Судьбоносный блендер

      — Ну чего вы разревелись тут, как маленькие дети? — усмехается Ким, подходя к койке, на которой ютятся два глупых влюблённых, и улыбается шире, глядя, как Донхэ неловко пытается забиться под руки Хёкджэ. Даже зная, что Хичоль его не обидит, маленький фотограф всё равно доверяет больше всего на свете только одному человеку — Хёку. И это здорово.       — С возвращением, малыш, — мягко проговаривает Ким, наблюдая, как Хёкджэ что-то нашептывает брюнету на ухо и успокаивающе гладит его по щекам. «Я правда выгляжу настолько агрессивным?» Ему даже спросить это не у кого: Тук не знает и половины его проблем, Хёк занят совсем другим… а Шивона он старательно избегает, держа своё слово. Он понимает, что, постепенно успокаиваясь, Хёкджэ скоро начнёт любопытствовать, а чего это вечно льнущий к директору Ким сейчас старается уйти дальше, поставить между ними как можно больше людей. Но пока у него есть время.       Донхэ всё-таки выглядывает из своего «укрытия», и Хичоль не может сдержать улыбки. Наклоняясь к ним, он коротко целует фотографа в лоб, почти тут же выпрямляясь обратно. От этого брюнет окончательно успокаивается и почти без паники воспринимает подзатыльник, который Ким отвешивает Хёкджэ.       — Йа! — вскрикивает адвокат и смешно морщит нос, потирая место удара. Черноволосый мужчина смеётся, довольно рассматривая младшего друга.       — Только попробуй его ещё раз потерять. Я тебе быстро глаза на задницу натяну и скажу, что так и было, — усмехается Хичоль, наблюдая удивленные мордашки обоих пациентов. Правда, лицо Хёкджэ практически тут же начинает излучать благодарность. И нетрудно догадаться, за что.       Хёкджэ такой человек, который привык за провинности получать наказание. Его простреленная грудь, видимо, не считается возмездием, как и то, что эти два ребёнка (а иначе их Хичоль назвать не может) чуть не погибли. Тут даже прощение Донхэ не поможет Хёку в полной мере простить самого себя за всё то, что произошло. Молодому адвокату нужна встряска, крепкое, но не подпитанное ядом слово. Ким Хичоль, как и всегда, выступает из тени, чтобы отвлечь всех и вся.       Вернувшись в свой угол, он наблюдает со стороны, как посмеиваются ребята над возмущённой мордочкой Донхэ, который с причитаниями начинает целовать Хёка в щёки, а тот, вовремя догадавшись, что так можно заработать несколько поцелуев, продолжает болезненно охать. «Вот проказник», — чуть улыбается Хичоль, закусывая губу. В том, что эти двое любят друг друга, нет никаких сомнений.       «Любят… а любили ли тебя на самом деле?» — внутренний голос безжалостно ковыряет незаживающую рану, и из неё снова начинает течь ядовитый гной. Рядом Чонсу что-то говорит ему вполголоса об осмотре, который провел доктор, о том, что у ребят всё будет хорошо, но им придется некоторое время провести в больнице, а Хичоль слышит только издевательский тон в своей голове. «Ты один, был и останешься один».       Он не злится на Шивона за его слова, вовсе нет. Как это так — Ким Хичоль, который не поймёт и не примет, хоть как-то выдав слова за благие намерения. Нет, Хичолю тошно от себя, от того, что он по-доброму завидует ребятам. Хёк осознает свою дурость и больше не выпустит Донхэ из рук, Ёнун уже давно надёжное плечо для Итука, Йесон и Рёук в своём мирке тоже счастливы. Даже Сонмин наконец подпускает к себе Кюхёна, и этот похотливый макне явно опять что-то придумал, так как убирать руки с талии визажиста он не планирует.       А Хичоль один. Он честно делится своим огнём с другими, ничего не прося взамен — не его стиль. Всё, что ему нужно, он возьмёт и сам. «Всё, кроме любви, правда?» — новая мысль в голове провоцирует практически забытую реакцию. Ким знает, что произойдёт прямо сейчас, потому не медлит. Торопливо оглядываясь и убеждаясь, что на него никто не смотрит, Хичоль пользуется тем, что он недалеко от выхода, и тихо выскальзывает из палаты, стараясь прикрыть дверь как можно тише.       