— Хёкки, а у тебя есть какие-нибудь правила в доме? — интересуется Донхэ, нетерпеливо залезая в свои домашние тапочки уже в квартире адвоката. Тот ставит последнюю коробку в коридоре и задумывается, разгибаясь и тяжко охая, потирая спину. Вызвался, называется, помочь перетащить вещи…
— Хм, дай подумать. Не клеить записок на шкафчики на кухне, не включать блендер раньше шести утра и не брать моё нижнее бельё. Всё остальное полностью в твоём распоряжении, в том числе и мои вещи. Будь как дома, — адвокат чуть медлит, прикидывая, не забыл ли он о чём-то важном. Но оторопевшая мордашка Донхэ заставляет его невольно покачнуться, уперевшись плечом на дверцу шкафа.
— Ты чего?
— А почему всё, кроме нижнего белья? — почему-то шёпотом интересуется брюнет, и Хёкджэ, наконец, понимает причину этого искреннего удивления. Расхохотавшись, русоволосый адвокат скидывает с ног тапки, привычно вставая босыми ногами на прохладный пол.
— Потому что это слишком личные вещи, Донхэ. Нет, но если тебе так сильно надо… — Хёк, конечно, шутит, но его так забавляет тот испуг, с которым младший тут же начинает мотать головой. Это заставляет мужчину сбавить темп своих шуток. Не хватает ещё, чтобы маленький фотограф решил, что его заманили в ловушку, и сбежал. Не для того Хёкджэ тут перетаскал все эти вещи.
— Нет, мне не надо! — уж слишком громко вопит парнишка, выставляя руки вперёд. Адвокат пытается сдержать смех, но тот всё равно прорывается наружу, и он хохочет ещё громче, не успевая закрыть рот ладонью.
Его приводит в себя подозрительное молчание со стороны младшего. Затихая, он сглатывает, наблюдая, как заинтересованно Донхэ вглядывается в его лицо, думая о чём-то своём. Небольшой комплекс возвращается, и Хёкджэ разом становится серьёзным, еле слышно вздыхая. И, что удивляет старшего, фотограф будто понимает, что происходит.
— Знаешь, у тебя очень солнечная улыбка. Не прячь её, — тихо проговаривает Донхэ, делая пару шажков к нему и робко прикасаясь пальцами к ладони адвоката. Хёкджэ приподнимает голову и сдержанно хмыкает, решая вовремя сменить тему.
— Так, а что насчёт твоих правил? — спрашивает Хёк, встряхнувшись и проходя в комнату. Нужно расправить кресло и показать Донхэ, как это делается. Да и убрать часть своих вещей не помешает, этому парнишке нужно много места. Фотограф семенит следом за ним, почёсывая затылок.
— Да, собственно, никаких. Смузи ты пьёшь, бегать со мной точно не будешь, так что… — в ответ на это Хёкджэ не может отказать себе в удовольствии подразнить Донхэ ещё немного и оборачивается через плечо, одаряя парнишку настолько пристальным и ехидным взглядом, что тот тут же расправляет плечи и бледнеет, торопливо добавляя. — Но и моё бельё, чур, не трогать!
— Принимается, — фыркает Хёк с плохо скрытой улыбкой, начиная доставать свою одежду с вешалками из вертикального отсека шкафа. Помочь ему Донхэ явно не решается, ещё не отойдя от шутки, но ситуацию спасает (или усугубляет?) зазвеневший телефон младшего. Достав сотовый из кармана, брюнет весело отзывается:
— Да, Шивонни?
Отборный мат, который тут же вылетает из трубки и чуть не сбивает Хёкджэ с ног, удивляет обоих. Донхэ испуганно пищит, держа телефон на вытянутой руке, а адвокат хмурится и начинает чесать свою лопатку. Ему показалось, или словосочетание «этот педофил самодовольный» проехалось по его спине, как котёнок, повисший когтями на шторе?
— С Хичоль-хёном, наверное, переобщался, — шепчет Донхэ, закрывая динамик рукой. Хёкджэ растерянно кивает, а поток ругательств на том конце провода, тем временем, иссякает.
— … и ты не будешь у него жить, ты понял?! — наконец, директор переходит на членораздельные приказы, и адвокат хмыкает от того, как облегчённо выдыхает брюнет. Угроза миновала, это всё тот же Шивон.
