***
— Ну, а пока ты собираешься на работу, можешь спросить меня о чём-нибудь, — предлагает брюнет парой минут позже, пряча свои боксеры за спиной, перекатываясь с пяток на носки и стараясь не таращиться на то, как быстро Хёкджэ принимается одеваться, вспоминая, что ему уже пора. — Хм-м-м, — мужчина не сразу придумывает нужный вопрос, прыгая на одной ноге и торопливо пытаясь попасть другой в штанину узких брюк. В прыжке подтягивая штаны до бёдер и застёгивая пуговицу, он вспоминает, что интересовало его уже очень давно, и Хёк пользуется возможностью, оборачиваясь к Донхэ и заправляя ремень в шлевки. — А что за история с тапочками и помпоном? Кажется, Донхэ был готов к любому вопросу, но не к этому. Широко раскрыв рот, он растерянно хлопает пушистыми ресницами, отчего Хёкджэ тихо посмеивается, еле заметно качая головой. — Можешь не рассказывать, если не хочешь. Я просто так спросил, — поясняет мужчина, доставая с вешалки белоснежную рубашку и быстро надевая её, сначала просовывая одну руку в рукав, затем вторую, а после показушно дёргая плечами, чтобы ткань облегала его подтянутое тело. Донхэ тихо ахает позади него, Хёкджэ уже привычно вслушивается в практически бесшумные шаги, а после к его спине прижимается теплый парнишка, с неожиданным порывом нежности потираясь щекой о лопатки. Хёк расценивает это как отрицательный ответ, и в принципе не злится на такое решение. Но когда он медленно поворачивается к Донхэ, застегивая пуговицы рубашки сверху вниз, то с удивлением наблюдает, как парень тянется вперёд и аккуратно приподнимает ворот рубашки адвоката. — Это было несколько месяцев назад, — начинает рассказывать Донхэ, снимая с вешалки чёрный галстук и перекидывая его длинный конец через шею Хёка, чтобы завязать его под воротником и помочь старшему. — Мы с ребятами были на весеннем фестивале и Сонмин затащил нас к провидице. Я был против, сразу сказал им, что эти женщины обманывают ради наживы. Хёкджэ не выдерживает и рефлекторно фыркает. Уж кто-кто, а Донхэ в его представлении — это самое доверчивое чудо на свете. Даже странно, что парнишка не доверяет провидицам. Но брюнет не оценивает его иронию по достоинству и даже недовольно косится на старшего. — Чего ты смеёшься, Хёкки? — А… нет, ничего, — Хёк быстро качает головой. Он не хочет спугнуть настрой Донхэ, потому воздерживается от комментариев. — Продолжай, пожалуйста. Донхэ медлит, аккуратно поправляя узел галстука, подтягивая его под горло адвоката. Но в итоге рассказ продолжается: — Я не пошёл с ними, но потом Рёук-а выбежал из палатки с дикими глазами. По его словам, та женщина знала абсолютно всё. Эти дурни даже Ёнуна и Шивонни затащили к провидице, — Донхэ улыбается, вспоминая об этом, и чуть покачивает головой. — Кажется, она и им сказала что-то верное, так как оба вышли крайне задумчивые. Я был против, но парни и меня завели к ней в палатку. — И что она тебе рассказала? — не выдерживает Хёкджэ, торопливо пытаясь застегнуть манжеты рубашки. Донхэ переключается с галстука на рукава адвоката и перехватывает его руки, самостоятельно застёгивая мелкие пуговицы на белоснежной ткани. — Ну-у-у, — кажется, эти занятия помогают парнишке отвлечься, так что Хёк даже не против, что его одевают. Это кажется даже… милым? — Она сказала, что в моей жизни будут сложности, а однажды я и вовсе буду стоять на краю пропасти, — Донхэ так легко об этом говорит, а у Хёкджэ кровь леденеет в жилах. Он практически задыхается, когда брюнет проводит теплыми пальцами по его животу, прикасаясь к бокам через ткань рубашки и неспешно заправляя края за пояс брюк. Адвокат уже позабыл, что он вроде как опаздывает на работу, голова занята совершенно другими мыслями. — А потом, когда я уже хотел уйти, она добавила, что я всегда могу доверять