Путь — на улицу, почти бегом мимо проходящего медицинского персонала, забывая про пальто, оставленное в кресле, сжимая рукой дрожащее от подступающих слёз горло. Хичоль не мог позволить себе потухнуть, пока Донхэ не открыл глаза, пока Шивон не перестал рычать, пока все не перестали плакать и не смогли улыбнуться. И сейчас, когда всё налаживается, он позорно сбегает, понимая, что ни от кого не хочет утешения. И не ждёт.       Ким Хичоль — несгибаемый человек, а такие ломаются крайне редко. Но когда подобные ему сдаются и начинают падать, они летят в пропасть, столь чёрную и глубокую, что выбраться из неё практически невозможно. Всё копится снежным комом: непринятие выбора Хангёна, авария, вечная боль в ноге, Донхэ и Хёк в опасности, малыш без сознания. До этого момента он не мог позволить себе быть эгоистом, так как последние сутки вокруг творился самый настоящий хаос. Сейчас, после всего, Ким держится на последней тонкой ниточке, отделяющей его от подступающего срыва, от удушающей истерики.       «Да что ты-то можешь знать о любви?» — снова и снова спрашивает Шивон в его голове, пока Хичоль дрожащей рукой толкает входную дверь и практически вываливается на улицу, неловко запинаясь о порог.       — Пожалуйста, пожалуйста, нет, — умоляет адвокат сам себя, хватая ртом воздух, правда, не очень успешно. Он не может сорваться, ему нельзя. В этой ситуации должен оставаться сильным хотя бы один человек, и Ким привык, что это — он. Он привык лезть грудью на амбразуру, первым принимать удар, молча терпеть, стискивая зубы. Значит, сможет и сейчас. «Ещё немного…» Но его разум решает иначе, так что адвокат едва успевает опереться ладонью о стену больницы, иначе он повалился бы на асфальт, так как ноги попросту отказываются держать.       Понимая, что кто-то может случайно увидеть его, такого разбитого и беспомощного, Ким зажимает другой рукой рот и нос, чтобы неуклюже отковылять подальше от входной двери. Чувствуя, как трясутся его ноги, как дрожь расходится по всему телу, Хичоль практически беззвучно ревёт, то и дело начиная хрипеть от нехватки воздуха. Сгорбившись усталым обессилевшим существом, Киму не сразу удаётся расслышать, как сзади его окликают, осторожно и очень тихо:       — Хичоль…       Он понимает, что это кто-то из ребят, и тут же опускает голову, торопливо поправляя чёлку и прикрывая ей глаза. Спрятать свои слёзы, любой ценой. Хичоль медленно поворачивается на зов, понимая, что перед ним тот, кого он точно не ждёт здесь увидеть — Шивон.       Нужно что-то сказать, потому что директор медленно подходит к нему, не сводя с Хичоля внимательного тёмного взгляда. Ким стискивает зубы и выпрямляется, стараясь выглядеть гордым. Так надёжнее, так безопаснее. Шивон тут же останавливается на расстоянии нескольких шагов, попросту не зная, что ещё может выкинуть этот адвокат-дьявол. Так же его называют, верно?       — Мне стало душно, — он пытается быть невозмутимым, но голос предательски дрожит, а искусанные, в попытках сдержать всхлипы, губы приоткрываются, пока мужчина со свистом втягивает воздух через рот.       — Конечно, — кивает Шивон, осторожно делая шаг вперёд. Внутренне Хичоль не может не усмехнуться. Директор сейчас словно к дикому хищнику крадётся. Хотя всё так и есть: Ким Хичоль — умирающее пламя, раненный зверь. А в таком состоянии он может сделать другому очень и очень больно.       Правда, директору Хичоль вреда не причинит, просто потому, что видит: тот сожалеет о сказанном. Но Шивон действительно сказал правду в той каморке, оттого Ким не потерпит жалости к себе. Надо уметь переносить это в одиночку. А он умеет, как и всегда.       — Знаешь, Хичоль, слёзы — это не обязательно признак слабости, — тихо произносит Шивон, отчего Ким тут же начинает вытирать влажные следы на своих щеках тыльной стороной ладони.       — Я не плачу. Просто ветер сильный, — бурчит мужчина, отворачивая голову в сторону и тупо рассматривая свою руку, которой он держится за стену. Она трясётся. Его трясёт. «И дело не только в холоде, верно?» — ехидно интересуется внутренний голос, а Шивон делает ещё пару шагов навстречу, сокращая расстояние между ними. Хичоль держится до сих пор только благодаря своей отточенной выдержке, но прямой взгляд глаза в глаза для него уже перебор, потому адвокат упрямо стискивает зубы. Ким показывает, отворачивая голову от собеседника, что ему никто не нужен, что ему нужно побыть в одиночестве. Но Шивон не верит этому жесту ни на грош, и, возможно, правильно делает?       — Конечно. Ким Хичоль никогда не плачет, — тон директора примирительный, после чего адвокат видит боковым зрением, как мужчина обходит его, а затем на плечах оказывается приятная и тёплая тяжесть: Шивон укрывает Кима своим тёмным пальто, оказываясь совсем рядом. Хичоль приподнимает голову, ощущая горячее дыхание немногословного мужчины на своих волосах. Пальто директора крупновато для адвоката и Хичоль чувствует, как его пытаются надёжно укутать, с удивительно непривычной от Шивона заботой. Ему приходится посмотреть в тёмные глаза директора, потому что Хичоль не понимает, абсолютно ничего не понимает.       А в глазах Шивона — та самая бездна, в которую Ким падает сейчас. Тёмный, непроглядный мрак. И при этом директор умудряется быть обеспокоенным, выглядеть виноватым за то, что он сказал не так давно, пытаться… заботиться?       — … никогда не плачет? — эхом повторяет Хичоль, осторожно уточняя, что Шивон пытается этим сказать. Просто потому, что если это шутка, то крайне несмешная. Ему не смешно, но не смеётся и директор.       — Знаешь, ветер и вправду холодный. Тебя нужно спрятать от него, — непривычно мягко по отношению к Хичолю проговаривает мужчина, берёт обеими руками своё же пальто за воротник и уверенно притягивает за него Кима к себе. Хичоль, пошатываясь, практически падает на Шивона, утыкаясь носом в его широкое плечо и сквозь пелену подступающих слёз ощущая, как виновато и осторожно его обвивают руками, прижимая к себе. Адвокат сдаётся, находя силы только на то, чтобы не всхлипывать слишком громко. Дрожащие пальцы сжимают мокрую от слёз ткань многострадальной рубашки Шивона, а Ким жмурится, снова начиная задыхаться. «Больно…»       — Теперь я всё знаю про вас троих, — кажется, директор даже посмеивается, но Ким слишком потерян, чтобы уточнять, что именно известно мужчине, потому Шивон тут же продолжает. — Пак Чонсу — тот, кто ведёт за собой и наставляет. Ли Хёкджэ — тот, кто постоянно учится и действует. А Ким Хичоль…       Директор медлит с окончанием своих слов, а Ким рефлекторно сжимается в этом тёплом укрытии из пальто и объятий этого мужчины. Сейчас ему плевать на то, что происходит снаружи: воет сирена «скорой помощи», слышны обрывки разговоров прогуливающихся пациентов, и шелестит короткими порывами холодный ветер, от которого его якобы укрывают. Всё становится слишком незначительным, когда ждёшь ответ. Важный ответ.       Чтобы не прослушать, что скажет Шивон, Хичоль задерживает дыхание и по-прежнему не открывает глаз. Чтож, ему страшно и больно, он уже не может этого скрывать, так как попался слишком очевидно. Но директор фотостудии начинает еле ощутимо проводить ладонями по спине Кима, и это действует и вправду успокаивающе. Поддаваясь ритму прикосновений, Хичоль старается дышать глубже, приводя пульсирующий болью хаос в голове в некое сумбурное подобие порядка. Вскоре у адвоката получается сделать прерывистый, но длительный вздох полной грудью, и только после этого мужчина продолжает:       — … Ким Хичоль верен до самого конца, но угасает в этой вечной борьбе в одиночку.       