ID работы: 7295711

Children Of The Moon/Дети Луны

Nina Dobrev, One Direction, Harry Styles (кроссовер)
Гет
NC-17
Завершён
205
автор
Размер:
488 страниц, 18 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
205 Нравится 251 Отзывы 72 В сборник Скачать

«Связанные с луной», Глава 4.

Настройки текста
«Она всегда боялась темноты. Ей казалось, что она живая. Что у тьмы есть глаза, уши и руки, которые непременно схватят за лодыжку и утащат куда-то в глубь черной неизвестности. Что, приходя каждую ночь, темнота приносит с собой разных монстров и с издевательской улыбкой наблюдает за тем, как они пугают людей. Страх сохранился с самого детства. Ей семнадцать, а ночник в виде волшебной феи все еще работает. И, похоже, магия этой дамочки с колдовской палочкой, действительно, спасает ее от злобной темноты, поджидающей каждый вечер. Она всегда боялась одиночества. Ей думалось, что одиночество — это большая комната, окрашенная в белый. Там нет ни окон, ни дверей, никакой мебели и понятия рельефности. Стены, пол и потолок — гладкие, слишком скользкие. Там тихо. Так, что в ушах звенит и кровь стынет в жилах. И в ней нет никого. Пустота. Абсолютная. Тихо и пусто. По-настоящему одиноко. Ей хочется кричать. Так, чтобы люди услышали и пришли на помощь, чтобы в комнате с белыми стенами появилась дверь и в ее мир наконец вошли. Появился шум: неважно, какой, ей просто нужны звуки. Появились тени, очертания. Чувства. Эмоции. Мысли. Эддингтон — не большая белая комната без дверей и окон. Это маленький, уютный городок, пропитанный спокойствием, с миловидными улочками, приветливыми жителями, однотипными домиками, холодным ветром и огромным лесом, окружающим его. Но она чувствует себя так, как чувствовала бы в белой комнате без окон и дверей. Одиноко. До крика. Поддержка семьи очень важна. Важно знать, что отец согласится с тобой, что мать одобрительно улыбнется, брат послушает тебя. Когда этой поддержки нет — жить сложно. Она не понимает, как можно остаться без поддержки семьи. Как, в принципе, можно жить без нее, без семьи, без самой главной опоры. Ей, правда, нравится знакомиться, разговаривать, слушать. Но возможности воплощать все это в жизнь — нет. Книги — ее единственные приятели и друзья, а общаться с человеком — значит, ощущать то же, что и при чтении книги. Книги о его жизни, о чувствах и мыслях. В Эддингтон она привезла множество произведений. Познакомилась с большим количеством людей. Ей казалось, что историй для чтения много-много, и здесь она не почувствует себя одинокой, окруженная множеством «ходячих книг». Но книги захлопнулись перед ней почти сразу. Или это она захлопнулась перед ними? Она не будет отрицать, что первые два дня закрытой книгой можно было назвать именно ее. Любой встречи с другими книгами она тщательно избегала. Эти книги скрывают что-то, связывающее их с книгой в розовой обложке, и связь эта отнюдь не теплая. На страницах прячется что-то темное, загадочное, пугающее. Книга с розовым переплетом не настаивает на встрече с ней, оставаясь в тени своей не самой лучшей репутации. Она просто исчезла. Иногда удается увидеть ее на совместном уроке, такую же холодную, неприступную, как скала, и одновременно выражающую какое-то непонятное недовольство, как будто самой жизнью, но в остальное время такого человека не существовало. Ни в мыслях, ни в реальности. Книга с голубыми глазами, пропахшая булочками и солнцем, в пекарне не прекращает делать попыток со ней заговорить. Несколько раз она уже была готова возобновить отношения с этим весельчаком, но потом она вспоминает, как он говорил с ее розоволосой знакомой, и молча отворачивается. Знает, что мысль весьма неправильна, но ей кажется, что, если так он может