Нет более сильного средства против суицидальных мыслей, чем неотвратимая угроза жизни. То, чем ты не дорожил, чем готовился пренебречь, сразу обретает и ценность, и смысл. Животный ужас вытеснил все мысли и чувства. «Сокол и Ласточка», автора Борис Акунин
***
В столовой было на удивление тихо. На краю одиноко стоял стакан, наполненный водой, но Коннор постукивал пальцами по хлипкой столешнице, ведя чуть огрубевшими подушечками вдоль почерневших трещин. Из капитанской каюты он вышёл совсем недавно и не в самом легком расположении духа. Тот разговор выбил из него совершенно все силы, а поцелуй и вовсе лишил способности трезво мыслить. Он не задумывал ничего плохого, когда соглашался на замужество и не соврал, когда сказал, что действительно видит в этом союзе выгоду. Конечно, свою. На предложение остаться Коннор скупо и как-то неловко отказался, отдав предпочтение родному одиночеству, но Рид и не настаивал, за что мальчишка в глубине души был ему благодарен. Корабль медленно покачивался на волнах, Лео на палубе нёс вахту, кто-то стоял у штурвала, но на кухне было гораздо уютнее, чем наверху, где тяжелыми каплями, будто бусинами, рассыпался по палубе дождь. В голове всё ещё звучал твёрдый голос капитана, его глаза цвета морской волны и губы с едва заметной на них ухмылкой. Коннор до сих пор чувствовал отголоски былого смятения и все это походило на озноб после очередного кошмара, вот только проблема заключалась в том, что ничего ему не приснилось и не причудилось. Тонкое кольцо на безымянном пальце — тому молчаливое доказательство. Коннор вновь посмотрел на собственную ладонь, не в силах отвести глаз от сияющих граней камней. Рид подарил ему дорогой подарок и юноша не считал себя достойным подобного, но отказаться все же не смог. Коннор опустил голову на стол, подталкивая пальцами стакан с водой. Дойти до кубрика — дело двух минут, но почему-то кухня стала таким удобным и приятным местом. В моменты, когда было слишком скучно или одиноко, он часто вспоминал маму и её песни. Она всегда пела им, и всегда одну и ту же шанти, которую сочинил ей отец перед свадьбой. Время давно приблизилось к полуночи, Коннор допил ледяную воду, смачивая горло и поднялся на палубу, чувствуя на себе вечернюю прохладу. Дождь совсем недавно прошёл и появилось желание снова вернуться в кубрик и укутаться в тёплое одеяло. Возвращаться в капитанскую каюту было немного боязно, и юноша всё же решил, что среди команды ему будет, возможно, хоть и не столько комфортно, но хотя бы привычно. На палубе была такая же тишина. Ветер наполнял паруса, от чего фрегат шёл медленным ходом, но Коннор подошёл к борту, опуская взгляд вниз. Чёрные от темноты волны бились о судно, издавая тихий всплеск, и на секунду даже показалось, что в воде что-то притаилось и теперь было готово напасть, но, отбросив эти мысли в сторону, матрос отвернулся, смотря себе под ноги. Свет был давно погашен, только из капитанской каюты доносилось какое-то мягкое свечение. В голове снова зазвучали ноты приятной песни, а потом появились и слова. Ту шанти, которую всегда напевала мама, Коннор запомнил наизусть, пару раз она даже проболталась, что отец был моряком и тогда юноша впервые понял, что любовь к воде и морским просторам у него в крови. Лицо озарилось улыбкой. Коннор закрыл глаза, чувствуя вновь подступающую сонливость и прислонился бёдрами к большой бочке с порохом, на которой стоял потухший фонарь. Внезапно стало интересно, что же сейчас занимало Гэвина. Мысли навязчиво кружились вокруг этого человека, как мошкара перед носом, и, на секунду помедлив, Коннор отошёл от кухвы, подходя к капитанскому мостику. Свет кормового фонаря не слепил глаза, Лео всегда выполнял указания и потому вполне оправдано заслужил капитанское одобрение. От этой мысли появилась усмешка, но также быстро исчезла. Спустившись под мостик, юноша тихо постучал в дверь и, не став ожидать разрешения, слегка толкнул её, от чего та со скрипучим всхлипом отворилась. В воздухе витал чуть отдающий спиртом запах и при первом же взгляде на Гэвина, инфантильно развалившегося в кресле, стало ясно, что тот пьян. Его рука с