человеку, который придёт ко мне в тапочках и у него будет помпон, — маленький фотограф пожимает плечами и легко улыбается, заглядывая в глаза Хёкджэ. — И, кажется, этот человек ко мне пришёл тогда, когда у меня были трудности. Адвокат не выдерживает и обнимает брюнета за плечи, прижимает его к своей груди, а после порывисто целует, пытаясь унять эмоции, рвущиеся из груди. «Если бы только я мог избавить тебя от всех трудностей… лишь бы я не добавил их тебе». Но Донхэ не слышит его мыслей, он улыбается в поцелуй и гладит старшего по щекам и острой линии челюсти, льнёт к сильному телу и еле слышно стонет от удовольствия. После того, как они весьма старательно распробовали губы друг друга прошлой ночью (и не только губы), брюнет стесняется подобного проявления чувств всё меньше. И впору бы этому радоваться, но на душе Хёкджэ всё тяжелее, всё сильнее душит его камень, повисший мёртвым грузом. «Только бы всё не испортить…»***
— Хэй, Хёкки, как у тебя дела? — в кабинет довольно бесцеремонно вваливается Хичоль, сразу садясь в кресло для посетителей и поправляя ворот своего темно-синего пиджака, в тон к зауженным брюкам. Хёкджэ поднимает голову от бумаг и потирает затёкшую шею, недовольно окинув взглядом своего гостя. Старший словно чувствует, что ему хотят всыпать и, вместо того, чтобы убегать, движется в эпицентр бури. Типичный Ким, что ещё тут скажешь. — Как раз хотел поговорить с тобой, — Хёкджэ нервно выстукивает карандашом по столу и хмурится. — Не лезь в нашу личную жизнь. — Так и знал, что малыш проговорится, — Ким смеётся, покачивая головой. — Не злись. Считай, что я немного его подтолкнул. — Подтолкнул? Что ты ему вообще сказал? — рявкает адвокат. Нервы на пределе, он роняет карандаш на листы бумаг, вскакивает с места и, перегнувшись через стол, вздёргивает Хичоля вверх за ворот пиджака. Но Хиним не боится, собственно, как и всегда, хоть и послушно выпрямляется под цепкой хваткой адвоката. — Успокойся, сердитый мальчик, — он мягко прикасается длинными пальцами к напряженным рукам Хёка, осторожно пытаясь высвободиться. — Твой фотограф примчался ко мне, краснел и мямлил. Через двадцать минут он поинтересовался, не знаю ли я случайно, как подсказать его «другу», что тот хочет заняться со своим парнем сексом. — Ну и? — мужчина гневно шипит, шумно выдыхая через нос. От ответа Хичоля сейчас, кажется, зависит его собственная жизнь, и тот, к счастью, вовремя это понимает. — А что я? Я сказал просто — пусть его «друг» покажет презервативы и смазку, а там всё случится само собой. — Чего?! — Хёкджэ в бешенстве, он возмущён полной бестактностью Хичоля, совершенно забывая о том, что Ким всегда такой. — Ну и, собственно, всё, — адвокат понимающе улыбается, рассматривая младшего друга. — Я сводил ребенка в аптеку и помог с выбором. Скажи спасибо, а то вы бы ещё полгода мялись и бегали вокруг да около. — Это наша личная жизнь. Не… — даже злым Хёкджэ понимает, что заходит слишком далеко. Он проглатывает готовое выплеснуться наружу ядовитое «Не твоя», понимая, что эти слова ранят Хичоля слишком глубоко. У него нет личной жизни после Хангёна, лишь так, случайные связи. Этим он попросту уничтожит друга. Мужчина заставляет себя сделать глубокий вдох перед тем, как продолжить говорить: — Я благодарен тебе за это, но впредь не лезь, если я сам тебя не попрошу. Иначе… — он задумывается на мгновение. Чем можно угрожать Киму в этом случае? Судя по нахальному выражению лица Хичоля, козырей у Хёка нет. Или так только кажется? Судя по всему, напугать его можно только одним. — Иначе я расскажу Шивону, что у нас с тобой было, — Хёкджэ резко отпускает воротник Хичоля и мужчина шлёпается в кресло, тут же отпружинивая от него и подскакивая на ноги. Хёк удовлетворённо садится на место, наблюдая, как