— Шивонни, послушай, я уже большой и вполне могу жить отдельно! — Донхэ смущён от того, что Хёку приходится это слышать. Решая, что он здесь лишний, Хёкджэ идёт в ванную, ведь и там нужно освободить полки для младшего. Дверь он за собой не закрывает, чтобы не хлопать ею слишком громко, но мужчина и подумать не мог, что фотограф засеменит за ним следом.
— Нет, хён, ты ничего не станешь делать. Тебе совершенно нечего бояться! — Хёка удивляет, что Донхэ ходит за ним хвостиком, продолжая прижимать телефон к уху.
«Ох уж эти тапки…» Нет, правда. Если бы тот не разговаривал с Шивоном, Хёкджэ и не услышал бы, что парнишка неслышно шагает за ним в своих пушистых тапочках. Но он продолжает прибираться, старательно делая вид, что не вслушивается в слова Донхэ, вовсе нет.
— Хёкки уже освободил все шкафы для меня, так что решение окончательное. Нет, ты не поедешь забирать меня. Да, я останусь здесь. Всё, Шивонни, увидимся, мне мама звонит! — выпаливает Донхэ последний, видимо, аргумент, и он работает. Директор тут же стихает, так что адвокат насмешливо фыркает от того, как, оказывается, можно легко приструнить Чхве Шивона. Упомянуть маму Донхэ. Но опять же, не зная семью младшего, лучше не смеяться над этим так самоуверенно. Вдруг эта женщина действительно гроза района или что-то в этом роде?
«Что ты несёшь, идиот? Ты на эту мордашку глянь. В кого он такой, если не в родителей?» — раздражённо тычет адвоката в очевидное внутренний голос, от которого Хёкджэ отмахивается. Вот лично он точно не в родителей пошёл. Ни в ранимую, но стойкую маму, ни в папу, к сожалению.
«А как же…» — память пытается подкинуть воспоминания об ещё одном человеке, но мужчина не собирается думать о нём. Встряхнувшись, он разворачивается к младшему лицом и на ходу замечает на батарее своё высохшее бельё. В этом вроде как нет ничего постыдного, но, пока Донхэ смотрит в телефон, завершая вызов, Хёкджэ резко прячет боксеры за своей спиной, делая непричастное выражение лица «я не я и лошадь не моя». Конечно, рано или поздно Донхэ увидит их, когда те будут сохнуть на батарее, но лучше устроить им очную ставку не в первый же день переезда. А то кто знает этих маленьких фотографов…
— Шивон так боится твою маму? Хорошая отмазка, — заводит Хёк разговор, а то эта тишина между ними в ванной становится немного пугающей. Ну или неловкой, адвокат не может понять в данный момент.
— А? — брюнет сосредоточенно рассматривает экран мобильного и от голоса Хёкджэ резко вскидывает голову. — А, нет. Наши семьи хорошо дружат, но это не совсем отмазка. Мама и правда звонит, — он становится ещё больше похожим на ребёнка и адвокат посмеивается, когда Донхэ подносит трубку к своему уху:
— Да, мамочка?
Хёкджэ хмурит лоб, пытаясь вспомнить, сколько Донхэ лет. В свете последних событий ему всё чаще кажется, что этому мальчонке лет шесть от силы.
— Да, мамуль, я хорошо кушаю. Да, так и работаю вместе с Шивонни, он передаёт вам привет, — тараторит брюнет в телефон, а адвокат хмыкает, скрещивая руки на груди и от удивления забывая про бельё, которое он держит. Донхэ не больше семи лет, определённо. Хёкджэ хочется выйти из ванной, чтобы не мешать парнишке говорить с родителями, но фотограф так и стоит в дверном проходе, так что мужчине приходится слушать, как Донхэ неожиданно осекается в процессе разговора:
— Эээ… нет, мам, я с ним уже не живу. Ну, я же самостоятельный… нет, ну ты вспомни, сколько ему лет! Ему пора уже отношения заводить, а тут я такой на диване дрыгаю ногой во сне! — болтает мальчишка, пока Хёк понемногу составляет картинку в голове. Донхэ не сказал родителям про проблемы с фотостудией? Очевидно, что нет. Да и фантазия услужливо подкидывает в голову образ того, как маленький фотограф во сне дёргает своей аккуратной лапкой, причём Хёку это кажется достаточно… милым.