обращаться с кем-то, то обязательно поступит так и с ней самой тоже. На темно-зеленой книге, заросшей мхом, — замок, ключ от которого, похоже, выкинули в океан, на дно Бермудского треугольника. И, честно, находить этот ключ у нее нет никакого желания. Вся связь с книгами, к которым она уже собиралась прикоснуться и распахнуть их, а к некоторым пускай и нет, оборвалась. И, как было упомянуто выше, поддержка семьи важна, но опора друзей тоже. Это нечто совсем непохожее на остальную связь с людьми. И, Боже, как тяжело остаться без нее, когда ты уже собирался ею обладать. Дедушка и бабушка рядом, мать с отцом звонят каждый день, после школы она проводит время с братом, но присутствия друзей она не ощущает: никто не писал ей сообщения в час ночи, не смеялся над глупой шуткой и у нее не было того, за чьей мимикой она могла бы наблюдать, утоляя писательский интерес. Без дружеской поддержки — жить сложно. А ощущает она, кроме этой тяжести, сожалеющий взгляд книги, раскрашенной кистями в цвета радуги, равнодушие со стороны остальных и тоску по той, у которой розовая обложка. Она приобрела эту книгу лишь полтора суток назад. Но хотелось общаться с ней дальше. Книга была настолько необычной и интересной, что руки чесались открыть ее, но… Но розовая корочка ударяла током, стоило пальцам прикоснуться к ней…» — Филис, прекращай! Поднимайся и запрыгивай в машину, мы же едем в магазин! Вздрагиваю. Визгливый голос бабушки появляется слишком резко. Старушка вдруг возникает передо мной из неоткуда. Даже вскрикиваю от внезапности. — Боже, бабуль, не так резко! — возмущенно восклицаю в ответ и хватаюсь за сердце, откидываясь на спинку стула. Она лишь насмешливо усмехается, складывая руки на груди. — У тебя пять минут, — бабушка кивает с мягкой улыбкой и спускается по ступенькам вниз, покидая веранду, ставшую для меня любимой. Правда, погода в Эддингтоне не совсем позволяет проводить тут большую часть дня, как хотелось бы. Октябрь в Эддингтоне — самый сухой месяц. Влажность сильно понижается, ветер становится еще суровее и холоднее, а температура с трудом доходит до десяти градусов. Но если Филис Лагард чего-то захотела, то это случится, так или иначе. И она будет сидеть на любимой веранде даже в самый страшный холод, только бы утолить свое желание. Вздыхаю. Вновь прохожусь глазами по строчкам на экране ноутбука, нервно кусая кончики пальцев. «Она приобрела эту книгу лишь полтора суток назад. Но хотелось общаться с ней дальше. Книга была настолько необычной и интересной, что руки чесались открыть ее, но… Но розовая корочка ударяла током, стоило пальцам прикоснуться к ней…» — Отлично, — шепчу под нос и захлопываю крышку компьютера, подхватив его подмышку. Поднимаюсь со своего стула с розовым цветком и ледяной ветер резко ударяет по телу, да так, что я пошатываюсь. Собачий холод. Быстро убираю ноутбук в специальную сумку и вешаю ее на плечо, сбегая по ступенькам. Но в последний момент я, как самый внимательный и аккуратный в мире человек, спотыкаюсь о собственную ногу, черт возьми, и с криком лечу вниз. Прямиком на землю. Ожидаемо, не так ли? — Черт, Филис, как можно быть такой неосторожной! Скулю от боли в колени. Жмурюсь, пытаясь сдержать ненужные слезы, когда дедушка с встревоженным видом приближается ко мне. — Все нормально, — киваю, пытаясь подняться, и неожиданно чувствую сильную руку старика на своем плече. Он крепко сжимает его и быстро поднимает меня, словно тряпичную куклу, из-за чего я широко распахиваю глаза. Теперь я крепко стою на ногах. Хмурюсь, глядя на деда, и делаю шаг назад, открывая рот. — Ты… Как… Дедушка вопросительно изгибает бровь и тихо усмехается, кажется, совсем не пораженный моей реакцией. — Я работаю в