Ким звереет практически моментально. Он попал в яблочко. — Ты не посмеешь, — рычит Хичоль, хлопая руками по столу и наклоняясь к адвокату. Хёкджэ усмехается и, подняв карандаш с бумаг, продолжает крутить его в руке. — На что поспорим? Несколько секунд в кабинете царит полная тишина, только давящий на мозг шум кондиционера напоминает, что время вокруг них не остановилось. В итоге Хичоль не выдерживает первым: — Если ты ему расскажешь — я сделаю из тебя лего-конструктор и отправлю Донхэ по почте. — Если ты ещё полезешь между мной и Донхэ, я расскажу, не сомневайся, — парирует Хёк, не отводя взгляда от злого лица Кима. Тот выпрямляется, растягивая уголки рта в мрачной ухмылке. — Значит, договорились. — Договорились, — кивает Хёкджэ и опускает голову к бумагам, показывая, что он занят. Он слышит, как Хичоль вылетает из его кабинета со скоростью света, при этом показательно сильно хлопнув дверью за собой, но парень умудряется даже не вздрогнуть.***
Перебирая бумаги, которые предоставил ему господин Квон, Хёкджэ всё больше убеждается в том, что он не готов подставлять другого человека, чтобы обелить чью-то репутацию. Даже за деньги, даже за то, что господин Квон поможет Донхэ, мужчина не способен пойти против себя и личного кодекса чести. Господин Ли его не так воспитывал. Сделав глубокий вдох, адвокат набирает уже знакомый номер и прикладывает трубку к уху. Томительные несколько гудков, за время которых мужчина старается выстроить в голове разговор и спокойный отказ. Всё должно пройти хорошо. — Хёкджэ, у нас сегодня не назначена встреча. Что ты хочешь? — вместо приветствия господин Квон сразу переходит к делу, и от этого Хёку не по себе. — Я звоню сказать, что всё отменяется, — выпаливает адвокат, глядя в стену перед собой. — В каком смысле? — интересуется мужчина, а Хёкджэ становится очень жарко. Всё внутри ухает и замирает, когда тон голоса в трубке тут же меняется. Галстук слишком давит на его горло. Хёкджэ чуть оттягивает узел, отгоняя от себя невесёлые картины из детства. Он ещё надеется, что господин Квон его поймёт, потому старается быстро всё пояснить. — Возникли обстоятельства. Я верну тебе деньги, только скажи номер счёта. И все твои бумаги я верну в целости, я не собираюсь выдавать их полиции, — адвокат думает, что всё обойдётся, что отцу действительно нужна только защита в суде, и он примет его отказ. Но всё идёт не так, как он планирует. Совершенно не так. — Да плевать мне на деньги, — рявкает господин Квон. — Не обеднею я от ваших крох. Мне нужно было, чтобы ты работал на меня. А ты решил пойти на попятную, а, Хёкджэ? Хёкджэ вздрагивает, ощущая, что по виску стекает капля холодного пота. Он не может не среагировать на этот агрессивный тон. Он по-прежнему боится отца, хоть и думал, что через столько лет детские страхи уходят. Но этот мужчина не просто страх — он реален, и он может причинить боль. — Только не трогай студию, я привезу тебе документы и мы обо всём поговорим, — предлагает Хёкджэ, глядя на бумаги перед собой. — Твои папарацци меня не интересуют. А вот ты подвёл меня, — тон господина Квона резко смягчается и становится предельно ласковым. Хёк дрожит, он слишком хорошо знает, что после этого следует. В детстве после такой перемены в голосе отец бил. Бил наотмашь и с силой, до красных следов от своих ладоней. Если у Хёкджэ деревенели ноги и он не мог убежать, его прикрывала собой мать и удар доставался ей. В такие моменты Хёк ненавидел себя, потому что его маму господин Квон не жалел. Супругу он мог ударить и посильнее, и маленький Хёкджэ молча плакал и молился, чтобы женщина не упала. Когда она падала, мужчина зверел и мог подключить ноги для нанесения ударов. Хёкджэ всегда плакал в детстве беззвучно. Отец мог избить его и маму ещё сильнее за