— Нет, я не живу один, не волнуйся. Я живу с Хёкки… — брюнет резко краснеет и смущённо смотрит на старшего, продолжая разговор. — Он… он работает адвокатом. Да, он очень умный… Да, мамуль, он хороший мальчик.
Последнюю фразу Донхэ выговаривает просто с пунцовыми щеками, практически шёпотом, а Хёкджэ тем временем думает о том, как ему на это отреагировать: смутиться, засмеяться в голос или тактично сделать вид, что в этих словах ничего особенного. Но решение приходится принимать срочно, так как разговор тем временем приобретает странный оборот.
— Что? Дать ему трубку?.. — фотограф закусывает губу и, наблюдая, как младший раздумывает, отдать ли ему телефон, Хёкджэ мотает головой, чувствуя, что глаз начинает предательски дергаться, выдавая сдающие свои позиции нервы. Пока разъясняться с чужими родителями он не хочет. Но, наверное, Донхэ принимает это нежелание без проблем, так как парнишка понятливо кивает ему, продолжая разговор:
— Нет, мам, пока не получится. Он… — брюнет быстро вертится волчком, думая, что бы сказать. Решение очевидно находится, так как глаза младшего начинают поблёскивать, а лицо сияет:
— Он сейчас в ванной.
Хёкджэ прыскает от неожиданности, зажимая рот ладонью. Ох уж этот Донхэ. Врать, судя по всему, он не умеет (или просто не хочет), но правильно подобранная правда тоже становится в его руках надёжной отмазкой. И, видимо, мамой Донхэ это принимается.
— Да, конечно, мы ещё созвонимся. Ну, мне пора. Да, папе привет. Целую, — парнишка сбрасывает вызов и облегчённо выдыхает. — Уфф…
— Какие-то проблемы? — интересуется Хёкджэ, подходя к нему совсем близко и наблюдая, как младший приподнимает голову и улыбается. И, непонятно почему, от этого вида адвокату становится спокойнее. Обращая внимание на то, как Донхэ всеми силами старается избежать лжи в разговоре, мужчина присматривается к улыбке фотографа более пристально, уделяя ей особое внимание. Теперь, приглядевшись, Хёкджэ начинает понимать, что эмоции младшего настоящие, он не способен на притворство. Любое состояние, которое адвокат видел прежде: приподнятое бодрое настроение, сосредоточенная решимость, слёзы в глазах и злость вперемешку с чувством обманутости — всё это реально. Донхэ не лжёт.
— Да нет, всё хорошо, — спокойно отзывается младший. — Но мне скоро отправляться на работу, так что разобрать все вещи я сейчас не успею…
— У меня выходной, так что я приберусь, а после могу заняться твоими вещами, — неопределённо дёргает плечом Хёкджэ, предлагая помощь. Донхэ встревоженно поглядывает на него, и мужчина сглатывает, понимая, что это звучит немного странно. Они же буквально пару минут назад обсуждали запрет на досмотр белья друг друга. Теперь Хёкджэ готов шлёпнуть ладонью себя по лбу, так глупо это сейчас выглядит. И, судя по мордашке фотографа, тот тоже вспомнил эту шутку, так что адвокату приходится срочно пояснить свои слова:
— Ну, в смысле, разобрать посуду или твои книги.
— А! — понимая, что ему предлагают, брюнет довольно кивает. — Конечно, спасибо тебе. У меня коробки подписаны, так что не перепутаешь. Тогда я достаю блендер и бегу на кухню?
— А зачем блендер? Сегодня же уже был смузи… — осторожно интересуется адвокат, а взгляд, которым его награждают, заставляет Хёкджэ почувствовать себя если не идиотом, то дураком точно.
— Ну как же! Я переехал, а у тебя появился сосед. Это надо ознаменовать праздничным смузи! — Донхэ подаёт свои устои как нечто элементарное, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. — Да и надо же исправить впечатление от смузи с марципаном…
Хёк не успевает напомнить, что, так как у него не на все орехи аллергия, впечатление не особо-то и испортилось (а одна смущающая ситуация и вовсе сделала утро на удивление приятным). Парнишка, не дожидаясь ответа, пулей вылетает из ванной, а Хёкджэ остаётся наедине со своими мыслями, достаточно поздно понимая кое-что ещё. Теперь его жизнь станет веселее. Определённо.
