M2M

      Уже через сорок минут Юно точно не скажет, кто изначально предложил скрасить время до отъезда алкоголем, – он сам, сидящий на полу и подпирающий спиной чуть тёплый радиатор, или Тэён, обложившийся подушками и почти затерявшийся на огромной кровати. Каждый из них допивает свою первую бутылку дешёвого пива, которое спасает только то, что оно периодически разбавляется таким же похабным виски. Потому и до дна пришлось так долго добираться, к слову.       Тэёну хватило всего несколько глотков, чтобы разоткровенничаться: он рассказал, что после колледжа баловался уличными гонками, пока его несколько раз не припёр к стенке Тэиль за мелкие аварии. Он вынудил подписать контракт на четыре года в обмен на спущенное с рук уголовное дело. Знакомые Тэёна влетели в автобусную остановку и насмерть переехали двух людей. Через год, говорит Тэён, я понял, что лучше бы эти твари отсидели своё. Один из них сбил школьницу на пешеходном переходе, сделав её калекой, и сейчас находится неясно где. Противно, страшно, и хочется забыть, что когда-то сам был таким же равнодушным к чужой безопасности и жадным до адреналина. Короткой славы, грязных денег и раскованных девиц, готовых отдаться на капоте победителя.       Юно честно старается, но с трудом представляет Тэёна лихачом, о чём говорит вслух.       Тэён смеётся и обещает по приезде домой показать фотографии.       – У меня даже волосы красные были когда-то. И бровь выбрита. И пирсинг… Ладно, неважно. Что насчёт тебя? – Он лениво перекатывается на бок, подпирает хмельную голову рукой, отчего сминается щека и забавно выпячиваются губы. – Твоего тёмного-тёмного прошлого?       – Его нет, – со смешком отвечает Юно. – Не сказать, что моя семья богата, но, скажем, довольно обеспечена. Поэтому от меня всегда ждали идеального поведения буквально во всём, и я старался не подводить. Закрытая школа для мальчиков с отличием, четыре года полицейской академии, тоже с отличием, а дальше ты, думаю, знаешь. Я начинал в Сеуле, а потом меня перевели в Сувон по рекомендации того самого Куна, о котором ты уже слышал.       – Он был хорошим человеком?       – Лучше многих. В смысле, он есть лучше многих.       – Прости.       – Ничего. Мне самому его иногда не хватает так, будто… Ты понял. Кстати, в Сеуле мы начинали вместе с Чону.       Тэён аж подпрыгивает:       – Чону? Ким Чону? Из «Пэйса»?       – Ага.       – Вау. Мир тесен. – Ещё один опасный глоток, прежде чем откинуться обратно на подушку. – Он... скользкий? Мне сложно представить его стражем правопорядка. Вот у тебя сразу на лбу написано, что ты зануда, и тебе идёт.       Юно наблюдает за тем, как Тэён сгибает в колене одну ногу и медленно водит ею по сторонам. Завязь пояса гостиничного халата слабнет, правое бедро обнажается. Кажется, сегодня кое-кто полностью проигнорировал нижнее бельё, и от этого становится как-то ощутимо сложнее жить. Юно прикладывается к горлышку, залпом опустошая бутылку, и довольно бодро поднимается на ноги.       – Ладно, я пойду. Хочу попробовать немного поспать.       – Серьёзно? – Тэён оставляет полупустую бутылку на прикроватной тумбочке и приподнимается на локтях. Его волосы смешно замялись на макушке, несколько прядей торчат в разные стороны на манер ушей какого-то зверька, и Юно запрещает себе думать, что это очаровательно. – Ты пришёл поговорить, а в итоге просто сбегаешь. Не верю, что тебя интересовало то, чем я увлекался до того, как стал твоим водителем. О чём ты хотел поговорить?       – Ты не боишься того, что мы можем не дожить даже до конца этого дня?       – Нет. А ты?       – Немного. Как насчёт того, чтобы выпить?       Выпить предложил не Тэён, ладно.       Досчитав в уме до трёх, Юно вздыхает. Ему сложно опьянеть от одного сомнительного коктейля, Тэёну – судя по всему, запросто, и он ещё не решил, стоит ли этим пользоваться. Верхний свет включен, и, помимо трещин на потолке и лаковых разводов на высокой спинке кровати, можно совершенно спокойно разглядеть и румянец на щеках Тэёна, и тонкую дорожку коротких волосков от пупка и ниже, к смятому между ног халату. И не сказать, что вызывающе себя ведёт – просто лежит, обнимая под головой подушку, и перекатывается с одного бедра на другое. Улыбается. Не коварно, а смело, добродушно, открыто.       