пекарне, дорогуша, а там движений для моего тела достаточно, и я все еще в состоянии ходить, не придерживаясь за стенки, — старик отвечает на немой вопрос в моих глазах, криво улыбнувшись, — пойдем в машину. Киваю. Наблюдаю за тем, как он разворачивается и быстро шагает к «тойоте». Еще пару секунд стою на месте, покачиваясь вместе с ветром. Такой ловкий и сильный… Семидесятилетний старик. Встряхиваю головой. Да нет, я просто придаю этому слишком большое значение. Вероятно, я просто не настолько тяжелая, какой себя считала. Вздыхаю и бегу за дедушкой вслед, тут же слыша верещание бабушки из открытого окна: — Только что чуть не расшибла нос, а теперь опять несется, как конь! Усмехаюсь, буквально запрыгивая в теплый салон машины, и довольно выдыхаю, чувствуя тепло на щеках. Отряхиваю короткие классические брюки, что запачкала в коленях, и думаю о том, что мне стоит начать надевать джинсы, как нормальным подросткам, а не классику, к какой лежит моя душа. — Не могла сделать этого снаружи? — недовольно ворчит Стив, аккуратно смахивая с моей коричневой косухи сухие листья. Таков Стивен: строит из себя недовольного, а сам помогает мне. Противоречия сплетаются в нем как-то особо искусно. Слегка улыбаюсь, потирая грязные ботинки ладонью. — Убираться в машине вы будете оба, — дед закатывает глаза, и машина трогается с места. Пожимаю плечами, глядя на себя в зеркало заднего вида, и ужасаюсь. — О нет, — тихо охаю, осматривая растрепанные волосы, недавно собранные в пучок, пятнышко грязи на щеке и лист, запутавшийся в прядях над ухом. М-да, настоящая леди. Пытаюсь хоть как-то поправить гнездо на голове. Взгляд случайно падает на руки дедушки, спокойно покоящиеся на руле, и я замираю. В молодости Фред всегда был крепок и удивительно силен. Как-то раз перед рождеством он показывал фотоальбом, где с гордостью тыкал своим огромным пальцем на фотографию, где был изображен симпатичный двадцатилетний парень в боксерских перчатках. Но сейчас ему уже под семьдесят, и все люди в этом возрасте, которых я знаю, выглядят иначе. Только дурак не заметит, что дедушка слишком в хорошей форме. И то, как он поднял меня, легко потянув за плечо, словно пушинку, как будто не существовало этих долгих и изнуряющих организм десятков лет, не на шутку меня удивило. Это нормально? Быть таким сильным в семьдесят, учитывая отсутствие спорта и правильного питания. Что же за секрет у него такой? — Стив, ты готов ехать домой? Будешь скучать по моим пирожным и тортикам? Громкий, визгливый голос. Промаргиваюсь, пытаясь согнать бессмысленные размышления, погрузившие меня в какой-то вакуум. Наблюдаю за тем, как широко улыбается бабушка и оборачивается к нам. Хоть в каком-то плане ее голос не так неприятен, полезен даже. Нет-нет, старушку я, безусловно, люблю, но голос у нее просто отвратительный, уж прости, бабуль. — Мечтаю попасть в место, где интернет нормально ловит, — мальчик закатывает, из-за чего я фыркаю, тайно ожидая другой ответ, и отвожу взгляд в сторону окна. Лес быстро мелькает перед глазами, а я думаю о том, что мой брат самый неблагодарный человек на свете. — И как же ты будешь без своей сестры? Не думаю, что интернет заменит ее тебе, — бабушка усмехается. С любопытством смотрю на братика. Стивен спокойненько пожимает плечами и довольно улыбается, мечтательно вздыхая. — Устрою вечеринку в честь ее переезда. Усмехаюсь, абсолютно не пораженная, и притягиваю его к себе за плечо, из-за чего он тут же начинает вырываться, громко пыхтеть и всячески угрожать мне расправой ночью. Очень страшно, ага. — А я буду скучать, — выдыхаю, и Стив вдруг перестает брыкаться. Прислоняюсь щекой к его макушке, ощущая, как ноет сердце при мысли о том, что этого ворчуна я смогу