***
— У тебя не будет проблем с Шивоном? — вскользь интересуется адвокат, неторопливо доставая блендер из коробки, пока Донхэ, постепенно осваиваясь на кухне, умело и быстро нарезает продукты на разделочной доске. Хёкджэ чуть покачивает головой, стараясь придать своему голосу обыденный тон, как будто не у него внутри сейчас быстро колотится сердце:
— Может, мне сходить с тобой сегодня?
— А? — парнишка оборачивается через плечо, энергично жуя кусочек морковки, как кролик со стажем. Мордашка младшего настолько обыденная и уютная, что Хёк на какой-то миг даже начинает сомневаться в своих подозрениях. Может, зря он так?
— Нет, не волнуйся. Шивонни поворчит, конечно, но всё будет хорошо. Но тебе лучше сегодня ему на глаза не показываться, — хихикает Донхэ, пока Хёкджэ убирает пустую коробку под стол и собирает блендер для младшего.
— Чего это? Я его не боюсь, — ворчит адвокат, но согласно кивает. Если парнишка уверен, что так будет правильнее, то так тому и быть.
— Да я вообще сомневаюсь, что ты хоть чего-то боишься, — не остаётся в долгу брюнет, довольно переступая с ноги на ногу. Хёкджэ насмешливо хмыкает.
«Ещё и льстит, воробушек…»
— Ты не весь апельсин порезал? Дай мне дольку, — просит мужчина, решая сменить тему, и подходит к младшему. Тот двигается от доски в сторону и даёт Хёку осмотреть нашинкованную разноцветную кашку.
— Кажется, груша и апельсин уже дали сок, — непонятно для кого комментирует Хёкджэ и тянет руку к целой дольке апельсина, но Донхэ его опережает, ловко цапая фрукт практически в последний момент. Адвокат хочет было уже возмутиться, что для него пожалели кусочек, но маленький фотограф разворачивается на носках лицом к нему и с доверчивой улыбкой вытягивает руку, держа дольку перед носом Хёкджэ.
— Скажи «а», Хёкки! — глаза у Донхэ хитрющие, он явно уверен, что загнал Хёка в смущающую ситуацию. И понимание этого веселит адвоката. Он на самом деле считает, что мужчину можно заставить покраснеть так просто?
«Ох, мелкий, ты доигрался».
Вместо того, чтобы открыть рот, как просит младший, Хёкджэ протягивает руку и уверенно обхватывает запястье Донхэ своими длинными пальцами. Глядя в его тёмные глаза, мужчина медленно наклоняется к дольке и, пока желание показать парнишке мастер-класс не пропало, он хватает кусочек апельсина губами, мельком коснувшись ими и теплых пальцев младшего.
Хёкджэ гордится собой, он ощущает себя хозяином положения, потому позволяет наглости овладеть им на краткий миг, и не отводит взгляда от смущённой мордашки Донхэ, с удовольствием наблюдая за тем, как щёки маленького фотографа мучительно краснеют, а само личико бледнеет, как будто парнишка забывает, что ему нужен воздух. По тому, как напряжено запястье фотографа, Хёк понимает, что тот хочет вырваться и отойти, и внутренне готовится к любому исходу. Однако младший практически тут же расслабляется, завороженно вглядываясь в глаза Хёкджэ, и отпускает дольку, после чего адвокат выпрямляется и разжимает свои пальцы, начиная жевать сочный кусочек апельсина.
— Вкусно, — довольно бурчит мужчина, хватая доску и разворачиваясь к блендеру, внутренне посмеиваясь от того, каким ошарашенным взглядом за ним следит Донхэ. Бедолага настолько растерялся, что так и замер на месте, мелко подрагивая влажными от сока пальцами. Хёк уже начинает думать, что зря он так (а вдруг поверит Шивону в обвинениях в педофилии и сбежит?), но брюнет быстро приходит в себя, как только адвокат включает блендер. Засуетившись, парнишка подбегает к своей прелести и хмурит лоб, заставляя брови смешно дёрнуться в этом непривычно серьёзном от Донхэ жесте. Хёкджэ отходит в сторону и, чтобы не мешать, решает помыть доску и нож, но стоит ему отвернуться, сглатывая вкусный сок от апельсиновой дольки, как ему в спину прилетает новый вопрос любопытного ребёнка:
— Хёкки, а ты правда можешь засосать по гланды?