наполненным ромом стаканом слегка дрожала, а порванный документ с грудой бумаг лежал на краю стола, с каждым неосторожным движением или порывом ветра грозясь упасть на пол капитанской каюты и разлететься по всему помещению. Коннор осторожно прошёл вглубь комнаты, осматривая здесь каждый уголок. Тусклый свет настольного канделябра и пары-тройки свечей, покоившихся на стеллажах, умело скрывал беспорядок, но вместе с тем и большую часть той красоты, от которой хотелось порой с завистью присвистнуть. Андерсон не знал истории «Левиафана» и чьим кораблем тот был до того, как попал в руки пиратов, но в нем до сих пор было что-то такое незримое и утонченное, что восхищало и поражало, стоило только всмотреться. Капитанская же каюта не была центром фрегата. Это было место, куда суета и пьяные дебоши не проникали. Тут царила особая атмосфера иллюзорного спокойствия и даже Гэвину приходилось с этим считаться. В подобных местах трудно было оставаться заметным, даже если ты — полноценный хозяин. Темное дерево с замысловатой резьбой и позолоченные рамы всегда ловят взгляд первыми, но Риду удалось стать неотъемлемой частью этого. Коннор был здесь всего несколько раз, но каждое новое посещение отпечатывалось в памяти еще одним четким воспоминанием. Рид смотрел на него как-то странно, будто бы изучал, запоминал и пытался отметить в нём что-то новое, интересное. Коннору это нравилось, хоть под таким внимательным взглядом становилось немного не по себе. На лице Гэвина расцвела кривая ухмылка и он махнул рукой, подзывая мальчишку подойти немного ближе, и тот послушался. Всё так же неуверенно, но со съедающим любопытством в глазах. Это позволило рассмотреть напившегося капитана ещё лучше, ведь свет, исходящий от свечи, теперь полностью падал на его лицо. Рид поднял голову, отпил немного рома, затем отодвинув бокал в сторону. Встав с насиженного места, он стал медленно подходить к юноше до тех пор, пока между ними не осталось каких-то жалких несколько сантиметров. — Ты всегда так долго думаешь перед тем, как принять приглашение? — Рид почти перешел на шепот, взглядом блуждая по юному лицу. Коннору даже на миг показалось, что тот вот-вот облизнется, словно изголодавшийся кот при виде запуганной мыши. Только стать чьей-то добычей ему не хотелось. — Значит, — не заметив, как собственный голос почему-то стал непривычно хриплым, выдохнул он. — Мои слова имеют вес. Гэвин издал приглушенный смешок и поднес ладонь к чужому лицу. — Тогда ты готов дать мне еще одно «да»? — сухие пальцы едва коснулись бледной щеки, невесомо поглаживая еще мягкую, нежную кожу. Коннор замер, смотря в светлые голубые глаза, в которых отражалось слабое пламя свечи. Он молчал всего пару мгновений, но Гэвину они казались непозволительно медленными и тягучими. Мальчишка буквально чувствовал биение собственного сердца, которое пульсом отдавалось в ушах, чувствовал страх и волнение, ставшие комом в горле. Но, завороженный блеском чужих глаз, он почти одними губами прошептал: — Да. Опустив ладонь на тонкую шею, Рид почувствовал как под большим пальцем задрожал кадык от судорожного вдоха и ухмыльнулся от сладкого предвкушения собственной власти над этим юным, таким хрупким телом, над его мыслями и эмоциями. Мужчине вдруг остро захотелось стать всем для мальчишки, ощущать его и ловить губами тёплое дыхание. Секунда — и будто бы терпение треснуло. Гэвин толкнул юношу к столу, заставляя бёдрами вжаться в столешницу. Твёрдая поверхность неприятно давила на кожу и Коннору пришлось немного подвинуться, чтобы принять более-менее удобную позу и расслабиться от прикосновений. Рид усмехнулся, слегка оттягивая невысокий воротник рубашки и кусая шею, покрытую созвездиями родинок. Коннор вздрогнул и вцепился ладонью в столешницу, но качнул бёдрами, касаясь колена Гэвина. Осторожное прикосновение отдалось приятной дрожью во всём теле, и юноша опустил голову на плечо мужчины, кладя руку ему на бедро. — Тогда, — мужчина вздохнул, слегка шевеля коленом, надавливая им на чужой пах и довольно ухмыляясь, глядя на то, как Коннор закусывает губу, пытаясь сдержать тихий стон. — На кровать. Живо. Коннор