Когда разум лжёт

Иногда человек ищет в других отклика, родственную душу, союзника или любовника, как бы еще это ни называли. Он бросается в поиски с головой, сетуя на величину этого мира и количество неподходящих людей. Обращая внимание лишь на тех, кто его окружает, высматривая, примеряя, прицениваясь, а, быть может, пробуя всех без разбора, надеется, что вот-вот попадется тот, кого он ищет. Эти два противоположных подхода могут сочетаться в любых пропорциях, но главным остается одно — человек снаружи ищет то, чего ему не хватает в себе, совершенно забывая обратить свой взор на еще больший и оттого более пугающий внутренний мир и искать там. Довольно иронично, не правда ли? А бывает, наоборот, человек выбирает отказ от каких-либо попыток поиска. Оправдывает ли он себя или же твердо уверен, что и так самодостаточен, но отчего-то желание найти недостающее — такое же древнее, как и его душа — скребется по ночам, мешая спать. Отрицая наличие этого желания, такой человек лишь ускоряет процесс соединения с единственной подругой, которая всегда рядом и верно ждет его конца. Правда, осознать, что отказ от своих потребностей приведет лишь к большим страданиям, получится разве что в последнюю секунду этой бессмысленной попытки длинною в жизнь. Хорошая новость в том, что каждый из людей имеет возможность выбирать. Никто не закован в цепи. Лишь по собственной воле человек остается в заложниках у своих убеждений, цементирующихся все сильнее с каждым прожитым годом. Шутка в том, что этот цемент на выходе оказывается пустотой в голове. Так вышло, что только со стороны можно увидеть ошибку другого, а понять свою — лишь с помощью другой души. Для этого требуется только одно — желание. «Другой» мне нужен для того, чтобы узнать о себе.

***

Снег совершенно неожиданно перестал, хотя казалось, что он так и продолжит падать до следующего Рождества. Территория Хогвартса была так плотно усеяна белым, что огромный темный силуэт Хагрида, расчищающего подход к теплицам, ярко и одиноко выделялся на этом фоне. Скоро закончится последний урок, и студенты, невзирая на возможность буквально искупаться в сугробе, потянутся на улицу, оживляя пейзаж. Равномерный звук лопаты, скребущей по снегу, успокаивал, приглушенно сочетаясь с тихим тактом магических часов. Маркус вслушивался в окружающую его «тишину» в поисках маяков, за которые могло зацепиться сознание. Много думать и чувствовать было, конечно, интересно, но от непривычки у него заболела голова, поэтому мракоборец решил применить простую, но надежную технику успокоения. «Дыхание! Ну, конечно…» — наконец он смог четко различать шум воздуха, проходящего внутри тела. Через минуту, когда слух обострился еще сильней, наравне с откровенным сопением Саймона мужчина услышал стук собственного сердца. «Отлично, теперь запахи,» — продолжая наблюдать за биением, он сосредоточился. Отчетливо слышался копченый запах виски, темного дерева, старого камня и… Не замечая, как наклонился, чтобы распознать новый сладковатый и едва уловимый аромат, Маркус увидел, как Саймон открыл глаза. Не заметить это было довольно сложно, так как он навис прямо над лицом юноши, который принялся стремительно краснеть. — М-Маркус… Доброе утро? — мало соображая, о чем он говорит, Саймон пытался придумать, что ему делать с сердцем, которое истошно забилось в совсем не положенном для него месте. Где-то в районе шеи. — Хм, — мужчина ухмыльнулся. — Доброго. Вечера. Когда профессор собрался сесть на край кровати, Саймон поспешно приподнялся, подтягивая к себе ноги. «Слава богу, я хоть одет,» — бесполезная мысль лишь добавила красок его румянцу. — Простите? — за что именно он извинялся, студент понятия