Услышь меня

Нога цепляется за какую-то корягу, и я падаю. Нет, не буду подниматься, пусть меня сожрут дикие звери. А они здесь есть? Кто их знает... Интересно, далеко я убежала? Ему хватит этого расстояния, или мне стоит уползти еще дальше? Я думала, мне хватит его глаз, хватит того, что он будет жить. Глупая, наивная дура! Не хватит мне этого. Никогда не хватит мне просто того, что он где-то есть. Отчаяние сжимает сердце в тиски, и кричать хочется как никогда. А я могу только свернуться в калачик на боку и корчиться в своих дурацких, никому не нужных рыданиях. Беспомощная. Бесполезная. Я и сама никому не нужна. Ему не нужна. Перед глазами вновь и вновь появляется его лицо, и я отмахиваюсь, как от надоедливых мушек, стараясь утихомирить огненную бурю в груди. Сколько времени прошло? Уже темно. В глазах будто песок царапается. Осторожно трогаю пальцами опухшие веки, выгляжу я, наверное, жутко. Но огонь внутри почти успокоился, а голова удивительно ясная. Переворачиваюсь на спину, тело невозможно затекло. Над головой ветка. С фруктами. Смотрю на нее и моргаю, как будто первый раз вижу. Яблонька-дичка, вспоминаю, как видела такие на картинках и все хотела попробовать их плоды. Я знаю, что мне нужно делать. Если он так хочет, я уйду. Уйду и буду довольствоваться тем, что... Найду, чем. Нужно же когда-то расти. Все счастливыми быть не могут. В лагере уже наверняка все спят, надо забрать вещи. Пробираюсь между палатками, стараюсь идти абсолютно бесшумно и прислушиваюсь к каждому шороху. Никто не должен меня увидеть, меня здесь уже нет. А вот и нужная мне палатка. Оглядываюсь и подхожу ко входу чуть ли не на пальцах ног. Балерина, тоже мне. Вслушиваюсь, и губы изгибаются в грустной улыбке. Хор хрюков... Осторожно заглядываю внутрь, спят, все трое, Фили рядом с братом, а Торин свесил руку и чуть откинул одеяло. Готовая выпрыгнуть наружу при первом же шевелении, я тихонько подхожу к нему. Даже исхудавший и с нестриженой бородой, грязный и израненный, он безумно красив. Нечеловеческим усилием сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться к нему, оборачиваюсь, нахожу плащ, лук и колчан. Где-то недалеко есть деревня, я слышала, как местные говорили о ней. Значит, много с собой брать не нужно, еду я себе добыть смогу. Снова подхожу к его постели и, едва дыша, кладу рядом с его головой красное яблоко, что нашла в лесу. И так же тихо выхожу, заставляя себя смотреть только вперед. Если обернусь, не смогу уйти. *** Найду Гэндальфа, научусь колдовать и превращу тех, кто говорил, что деревня недалеко, в бородавчатых жаб. Выяснилось, что костер разводить совсем непросто, особенно, когда идет дождь и дует ледяной ветер. Питаться ягодами и орехами осточертело еще в третий день, а я гуляю уже... пятый, кажется. Простыла, к тому же чихаю на каждом шагу, приманивая к себе неземное счастье в виде волков. И чертовски устала. Но, с другой стороны, если б я позволила себе выспаться прямо на земле, меня бы уже сожрали, или же я б замерзла насмерть. Гордая дурында, ничего мне не понадобится. Еле бреду теперь, кутаясь в промокший плащ. Вечереет... А впереди появляются огни. Шатаюсь между домами и понимаю, что идея моя была крайне дурацкой. Постучусь я в какую-нибудь дверь, а сказать ничего не смогу. Стою посреди улицы и не знаю, что делать. Я устала и просто хочу поспать. Взгляд натыкается на стожки сена и ящики под навесом. Никто же, наверное, не казнит меня, если я пару часов посижу там, пережду дождь? Заодно подумаю, что же делать дальше. Кто-то осторожно дергает за плечо. Испуганно шарахаюсь в сторону и падаю с ящика. На улице уже светло, а рядом со мной стоит пожилая женщина. Оглядываю ее быстро, старушка одета бедно, но очень аккуратно. Юбки чистые и выглаженные, руки морщинистые, но ухоженные. – Ты, дочка, совсем замерзла. Нездешняя, что ль? Мотаю головой. Знали б вы, бабушка, насколько я нездешняя... – Потерялась? Иль ограбили? Что ж с тобой приключилось? И что я должна сделать? Снова мотаю головой, заодно легонько сдавливаю горло ладонью, глядишь, поймет, должны же и в этом мире быть немые. – Чтой-то ты не