Лживые боги. Интеллигентная тьма.

      Один из тех редких дней, когда я не просыпалась среди ночи, хотя мне следовало удивляться, как вообще сон сумел овладеть мной. О раннем утре оповестили птичьи голоса и блеклый свет, какой бывает в эту пору – он не сразу ударил мне в глаза, а лишь когда отразился от противоположной к окну стены и белой простыни кровати, и я охватывала большую часть комнаты, как только веки распахнулись. Нагое тело приятно ныло и тянуло под качественным материалом белья – я никак не могла вернуться в реальность, постепенно получая все новые детали минувшей ночи, изменившей многое. Подушка возле моей руки была слегка помята – я медленно скользнула к ней ближе пальцами. Почти исчезнувшее, но еще будто ощутимое тепло, или мне казалось. Странное чувство – очеловечивание идола, что себе возводишь. Я так и не видела его спящим, и тем более не представляла, что этот человек мог находиться рядом со мной. За этим незначительным следом пришло легкое волнение. Я почему-то ожидала, что он уйдет, исчезнет вместе с последними отблесками темной комнаты, долго лежала, разглядывая рабочее место, с которого пропали цветы, разглядывая полки, забитые книгами, и стакан для канцелярии со множеством перьев, пустующую тумбочку и серое платье на изголовье, мои пальцы, пытающиеся впитать последнее свидетельство присутствия.       Однако я услышала звон позади себя, такой, какой бывает от ложки, коснувшейся стакана – он побудил меня чуть привстать и обернуться к окну с еще одним небольшим круглым столом по соседству.       - Всё ещё очень крепко, - улыбаясь, прокомментировал Люсьен и как бы невзначай снова задел большим пальцем источник звука в кружке, что держал в руке, и улыбку, скрытую подносимым к лицу сосудом, выдавали уже хитрые улыбающиеся глаза, говорящие о намеренности шума, раскрывшего наблюдателя. Упоминание первой встречи, и к чему она привела, - ему это нравилось. Как и мне.       Я встрепенулась, присев, придерживая рукой единственную на мне ткань, от некого удивления, отчасти смущения, в том числе нашим контрастом – свойственная уведомителю опрятность и собранность вновь были с ним, за исключением, пожалуй, отсутствующих перчаток и влажных зачесанных назад распущенных волос. Всё это время он сидел очень тихо и, должно быть, видел мои маленькие сентиментальные метания. И только тогда до меня донесся аромат горячего чая, что пил Люсьен, крайне терпкого, в подобии того, что всегда был у нас дома, но непопулярно простаивал в шкафу. Он слегка хмурился, делая глоток, полный обжигающей крепости, и выразительные темные брови и намечающиеся морщины придавали чертам некий оттенок боли. «Предпочитаешь горечь», констатировала я для себя. Люсьен не сводил с меня взгляда, пока я тянулась к одежде и неудобно натягивала её на себя, сначала пытаясь хоть как-то прикрыться, а потом, понимая позднюю смехотворность такого поведения, просто сбросила путающееся одеяло. В платье или без, чувствовала я себя в равной степени неловко.       - Где я могу…? – Как обычно со статусной выправкой всё еще прожигаемая насквозь темными глазами спросила я, захватив оставшиеся вещи. «Неловкость. Неловкость. Неловкость. Когда последний раз я испытывала подобную неловкость?»       - Пройди через подвал. Всё необходимое ждет тебя там, - с не меньшей гордостью сообщил он.       «Хм. Подвал. Меры безопасности. Стоило ожидать». Я вышла по направлению данного ответа, стараясь не оглядываться и хотя бы дышать, не сгорая, отвлекаясь на окружающую обстановку. Днем дом выглядел совсем иначе - более живым, либо так стало с момента нашего появления здесь. Можно было заметить новые детали, как например ту, что из окна второго этажа, где я накануне стояла, за густыми ветвями дерева, почти полностью закрывающими раму, отчетливо наблюдался «заброшенный» особняк, а окно спальни, скорее всего, удачно выходило на второй довольно-таки безлюдный мост речушки, где при необходимости прокрался бы недоброжелательный некто. Помимо ванной, безопасно устроенной в глубине подземного этажа, путь к ней поразил меня своей наполненностью – за абсолютно не скрипучей дверью, даже слишком бесшумной дверью, по лестнице, внизу – еще одно функциональное помещение – настоящая обитель алхимика с лабораторией со следами кипевшей некогда работы – какие-то выжженные капли на столе, не более. Таких повреждений не избежать, если ты, конечно, действительно используешь приборы по назначению. Но не только, ибо, как я могла убедиться, Люсьен также владел клинками, поэтому еще пара стоек и оружейные шкафы – все это было скрыто за скромным названием «подвал».       «Удивительно, как легко ему удается меня смутить», думала я, закрыв ладонями лицо, отмокая в заготовленной для меня воде, предварительно несколько раз проверив, что я действительно заперла засов маленькой комнаты. Лавандовое мыло, тоже специально для меня. Я всегда пользовалась им. «Нравится аромат», подметила я, вдыхая распаренный воздух. Я не представляла, как вернусь в убежище, но еще больше не представляла, как вернусь обратно наверх и останусь. Останусь до какой поры? И вопрос, какой я не решалась задать первой, и масса других. Что я скажу Винсенту? Куда я ушла? Почему меня не было всю ночь, и я вернулась утром, благоухая цветочным мылом? «И тут меня вдруг объявляют Душителем… Хах», выдохнула и еле слышно посмеялась я.       - Ооо, Ситииис…., - я сокрушенно протянула, погружаясь с головой.       Первые порывы – они часто такие нелепые, как и моя первая мысль незаметно покинуть дом сразу же после утреннего туалета. Я уже почти решилась на это, продвигаясь к выходу, однако холодные доски первого этажа заставили меня недовольно зажмуриться в понимании и поднять глаза к ступеням наверх и расцветающему свету, понемногу заполоняющему этаж сквозь северо-восточное окно. «Проклятье. Туфли…»       Забытая в поспешности обувь предостерегла меня от глупости, возвращая в спальню, где всё еще сидел Люсьен, так и не покончив со своим чаем, а, возможно, он нарочно растягивал его, ожидая меня. Излюбленная игра - чарующая пантомима молчаливого диалога. Он сразу обратил на меня внимание, когда я вошла и подняла стоящие между ним и кроватью туфли, и взгляд его изобразил заинтересованность в движениях.       - Кхм… Мне, наверное, нужно идти, - проговорила я этот полу вопрос, на что опять получила хитрую улыбку.       - Это твой дом, - довольно напомнил Люсьен, снова закрывая половину лица кружкой, но неотрывно глядя мне в прямо глаза.       «Ах да… точно. Поступай, как считаешь нужным, Элеонора»       Он отставил питье в сторону и придвинул от себя блюдо, что стояло посередине. – Присоединяйся к трапезе. Ты, наверняка, голодна.       И я осторожно опустилась на стул напротив, рядом с такой же простой керамической кружкой и тарелкой, заполненной бутербродами и фруктами, к которым Люсьен сам так и не притронулся. Он не мог позволить себе долгий сон, как и я вскоре не смогла бы, и ждал моего пробуждения, давно завершив свой завтрак. Вряд ли кричащее сознание разрешило бы мне наслаждаться пищей, поэтому я взяла лишь ветвь винограда, и постепенно обдирала ее, попутно собирая растерянную смелость.       - Я вижу, у тебя накопилось множество вопросов ко мне. Задай их. Я с удовольствием на них отвечу.       - Для начала только один, - я никак не могла сформулировать мысль, чтобы он верно понял меня. Я надеялась не ухудшить и без того неопределенную ситуацию, а в голову лезла Мари, и предостережение Люсьена. И всё омрачилось. – К чему… это всё приведёт?       - К тому…, чему ты позволишь этому привести, - задумчиво отвечал Люсьен, слегка потирая подбородок, пока не вернул кивком доброжелательную улыбку. – В разумных пределах. О чем же именно ты думаешь?       - О том, что будет дальше. Иллюзий я не питаю, - я застыла внутренне, а внешне это выглядело как сосредоточенное гипнотизирование собеседника, который, откинулся на спинку стула, сложа руки на колени.       - А дальше ты продолжаешь служить мне в ранге Душителя. Мы будем вместе трудиться ради процветания Темного Братства, прославляя нашего великого Отца, и это будет так, пока одного из нас не призовет Ситис.       - Пока смерть не разлучит нас…, - смотря в одну точку куда-то в окно, почти одними губами произнесла я, скептично припоминая провокационную схожесть лживых слов брачной клятвы. Своеобразные суровые семейные узы представителей убийственного племени. «Поздравляю тебя, Элеонора».       Люсьен издал грубый смешок. Его позабавило мое сравнение.       - Именно так, - кивнул он.       Напиток в кружке под моей рукой перестал парить и уже остыл достаточно, чтобы я могла, наконец, увлажнить пересохшее горло. Я сделала единственный глоток, изучающе уставившись затем на буроватую жидкость.       - Странный запах, - принюхалась я.       Точнее было сказать «знакомый», но я вспомнила почему, только когда Люсьен придвинул ко мне крошечную склянку, откупорив которую, я обмахнула горлышко, как слушают запах алхимических составов. «Понятно».       - Что-то не так в составе? – Вскинул он подбородок, наблюдая за мной.       - Нет. Всё верно, - и я, не отрывая взора, до дна пила смешанный с микстурой чай, а Люсьен синхронно показал довольные глаза, осушая до конца, может, уже давно пустующую посуду, пока кружка не была опущена моей рукой с напряженным лицом. Всё же привкус, что она придавала не особо мне нравился. Как часто ему приходилось создавать их? – Редкие растения. Я делала несколько более простые.       - Неужели? Мне по нраву такой научный подход.       - Разумеется, всё зависело от суммы, которой располагала пациентка, - подняла я голову. – Или от желания мужчины скрыть её присутствие в напитке «дамы сердца».       Он не пытался ввести меня в заблуждение – это была такая же моего обучения часть, смущающая часть, необходимая. Я столько раз готовила зелья, призванные предотвращать беременность, однако сама, скорее всего, просто забыла бы об этом, никогда не применяя на себя подобную роль, потому что просто не видела себя, когда-либо поддавшейся влечению мужчины. «Неловкость». Когда от винограда остались одни только черенки, я заметила, еще пару уставленных книжных шкафов за каждым из нас. Я многое не замечала вчера, а сегодня, чем больше вглядывалась, тем больше видела в одном из домов, которым некогда владел Люсьен. Где же жил он сам? Я не задавалась этим вопросом. У меня была дурная привычка забирать с собой абсолютно всё, что мне принадлежало, а здесь много лет вещи оставались на своих местах.       - Очень много книг, - поднималась я, хватая позади себя с полки томик по заточке стали, что никогда не стала бы даже держать в руках в книжной лавке. – Похоже, придется заказывать еще один шкаф для своих.       И присаживалась на край кровати, минуя прямого зрительного контакта. Я не понимала, что именно за разрушительную смесь чувствовала, ведь она не подходила под любое классическое определение, вдалбливаемое с рождения напрямую родителями девочек или косвенно – романтической литературой, и зависела от него, а Люсьен практически никогда и не давал четких инструкций. Он, улыбаясь, встал вслед за мной, чтобы, оказавшись рядом на постели, заправить пальцами пряди, ниспадавшие на левое плечо, немного сжал его рукой, снова вдыхая мой запах, и я закрыла глаза, выбросив остальное из мыслей. Люсьен немного опустил ткань рукава, скрывавшую многочисленные шрамы, оставленные ошибками, побудив обернуться и подхватить её, возвращая обратно.       - Как скоро я пожалею о «нарушенных рамках»? – Выдало мое смущенное сознание, ревность к Мари и страсть к цитированию и провокации, и подвело меня, приведя к еще одному легкому смешку.       - Я должен был придумать наказание за дерзкую слежку, - не отрываясь от наслаждения, сказал он.       - И какое же наказание было избрано для меня?       - «Ибо нет большего наказания для исследователя, чем неведение», - хитро процитировал меня Люсьен на ухо, оставив мучиться в догадках.       - Ты жесток, - еле сдерживая сбивающееся дыхание, проговорила я.       - Как и должно быть.       Наши отношения были просты и сложны одновременно. Он не говорил о любви, а если и упоминал это слово, то в контексте, в каком упоминают все мои братья – единственной любви, которую он понимал, а быть может, знал слишком много, чтобы называть вульгарным словом то, что нас связывало. Такие прикосновения не всегда вели к постели. Сделав последний вдох, Люсьен с тихим удовлетворенным мычанием отстранился, готовясь уйти, оставляя последние указания.       - Каковы теперь мои обязанности? – Обратилась я к убирающему волосы уведомителю.       - Ранг Душителя не объявляется официально для членов семьи. Я буду давать тебе обычные контракты. Само собой, ты не будешь раскрывать подробности братьям. Даже Винсенту, - он окинул меня серьезным взглядом. – Но это не единственная задача. У нас с тобой осталось еще одно незавершенное… дело. Предательство.       Выделяя последнее, его лицо исказилось выражением отторжения, неприятия, крайней брезгливости. Невозможно было представить человека более преданного нашему делу, нежели Люсьен, и вопиющее нарушение требовало самых радикальных мер.       - Есть какие-то зацепки?       - Есть, - сложил он руки в рукава робы. – Предатель не мог действовать во время кампании командора, однако скоро крыса проявит себя. Я жду его следующего шага, и как только это произойдет, пойду по горячему следу.       - Что я должна делать?       - Ожидай моего возвращения. Я вскоре навещу тебя, - улыбнулся Люсьен, медленно продвигаясь к выходу. – Думаю, тебе есть, с чем разобраться здесь.