Бери – не хочу.       Юно вздыхает:       – Ты опьянел быстрее, чем я рассчитывал. Так что отдыхай. Ещё успеем поговорить.       – А если я хочу сейчас?       Стоит ли говорить, насколько неоднозначно это звучит? Ещё и шёпотом почти, низким вдруг голосом. Юно чувствует, как в горле пересыхает и жжёт, а волна тепла из груди прокатывается по всему телу. Он еле находит в себе силы выключить свет и приоткрыть дверь, ведущую в коридор. Всё ещё держась за ручку, Юно оборачивается, ждёт, пока глаза привыкнут к темноте. Тэён смотрит на него огромными, блестящими в полумраке зрачками и сначала высвобождает тонкие руки из рукавов халата, а потом ещё и переворачивается на живот.       Ладони он держит в кулаках у подбородка, трётся о них щекой, и на несколько секунд Юно попросту выпадает из всех существующих реальностей. Яркий свет из коридора падает косой полосой на голую спину, преломляясь в глубоком изгибе поясницы. Округлые ягодицы, чуть выпирающие позвонки, и когда Юно встречается наконец взглядами с Тэёном, то понимает: это конец.       Или начало чего-то нового.       – Зачем ты делаешь это со мной? – Юно еле ворочает языком, хотя практически трезв.       – Это моя маленькая тебе месть за пренебрежение к тому, что я не первый день к тебе чувствую. А тебе то ли всё равно, то ли нет. Я не понимаю. – Тэён пьяно хихикает. – А вообще, мне нравится, как ты на меня смотришь. Только Чеён немного жаль. И часто ты ей изменяешь на… деловых условиях? Какие предлагал обсудить мне?       Что? Чеён?       Юно, не сдерживаясь, громко хохочет и довольно резко захлопывает дверь. Закрывает её на задвижку изнутри.       Доигрался.       Не он.       В несколько шагов он оказывается у кровати и опасно нависает над Тэёном, испугавшимся того, что потерял контроль над ситуацией, и наспех завернувшимся в покрывало. Юно держится за изголовье и наклоняется, ниже и ниже, пока не сталкивается практически нос к носу с Тэёном.       – Да что ты знаешь обо мне и Чеён? Решил позлить меня? Испытать моё терпение? Поверь, в последние дни я нахожусь не в лучшем из своих настроений, и если тебе кажется забавным, что…       Это невыносимо, так недолго и с ума сойти. Вот Юно готов схватить Тэёна за загривок и встряхнуть его, словно нашкодившего котёнка, за грубую провинность, но секунда – и тает под прикосновением к собственной щеке. Млеет личным цепным псом, тянется за лаской и заботой, замолкает на полуслове.       – Прости, – тихо бормочет Тэён, и из-за темноты не понять, смотрит он в глаза, или виновато отводит взгляд. – Я просто не понимаю. И ревную. Чеён твоя невеста, а я – почти что никто. Я не хочу быть твоей интрижкой, понимаешь? Окей, для меня нет проблемы в том, чтобы раздвинуть перед тобой ноги прямо сейчас – спасибо пиву, но потом будет сложно справиться с каламбуром в голове.       – Ты слишком складно говоришь, как для пьяного.       – Знаю. И много. Протрезвею и сгорю со стыда.       – Не нужно.       – Почему?       – Потому что.       Юно ложится на кровать, на бок, и тихо-мирно наблюдает за тем, как копошится в нескольких слоях ткани Тэён. В конце концов, справившись с покрывалом, совестью и явно не радостными мыслями, скинув злосчастный халат на пол, он льнёт ближе и первым целует. Снова. Второй раз за день. Юно обнимает его за талию, притягивает к себе вплотную и, не разрывая поцелуя, гладит по спине. Тэён забавно дёргается каждый раз, когда его ладонь цепляет острые лопатки – слабое место, – и невозможно сдержаться от улыбки в губы.       Даже просто целовать его, иногда несдержанно сталкиваясь зубами, – уже восхитительно. Вполне вероятно, что это стресс, именно стресс обостряет ощущения, оголяет желания, ставя их в приоритете перед здравым рассудком и прошлыми убеждениями. Но, что странно, Юно уверен: утром он проснётся и всё так же будет готов сорваться хоть на другую планету, если Тэёну посмеют пригрозить кривым пальцем. Даже если всего лишь неудачно пошутят. Он не хочет его терять, он не собирается его отпускать, а говорить об этом вслух – страшно.       – Ты должен знать. – Короткий перерыв, чтобы отдышаться.       Тэён касается распухшими губами щеки, подбородка, шеи, и говорить удаётся с трудом.       – Хэй… Слышишь?       – М-м-м? – Ещё и носом за ухом водит, дышит громко, с мысли сбивает.       – Мы с Чеён никогда не были вместе. Я… Я не по девушкам, а она не хотела замуж по родительскому расчёту. И в общем… Мы выручали друг друга общей легендой.       Тэён внезапно вскидывается. Выпрямляется на фоне слабого света из окна и принимает нарочито «угрожающую позу» – уперев руки в бока.       – Обязательно было всё портить?       – В смысле? – Когда-то Юно привыкнет к перепадам настроения, характеров, повадок, когда-то никогда. Возбуждение всё топорщит штаны, но уже не так сильно.       – Мы должны были переспать, на утро я по сценарию обиделся бы и закрылся. И мы бы не говорили до драматичного финала, к которому нас подвели бы сердобольные друзья и…       – Ты всегда так много трещишь, когда выпьёшь лишнего?       – Да.       – Ужасно.       – Но тебе же нравится.       – Честно? Да. А теперь иди ко мне.       Они похожи на подростков, влюблённых и глупых в своей влюблённости. Тэён не стесняется и елозит на крепких бёдрах, говорит, что ткань штанов шершавая, грубая, но ему даже нравится, «не снимай пока». Пальцы переплетаются, руки тонут под подушками, а между телами не остаётся ни сантиметра пространства. Юно изворачивается и просовывает колено между ног Тэёна, чтобы немного помучить его, но тот сам начинает тереться и еле слышно скулить. Эти полустоны-полувсхлипы заставляют хотеть выбить больше, чтобы существенно громче и несдержанно, и Тэён даже не сопротивляется, когда его укладывают на спину и хватают у основания члена, влажного от предсемени.       Тэён извивается и шире разводит ноги. Он толкается в ладонь, то пытаясь укусить край попавшейся у рта подушки, то жадно хватая воздух. То стонет на выдохе, то прячет хрип в голом плече. Юно надавливает на головку пальцем, носом цепляет нос и властно говорит:       – Нет. Громче. – Тут уж грех не подчиниться.       Тепло, горячо, холодно, мокро. Тэён судорожно хватается за плечи нависшего над ним мужчины и на несколько секунд каменеет всем телом. Его короткие ногти, кажется, вот-вот исполосуют рубашку, но ещё несколько резких движений – и Юно доводит его до точки. Собственные штаны безнадёжно испорчены, по пальцам стекает сперма, но ласки не прекращаются до тех пор, пока Тэён не перекатывается на бок и не подтягивает к груди колени.       – О господи…       – Не говори только, что протрезвел.       Сдавленный стон в подушку.       Короткий поцелуй в мокрый висок.       Юно уходит в ванную, чтобы ополоснуть руки и намочить первое попавшееся полотенце. Он усмехается себе под нос, гордясь проделанной «работой», и думает о том, что ему достаточно будет здесь и сейчас дёрнуть раз-другой рукой, чтобы облегчить собственные страдания, но… Вместо этого умывает лицо, глубоко дышит, держась за край раковины, и уже спустя минуту чувствует себя в разы лучше. Самоконтроль так просто, за пару сумасшедших дней, не растеряешь, и Юно даже гордится собой. Хороший мальчик, терпеливый мальчик, молодец.       Когда он возвращается в комнату, то Тэён спит в прежней позе. Приходится его немного растормошить, чтобы стянуть и сбросить на пол грязную простынь. За ней следом отправляются и использованное уже полотенце, и собственные штаны, и рубашка. Из приоткрытого окна доносится далёкий вой полицейской сирены, частые гудки автомобилей, редкий собачий лай. Только сейчас замечаются детали: тонкий запах плесени, идущий от, видимо, плохо просушенных наволочек, столп мелких пылинок, вьющихся в полосах света, проникающего с улицы через окно.       Тэён прижимается ближе, и Юно, лёжа на спине, лениво гладит его по предплечью, пока сам не засыпает следом.       Ему снится Тэн: Тэн снова показывает указательным и средним пальцем на небо. Сначала Юно, как и при личной встрече, удивляется такому жесту, а потом пугается того, во что превратилось небо. Прежде глубокого синего цвета с россыпью звёзд, оно теперь похоже на мертвенно-чёрное полотно, по которому расползается лава. Жуткиe красные трещины скалятся глубокими провалами в несуществующее никуда, и с каждой секундой их больше и больше, всё меньше тёмного, всё ярче алый.       «Вы должны были давно умереть, – спокойно говорит Тэн. Он ласково улыбается, подставляя зажмуренное лицо зареву. – Оттянули на тридцать лет момент, и кто от этого выиграл? Никто. Почему ты не смеёшься? Тебе разве не забавно?»       Смеётся и Чону, отодвигая бархатную штору. На сцене в ряд выставлены серебряные клетки, в каждой из которой сидит по ребёнку в белом. Софиты скачут от лица к лицу, заплаканному, напуганному, жутко перекошенному, а потом под шквал аплодисментов из-за кулис выходит Джемин и поочерёдно освобождает пленников. В конечном счёте, он закрывает себя в той клетке, что стоит посередине, прячет лицо в ладонях и беззвучно льёт слёзы. Занавес. Вдалеке Кун просит сваливать без оглядки, он кричит, но Юно уже не слышит, что именно.       Юно пятнадцать, и его сердце вот-вот прорвёт грудную клетку. Парень, которого он зажимает в углу за шкафчиками с личными вещами, держит голову опущенной. Ему страшно, страшно и Юно, впервые в жизни решившего, что он сделает то, что хочет сам, а не то, чего от него все ждут. Он поддевает пальцами подбородок и ахает, когда оказывается, что тот, кто ниже его на полголовы и стоит, несмело прижимаясь, – это Тэён. Он опускает взгляд и спрашивает:       – Что это? – Цепляет пальцем серебряную цепочку.       Шумно вдыхая, Юно просыпается и резко садится в кровати. Он всё ещё здесь, в гостинице, с Тэёном, и на шее под футболкой болтаются и распятие, и чип, в чём он убеждается, мимолётно прикоснувшись к груди. Хватается за виски, судорожно вдыхает и собирается уже встать с постели, как его удерживают за кисть. Судя по настенным часам, они проспали два с половиной часа, и Тэён сонно сипит:       – Мы опаздываем?       – Нет.       – Тогда куда ты?       – Я… Куда-нибудь. Подышать воздухом.       – Нет. Открой окно настежь и возвращайся.       И он слушается.       И слушает, как дышит Тэён у него на плече. Успокаивается, улыбается, говорит себе, что все сны глупые, бестолковые и ничего не значат.       – Хэй, хочешь, я верну тебе долг?       – Что? Какой ещё долг? Какого хрена ты прячешься в одея-м-м...

***

      – Знаешь, о чём я думаю… – подаёт голос Тэён после долгого молчания.       Прежде чем сесть на поезд, им пришлось разбираться и с брошенной чёрт знает где машиной, которую Юно, вообще-то, брал в аренду, и со случайно забытыми в ней документами, врученными ранним утром Донёном. Они успели забежать в состав за минуту до отправления, и первые полчаса просто оба дремали, наслаждаясь мерным гулом и отсутствием необходимости куда-то нестись сломя голову.       – Марк с детства обожает компьютеры. Он поступил сразу на третий курс колледжа после школы, и сейчас у него своя, индивидуальная программа. Он вчера рассказывал мне, кстати, как смог взломать городскую систему уличного наблюдения, и… Я тебе ничего не говорил.       Юно вздыхает. Он вовсе не против того, что Тэён лежит у него на плече (вот понравилось прямо) и смотрит в окно, философствуя, но нужно знать границы. Во-первых, он всё ещё шеф полиции, и поступок Марка для него как развевающаяся на ветру тряпка на боевого быка, а во-вторых – люди же смотрят, ну. Тэён беззаботно продолжает:       – С Тэном всё понятно, хотя я сам ни за что бы не догадался, наверное... Джипси в их компании что-то вроде чудака-гения. Он тоже с техникой на ты, вообще в любой компьютер влезть может. Перед уходом я спросил у Марка, как среди них затесался Сяо, ведь он ни на гения, ни даже на рядового техника не похож.       – И? – Юно чувствует, что засыпает, но, поскольку этот странный на первый взгляд монолог важен для Тэёна, старается держать глаза открытыми. – В чём мораль?       – Марк сказал, что они дружат с детства, и Сяо от души ненавидит Тэна, боится его, но на всё соглашается, потому что для Джипси выяснить, что творится за закрытыми дверями, важно.       – И? – подавляет зевок.       – Я думаю, что это здорово – делать то, что важно для кого-то, потому что этот человек дорог тебе.       О.       О…       Улыбнувшись, Юно молча придавливает макушку Тэёна подбородком.