млел от умелых ласк, чувствуя, как понемногу его окутывает возбуждение. Собственная неопытность сковывала, но он все же послушно сел на мягкий матрас, стягивая с себя растянутую рубаху, так же висящую на теле, как и его портки. Гэвин, с наслаждением наблюдая за тем, как тонкие пальцы неуверенно, иногда промахиваясь, расстегивают мелкие пуговицы и шнуровку, поставил на кровать одно колено, слегка касаясь чужого бедра. Юноша откинул голову, чувствуя, как капитан проводит языком вдоль шеи, вырисовывая влажные узоры, которые тут же обдувал сквозняк, заставляя кожу покрываться мурашками. Капитан скинул с плеч расстёгнутый чёрный камзол, отбрасывая его на пол. Состояние одежды сейчас практически не беспокоило и Гэвин опустился, кусая губы молодого матроса, слегка оттягивая нижнюю и ведя по ней языком. Он остался в белой рубашке со свободными рукавами, в отличие от Коннора, которого собственное полуголое тело смущало, заставляя чувствовать себя беспомощным. Мужчина потянулся к резинке порток, плотно прижимающих штаны к стройному телу. Прикосновение холодных пальцев заставило вздрогнуть, но юноша боялся посмотреть вниз, толика румянца покрыла щеки, а всё те же прохладные пальцы накрыли головку возбуждённого члена, который оттопыривал мягкую ткань, пачкая её липкой смазкой. Коннор уткнулся носом в чужое плечо, вдыхая приятный, чуть терпковатый запах. От капитана несло алкоголем и совсем немного табаком, так, что юнцу казалось, будто бы и он сам мог опьянеть от чужого дыхания, но сейчас это волновало намного меньше, чем ладонь, поглаживающая влажную ткань. Коннор прильнул ещё ближе, решая не отставать от капитана, он провёл языком по его шее, но тут же не выдержал напряжения, закусывая собственную губу и издавая нечто похожее на стон. Гэвин улыбнулся, сжал головку сильнее, надавливая на неё большим пальцем и всё же спустил с мальчишки штаны, отбрасывая их на пол к камзолу. Полностью нагое тело, такое бледное в свете практически потухшей свечи манило, отдаваясь нарастающим возбуждением, и Гэвин толкнул его в плечо, заставляя опуститься на холодные простыни. Влажный член сразу накрыла ладонь и Коннор выгнул спину, не сдерживая стона. Капитан потянулся к своим штанам, вынимая из них ремень с толстой пряжкой. Юноша отвернулся, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на мышцы Гэвина и не на его твёрдый член, пачкающий кожу на бедре прозрачной смазкой. Возбуждение накатывало с новой силой, Коннор закусил губу, обхватывая плечи Гэвина, слегка нажимая на них и опуская голову на мягкую подушку. Движения капитана были уверенными, ласкающими… заманивающими и Коннор уже готов был сдаться этим умелым рукам, доводящим тело до состояния сладкого иступления. Рид прекрасно знал, что это первый раз, когда юноша ему отдаётся, поэтому в его действиях не было и намёка на грубость. Смотреть на это выгибающееся тело, призывно приоткрывающее рот от сильных движений на его члене и успокаивающих поцелуев где-то в области груди, было просто восхитительно. Коннор забыл, как дышать, когда палец, мокрый от естественной смазки, скользнул совсем вниз, поглаживая чувствительную кожу вокруг плотно сжавшегося колечка мышц и слегка на него надавливая. Юноша закрыл глаза, закусывая ребро ладони. Капитан усмехнулся, глядя на всё ещё зажатого мальчишку, пытающегося отвести взгляд, но так активно подталкивающегося бёдрами навстречу приятным движениям. Это выглядело красиво: пошло и одновременно невинно… До откровения возбуждающе. Гэвин не отказал себе в удовольствии слегка помучить мальчишку, нарочито медленно ведя рукой по твёрдому скользкому члену, обводя головку и едва ощутимо надавливая на неё. Коннор застонал, толкнулся вперёд, но не получил ничего, потому что рука, так сильно сжимающая его под коленом, не дала и с места сдвинуться. Член болезненно пульсировал, но Гэвин все равно медлил. Ему нравилось смотреть, как юноша выгибается, пытается получить с каждым разом всё больше, отбрасывая свою скованность и скромность. У капитана было много женщин, да и мужчины в его жизни присутствовали, но до такого возбуждения его не доводил ещё никто, даже закалённые