видеть только раз в пару месяцев. И не то, чтобы мы когда-то близко общались. Просто само наличие и присутствие мальчика в моей жизни делало ее более насыщенной и интересной. Каким бы он не был, я люблю его всем сердцем. Это же мой противный, ворчливый малец. Бабушка умилительно улыбается, наблюдая за нами, и вновь садится ровно. — Кстати, дорогуша, ты давно не рассказываешь о своих друзьях, — хрипло произносит дед, прокашливаясь. Видимо, перебарывает желание покурить, но правила бабушки соблюдаются всегда и всеми. Одно из них подразумевает запрет на курение в машине. Замираю. Невольно сильнее прижимаю Стива к себе, словно пытаюсь передать свои знания ему, чтобы именно Стив рассказал всю правду. Я, наверное, расплачусь, если начну говорить о том, какое прекрасное событие произошло в мой первый учебный день. Стивен это чувствует. Но — спасибо больше, — никак не реагирует. — А что о них рассказывать? — иронично усмехаюсь, пытаясь скрыть нервозность, и заправляю за ухо прядку волос. Дедушка вопросительно приподнимает бровь, обернувшись ко мне на секунду. — Как там Эшли, Найл? Все еще общаешься с Зейном? — Эм, с ними все хорошо. С пирожком мы лучшие друзья, — запинаюсь в конце, ощущая, как тоскливо ноет сердце в груди. Зейна мне хочется увидеть больше всего. Он не сделал ничего против Клэр, как это делали другие, не пытался скрыть каких-то тайн, не считая того, что он не ответил мне на вопрос о полнолунии. С ним мне хочется продолжать общение, но твердый обет молчания и непрекословности уже положен. — Думаю, ты будешь рада, потому что я решила наведаться к Дорис, — весело говорит бабушка, а я глупо моргаю, чувствуя, как сердце переполняет волнение. Вот же черт… — К-когда? — Завтра к шести, будь готова, — с улыбкой отвечает старушка. Нервно дергаю коленом. — А зачем, бабуль? — хмурюсь, опуская голову. Она пожимает плечами, насмешливо ухмыляясь как будто бы в ответ своим собственным мыслям. — Сестрица накупила кучу семян и я намерена последовать ее примеру — заняться садоводством. Глянем, как она испоганила землю у своей хижины, — с гордостью и активной жестикуляцией поясняет бабушка писклявым голосом. — Прекрасно, — шепчу и откидываюсь на спинку сидения, хмуро вглядываясь в густой лес за окном.

****

— Два литра молока, — монотонным голосом произносит Стив, коротко метнув взгляд ко бумажки на меня. Киваю и прохожу к стенду с молочными продуктами, слыша, как позади он тащит за мной тележку. Аккуратно ставлю на дно тележки пластмассовую бутылку молока. Устало смотрю на мальчика, чьи болотные глаза без особого интереса бегают по списку продуктов. Поджимаю губы. Через пару часов приедут родители и Стивен уедет. Мне бы хотелось увидеть, как он будет записываться на футбол, как мама будет отчитывать его за двойки, как он с папой будет играть на заднем дворе, но все это я пропущу, находясь здесь, в этом чертовом Эддингтоне. — Вроде все, — бормочет под нос и вопросительно смотрит на меня. Протягиваю к нему руку и он тут же вручает мне бумажку, с радостью избавляясь от ответственности. — Так… — шепчу, пробегая взглядом по списку, что бабушка так старательно писала вместо того, чтобы просто прислать мне его смс-кой. — Да, можем идти на кассу, — слегка улыбаюсь Стиву, но тот разворачивается, не удосужившись даже взглянуть на меня. Маленький придурок. Неспеша шагаем к кассе в полной тишине. Наши шаги и гул холодильников практически единственные звуки в полупустом супермаркете. — Чем займешься завтра? — решаю заговорить, чтобы разрушить затяжное молчание между нами. Стив пожимает плечами и шмыгает носом. Тут же с волнением разглядываю его: неужели заболел? Да нет, все тот же прыщавый олух без каких-либо признаков болезни: ни красных