никакого не имел, но чувствовал, что должен. — Ничего страшного. Но впредь, пожалуйста, не убегай сломя голову, если ты на ногах еле стоишь, — Маркус воспринял извинения по-своему и потянулся к светлой макушке, чтобы растрепать волосы в поддерживающем жесте. Первые секунды Саймон отдался теплому ощущению, но все же переборол себя и, схватив профессора за запястье, убрал руку. Посмотрев решительно и смущенно, он непроизвольно вздохнул, готовясь высказаться. Какую реакцию получит на свои слова, и что может потом случиться, теперь не волновало. Выдерживать разрывающее изнутри незнание юноша больше не мог. — Почему я проснулся голым в твоем кабинете? — в последнюю секунду испуг поменял слова. Конечно и это было интересно Гриффиндорцу, но отнюдь не в первую очередь. Признаться в своих глупых мыслях оказалось намного сложнее, чем он думал. — Ты не помнишь? Да… тогда не очень красиво получилось, — Маркус отвернулся, словно очень хотел рассмотреть серый камин, а Саймон мог поклясться, что увидел смущение. — Что ж, ты и вправду был очень плох. Я встретил тебя ночью, когда ты потерял сознание. Шел в больничное крыло, да? — он посмотрел с легкой насмешкой. — Почему ты в таком состоянии не попросил помощи у друзей? Впрочем, не важно. Мы были рядом с моим кабинетом, и я оказал тебе помощь. Пришлось раздеть тебя, чтобы воспользоваться разогревающей мазью. «Все просто, парень. Ничего необычного. Кроме того, что я дрочил, находясь в твоем теле, и думал о том, как буду трогать тебя, заставляя стонать мое имя. А так все нормально,» — от глупой мысли совсем не к месту Маркус не мог не улыбнуться и еле сдержал себя от того, чтобы не рассмеяться. — Э-э-э, спасибо? — похоже было, что Саймон от неуверенности мог теперь разговаривать только вопросами. В ответ профессор все же засмеялся, похлопав того по коленке. — Да расслабься… Немного отлежишься и побежишь завтра на уроки, я же тебе уже говорил, — руку он не убрал. — Маркус, а как я оказался здесь в этот раз? — подозрения закрались в сознание, пуская холодок по позвоночнику. — Теперь я должен извиниться. Я слышал ваш разговор с Ричардом, — с лица мракоборца исчезла улыбка, и он стал серьезным. — Я правильно понял, что причиной твоего состояния был я? Внимательно заглядывая в светлые глаза, мужчина ждал ответа, намереваясь поймать того на лжи, если потребуется. Нежеланием замечать чувства окружающих он не только пропустил свои собственные, так еще и не уберег незаметно ставшего близким человека. А ведь вина того была лишь в том, что он влюбился в самого не подходящего для любви человека на свете. Совсем не думая о себе, но лишь желая помочь Саймону, Маркус решил во что бы то ни стало узнать правду. Но Саймону вдруг отвечать совсем расхотелось. Пришлось приложить огромное усилие, чтобы выдавить из себя нечто наподобие согласия, и тут же довольно прытко замотать головой, опровергая его. «Если он все слышал, это конец…» — очень хотелось спрятаться, и юноша закрыл лицо руками. Он услышал шорох постели, почувствовал, как давление на коленку слегка увеличилось от того, что Маркус придвинулся к нему вплотную. С замиранием сердца Саймон ощутил тепло на ногах от касания чужой груди и сжал глаза, боясь увидеть совсем рядом хитрое лицо с волшебными глазами, один голубого, а другой зеленого цвета.  — Прошу тебя, не бойся меня, — низким и уверенным тоном произнес мужчина и с захватившей его нежностью поцеловал своего любимого студента в подрагивающую коленку. Когда Саймон от неожиданности распахнул глаза, он увидел, что Маркус смотрит на него таким взглядом, о котором тот не мог и подумать: в нем чувствовалось столько силы и решительности, что мощная волна страха застыла и начала отступать под напором чего-то правильного, теплого и всезаполняющего. В этом взгляде не было осуждения, требования или просьбы. В нем были уверенность и нежность, которые так странно сочетались, но дарили возможность смотреть в ответ почти без смущения. — Дыши, — сказал Маркус. Наслаждаясь реакцией Саймона, он заметил, как и сам затаил дыхание. Они одновременно втянули воздух, улыбнулись и рассмеялись от слаженной синхронности. — Прости, если напугал. Я очень хочу, чтобы ты расслабился. Мне жаль, что тебе пришлось испытать боль из-за меня. Я так обрадовался, когда встретил тебя, как вернулся. Скажу честно, видеть тебя в таком состоянии было… неприятно. Теперь же мне не понятно, что я могу сделать для тебя, но я хочу, чтобы ты знал... я не хочу, чтобы ты страдал, — мужчина протянул руку и, положив ладонь на щеку юноши, погладил ее большим пальцем. — Слышишь меня, Саймон? Ты дорог мне. На глаза Саймона выступили слезы, он не мог поверить в происходящее. В реальности все оказалось в тысячу раз сильнее, чем только можно было представить. От нахлынувшей волны сладкого, но болезненно-щемящего чувства в груди, он, положив руку на нежно прикасавшуюся ладонь, поцеловал ее, прижавшись губами так сильно и не желая отпускать. Когда слезы коснулись его руки, Маркус уже оставил любые сомнения и в следующее мгновение властным движением обнял Саймона. Прижимая к себе, мракоборец ощущал, как руки студента сжимаются на его мантии, передавая накопленные чувства. Это движение было столь трогательным, таким наивным и проникновенно-прекрасным. Маркус впервые почувствовал ценность происходящего с ним прямо сейчас. Ему стало жалко, очень, до боли жалко пустоту, которой являлась большая часть его жизни. Он вдруг отчетливо понял, что все это время сам же лишал себя свободы, загоняя по бесполезным, убивающим кругам боли, вновь и вновь ненавидя и осуждая собственную душу. Руки Саймона словно прорастали в тело Маркуса, вливая в него новую боль. Но она была прекрасна и заставляла лишь сжимать друг друга крепче. Они словно общались через объятье — без слов, объяснений и лжи выдавая ту истину, что хранилась у каждого в груди. И не было смысла теперь отрицать. И не было страха, что преследовал, не отпуская. Была лишь чистая энергия, нашедшая отклик в схожей волне, экстатично соединяясь через прикосновение материальных тел. Отпустить значит вновь вернуться в мир человеческих правил. Где кто-то придумал, что люди должны искать повод. Где все обязательно требует ритуалов, и где за нарушение бессмысленных устоев обязательно надо нести бесполезное наказание. Я не хочу. Я не хочу больше думать. Я хочу любить. Когда Маркус отстранился, прочитал в еще влажном взгляде Саймона свои мысли. Тот глубже дышал, борясь с остаточными привычными реакциями, что твердили ему убегать. Между ними напряжение. секунда вторая третья В его голове пустота. Пульс обоих учащен. Дыхание слишком глубокое. Мужчина ждал. Он чувствовал, что не мог позволить себе нарушить последнюю границу без разрешения Саймона. Без его отклика. Без приглашения. Через пару мгновений, продлившихся мучительной вечностью, руки студента без дрожи и сомнений потянулись к лицу Маркуса. Доверительное движение так сильно подходило чистому и открытому юноше, что у мракоборца повело и без того исчезающее сознание. Он впился в манящие губы, пытаясь сдерживать себя, но стон, вырвавшийся у Саймона от поцелуя, сорвал последние замки контроля. А Саймон впал в безграничное доверие. Он видел, слышал и ощущал все движения любовника, и его затопляло предчувствие, что все, что бы тот ни сделал, было правильно. Хотелось отдаться на растерзание властным движениям, дерзко, но бережно