крики и громкий плач, потому они всегда старались молчать. Молчит он и сейчас, вцепившись рукой в обивку подлокотника кресла и, как и раньше, цепенея от этого вкрадчивого тона: — И я тебя найду. Никто не смеет подводить меня, — вызов прерывается, и пальцы Хёка разжимаются, роняя телефон на колени. Ему не хватает воздуха, отчего адвокат сгибается пополам, почти упираясь лбом в стол и задыхаясь. В голове крутятся последние слова отца: «Твои папарацци меня не интересуют», — значит, он может и не сорваться на студии. Значит, господин Квон не отменит свой вклад в призовой фонд и не попытается достать Хёка через фотостудию. Возможно. «Я тебя найду», — после этого Хёкджэ понимает, что домой ему нельзя. Отец может установить слежку уже сейчас, и он не рискнёт подвергать Донхэ опасности. Главное — продержаться до результатов конкурса, а там он что-нибудь придумает. Скажет, что пойдёт в полицию или что-то ещё. Правда, вариант с полицией будет липовым, и господин Квон не должен это понять, любой ценой. Хёкджэ не может прийти в участок и признаться. Тогда и его привлекут как соучастника, пусть он ничего и не успел сделать. Он не сможет скрыть то, что отец увеличил фонд именно за юридические услуги Хёка в подставном деле. В любом случае всё узнает Донхэ, и от этого на сердце ещё тяжелее. Но сейчас его сердце колотится, как у загнанной дичи, а в голове пульсирует одна мысль, воспоминание из детских страхов: ему нужно где-то спрятаться. — Эй, Хёкджэ, ты как? — голос Кюхёна, звучащий издалека, заставляет адвоката испуганно дёрнуться. Нежданный гость скептически рассматривает Хёка, стоя напротив него. — Я… всё хорошо, — бормочет Хёкджэ, торопливо собирая бумаги в одну папку и нервно пытаясь подняться с места, чуть не забыв про мобильный телефон на коленях. — Ты что-то хотел? — Не важно, — отмахивается Кюхён, наклоняя голову набок и всматриваясь в выражение лица старшего пристальнее. — Выглядишь паршиво. Побледнел, да и из рук всё валится. — Это нервы, — пытается увильнуть Хёкджэ, на негнущихся ногах обходя Кюхёна и запихивая бумаги в шкаф с кодовым замком — издержки профессии. Один лист падает на пол и адвокат матерится себе под нос, наклоняясь за бумагой, но Кюхён опережает его. Хёкджэ готов уже вырывать лист из рук младшего правдами и неправдами, но парень спокойно отдаёт ему страницу, чуть качнув головой. — Иди-ка ты к Хичолю, я тут всё закрою за тобой, — вдруг предлагает Кюхён, пока Хёк захлопывает дверцу шкафа, проверяя, что та закрыта плотно. Хекджэ явно не по себе от того, как внимательно адвокат смотрит на его кодовый замок, но другие мысли совершенно выбивают Хёка из колеи. — Почему к Хичолю? — привычно огрызается Хёкджэ, быстро возвращаясь к столу и хватая телефон дрожащей рукой. Кюхён за ним не идёт, наблюдая, как мужчина копается в ящиках стола, пытаясь найти ключи от кабинета. — У него единственного, насколько я помню, есть коньяк в кабинете. Тебе не помешает, — спокойно поясняет парень, пока Хёк продолжает вполголоса ругаться себе под нос. Дурацкий вопрос. Все знают, что он ближе всего общается именно с Кимом. Но Кюхён молодец, выкрутился. С другой стороны, Хичоль, может, и сможет что-то придумать. Ким, в отличие от него самого, сейчас мыслит более трезво. Да и если старший друг просто выслушает часть того, что Хёк может рассказать, ему уже полегчает. Главное — унять этот страх сейчас и взять себя в руки. — Да. Да, ты прав, спасибо, — соглашается мужчина, выронив найденные ключи на стол. Он тянется подобрать их, но Кюхён уже перехватывает связку и качает головой. — Я всё закрою и выключу. Иди, я занесу вам ключи. Хёкджэ не успевает задуматься о причинах столь внезапной доброты Кюхёна. Сунув телефон в карман брюк, он добирается до двери, чуть не врезавшись в косяк из-за дрожи, охватившей всё тело. Хичоль, может, и перестаёт злиться на младшего практически сразу по окончании их разговора, но идти мириться сейчас точно не планирует. Оттого для него становится полным удивлением, что Хёкджэ сам появляется на пороге его кабинета: дрожащий, бледный и затравленный. И то, что произносит парень иссохшими губами, Хичолю не нравится. Совершенно не нравится. — Спрячь меня, Ким.***
