать извлекать для себя выгоду. Ладно, и не с таким сталкивались, но если влияния Юно, его авторитета недостаточно даже для Чону, то какой из него защитник правопорядка? Может, просто скучает по семье, с которой давно нет тёплых отношений, – сложно.       – Окей, Тэён-то отвезёт, а ты? – подаёт голос, собственно, Тэён.       – Я должен встретиться кое с кем. Заберёшь меня, как только освободишься, хорошо? Я буду на центральной площади. Встанешь как обычно, где-то справа от стелы, чтобы я тебя не искал долго.       Тэён еле выдавливает из себя «угу» и садится за руль внедорожника, демонстративно хлопая дверью. «Когда я оставил тебя в прошлый раз, это плохо закончилось». «Сколько ещё у тебя секретов?». «Почему я продолжаю идти у тебя на поводу и не говорю ничего Тэилю?». «Я тебя ненавижу». Тэён – лежащая на столе открытая книга, с кофейными разводами на полях и интересным сюжетом. Юно отвлекается на секунды, вздрагивает и натыкается на гадливо-паскудный взгляд Джемина. Он игриво подбрасывает брови:       – Я чувствую напряжение в воздухе.       – Ты почувствуешь пинок под задницу, если не сядешь в машину на счёт три. Три.       – А почему она без мигалок?       – Два.       – Всё-всё, расслабься, папочка! Так уж и быть, присмотрю за твоей крошкой. – Юно даже примерно знать не хочет, автомобиль он имеет в виду или не совсем. Он разворачивается на пятках и морально готовится к сорокаминутной прогулке к назначенному Донёном месту, игнорируя красноречивый свист Джемина вслед.       Три абсолютно одинаковые стелы установлены около двадцати лет назад на центральных площадях Сеула, Сувона и Кёнсана. Широкие белые столбы высотой около пятидесяти метров, подсвеченные каждый цветами региона, – память о провинциях, сгинувших в холоде. О детях, которые последними видели багровое солнце и на следующую ночь не проснулись. О погребённых под снегом словах – о единстве нации, ценности каждого из народа и безопасности. Казалось бы, сорок моисеевых лет ещё не прошло, но новое поколение уже забыло, и место для скорби превратилось в точку пересечения творческой молодёжи. Молодёжи рисующей, весело смеющейся, фотографирующей, катающейся на досках и роликовых коньках, и, возможно, это хороший знак.       Юно, каждый раз прогуливаясь в центре города, вспоминает слова Чону о том, что рождённые в Чёрный День, – воплощение несчастья, и ему и смешно, и грустно. О прежнем мире он знает из рассказов родителей и книг по истории. И те, и те всегда замыливали глаза красивыми формулировками о том, что выживает сильнейший, и под три существовавших тридцать лет назад купола невозможно было взять всех. Из запрещённой литературы, уже в сознательном возрасте, он узнал, что границы куполов пытались взять неделями, и людей на границе попросту расстреливали, если они рвались к пропускным пунктам без официального на то разрешения. Выжили не сильнейшие, а те, у кого были деньги, оружие, власть, но потом и этот кусок общества расслоился. Время идёт, но люди остаются, к сожалению, прежними.       Донён ждёт его на условленном месте – на скамье справа от стелы. Он одет в строгое чёрное пальто, чёрные штаны, чёрные ботинки. На фоне этого однообразия здорово выделяется бежевый шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи, отчего в него очень удобно прятать мёрзнущий нос и такого же оттенка перчатки. Донён сидит, сложив руки на груди, и лениво наблюдает за играющими у фонтана неподалёку детьми; стёкла его очков поблёскивают оранжевым из-за мягкого света фонарей вокруг. Он даже не вздрагивает, когда Юно садится рядом, а только вежливо интересуется вместо приветствия:       – Он всегда такой злой?       – Работа обязывает. – Юно не сдерживает короткого смешка. – Выходит, вы забрали тело, как я и просил.       – Да, хотя найти нотариуса и за двадцать минут состряпать вашу последнюю волю стоило мне огромных денег. – Донён наконец выныривает из шарфа и чуть морщит нос, продолжая смотреть вперёд. – Господин Мун не мог смириться, что вы год назад запретили своё возможное вскрытие и завещали себя после смерти науке. Ещё он нецензурно выражался. Даже оскорбление выплюнул на прощание. Признаться честно, ещё никто не называл меня «кролячей курвой», было забавно.       Тяжело не загоготать вслух, очень. Ох, Тэиль, старый добрый дружище Тэиль не меняется! Немного стыдно водить его за нос, но свою «смерть» Юно планирует использовать по максимуму, день, может, два, чтобы потом так же феерично появиться, но уже не с пустыми руками, а с чётким пониманием происходящего. Пока же он не знает ничего, кроме того, что у «Пэйса» нехилый такой подземный филиал, и Чону знает больше, чем говорит. Юно молчит, мысленно отвлекается, потому что боится начать разговор о… себе. О том себе, на которого Донён ещё в телефонном разговоре предложил посмотреть, но Юно отказался. Пока. Он не готов.       