Противостояние
Он глупо полагает, что сможет вот так просто попросить у неё прощение за столь, откровенно говоря, дерьмовое к ней отношение за прошлые поступки. Она может простить ему всякое: и песню, и откровение к женскому полу, и насмешки с его стороны, но вот так просто забыть то, как он в один момент встал на одно колено и сказал три серьёзных слова «выйдешь за меня» не ей, а какой-то другой женщине? — пожалуй, не легкое это дело. Однако, он где-то глубоко в душе верит и знает, что Дарья снова улыбнётся ему самой искренней улыбкой и простит все грехи. Павел просто хочет, чтобы так было, и никак иначе. Если бы мужчине кто-нибудь сегодня днём намекнул, что с ним под одной крышей будет жить самое прелестное создание — он бы самой наглой манерой усмехнулся этому человеку в лицо. Дарья будет жить с сербом в одной квартире по соседству. Рад ли он? Может быть. С одной стороны, ему очень хочется видеть её часто, находиться в одном обществе какие-то жалкие, но важные для него, минуты; с другой же, Павлу кажется всё это сном, наваждением, придуманной сказкой. В течение дня ни Павел, ни Дарья не пересекаются, а лишь пытаются избегать друг друга. Мужчина? Всё слишком просто. Он не готов нарываться на гневный взгляд брюнетки. Женщина же не хочет иметь с владельцем отеля ничего общего, особенно если площадь поделена на троих и им придётся уживаться вместе под одной крышей. Дарья ждёт часа, когда придёт Юля и она её придушит своими руками, а потом вытрясет подробности. Однако Дарья не намерена торчать полдня в своей комнате и она с тяжёлым сердцем покидает комнату, включая холодный разум. На кухне она заваривает себе кофе и встаёт напротив окна, выглядывая в него. Улица оживлённая, люди постоянно куда-то спешат, детки играют на детской площадке, машины в хаотичном порядке едут по своим делам. Романовой нравится такая суматошная атмосфера. Когда она жила в Сингапуре с Петром, она видела огромный сад с высоченным забором, за которым протекала другая жизнь, отличающая от её собственной — от её рабства. — Не думал, что твой муж создал для тебя собственное рабство, — это её ошибка, которая будет разъедать женщину изнутри до конца дней. — Подслушивать некрасиво, — сквозь зубы и с такой интонацией говорит Дарья, порой врагу будет страшно находиться с ней на одном поле в разгар боя. Да, Романова виновата, что размышляла в слух, но позиция не меняется на сто восемьдесят градусов, только потому что он сербский владелец отеля «Элеон», племянник Элеоноры Андреевны. У мужчины нет привилегий в её коробочке желаний. — Может быть, Даша. Она вздрагивает. Её имя слетает с его уст, которые когда-то целовали Дарью, с нежным трепетом и таинственной ноткой любви. Он ещё её любит? — Паш, пожалуйста, уйди. Серб хмыкает, разворачивается и покидает кухню с немым вопросом, не посмелевший растянуть интригу ответа. Этот вопрос останется при нём.***
Юля возвращается домой в десять часов вечера. Когда та приходит домой, она понимает, что между сербом и её подругой ничего хорошего не произошло, только разборки и обиды прошлых дней. Они разъедают их по сей день. Комиссарова очень хочет, чтобы те поняли себя, как одно целое и вновь вернулись к тем отношениям, которые строились до песни. Ведь именно песня дала трещину в отношениях. Она уверена в этом выводе. Рыжеволосая скидывает с себя балетки и направляется в комнату подруги. Она сама не знает для чего вообще идёт к ней и какой разговор их ждёт, но бутылочка вина уже украдена у какого-то богатенького хрена, у которого таких бутылочек будет целая куча, а у Юли важный задушевный разговор с Дашей. Но перед тем как навестить подругу с вином, она заглядывает в комнату Павла, который уже, как это ни было странно последние месяцы для рыжей бестии, спал на раскладном диване, уткнувшись носом в подушку. Прикрыв дверь, Юля разворачивается и заходит в комнату Даши. — О, не спишь, Дашка? — спрашивает Комиссарова и «падает» рядом с подругой на кровать. — Нет, — чётко, как-то немного холодно отвечает женщина. — Да ладно тебе, Романова. Харе обижаться на меня, я же помочь хотела, а не сводить вас снова вместе. — Зачем ты мне всё это объясняешь? Это твоё право решать кого впускать в квартиру, а кого пригревать на груди. Пф, подумаешь Павел Аркадьевич живёт в твоей квартире, в твоей комнате. — Твою мышь! — Юля подпрыгивает, сияя от счастья. — Что? — у Даши нервно дергается глаз. — Ты ревнуешь Павлика Аркадьевича ко мне! — Тише, дура! — брюнетка, прикладывая ладошку ко рту рыжеволосой подруги, нависает над ней и шипит. — И никого я не ревную, особенно этого бабника сербского. Юля кивает, усмехаясь сквозь ладошку Даши. Нет, она нисколечко не верит своей подруге. Она может обманывать кого угодно, но только не её. Юля видит Романову насквозь. И как бы та не отрицала любви или хотя бы банальной химии к сербу, она не опровергнет подозрения Комиссаровой. Юля видит всё. Юля желает подруге счастья. Дарья убирает ладошку. Комиссарова хихикает, вытаскивая бутылку вина, и ставит ту на столик. Романова закатывает глаза. — Давай как в былые времена, Дашка. — Комиссарова, с тобой только в Ад. — Тогда пора вспомнить правила этикета, потому что после третей мы обе будем в хлам, а напротив Павлик Аркадьевич. — Вот именно. — Но я как-то «за», если мы проснёмся втроем. Даша бычится. Юля легонько толкает подругу в живот. — Шутка, Романова. Проснётесь вместе, а я так и быть одна переночую.Продолжение следует…