Хиним не сразу понимает, что происходит. Приходится силой усадить Хёка в кресло и напоить небольшой порцией коньяка. Иначе тот бормотал только какой-то бессвязный бред и понять что-то было крайне сложно. Но и после алкоголя ситуация яснее не становится. — Ты хочешь, чтобы я спрятал тебя у себя дома? — Ким устало массирует виски, собирая просьбы Хёкджэ воедино. — И в то же время, чтобы я жил у вас и следил за Донхэ? Ты с ума сошёл? Как я на работу ходить буду? — Я не знаю, Хичоль. Я ничего не знаю, — Хёкджэ за какой-то час с их прошлого разговора превратился в абсолютно обезумевшего человека: он крепко держит кружку, вцепившись в нее до побелевших костяшек, продолжает испуганно дрожать и боязливо оглядываться, вздрагивая от каждого шороха. От этого Хичолю ещё тяжелее понять происходящее. Дело определённо не в Донхэ, но что тогда способно довести его уверенного и даже отчасти обнаглевшего за годы работы здесь друга до такого состояния? — Ладно, предположим, я сделаю это. Что ты скажешь Донхэ? И как мне отмазывать тебя здесь? Чонсу ты не хочешь говорить правду, — бурчит Ким, наблюдая, как Хёкджэ отрицательно качает головой. — И говорить причину мне ты тоже не хочешь. — Ким, я не могу! — вскрикивает адвокат, чуть не выронив кружку, но Хичоль не даёт ему вскочить с места, удержав за плечо. — Сиди, я понял. Сказать ты не можешь, и дело, видимо, важное. Конечно, я помогу тебе, — обещает Хичоль, понимая, что он не может выпроводить Хёкджэ из кабинета. Неясно, во что тот вляпался, но Ким давным-давно обещал себе, что никогда не отвернётся от младшего. Если его нужно спрятать так, чтобы даже Итук и Донхэ не знали о нём, так и будет. — Но я должен знать кое-что. Это опасно? — спрашивает Ким, с подозрением наблюдая за тем, как мнётся Хёк. Ему это определённо не нравится, но нужно продолжать расспросы. — Это опасно для тебя? — уточняет Хичоль, вздрагивая от того, как кивает Хёкджэ. «Что же ты сделал?..» — Это опасно для компании? — новый вопрос, на который адвокат яростно мотает головой. Это заставляет Хичоля хоть немного расслабиться. Чонсу в безопасности. «Значит, проблема в другом…» — Это опасно для фотостудии? — Хёкджэ неопределённо пожимает плечами. Это путает Хичоля ещё больше, так как парень просит об укрытии до конца недели, а это означает, что до объявления результатов конкурса Хёк не хочет появляться на улице. Задумавшись, Хичоль делает ещё одну попытку. — А для Донхэ? — Нет! — парень сжимает чашку так сильно, что она практически трещит в его руках. — Надеюсь, что нет, если ты присмотришь за ним. — А для меня это опасно? — спрашивает Хичоль ради приличия, уже зная ответ. Хёкджэ бы не стал им рисковать, и то, как Хёк тут же качает головой, только подтверждает его предположение. — Ладно, убедил. Есть ещё что-то, что я должен знать? — интересуется Ким, пытаясь разговорить Хёка и аккуратно забирая кружку из его рук. Хёкджэ кивает, неловко сглотнув. — Не оставляй его одного с людьми, которым не доверяешь. И… твоя машина на подземной парковке, да? И вот эти слова заставляют Хичоля всполошиться окончательно. Через полчаса, когда они едут в сторону дома Хичоля, адвокат украдкой наблюдает за тем, как Хёкджэ пытается слиться с обивкой его сидений, накидывая пиджак на свою голову. Ким больше ничего не говорит, однако понимает — всё куда серьёзнее, чем Хёк ему рассказывает.