глаз, ни темных мешков под ними, ни болезненно румяных щек. — Буду спать и играть в приставку с Майком, — улыбаюсь, кивая его словам. В голове тут же промелькивает образ друга брата: рыжий мальчик с полненькими щеками, щедро усыпанными веснушками. Довольно милый, кажется, простой добряк. Боюсь только, что отсутствие меня во всех этих обыденных делах отстранит Стива от меня. — Не спросишь меня об этом же? — приподнимаю брови, но брат лишь иронично хмыкает. — И не собирался. — А я отвечу, — закатываю глаза, — после школы пойду к бабушке Дорис и погуляю в лесу. Закопаю там твой телефон и никуда ты не свалишь отсюда, — ворчу, доставая из корзины продукты, и подаю их кассирше. Полная бабулька равнодушно делает свою работу, не обращая внимания на нас. — Не проводи в лесу слишком много времени, — резко произносит Стив, помогая, и на секунду поднимает к моим глазам серьезный взгляд. Внутри все холодеет. Выдавливаю из себя усмешку. — А что? Волнуешься? — Да, — сурово отвечает мальчик сразу, из-за чего я хмурюсь и замираю с пакетом в руках, — тогда мы встретили волка, и я уверен, что он живет там. У тебя нет ощущения, что кто-то в лесу следит за нами, Филис? Такое раздражающее… Чувство… Взгляда. Даже не так. Я… Я чувствую, как смотрят на тебя. Именно за тобой следуют чьи-то глаза, Филис, и я не шуч… — Очень смешно, Стивен, — перебиваю его, расплачиваясь, и строго смотрю прямо в глаза. Сердце ускорило свой ритм. Нехорошо. Задерживаю дыхание, пытаясь его успокоить. Братик, не обратив внимание на его полное имя, разочарованно качает головой и опускает ее, закусывая внутреннюю часть щеки. Поджимаю губы. Молча направляюсь к выходу из магазина, слыша, как тащится за мной Стив. Конечно, не хочется думать, что мой брат параноик, но, похоже, это правда. Я не чувствовала такого, поэтому воспринимать слова Стива серьезно не собираюсь. Ему стоит прекратить играть в эти компьютерные игры и не разрешать фантазии так расходиться. У стеклянных дверей мы останавливаемся, оглядываясь по сторонам. Двух фигур с разницей в пару метров, — ладно, шучу, — не видно. Не говоря ни слова, опускаю пакеты с продуктами на пол и достаю из кармана брюк телефон. Набираю номер бабушки, прочищая горло, и молча оглядывая Стивена: одетый в теплую, серую парку, темно зеленые широкие штаны со своей любимой клетчатой рубашкой он напоминает мне маленького эльфа Санты. Или одного из оленей. — Да? — писклявый голос бабули в трубке звучит слишком громко, из-за чего я морщусь, слыша смешок Стива. — Бабуль, мы у выхода из супермаркета, а вас что-то не видно, — объясняю, на всякий случай оглянувшись еще раз. — Ой, дорогая, я совсем забыла позвонить! В общем, твой дедушка решил, что ему кроме куртки нужны еще зимние ботинки! Я, конечно, не рада тому, что придется еще кучу времени проторчать с этим недовольным стариком, но чтобы он выбрал себе отвратительные тапочки, которые порвутся в первый день, я не допущу! Деньги с неба не падают! — хихикает к концу бабушка, а я шумно выдыхаю, совсем не обрадованная такими новостями. Так еще и до мурашек пробирает воспоминание… — Почему вы сидите под столом? — дедушка заливается громогласным смехом, хватаясь за живот. Неловко топчусь на месте. Ощущаю прожигающий взгляд на спине. И я уверена в том, <i>кто на меня смотрит. На секунду оборачиваюсь, взглянув в внимательные глаза Стайлса, и тут же вновь поворачиваюсь к дедушке, чтобы снова не почувствовать эту… — Подбирали деньги, — Луи пожимает плечами, не дав моей мысли завершиться. А я этому и рада. Киваю, пытаясь скрыть волнение, и улыбаюсь деду: — Они уже с неба сыпятся, дедуль, вот и собираем.