раздевающим его. Хотелось потеряться в мягкости губ и влажности языка, нежностью проталкивающими сладостную грубость. Хотелось дышать, очень хотелось дышать, но это желание каждый раз уступало чужим губам. Когда все же он вдруг получил передышку, пред ним предстал Маркус во всей красе. Он поднялся над опрокинутым на кровать Саймоном, прижимаясь к закинутым бедрам, отчего яростной волной по телу обоих прошла страсть, обновляя и без того безграничное возбуждение. Словно дразня и не обращая внимания на исказившееся в удовольствии лицо любимого, мужчина замедлил свои движения и начал аккуратно расшнуровывать ворот своей рубашки, открывая обзор на шрамы, покрывавшие его грудь. Он смотрел, не отрываясь, и наслаждался разгоряченным Саймоном, который с просыпающимся стеснением от беззащитной позы все же очаровательно-храбро смотрел в ответ. Маркус знал, чего он хочет, теперь он хотел услышать, что хочет Саймон. Нарочито медленно избавившись от рубашки, мракоборец потянулся за рукой юноши, чтобы положить ее себе на откровенно выпирающий пах. Одновременно с этим он нагнулся к его уху и, сжав руку чуть сильнее, вместе с обрывочным вздохом Саймона простонал от удовольствия. Наслаждение, пронзившее тело от вибрации низкого звука, по силе ощущения граничило с болью, и студент окончательно потерялся во власти профессора. Он не понимал, почему тот остановился в своих ласках, и когда Маркус расстегнул ширинку и положил его руку прямо на тяжелый, горячий и пульсирующий член, Саймон чуть не взвыл от беспомощности. Он просто хотел, чтобы Маркус продолжал, хотел делать все, что тот пожелает. Почему-у-у, почему он мучает меня? — Маркус… — шепот, наполненный мольбой и повиновением. — Маркус, пожалуйста… Роли, которые судьба определила для них, текли в их венах, бились в сердцах. Слияние ведущего и ведомого в потоке полного доверия инстинкту сорвало искусственные маски. Пришло время действовать. — Хорошо. Если ты просишь… — этот глубокий голос у самого уха Саймона заставил его вжаться в придавливающее тело любовника и поерзать, стремясь соприкасаться еще больше, отчего Маркус с рычанием укусил его в шею. Еще один поцелуй, глубокий, проникающий в сознание, полная потеря в чужих губах, втягивание воздуха в малейших перерывах, которое они уже не замечали. Пара ловких движений — и мужчина освободил их от остатков одежды. В следующем за этим соприкосновением обнаженных тел они оба оказались на грани сознания, чуть было не сорвавшись в пропасть от перегрузки. Тепло, исходящее от их соединения, столь сильно нравилось обоим, что казалось, это лучшее, что только может быть. Желание тереться, вжиматься и проводить друг по другу всем своим телом они делили на двоих — руками, губами, ногами и стонами сплетаясь в единый экстаз. Мощнейшие импульсы, что исходили от соприкосновения, трения и надавливания друг на друга возбужденных членов уже довели Саймона до предела, он держался лишь на одном нежелании заканчивать сводящие с ума ласки. Маркус услышал это по участившемуся дыханию любовника и отстранился от него, чтобы наблюдать за светлым личиком, столь сладостно меняющимся от удовольствия. Вместе с этим он опустил руку на член Саймона, чтобы причинить своему нежнейшему и такому чувствительному любовнику намеренно невозможные муки наслаждения, заставляя того извергнуться. Образ юноши с запрокинутой головой, открытым от стона ртом и глазами, сжимающимися от силы ощущений, стал лучшей наградой для Маркуса. Еще ни разу он не чувствовал такого удовлетворения от секса. Это было удивительно, особенно если учесть, что сам он даже не кончил. С упоением поцеловав Саймона — не спешащего открывать глаза — в угол надплечья, мужчина