Хичоль вздрагивает и осторожно приподнимает голову, заглядывая в глаза Шивона. Неужели тот и правда умудрился забраться так глубоко в его душу? Когда? Как это произошло? Мысли в голове адвоката снова начинают скакать напуганными кроликами, а директор продолжает торопливо говорить, как будто у него не хватит уверенности закончить, если Ким отведёт взгляд:       — Я тоже ничего не знаю о любви, — эта фраза болезненно колет Хичоля, вскрывает незаживающую рану ещё глубже, выпуская всю горечь наружу. У него нет сил держаться достойно, даже если Шивон пришёл поиздеваться над ним. Снова опустив голову, Ким упирается лбом в грудь директора, не сдерживая новую порцию слёз.       В этот раз мужчина не торопится его успокаивать словами. Нет, он относительно спокойно даёт Хичолю пережить эту волну истерики, разве что не оставляя адвоката наедине с болью. Ему ничего не говорят, но Ким чувствует, как руки Шивона скользят по его плечам и спине уже увереннее, давая ощутимое присутствие. Хичолю хочется сказать: «Не издевайся», но он лишь растерянно затихает, когда ощущает тёплое дыхание Шивона на своей щеке.       — Так может, мы попробуем узнать о ней вместе? — мужчина шепчет ему на ухо, утыкаясь кончиком носа в висок Хичоля и позволяя тому услышать, как взволнованно он дышит. Так странно — дыхание нервное, а сердце бьётся удивительно спокойно. Ким тянется к этому ровному ритму, наивно, доверчиво, попросту устав от всего. И, кажется, Шивон это… понимает? Возможно, так как он аккуратно прикасается пальцами к подбородку Хичоля и медленно приподнимает его голову, чтобы взглянуть в мокрые от слёз глаза адвоката.       — Сделай обо мне вывод не по моим словам, а по тому, что видишь сам, — голос Шивона тоже слегка подрагивает, что немного отрезвляет Кима. Знакомая фраза, когда-то они уже говорили о подобном. Но тогда судили Хичоля, не директора. Перехватив ситуацию под свой контроль, понимая, что именно он может что-то предпринять сейчас, Шивон не позволяет Киму нацепить эту гордую и понимающую маску, с которой адвокат практически сросся за последние годы. Директор наклоняется к Хичолю так близко, что тот может увидеть, как лихорадочно мечется тёмный взгляд Шивона.       — Прости меня… и прошу, доверься мне, — шепчет мужчина и тянется вперёд, мягко целуя искусанные губы Кима. Сначала прикосновение осторожное, уточняющее, но Шивон быстро входит во вкус, как будто желая распробовать пухлые губы адвоката. Хичоль чувствует, как отчаянно Шивон прижимает его к себе дрожащими от нервов руками, и преграда в голове разбивается с треском и грохотом. Губы директора целуют так бережно, с таким количеством уравновешенной силы и ласки, что адвокат поддаётся на это. Прикрывая глаза, он прижимается к груди Шивона ещё плотнее, обвивая руками его талию и укладывая ладони на твёрдую поясницу.       — Это означает «Да»? — тихо интересуется мужчина, разрывая поцелуй и с непривычно хитрой улыбкой рассматривая Хичоля. Тот уже крепче держится на ногах, но в голове до сих пор шквал ветра, листопад и проливной дождь — и всё это разом. «А можно считать это нашим первым настоящим поцелуем?» — невпопад думает адвокат, так как он не может скрывать потеплевшую мысль в своём сознании: ему понравилось.       — Это означает «Можно спрятаться от ветра ещё ненадолго?» — Ким дёргано улыбается, стараясь выровнять дыхание, но голос предательски съезжает на хриплое обрывистое рычание. Он правда старается поверить, очень старается. Но пока Ким не может вернуться обратно в палату с привычно бодрым видом. Хичоль практически без сил, и ему нужно время на восстановление. И Шивон это понимает, мягко покачивая головой в ответ:       — Конечно, сколько захочешь. Иди сюда, — он разворачивается спиной к стене и сам упирается в неё лопатками, делая шаг назад и притягивая к себе Хичоля. Тот утыкается носом в ворот рубашки директора и глубоко вдыхает запах терпкого парфюма. Без тени раздражения Ким понимает, что Шивон делает это специально: и чтобы Хичоля от посторонних глаз закрыть, и желая обнять, давая ему прореветься, и пытаясь обогреть, да так, что действительно становится тепло.       — Знаешь, я же так и не поблагодарил тебя, — тихо произносит Шивон, запрокидывая голову и опираясь затылком о холодную стену. Возникает ощущение, что директору нужно сейчас высказаться, не глядя на Хичоля, чтобы не передумать. — Они живы только благодаря тебе.       — Опять приписываешь мне то, что я не делал? — сипло усмехается Ким, не поднимая голову, а, наоборот, расслабленно прислоняясь щекой к твёрдой груди мужчины. Над его макушкой раздаётся тихий смех, который удивляет Хичоля. Шивон и хохот — это что-то несочетаемое: как лёд и пламя, как вода и пустыня, как… «Как Ким Хичоль и слёзы?» — подсказывает ему внутренний голос, и Ким начинает понимать, что происходит. Шивон отвечает ему доверием за доверие, оставляя упадок адвоката их личным секретом, как и свой смех.       Хичолю хочется посмотреть на лицо директора, его начинает съедать азарт и любопытство: а какой он, этот строгий мужчина, когда смеётся? Не удержавшись, Ким всё-таки выпрямляется, чтобы рассмотреть выражение лица Шивона. Непривычно широкая улыбка, властный взгляд сощуренных глаз, он даже во время смеха не теряет свои мужественность и серьёзность. Другое дело Хичоль: от его хохота на другом конце офиса Кибом подпрыгивает в ужасе, а Чонун и вовсе спешно ретируется на обед. Ким эмоционален во всём, даже в своей искренности. Но сейчас он видит что-то новое, что ему не доводилось встречать прежде, потому Хичоль заинтересован, потому не перебивает директора, который приподнимает руку и мягко проводит тёплой ладонью по затылку Кима, продолжая говорить:       — Конечно, не подоспей вовремя полиция, ребята бы погибли. Но Хичоль, если бы ты не вмешался тогда… — Шивон вздыхает и замолкает, переставая улыбаться. Ким вздрагивает, растерянно вглядываясь в тень ускользающей улыбки на лице мужчины. «Ну что же ты… Улыбнись снова…»       Он тем временем понимает, что Шивон пытается сказать. Вот только на благодарность Хичоль не умеет реагировать. Как её принимать, когда не считаешь себя героем? Они все могли пострадать куда серьёзнее, любой из них мог погибнуть. Сам директор и вовсе кинулся на того ужасного бандита, отца Хёкджэ, чтобы защитить Кима. Это была изначально глупая затея, так что адвокат уверен — их всех спасло чудо. Но Шивон, кажется, думает совсем иначе.       — Ты и мне спас жизнь. Спасибо тебе, — Шивон неосознанно прижимает Кима к своей груди, пока тот абсолютно теряется, нервно выдыхая. «Ещё лучше…» Хичоль понимает, что не может сказать, когда он испугался больше: когда Донхэ упал на грязный пол, когда в Хёкджэ выстрелили или…       Или больше он испугался, когда директор Чхве сцепился с господином Квоном и покатился по полу. Или страшнее всего было увидеть, как этот ужасный мужчина проводит острым лезвием по горлу тяжело дышащего Шивона, угрожая и усмехаясь. Хичоль не может дать точного ответа. Не может или боится — он пока не способен понять.       В итоге адвокат нехотя упирается ладонями в грудь Шивона и пытается отстраниться, но ему не дают это сделать, а шёпот около уха и вовсе заставляет Кима остаться на месте, поражая его до глубины души.       — Можно любить тебя… и защищать? — тихо просит директор, зарываясь носом в густые тёмные волосы адвоката и вдыхая его запах полной грудью. Хичоль не шевелится, обдумывая услышанное. Его никогда не просили о таком: Хангён проявлял заботу крайне мягко, а Хёкджэ просто брал и делал то, что нужно. Сейчас же Хичоль видит, что Шивон действительно уважает его мнение, пусть ему потребовалось время на это понимание. Киму нужно принять решение прямо сейчас, но как это сделать, когда он привык быть сильным плечом для всех, а в надёжных руках Шивона действительно тепло?       Адвокат находит взглядом глубокую ссадину на горле мужчины, после того ножа. Раздумывая несколько мгновений, Хичоль принимает решение и приподнимает голову, потянувшись к шее Шивона и подметив, что тот не пытается опустить подбородок, чтобы закрыть кадык. Директор почти не шевелится, показывая, что с Кимом он чувствует себя абсолютно спокойно. Вот только Шивон продолжает гладить адвоката по спине, не давая ему замёрзнуть. Но разве утешение сейчас нужно одному Хичолю? Сейчас адвокат видит, что ответ нужен не только ему — он важен обоим. И от этой мысли обжигающе горячая нега растекается по телу, согревая Кима изнутри. Металл не тушит пламя, не высекает искры, поддаваясь огню — он лишь укрывает от ветра, когда необходимо. А это действительно необходимо Хичолю, и он понимает кое-что ещё: холодный металл покрыт коркой льда, ему нужно согреться. А тепло ли Шивону сейчас?       Хичоль оказывается совсем близко к шее директора, и, опаляя горячим дыханием загорелую кожу, адвокат прикасается своими пухлыми губами к ссадине на горле Шивона, недалеко от кадыка, оставляя на коже влажный след от поцелуя. Прикосновение тёплое, подогретое сумбурными мыслями мужчины и надёжными объятиями, так как рук Шивон так и не разжимает. Директор молчит, но Ким чувствует, что тот взволнован, что его руки напряжены, что он хочет прижать адвоката к своей груди ещё сильнее. И, принимая решение, Хичоль интуитивно догадывается — он никогда не пожалеет о тех словах, которые скажет прямо сейчас:       — А вот это означает «Да».

***

      — Ребята, вы простите меня, — вздыхает Хёкджэ, немного успокоившись после пережитого. Донхэ, доверчиво уложив голову на его плечо, медленно водит рукой по больничной рубашке адвоката, осторожно прикасаясь к перевязке. И эти прикосновения расслабляют, Хёк постепенно забывает о своём страшном сне. Донхэ жив, а это значит, что всё будет хорошо.       — Ты одним «простите» не отделаешься. Я поседел уже, пока врал из-за тебя, — бурчит Хичоль под смех парней. Хёкджэ чуть улыбается, с любопытством рассматривая, как Ким кутается в… «Пальто Шивона?»       — Вот именно, — соглашается Шивон, подойдя к койке и протягивая руку к Донхэ, чтобы осторожно погладить того по бинтам, опоясывающим голову брюнета. — Мы все чуть с ума не сошли.       — Шивон, ну пожалуйста, не начинай, — просит Донхэ, придвигаясь ближе к Хёку и крепче обнимая его за талию. — Хёкджэ не виноват.       — Не виноват? Да он… — директор снова начинает закипать, не обращая внимания ни на покорное молчание Хёка, ни на умоляющий взгляд маленького фотографа. Все понимают, что Шивон злится абсолютно справедливо, но разве это повод срываться на Хёкджэ?       — Шивон, — Хичоль коротко подаёт голос, не двигаясь с места, и это, на удивление, работает. Директор Чхве делает глубокий вдох и качает головой, успокаиваясь.       — Донхэ отходчивый, но я не скоро прощу тебя за это, Хёкджэ, — признается мужчина, нахмурившись и сжимая руки в кулаки, чтобы сдержаться. — Если ещё хоть раз…       — Я знаю, Шивон, — голос Хёка становится всё тише. У него совершенно нет сил огрызаться и сохранять свою гордость. Сейчас этот парень согласен на любое наказание, только бы от него не забрали его Донхэ. И Шивон тоже это понимает, так как коротко качает головой и легко хлопает Хёка по запястью, поджимая губы.       — Ладно. Вы живы, и это главное, — признает директор и отступает назад под удивлённые взгляды присутствующих. Мужчина ёжится, ощущая возникшую неловкость, но Хичоль ободряюще прикасается к его плечу и улыбается так, что Шивон чувствует эту немую благодарность Кима и успокаивается, убирая руки в карманы брюк.       — Хичоль, а почему ты не под следствием? — тихо интересуется Хёкджэ, закусывая губу. Адвокат удивлённо икает, в замешательстве поправляя свои волосы.       — А с чего бы мне там быть?       — Ну, ты же… — Хёк мнётся, не зная, как правильно спросить его о своём отце. Но Ёнун, на удивление парней, догадывается первым, что пытается сказать Хёкджэ.       — А, я понял. Твой отец жив, Хёк.       — Что? — Хёкджэ вздрагивает, уставившись на Хичоля. Тот согласно кивает, подтверждая слова Канина.       — Я не смог убить твоего отца, каким бы гадом он ни был. Я выстрелил ему в плечо и потом нас нашли полицейские, — поясняет Ким, коротко поёжившись от образа того дома, застывшего перед глазами. Хёк успевает заметить, как Шивон придвигается к Хичолю, после чего хмурая складка на лбу Кима разглаживается, а Хёкджэ начинает казаться, что директор положил руку на поясницу самоуверенного адвоката, чтобы успокоить его без лишних слов.       — Конечно, нам всем придётся не один раз дать показания, чтобы полицейские убедились в том, что я не нападал на бандитов, а защищался, но, думаю, одну смерть мне признают самозащитой, — Хичоль чуть усмехается, не сомневаясь в таком исходе событий. — Остальные ранены, но живы. И предстанут перед судом.       — И тебе потом придётся объяснить полиции свои махинации, — добавляет Кюхён, крепче стискивая талию Сонмина в своих руках. — Это ж каким идиотом надо быть, чтобы устроить весь этот бардак за день до результатов конкурса?       — Кюхён, сбавь обороты. Что он, вагоны сейчас разгружать что ли пойдёт, чтобы найти деньги? — некстати встревает Йесон.       — Что? — Хёкджэ приподнимается на постели, и Донхэ тоже выпрямляется, взволнованно оглядывая парней.       — Чонун! — прикрикивает Хичоль, закатив глаза. Чонсу тяжело вздыхает, понимая, что придётся кое-что пояснить:       — В общем, так как господин Квон преступник, его вклад в фонд конкурса отменён. Даже если ребята победят, там еле наберётся треть суммы.       — То есть, всё напрасно?.. — голос Донхэ становится очень тихим, парни нерешительно мнутся, а Хёкджэ быстро мотает головой.       — Нет-нет-нет, Донхэ! — Хёк безумно боится, что брюнет сейчас заплачет и сдастся. — Я всё исправлю, я… Я пойду к клиенту, я придумаю что-нибудь, любой ценой выпрошу ещё отсрочку. Мы соберём денег, я…       — Всё хорошо, Хёкки, — вздыхает маленький фотограф, останавливая этот поток обещаний, и тянется к Хёкджэ, коротко целуя его в губы, чтобы парень замолчал. — Тебе нужен отдых. Если мы всё потеряем, ну… займёмся чем-нибудь ещё. Главное, что мы вместе, правда?       — Донхэ прав, — Хичоль коротко прыскает со смеху, наблюдая за этой сценой. — Каков герой. Ты уже дел наворотил. Мы что-нибудь придумаем. Лежи и не смей вставать, понял меня?       — Ладно, — нехотя сдаётся Хёкджэ, осторожно поглаживая Донхэ по плечу. — Ребята, вы… не оставите нас? Вам бы тоже не помешало отдохнуть. Мы будем в порядке, правда.       — Нет проблем, — кивает Рёук и первый идёт к выходу. Остальные постепенно тянутся за ним, и когда Хичоль выходит последним, закрывая дверь за собой, Хёкджэ словно прорывает на поток откровений. Он начинает говорить очень тихо, а потом, углубляясь в рассказ, неосознанно повышает громкость своего голоса. Хёк рассказывает Донхэ абсолютно всё: и своё не самое радужное детство, избегая ярких подробностей, и доброту господина Ли, который забрал его и маму к себе, и то, как адвокат позднее увёз маму в Японию, чтобы спрятать её от отца. Хёкджэ рассказывает о том, как он хотел уйти, когда только увидел господина Квона, но понял, что не может оставить парней с мужчиной наедине, и о том, какое предложение ему выдвинул отец. Адвокат виновато рассказывает, как он не хотел соглашаться, но в итоге решился, ради ребят и их фотостудии.       