разговорчивая какая. Ну, коль не разбойница, пойдем, отогреешься в доме, но смотри. У меня дед строгий, чуть что не так, пойдешь дальше гулять. Угрожает, а глаза смеются. Какая странная старушка. Но выбора у меня нет, я поднимаюсь на ноги и иду за ней. *** Подставляю лицо солнечным лучам, как приятно греет. Нежно, не припекает. Да, весна уже близко. Но здесь, в лесу, еще властвует зима. Прислушиваюсь, лук наготове. Тихие легонькие шажки кролика вон там, справа, у дерева. Замираю на секунду, едва дышу, позволяя ему показать свою мордашку. Тетива тренькает, и снег у дерева окрашивается красным. Бедный кролик. Это Халдир виноват, не я. Снег приятно скрипит под ногами, когда я подхожу и поднимаю мертвую тушку за уши. Зато сегодня будет вкусное жаркое. Дверь громко скрипит, возвещая о моем возвращении. Ланда отрывается от кромсания овощей и, улыбаясь, вытирает руки о передник. Забирает у меня из рук кролика и уносит, а я снимаю высокие сапоги и прохожу за ней, намереваясь помочь. Старушка вертится, руки мелькают тут и там, удивительная женщина. Как ни посмотрю – постоянно что-то варит, парит, жарит. Всегда при деле. Первую неделю она не давала мне подняться с постели, пичкая отварами и натирая чахлое тело вонючими согревающими мазями. А когда я поправилась и немного набралась сил, мне стало жутко неудобно перед добрыми стариками. Ушла тогда в лес, вернулась под вечер с парой куропаток и кроликом. Оказалось, что на всю деревню у них всего два охотника, да и те редкие пьяницы. Теперь я радую стариков крольчатиной, а они меня домашним уютом. Так что кролики должны меня простить. Дверь снова скрипит – это вернулся Брэн. – Ну, что тут у нас? Он подходит к Ланде и нежно ее обнимает одной рукой, а второй тянется к кусочку моченого помидора. Та со смехом хлопает по его руке, и Брэн обиженно усаживается за стол, картинно надуваясь. Я кладу голову на руки, вытянутые на столе, и смотрю на стариков. Сколько лет, а все как дети. Но они любят друг друга, глядя на них, я и сама становлюсь чуточку счастливее. После ужина я выхожу на воздух. Я стараюсь не мешать им, в доме только ем и сплю, остальное время на свежем воздухе. Нет, я привыкла к доброй старушке и ее мужу-весельчаку. Но все же это не то. Совсем не то, чего требует сердце. А ведь и лица его уже не помню. Сколько времени прошло? Черт его знает... По календарю уже весна, выходит, чуть больше, чем полгода. Как и в Лориэне. Только тогда у меня была надежда, а теперь ее нет. Ни к чему это. С самого начала было ясно, что все это просто какое-то наваждение. Да и в конце-то концов, сколько можно? Нужно ведь когда-то жить дальше. Просто хоть как-то жить, а чувства запереть и забросить подальше, в какой-нибудь самый темный уголок. Я смогу, научилась же из лука стрелять и ходить тише несчастных кроликов. Смогу и разлюбить, главное, по рукам себя почаще бить, когда думать начну. *** Сегодня в деревне большой праздник. Ланда с рассвета вертится на кухне, я помогаю ей как могу. Сонная, но довольная – наконец-то лето пришло. Старушка делает начинку для пирогов и попутно рассказывает мне о том, что ждет нас вечером. Песни, пляски у костра, музыка и веселье до утра в честь прихода лета. И добавляет, подмигивая, о кузнеце из соседней деревни. Я закатываю глаза, хватит меня сватать ко всем подряд. Но улыбаюсь, она ведь желает мне добра. Все дело в том, что такого добра мне не надо. Тишину утра снаружи нарушает стук копыт. Переглядываемся с Ландой – здесь почти никто не передвигается на лошадях, да и дом стоит на окраине, кому пришло в голову ездить верхом по деревне? Я вздрагиваю от настойчивого стука в дверь и знакомого голоса за ней. – Фили, всю деревню уже обошли, а ты решил, что в последнем доме мы ее обязательно найдем? Деревянная кружка с громким стуком выпадает из моих рук и по полу раскатываются фиолетовые ягодки. Ланда удивленно глядит на меня, подходя к двери, и отворачивается, с улыбкой встречая гостей. А я цепенею, столкнувшись взглядом с серыми глазами рыжеволосого гнома. – Ну, наконец-то! – пихает брата под локоть и довольно ухмыляется. – А ты говорил: «Не найдем, не найдем».