свалился рядом, громко вздохнув и потянувшись, а затем повернулся на бок, закинув руку и притягивая к себе поближе несопротивляющегося студента. Когда Саймон ощутил прижимающийся к нему, требующий внимания, все так же стоящий член любовника, он накрыл его рукой и попытался взглянуть в глаза Маркусу. Тот ухмыльнулся и спросил: — Тебе понравилось? Буквально пару мгновений назад, позволяя себе все, Саймон чувствовал себя уверенным и спокойным, сейчас же от одного вопроса его залило привычной краской смущения. Однако, он решил, что не хочет, чтобы его стеснение вновь мешало их отношениям, и ответил: — Очень, — все же отвернулся, так как говорить такое казалось совсем невозможным. — А тебе? — Ты просто чудо, — Маркуса в очередной раз захватила волна нежности от того, как выглядел его мальчик, и он прижался к его шее, чтобы вдохнуть поглубже усиленный ласками запах, который ему так нравился. — Маркус… — М-м-м? — Но ты же… ты же не кончил. — Тебя это напрягает? — смешок пощекотал ухо студента, к которому переместился любовник, играя с обостренными ощущениями. — Ох, — щекотка распространилась по позвоночнику, рождая вслед тепло, и Саймон вздохнул. — А тебя нет? Он пытался сосредоточиться на важном, как ему казалось, вопросе, в то время как все его внимание распределилось между двумя раздражителями — губами Маркуса, нежно покрывающими поцелуями ухо и область вокруг него, и его членом, которым он периодически терся о руку и бедро юноши. — Хм, — перемежая слова с поцелуями профессор ответил. — Пожалуй, не очень. Саймон не понимал, как такое может быть, и не совсем верил этим словам. Казалось странным, что мужчина ведет себя так, будто был удовлетворен, хотя вроде бы вот оно, прямое доказательство обратного, упирается ему в бедро. К тому же, студенту очень хотелось подарить любимому профессору столько же наслаждения в ответ, сколько испытал он сам — совсем не понимая, что для Маркуса один его растрепанный и разгоряченный вид являлся особым видом удовольствия. Решительно повернувшись и повалив любовника на спину, Саймон поцеловал его. Этим не повременил воспользоваться и Маркус, потянувшись к попке юноши, и, сжимая ее, вызвал ожидаемый стон прямо в свои губы. С каким-то извращённым предвкушением мужчина подумал о том, что когда-нибудь обязательно расскажет о своем превращении в Саймона и маленьком приключении, случившемся тогда. Видеть в его реакции подтверждение своих знаний доставляло особый кайф, и от еще большей силы возбуждения уже физически начало становиться больно в паху. Не думал Маркус, что в своем уме сам доведет себя до подобного состояния. Он не хотел в первую их близость напугать Саймона слишком многими своими желаниями, но после того, как тот сам начал проявлять активность, контролировать себя стало невыносимо. С несдержанным звуком желания профессор помог студенту оказаться сверху, теперь уже двумя руками вцепляясь в удобно подставленные ягодицы. Это действие возымело мощный эффект — Саймон оторвался от поцелуя и, с вырвавшимся громким стоном от переизбытка ощущений, распространяющихся огнем по всему телу, уткнулся в шею Маркуса. Он начал тереться стремительно набухающим членом о живот мракоборца, от каждого движения рук которого издавал откровенные и неконтролируемые всхлипы. — Маркус… Марку-у-у-с… Имя стало заклинанием, сливающимся со звуками удивительно сильного наслаждения. Саймон повторял и повторял его, пытаясь зацепиться за реальность, не переставая ерзать и извиваться, пытаясь ощутить всей поверхностью своего тела Маркуса, кусая и вылизывая его шею. Когда юноша приподнялся, чтобы поцеловать мужчину, то почувствовал, как твердый член любовника коснулся его промежности. Он