портовые шлюхи, которых брали за малую цену. Коннор ещё раз толкнулся, чувствуя, как глаза слезятся от мучительного напряжения, однако до жалобных просьб опускаться не позволяла то ли гордость, то ли упрямство. Но Гэвин, не скрывая ухмылки, снова начал водить по твёрдому стволу, лаская уздечку и пальцами поглаживая тонкие полосы взбухших вен, вызывая у мальчишки хриплые стоны. Собственный член уже ныл без внимания, а остатки одежды стали ощущаться до неприязни лишними, поэтому мужчина без сожалений от них избавился, демонстрируя всю красоту и мощность своего тела. Но Коннор снова отвернулся, размеры Гэвина его в восторг не привели, появились серьёзные опасения быть порванным. Но капитан, будто зная о чём думает мальчишка, провёл рукой по его щеке, затем поднялся, целуя в ключицу и ведя языком по месту укуса. — Я буду нежен, не бойся, — И Коннор поверил. Кивнул, затем сжал в руке белую простынь и слегка потянул её на себя, стараясь полностью открыть себя и доверить своё тело Гэвину. Он боялся предстоящего, но и с замиранием сердца ждал этого, сгораемый от ощущений и жара внутри. Капитан коснулся пальцами губ юноши, заставляя его приоткрыть рот, чтобы сразу погрузить в него два пальца. Коннор интуитивно понял, что от него хотят и провёл языком по мягким подушечкам, затем больше, полностью проталкивая их в рот и обильно смачивая слюной, чтобы проникновение было не таким болезненным. Коннор ощутил, как бёдер касаются горячие ладони, как они ползут выше, иногда легонько задевая нежную кожу ногтями, обхватывают твёрдый член всеми пятью пальцами и поглаживают головку. Застонать не получилось, пальцы во рту нажимали на язык, сжимали между собой, поглаживая с двух сторон, и юноша откинул голову, приоткрывая рот. Гэвин вытащил пальцы, затуманенным взглядом смотря на то, как вязкая слюна тонкой нитью тянется от влажных губ и обрывается где-то в районе ключиц. Съедаемый вожделением, он поднес их к сжатому колечку ануса, тут же проникая внутрь, даря одновременно болевые и приятные ощущения. От такого контраста, Коннор сильно закусил губу, сдерживая позыв громко закричать, всё же страх разбудить кого-то у него был, даже несмотря на то, что кубрик, где спят пираты и капитанская каюта находятся не так близко друг к другу. С губы потекла кровь и Рид наклонился, слизывая её с подбородка, слегка размазывая по розовым губам и пряча ухмылку от страсти и возбуждения, что испытывает он, доводя мальчишку до исступления только лаская внутри пальцами. Покрасневшие щёки, плечи и поцелуи на груди кажется только добавляли красоты этой картине, и Гэвин толкнул пальцами глубже, касаясь небольшого бугорка внутри. Коннор не сдержал стона, сильнее закусывая губу и закрывая глаза. Такой реакции Рид и ожидал, теперь зная самое чувствительно место, он продолжил поглаживать бугорок внутри, смотря как мальчишка полностью теряет голову от возбуждения. Гэвин снял нижнее бельё отбрасывая на пол и поднёс головку к сжимающемуся колечку. Коннор вздрогнул, но все же попытался расслабиться, позволяя капитану войти. Первый толчок был слишком болезненный, от чего юноша не сдержал слёз и слабого вскрика. Тело дрожало от боли, пальцы сильнее сжали простынь, и Коннор отвернулся, чувствуя соленые дорожки непроизвольных слёз на своих щеках. Рид и вовсе забыл о том, как он что-то недавно обещал мальчишке, что так доверчиво глядел в его глаза. Он не дал и минуты передышки, начиная глубокие размеренные толчки, которые оставались скорее болью, нежели наслаждением. Останавливаться Гэвин и не думал, как только понял, что не встречает внутри никакого сопротивления и мягкие стенки привыкли к внутреннему давлению. Судороги прошли, оставляя после себя лишь отголоски той боли, и юнец наивно попытался представить что-нибудь другое, лишь бы отвлечься и забыться хоть в чем-то еще. В этот момент он невольно вспомнил своего брата и тот тут же сизым дымом возник в памяти: жестокий, холодный, не думающий о чувствах других. Как ледяной принц. Настолько прекрасен, что становилось едва ли не больно. Почти собственное отражение. Но от этих мыслей стало невыносимо и Коннор позволил слезам не