</i> До меня вдруг доходит, что чайный магазин работает до обеда, а, значит, осталось лишь полчаса, чтобы пополнить мои запасы. И если я не успею в эти полчаса, клянусь, мы поедем в соседний город, чтобы купить мне чай. — А как же мой чай? — хныкаю, показывая язык смеющемуся брату. Но на душе стало как-то легче: между нами рассеялась хмурость и непонимание буквально за пару секунд. И слава Богу. — Отнесите продукты в машину и идите туда вместе, твой дед вроде оставлял тебе ключи, — просто отвечает бабушка, а я закатываю глаза от своей бестолковости, — нас не ждите. — Хорошо, встретимся на стоянке, — киваю сама себе и сбрасывая вызов. Я такая глупая. Конечно же, сама додуматься до этого раньше не могла. — Отнесем продукты в машину, пойдем в чайный, а потом посмотрим «Железного человека» в машине, наслаждаясь ароматом этого прекрасного напитка, — быстро бормочу, двигаясь на пустую стоянку, где наша старенькая «тойота» одиноко дожидается хозяев. Стив следует за мной с недовольным лицом, помогает загрузить пакеты в багажник и мы двигаемся по направлению к моему раю. Я уже вижу красивое, маленькое здание в конце узкой улицы, как Стив резко дергает меня за руку. Дыхание перехватывает. С тревогой смотрю на взволнованного мальчика, и сердце глухими ударами отдается в ушах. — Филис, давай зайдем туда! Пожалуйста! На пять минуточек! — кричит в голос, с чувством указывая пальцем на большие окна, за которыми виднеются маленькие дети с восторгом осматривающие попугаев в клетке. Прикладываю ладонь к сердцу. Глаза закрываю и медленно выдыхаю, все еще чувствуя, как страх пульсирует в груди. Идиот, надо же так напугать! Болван! — Серьезно? — сурово произношу я, глядя на брата. Тот умоляюще складывает ладони вместе и скулит так противно, что я готова дать ему смачный подзатыльник, но остаюсь неподвижна, хотя такое детское поведение кажется мне забавным. — Ну пожалуйста! Мы ненадолго, честно! — вновь верещит Стив, из-за чего я шумно выдыхаю, складывая руки на груди. — Я не собираюсь потом ухаживать на какой-нибудь черепашкой, которую ты сплавишь мне через три дня! — рычу и уже разворачиваюсь, чтобы дальше пошагать к чайному магазину, но робкое, нежное прикосновение детских пальчиков к руке заставляет меня остановиться. — Мы… Мы просто посмотрим, — из-за тихого, осторожного голоса мое сердце сжимается. Он редко говорит таким тоном. Закатываю глаза, все же поворачиваясь к Стивену. — Клянусь, если ты хоть заикнешься о приобретен… Не договариваю. Что-то маленькое врезается в мои ноги. Громкий, детский смех звучит совсем рядом. С удивлением смотрю на трясущиеся от хохота темные кудряшки, милую улыбочку и необычайные зеленые глаза. — А кто это тут у нас? Принцесса? — улыбаюсь, присаживаясь на корточки перед девочкой на вид четырех лет. «Очень красивая», — тут же проскальзывает в голове. У нее удивительные длинные волосы, завитые в ровные, почти идеальные кудряшки. Пухленькие губы растянуты в приветливую улыбку, а глаза источают интерес и дружелюбие. Девочка прекращает смеяться, уверенно улыбается мне, затем, словно обдумывая что-то пару секунд, кивает. И только потом с любопытством осматривает меня и Стива позади. — Я — принцесса София, а ты? — у этой девочки наимилейший голосок, в то же время твердо поставленный, как у певицы. Усмехаюсь, оглядываясь, чтобы увидеть вопросительно поднятые брови брата, а затем вновь смотрю на Софию. — Меня зовут Филис, а это мой брат Стив, — указываю большим пальцем за спину и тут же слышу недовольный голос братца: — Вообще-то, я могу сам представиться, — садится рядом со мной, улыбаясь девочке. Она отвечает растянутыми до ушей губами и сверкнувшими белыми зубками, а я вопросительно приподнимаю бровь. Серьезно? Стив сам разговаривает с ребенком? Еще и улыбается? Наверное, у меня галлюцинации. — Разве