задохнулся от нового источника сильных ощущений и увидел, как лицо Маркуса исказилось вслед. Увидеть профессора таким: это взорвало в голове какие-то установки, и теперь Саймону захотелось смотреть на любимого, не отводя взгляда. Применив усилие, — очень не хотелось отрываться от полного соприкосновения телами — юноша поднялся над ним. Он увидел совсем другого Маркуса, один взгляд которого вновь и вновь заставлял сжиматься и плавиться что-то очень горячее в груди. А Маркус же увидел красоту, которая родилась от завораживающего контакта, представшего перед ним. Светлое, утонченное тело с быстро вздымающейся от недавних ласк грудью восхитительно выделялось на темнеющем от заката фоне. Его собственное тело, на котором восседал желанный Саймон, и руки, сжимающие нежные бедра, завершали магию контраста, красотой своей граничащей лишь с силой возбуждения, рвущейся наружу. Когда Саймон аккуратно наклонился, чтобы член Маркуса больше вжался в подрагивающее колечко ануса, руки мужчины сжались на его бедрах, и он громко выдохнул. — Саймон... — слова давались с трудом. — Не надо. — Почему? Наивность этого вопроса вернула главенство мужчине. Он улыбнулся и ответил соблазняющим тоном: — Darling, ты еще не готов, — он взял член юноши и провел по нему с нажимом, — как на счет… Больше движениями, чем словами Маркус развернул Саймона так, чтобы было удобно ласкать его ртом, в то время как тот мог бы делать то же самое, нависая сверху. В первую секунду сильно смутившись от того, что оказался над лицом любовника, юноша потерял себя от ощущения влажного языка, прошедшегося по головке. Со всхлипом он схватился за член и попытался повторять движения, которые испытывал сам. В голове шумело. Собственные стоны, приглушенные чужим членом, вязкая слюна, покрывающая губы и пальцы, и распирающее, заполняющее ощущение во рту, остро перекликались с сильными, мокрыми прикосновениями, которые Саймон чувствовал между ног. С закрытыми глазами, поднимая и опуская голову, принимая в себя крупный член Маркуса и постанывая от непрекращающейся стимуляции, Саймон ощутил, что удовольствие выходит на предельный уровень, с каждым последующим движением наращивая воздействие в сотни раз. Соединенные не столько телами, сколько душами, они оба одновременно испытывали приятнейшее из возможных состояние, когда отголоски оргазма уже явственно отдаются по всему телу, дразня сознание. Даже если одному из них и пришла бы мысль оттянуть неизбежное, в этот раз это было просто невозможно. Когда Маркус услышал по участившимся стонам, что любовник вот-вот кончит, то взял член на всю длину, отчего Саймон на пике экстаза забыл об ответных ласках и просто прижался лицом к члену, крепко сжимая его. После этого выглядел он просто очаровательно, как подумал мужчина — растерянный, но полностью удовлетворенный юноша с каплями спермы, случайно попавшими на лицо, пытается незаметно стереть их, смущаясь. Успокоив Саймона, Маркус в одно мгновение очистил тела от следов их близости невербальным заклинанием. Мракоборец нежно поцеловал юношу, уверяя, что тому не стоит отныне смущаться, и что он может довериться ему полностью. — Я уже говорил тебе, ты мне дорог. И я хочу, чтобы рядом со мной ты чувствовал себя в безопасности… В противовес этим словам Саймон еще больше смутился и попытался спрятаться, зарывшись в подмышку лежащего рядом Маркуса, и ответил оттуда: — Я тоже хочу, но я не знаю, как… Мне до сих пор кажется, что я сплю, и если это так, то я не хочу просыпаться. Накрывая их одеялом, мракоборец широко улыбнулся, потому что думал примерно то же самое. Он поцеловал Саймона в макушку и обнял, перевернувшись на бок. — Это не сон. Завтра мы проснемся вместе.