останавливаться. Внизу живота всё стягивалось в противную тугую пружину, которая будто скрипела, но позволяла двигаться. В голове была лишь одна мысль «скорее бы всё закончилось», но Гэвин, кажется, не собирался так быстро заканчивать начатое дело. Он слегка поменял угол, касаясь головкой члена бугорка внутри, заставляя Коннора снова выгнуться на кровати и застонать его имя. Рид на секунду остановился, услышав то, с каким сладким стоном оно слетело с губ молодого моряка. Новая волна возбуждения прошлась по телу, но на этот раз удовольствие начал получать и Коннор, который всё же открылся, позволяя любовнику брать его с такой силой и скоростью, как тот хочет сам. Толчки становились более глубокими, а движения — равными. Ощущения вспыхивали яркими красками и юноша понял, что дальше он не выдержит, поэтому сам начал активно поддаваться, позволяя Гэвину сжать его запястья, затем опуститься, покрывая ключицы новой порцией пульсирующих укусов, при каждом движении начинавших сильнее болеть. Коннор забылся в эмоциях и прикосновениях, откидывая голову назад. Каждый толчок отдавался приятным жжением где-то внутри, больше напоминающем зуд и юноша выгнулся, чувствуя, как оргазм отнимает у него последние силы. Гэвин, ощущая на себе, как сладко сжимается малец вокруг него, толкнулся ещё глубже, кончая внутрь дрожащего, практически не реагировавшего тела. Мальчишка рядом не шевелился. Казалось, что даже не дышал. Но Рид приложил руку к его шее, чувствуя до сих пор учащенный пульс и утроился совсем рядом, обхватывая тонкую талию, покрытую синяками и укусами. Смотрелось это красиво, но Коннор на утро явно не обрадуется, но думать об этом не хотелось, поэтому Гэвин накрыл обоих одеялом, погружаясь в долгожданный глубокий сон.***
Коннор открыл глаза ближе к полудню. Гэвин не стал его будить, особенно после такой непростой ночи. Крис не заходил и не спрашивал об отсутствии матроса на завтраке, за что юнга, на самом деле, был ему благодарен. Осторожное прикосновение к фиолетовому синяку на талии заставило Коннора окончательно выпасть из сладкой дремы. Он аккуратно повернулся, чувствуя ужасную боль в бёдрах и внизу живота, от чего тихо застонал, полностью поднимаясь и облокачиваясь на подушку. — Доброе утро, Коннор, — тихо сказал Рид, снова заполняющий какие-то бумаги. На столе опять лежала куча каких-то старых карт, рядом покоились чертёжные принадлежности, но спрашивать юноша ничего не стал, лишь кивнул и отвернулся, смотря в окно. Вид открывался на шикарные большие волны и маленький островок где-то вдалеке. — Ты в порядке? Ответом послужил ещё один кивок и Гэвин подошёл к лежащему на кровати парнишке, осторожно поглаживая его каштановые волосы. Коннор выглядел недовольным, отчасти даже расстроенным, и Рид сел рядом, смотря в глубокие карие глаза. — Вы обещали, что будет не так больно, — сказал он, поправляя растрепавшиеся волосы, что обычно были уложенны в некое подобие прически. Соблюдать привычную ему с детства опрятность на корабле было тяжело, но он искренне пытался. — Я обещал быть аккуратным, но про боль ничего не говорил. В первый раз всегда так, — слегка усмехнулся Рид, опрокидывая стопку рома. Во рту появилось жжение, и капитан наклонился, целуя юношу в слегка приоткрытые губы. Коннор выглядел немного растерянно, но на поцелуй всё же ответил и прижался головой к чужой крепкой груди. — И если уж её не избежать, научись принимать боль в том обличии, что принесет тебе наслаждение. Или, по крайней мере, облегчение. Это меньшее, что ты можешь сделать. Коннор промолчал. Он чувствовал, что капитану хотелось, чтобы малец запомнил его слова осознанно, но это требовало тех сил, отыскать в себе которые юнга бы при всем желании не смог. Не сейчас. — Миллер меня накажет за это. Если он принесёт девятихвостку, я просто не выдержу, — тихо сказал юноша, переплетая пальцы с Ридом и смотря в его светлые глаза, так напоминающие глаза брата. — Во-первых, Коннор, ты уже не матрос, во-вторых, это не такая сильная провинность, чтобы вытаскивать девятихвостку, мы её уже давно не используем. К тому-же, — веселясь сказал Рид, от чего юноша немного