Начинает разговор Донён, не спеша:       – Должен вам сразу сказать, что процесс создания синтетического организма довольно трудоёмкий, финансово затратный и требует не одного месяца работы не одного человека. На сегодняшний день нам нужно около тридцати миллиардов вон и девять месяцев, чтобы было готово тело. Ещё десять миллионов и четыре месяца – для программирования и запуска в обиход. – Тут он наконец поворачивает голову, и Юно видит отражение усталого от интриг себя же. – У нас нет конкурентов, наши технологии уникальны, и лично мне известно о трёх полноценных синтетиках последней модели. Было известно. Как вы понимаете, ни вашей копии, ни информации о том, что она делается или будет сделана, в «N-IT» не было. По крайней мере, у меня. Три готовых прототипа уникальны, как в плане внешности, так и в плане программного наполнения, и то, что я увидел сегодня, повергло меня, мягко говоря, в ужас.       – Вам не доверяют, – Юно озвучивает за него вывод. – Вам говорят не всё.       Донён кивает.       – Я люблю свою работу по той простой причине, что мой отец стоял у истоков компании. К сожалению, он не дожил до момента, когда её перестали называть финансовой дыркой, которую по очереди пытаются заткнуть своими золотыми жезлами пустоголовые инвесторы, но…       – Мне жаль.       – Мне тоже, – сухо. – Так вот, о работе. Иногда я не понимаю, на кого работаю и что именно должен делать – прикрывать инвесторские задницы или беречь свою от них же.       – Не поверите, испытываю те же ощущения каждый день. За исключением того, что моё начальство – это государство.       Оба невесело смеются, и Донён неожиданно предлагает:       – Можем опустить формальности, если ты не против.       – Совсем нет.       «Неформальный» Донён не перестаёт быть опасным. Юно внимательно слушает его предположения о том, что, вероятно, не все закрытые лаборатории закрыты на самом деле, что он не знает о десятках договоров, позволяющих в тени клепать игрушки по индивидуальному заказу. Кивает на обещание к завтрашнему утру узнать больше о том, кто участвовал в изготовлении талантливой, но мёртвой с точки зрения функционирования копии, – следы почерка специалистов можно найти всегда, и он лично позаботится о том, чтобы испортить карьеры этим работягам чёрного – ого, он существует! – рынка.       – Разве что ты не заказывал свою копию лично, – посмеивается, но взгляд остаётся колючим. Шутит, но проверяет.       – Я выгляжу как человек, который ворочает миллионами и который вдруг захотел отдохнуть от мирской суеты, устроив собственные похороны? И который потом ударился в старческий маразм и передумал?       Донён внимательно разглядывает Юно с ног до головы, отчего тому становится стыдно и за старую толстовку, и за стоптанные вовнутрь кроссовки, купленные ещё несколько лет назад по акции.       – Нет. Ты выглядишь более чем хорошо.       Оценить комплимент или ответить на него Юно не успевает – Донён тут же протягивает ему свой телефон, и многого стоит не проблеваться от фотографий в открытой папке.       Он видит себя.       Как если бы кто-то сделал несколько кадров, пока он спал. Если бы. Мертвенно бледное лицо, слишком яркие, нереально синие полосы вен на руках, нижняя часть тела прикрыта голубоватой тканью. Юно тяжело сглатывает слюну и силится вспомнить хоть одну обложку тех журналов, что любит читать и складывать на заднем сидении Тэён. Показатель заряда, где-то должен быть показатель заряда и небольшой разъём для подключения к сети электроэнергии.       – И где у… этого панель? Внешние признаки робота?       – Нигде. – Донён впервые показывает нервозность и закусывает нижнюю губу. – Я просканировал его и нашёл модуль управления в голове, но чтобы его достать – придётся вскрывать череп. Сканнер не даёт точного расположения. У меня есть проверенный человек, который готов этим заняться хоть сейчас по звонку, но… Чисто из соображений вежливости, мне нужно твоё одобрение.       – Меня ты тоже просканировал сейчас, верно?       Донён улыбается:       – Как только у меня появится информация – я позвоню.       – Хорошо.       Словно давние знакомые, они ещё немного говорят о том, что видят. О том, что городское освещение становится более тусклым тогда, когда ему полагается быть дневным, – экономят, что дети становятся наглее и наглее – трёхлетняя малышка смело подошла к Донёну и не уходила, пока не стребовала своего подарка в виде нескольких карамелек, – что доверять никому нельзя. Понимающе переглядываются и выдавливают кривые улыбки. Юно впервые с момента, как очнулся в подворотне, чувствует себя расслабленно. Дело, видимо, в том призрачном облегчении, когда видишь, ощущаешь человека сильнее себя в некоторых аспектах и неосознанно сваливаешь на него чувство ответственности за всё происходящее.       – Где ты был эти три дня? – неожиданно спрашивает Донён.       И так получается, что Юно честно отвечает, за секунду возвращаясь в уже привычное подавленное состояние:       – Не знаю. Я ничего не помню. – И возвращает фразу: – Как только у меня появится информация – я позвоню. Тебя подбросить?       – Да, спасибо, было бы неплохо.       Тэёну если и есть, что сказать, что в машину Юно садится не один, то он предусмотрительно молчит. По-прежнему в своей чёрной кепке с рядом мелких колечек на ободке козырька и по-прежнему хмурый, отчего хочется разгладить мимические морщины пальцами или, что сложнее, удачно пошутить. Юно отлавливает себя на том, что вспоминает, как забавно смеётся Тэён, когда не сдерживается, и улыбается собственным мыслям в окно. Донён называет адрес, и они плавно отъезжают от площади.       Сначала ничего особенного не происходит: в салоне тепло, тихо играет музыка, и Юно почти засыпает, упираясь лбом в стекло. Ему даже сниться что-то начинает, как осторожное прикосновение к колену выдёргивает из полудрёмы. Оно не пугает до такой степени, чтобы вскрикивать и дёргаться, но глаз мужчина приоткрывает и понимает, что в его ногу своей упирается сидящий на соседнем сидении Донён и отвлечённо смотрящий на дорогу. Ладно, это просто случайность, просто он сидит ещё шире, чем обычно Джонни, и… Нет, он намеренно сталкивает их колени, при этом спокойно вытягивая указательный палец вдоль подбородка. Потом облизывает губы.       Потом Тэён какого-то чёрта резко тормозит, и Донён почти вписывается лицом в водительское сидение сзади.       – Прошу прощения, кошка дорогу перебежала, – невозмутимо комментирует Тэён и снова набирает скорость. – О, и мы уже на месте.       Донён медлит, нарочито давая время на размышления, и Юно коротко кивает, еле сдерживая ухмылку:       – Хорошего дня.       – И тебе.       С места Тэён стартует так резко, что Юно не успевает проводить Донёна взглядом до входа в здание головного офиса «N-IT».       – Ты очень мило ревнуешь.       – Если хочешь доехать домой целым, то лучше заткнись.       Юно хохочет во всю глотку.       Тэён кипит, нет, он откровенно пылает, и Юно готов поклясться, что манипуляции Донёна можно было спокойно наблюдать в зеркале заднего вида, не напрягаясь. По идее, такая злость должна нехило заводить (и будь у Юно чуть получше настроение, да стабильнее состояние, он бы завёлся с пол-оборота, как от недавних ласк), но внезапно одолевает желание подурачиться, и почему бы и да. Тэёну определённо необходим массаж, решает Юно, пересаживается, чтобы удобнее было отвлекать сидящего впереди Тэёна и уверенно хватает его за плечи, тут же начиная их разминать. Нужно отдать должное водительскому мастерству – Тэён не выкручивает с перепуга руль, не отпускает его, не орёт, а устало интересуется:       – Ну и что ты делаешь?       – Нам всем не помешает расслабиться. Едешь по прямой? Вот и езжай дальше. Я не буду сильно отвлекать.       – Ты уже это, м-м, делаешь. – Стон. Чуть погодя ещё один, такой же тихий, стоит Юно сильнее надавить у основания шеи.       – Только глаза от удовольствия не закрывай.       – Иди к чёрту.       – Уволю за хамство.       – Ну и увольняй.       День только начался, вопросы остаются без ответов, и их всё больше и больше. Но именно в эту минуту, или сколько там отведено сверху, Юно ощущает себя в безопасности. Это как телефон отключить в субботу и быть уверенным, что Тэиль не дозвонится с очередным Очень Важным Делом в несусветную рань, только ещё лучше. Теплее, уютнее, как в родительском доме лет двадцать пять назад, когда главной проблемой было отсутствие любимых конфет в пиале на кухне. Кто бы мог подумать, что он будет тянуться к Тэёну за этим ощущением комфорта, когда все вокруг, кажется, сошли с ума.       Тэён никогда не показывал свой характер, он был удобным и незаметным, и сейчас Юно ему, пожалуй, впервые настолько благодарен за то, что просто выполняет свою работу. Не просто. Он мог бы плюнуть, сбежать, не поверить, но почему-то остаётся рядом и помогает. Как друг. И тут, хочешь или не хочешь, ты вынужден смотреть на него под другим углом.       Он бы поцеловал его. По причине испытанного стресса, из-за желания чувствовать себя по-прежнему живым и нужным или по другой какой причине – неважно.       Поцеловал, как только они вышли из машины и стали подниматься по ступенькам подъезда на седьмой этаж. Остановил бы на одной из промежуточных площадок, как не способный контролировать себя подросток, и стал целовать, вжимая в чужую дверь и плевав на правила приличия. Он знает, что Тэён совершенно точно ответил бы, и от этого только хуже. Юно откидывается назад и до конца дороги молчит, глядя себе под ноги.       «Я делала для тебя всё, и что в итоге получила?».