Хёкджэ от неожиданности давится, начиная хрипло кашлять и стучать кулаком по своей груди. Донхэ не успевает насладиться произведённым эффектом, так как испуганно пищит что-то рядом с ним, обеспокоенно бегая вокруг.
— Донхэ, нельзя ж так… Айгу… Чего ты это вдруг вспомнил? — мужчине удаётся откашляться и он выпрямляется, обхватив пальцами своё горло и растирая его.
«Так и откинуться недолго…»
— Так я это самое, у тебя такие губы мягкие, а кажутся твёрдыми. Опытные, наверное, да? А ты так сказал в прошлый раз, что мне стало интересно. А так вообще бывает? А как это происходит? — тараторит фотограф, засыпав бедного Хёкджэ вопросами. Тот растерянно чешет макушку. Конечно, он сам виноват.
«Решил, блин, смутить ребёнка… ага».
— Да, собственно говоря… с практикой… — Хёк понимает, что начинает краснеть. Это ему Донхэ мстит или что? Нужно срочно сменить тему, и самой подходящей для этого вещью оказывается жужжащий блендер. Как вовремя, а то слишком богатая фантазия крайне невовремя начинает подкидывать Хёкджэ идеи того, каким методом будет лучше всего обучить неопытного воробушка:
— Выключай уже, а то будет тебе вместо смузи пюре.
— Ох! — фотограф забывает о своих вопросах и копошится у блендера, а Хёкджэ облегчённо выдыхает, потянувшись к верхнему шкафчику и открывая дверцы, чтобы достать пару стаканов.
«Нужно быть осторожнее…»
***
В течении дня, когда Донхэ уходит в фотостудию, Хёкджэ делает всё возможное, чтобы занять себя и не оставаться наедине со своими мыслями: он занимается уборкой, заставляя себя прибираться усерднее прежнего, вспоминает даже про бедолагу-фикус, с непривычки залив его, разбирает все вещи младшего, кроме его одежды, проверяет холодильник на наличие чего-то съедобного, совершает короткую вылазку до магазина и обратно, и занимается приготовлением ужина. Но все дела становятся переделанными уже к обеду, так что Хёк снова начинает нервничать. Утром было слишком много неловких ситуаций, и это может повлиять на решение Донхэ остаться жить в его квартире.
Чтобы не наворачивать круги по комнате, Хёкджэ решается даже позвонить Киму и поделиться мыслями, но после громогласного и язвительного смеха старшего:
— ЧТО ты сделал? Ну всё, жди теперь, что ребёнок будет ходить в поясе верности до пенсии, — адвокат нервно рыкает и сбрасывает звонок, отшвыривая телефон на постель. Шутки Ким Хичоля всегда поднимают настроение, но сегодня это кажется неуместным.
Хиним пытается дозвониться до него, раз за разом, и постоянно Хёк сбрасывает вызов, валяясь на кровати. Говорить со старшим не хочется, даже зная, что тот уже понял свой косяк и сейчас начнёт извиняться своим кошачьим тоном.
На одиннадцатом разе Хёкджэ не выдерживает и берёт телефон в руку, намереваясь высказать старшему всё, что он о нём думает.
— Ну чего тебе? — рявкает мужчина в трубку, но напуганный писк в трубке заставляет его разом остыть и вскочить с кровати. Ему звонит не Хичоль. Ему звонит Донхэ.
— Хёкки, я невовремя? — лепечет фотограф, а Хёкджэ выдыхает, прикрывая глаза. Как неловко получилось.
«Чёртов Ким…»
— Извини, я думал, что… — мужчина вовремя останавливается, понимая, что разъяснять причину резкого голоса бесполезно. — Что-то случилось, Донхэ?