вздрогнул. — Ты официально повышен в звании. Будешь бороздить морские просторы и вместе со мной идти на абордаж на торговые судна. В голосе Рида было веселье, Коннор сам улыбнулся, чувствуя, как тёплые руки обхватывают его за плечи, большим пальцем слегка нажимают на выделяющиеся на бледной коже синяки. Этот молодой пират был прекрасен, да и звание это ему не подходило, но Гэвин только закрыл глаза, чувствуя, как вздрагивает юноша от очередного прикосновения к больному месту. — Поспи ещё немного, я расскажу тебе одну из легенд про Кракена… или про русалку, смотря кого ты выберешь, — мужчина стянул ботинки, полностью откидывая их в сторону и устроился рядом, подставляя в качестве мягкой подушки своё плечо, и Коннор расслабился, слушая мягкий голос Гэвина. Громко и чётко он говорил только с командой, но наедине с Коннором он позволил себе быть уязвимым. Он долго что-то рассказывал про женщин с рыбьими хвостами, которые сидя на камнях, расчёсывают волосы золотыми гребнями. Юноша вслушивался в этот голос, позволял сну подобраться к себе слишком близко, практически снова забрать в это чудесное место, но весьма неожиданный вопрос, появившийся в конце рассказа точно поставил его в неудобное положение. — Кто такой Ричард, Коннор? — Юноша резко открыл глаза, не решаясь поднять голову с чужого плеча. — Ричард… это, — Коннор не знал почему это спрашивает Гэвин. Но ещё он не знал почему снова начать что-то говорить о своём брате-близнеце, который остался дома в неведении, где же сейчас находится его брат, было очень тяжело. Сверкая голубыми глазами, Рид сильно напоминал Ричарда, но только глазами, и это несказанно радовало Коннора. — Почему ты спрашиваешь? Юноша попытался уклониться от ответа, просто уйти, чтобы не вспоминать и не рассказывать это больше никогда. — Ты произносил во сне его имя. У тебя кто-то был? — В голосе Гэвина были нотки ревности, с одной стороны это вызывало улыбку, но с другой — совершенно нет. Ведь теперь Коннор больше всего стал бояться не огромных щупалец Кракена, не русалок, уволакивающих моряков на дно, а гнева капитана Рида. — Ричард — это мой брат. Близнец, к слову. Уничтоживший всю мою веру в доброту людей и собственную мечту. От него я сбежал в тот день на пристань. И, если на то пошло, из-за него я и встретил Вас. Гэвин слушал внимательно, переводя взгляд то на Коннора, то на его дрожащие пальцы, когда он рассказывал про брата. В этот момент он вспомнил собственного близнеца, который, к сожалению, не дожил до этого момента. Рид опустил голову Коннора себе на колени, аккуратно поглаживая пальцами его волосы, иногда касаясь мягких щёк. — У меня ведь тоже был брат. — Начал рассказ Гэвин, продолжая водить пальцами по каштановым волосам. Коннор не перебивал, только перевёл удивлённый взгляд на капитана и сжал его пальцы в своих руках потому что он не очень любил, когда его волосы кто-то трогает. — Он давно умер. Практически десять лет назад. Наш отец любил выпивку и не любил своих детей. И вот однажды, он просто разозлился из-за того, что мы есть. Взяв первый попавшийся мушкет, мой подарок брату на день рождения, он выстрелил в меня. Каждое слово Риду давалось с трудом. Ему тоже было не легко вспоминать такие подробности своего прошлого, но он решил, что если взялся рассказывать, то расскажет до конца как бы больно не саднило скрепящее сердце. — Я ничего не почувствовал. Потому что мой брат толкнул меня в плечо, а сам принял пулю на себя. Снова выпивший отец свалил из дома, а я сидел там на полу, с телом умирающего брата. Последнее, что у меня от него осталось — мушкет с вырезанными на нём инициалами. Я любил Элайджу, но в том городе меня больше ничего не держало. Рид поднялся с кровати, наливая себе ещё одну стопку рома, а Коннор скинул с себя одеяло, расслабляясь на мягких подушках. Он несомненно был зол на брата, за его действия, слова, поведение, но стоили ли они такой обиды. Которую держит на него Коннор, может пришло время переосмыслить все сделанные выводы и простить Ричарда? Юноша серьёзно задумался, а потом соскользнул с кровати, обнимая Гэвина со спины и шепча слова ему куда-то в шею: — Налей и мне.