Брюнет не перебивает его, он внимательно слушает, не задавая никаких вопросов. И, пока тот молчит, Хёк торопится рассказать всё, иначе совесть попросту уничтожит его, давя на разум, сердце и душу. Хёкджэ вздрагивает и виновато опускает голову. Хичоль прав: адвокат действительно наворотил делов, когда решил скрыться, чтобы защитить Донхэ.       — Донхэ, я говорю правду, я никогда не сомневался в тебе. У меня никогда не было и не будет мысли, что вы можете проиграть в конкурсе. Я поступил ужасно, но не предавал тебя, я бы не посмел так поступить с тобой. Прости меня, Донхэ, прости, пожалуйста, — сбивчиво шепчет Хёкджэ, взяв брюнета за руку и целуя его пальцы, зажмурившись от съедающего чувства вины. — Я люблю тебя, я больше всего на свете люблю тебя, прости меня, пожалуйста…       — Чш-ш-ш, Хёкки, я тебе верю, — Донхэ наконец подаёт голос и прикасается пальцами к щеке Хёкджэ, наблюдая за тем, как адвокат, чуть ли не плача, поддаётся под эту ласку, придвигаясь ещё ближе и обвивая талию младшего дрожащими руками. — Ты бы не предал меня. Всё хорошо, сейчас ты со мной. Я защищу тебя от всех нехороших дядь.       Слова Донхэ звучат так по-детски (видимо, на это и был расчёт), однако Хёк реагирует, позволяя себе коротко засмеяться. Брюнет довольно улыбается, рассматривая выражение лица адвоката.       — Мне так нравится твоя улыбка дёснами, — признаётся парнишка, осторожно опуская голову на подушку и мягко утягивая Хёкджэ за ворот рубашки на себя, заставляя его лечь рядом. — Я скучал по тебе, Хёкки. Я люблю тебя.       — Я тоже люблю тебя. Я больше никогда тебя не оставлю, — обещает Хёк, крепко обнимая Донхэ, и извиняющимся жестом прикасается губами к его губам, мягко целуя любимого и, наконец, позволяя себе расслабиться. Самое страшное позади. Даже после всего прошедшего ада малыш верит ему, и это самое главное.       — Так, кролики, — Сонмин появляется на пороге палаты, немного приоткрывая дверь и просовывая в образовавшуюся щель голову по плечи. — Благодаря красноречию Тукки-хёна вам разрешили лежать тут вдвоём, если будете слушаться медсестёр. И никакого шума, а то разведут вас, как Ромео и Джульетту. Это понятно?       — Понятно, Мин, — смеётся Хёкджэ, с удовольствием прислушиваясь к ощущениям того, как Донхэ уютно прижимается к нему, обнимая адвоката и еле слышно хихикая совсем рядом. — Спасибо.       — И вот ещё что, — следом в дверном проёме появляется голова ехидно ухмыляющегося Кюхёна. — Мы будем за вами присматривать, чтоб вы тут не откинулись на радостях. Сегодня дежурят Хичоль и Шивон, так что не шалите, а мы пошли.       — Какое «откинулись», придурок? — Сонмин шипит и за волосы утаскивает ойкнувшего Кюхёна в коридор, чтобы отчитать или, судя по внезапно возникшему предположению Хёкджэ, наказать.       — Как думаешь, Кюхён вернётся на работу живым? — посмеивается Хёк, крайне осторожно целуя Донхэ в висок, боясь надавливать губами на тугую бинтовую повязку.       — Не бойся. Сонмин отходчивый, — улыбается Донхэ, сонно прикрывая глаза и тихо позёвывая. — Да и никто ещё не добивался его так долго. Он впечатлён, я уверен. А теперь можно я посплю немного?       — Конечно, малыш, — Хёкджэ подтягивает одеяло, укрывая их обоих получше, и снова обнимает младшего, помогая пареньку устроиться поудобнее. Брюнет устало проваливается в сон практически тут же, а Хёк долго рассматривает маленького фотографа в своих руках, решая до самого утра охранять его покой. Но отдых требуется и ему, потому вскоре засыпает и Хёкджэ.