— А… я звоню сказать, что мы прошли во второй тур. Думал, что ты обрадуешься, — голос Донхэ становится не таким весёлым, как утром, и Хёкджэ готов ударить себя по лицу. Какой идиот. Ещё и ворчащий на заднем фоне Шивон не добавляет мужчине уверенности в его хорошем отношении к себе.
— О, это здорово, Донхэ. Поздравляю, — адвокат старательно смягчает голос, невольно улыбнувшись. Но радость от новости перекрывает один вопрос, крайне важный, по его мнению:
— А откуда у тебя мой номер?
— Так это самое, Тукки-хён дал, — невинно брякает парнишка, а Хёкджэ не сдерживает пару фыркающих смешков.
«Ну конечно, должен был догадаться».
— Ну хорошо. А что со вторым туром? Есть идеи? — любопытствует мужчина, подходя к окну и зачем-то выглядывая наружу, жмурясь от лучей полуденного солнца. Голос в трубке замялся, и это настораживает адвоката.
«Проблемы?..»
— Ну как тебе сказать, Хёкки. Нужна фотосессия на тему «Иностранная красота», а иностранцев у нас из знакомых не найти. Так что… — Донхэ вздыхает в трубку, и Хёк может даже представить, как грустнеет личико фотографа. — Конечно, мы разместим объявления, но времени у нас немного, всего два-три дня. Но ты не волнуйся, мы что-нибудь при…
— Так, Донхэ, дай Итуку телефон, — перебивает его мужчина, встрепенувшись и начиная ходить по комнате. Идея, конечно, дурацкая. Тема сама по себе странная (как будто у моделей будут проверять паспорта). Видимо, дело в том, что нужно показать нетипичные для Кореи стандарты красоты. А, может, так организаторы конкурса смотрят на то, способны ли фотостудии адаптироваться к необычным заказам. Или это связано с умением находить нужные контакты и взаимодействовать с иностранцами. Не так важно, как обоснована такая тематика, но что если…
— Да, Хёкджэ? — в трубке раздаётся голос старшего, и Хёк, не отвлекаясь на приветствия и шутки касаемо его отношений с Ёнуном (а хотя можно было бы ляпнуть пару беззлобных приколов), коротко выкладывает мужчине свой план. Сейчас ему важно, чтобы его идею понял и принял старший, ведь его содействие потребуется. Ну или хотя бы согласие.
— Да, я тоже подумал об этом, если честно. Но что если… — Итук замолчал, не зная, как правильно напомнить адвокату об одной существенной проблеме, но Хёкджэ это не так важно. Они подумали об одном и том же, значит, это сработает.
— С ним я договорюсь, проблем не будет. Расскажи пока всё ребятам, а я разберусь, — адвокат сбрасывает вызов (напоминая себе, что номер Донхэ нужно будет сохранить) и ищет в контактах номер Хичоля. И всё-таки хорошо, что Итук сейчас в студии. Он точно сможет подобрать нужные слова, чтобы директор Чхве не отказался от их помощи. По крайней мере, Чонсу нравится всем ребятам. Ёнун практически сияет в их начинающихся отношениях, а за здоровяка друзья безумно рады. Да и сам по себе Итук внушает доверие: умный, достойный, но такой милаха, когда смущается. Вот Хёкджэ (даже с таким «приличным» цветом волос и новым официальным стилем в одежде на работе) выглядит куда более опасным и подозрительным. Неудивительно, что Шивон при нём вскидывается, как бойцовская собака. Под стать Хичолю. Кстати о нём. Несколько длительных гудков ожидания и…
— Хей, Хёкки, я же не знал, что ты там на нервах, — сразу отзывается Ким своим беспокойным тоном, а Хёкджэ пару мгновений сверлит взглядом стену. От проблемы Донхэ он и думать забыл про звонок Хичоля.
— Да всё нормально, хён. Но есть срочное дело, — он понимает, что Хиним всегда за любую инициативу с его стороны. Но в этот раз всё может пойти не так. Правда, его спасает, что Хичоль сейчас чувствует себя виноватым. Значит, воспримет информацию спокойно и, может быть, согласится.
Набирая в грудь побольше воздуха и, на всякий случай, ухватившись рукой за спинку кресла, Хёкджэ произносит:
— Нужно звонить Хангёну, Ким.