принцессам можно гулять одним? Без охраны? — говорит Стивен с наигранной серьезностью. С открытым ртом продолжаю наблюдать за ними. Черт, сегодня точно случится конец света, если Стив останется таким милым и дружелюбным еще на пару секунд. — Оу, — тянет девочка и оглядывается, — вообще-то, я была со своей сестрой, но мы играли в догонялки и я убежала слишком далеко. Кажется, теперь она меня не догонит, — с досадой заканчивает она и хлопает длинными ресницами. Вздыхаю. Еще одни приключения на мой вечно страдающий зад. Надо найти ее сестру, или отвести в участок, потому что оставлять малышку одну нельзя. И, вообще, как можно так отвратительно следить за ребенком? Помню, когда Стивен был совсем малышом, то я держала его руку так крепко, что он начинал плакать, но это в любом случае было лучше, чем потерять мальчика. И, честно, больше я боялась наказания родителей, а избавиться от него казалось мне неплохой идеей. Поджимаю губы и поднимаюсь, как София вдруг хватает меня за ладонь своей маленькой ручкой, с искренним и наивным удивлением разглядывая мое плечо. Хмурюсь, следя за ее взглядом, и опускаю голову. Бежевый свитер под косухой немного сполз с плеча, оголяя родимое пятно. Все бы ничего, если бы оно не имело форму полумесяца. Да, мой большой комплекс: на моем плече — четкое изображение луны, темно коричневого цвета, ярко выделяющееся на фоне бледной кожи. Особенность? Нет, лишь источник кучи проблем. Казалось, что, увидя луну на моем плече, люди начнут смеяться, посчитают странной, поэтому в бассейны я никогда не хожу, майки и вещи, оголяющие родимое пятно, не носила и не ношу. Слегка улыбаюсь ребенку. Поправляю одежду и окончательно выпрямляюсь, как и Стив встает вслед за мной. — Это родимое пятно, — отвечаю на немой вопрос девочки, и она поднимает на меня изумленный взгляд, молча открывая ротик. Такая реакция заставляет усмехнуться. Конечно, такая особенность всем бросалась в глаза, но такого шока я еще не видела. Хотя, София всего лишь ребенок, такое удивление понятно. — Если ты, конечно, знаешь, что это такое. Я могу объясн… Уже поворачиваю голову к Стиву, чтобы обсудить план дальнейших действий, и одновременно пытаюсь дать понятие о том, что такое «родимое пятно», как звонкий голос Софии меня останавливает. — Так ты Предн… — София! Боже, как хорошо, что я нашла тебя! С удивлением наблюдаю за высокой платиновой блондинкой с выразительными глазами, расталкивающую на своем пути людей. Тонкие губы поджаты, глаза слезятся, а растрепанные волосы говорят о том, что она бежала. Не замечая нас, она буквально падает на колени рядом с девочкой и тут же крепко сжимает ее в объятиях. София заливисто хихикает, обнимая девушку за шею. — Я выиграла! — весело восклицает она, но блондинка резко отодвигает ребенка от себя. Ее лицо в одно мгновенье преображается: глаза наполняются строгостью и сужаются, скулы напрягаются. Невероятно суровым голосом произносится: — Еще раз, София, ты посмеешь отлучиться от меня хоть на сантиметр, то я незамедлительно сообщу об этом отцу. Сегодня о твоих играх узнает мама. — Нет! Джемма, не надо! — тут же верещит девочка, надувая губы, но поднимающаяся в полный рост девушка молча выдвигает вперед ладонь, заставляя Софию замолчать. Малышка сразу опускает голову, а я удивленно хлопаю ресницами, поражаясь кротости ребенка. Вот бы Стив был таким. Количество проблем от этого идиота бы уменьшилось в раз сто, а от головной боли я, наверное, даже бы избавилась. — А это… Это Филис и Стив, — тихо говорит София, показывая ручкой на нас, но, почему-то, мне кажется, что не особо она боится своей сестры. Такое ощущение, что это просто хорошая актриса: она лишь строит из себя такую вот послушную девчонку, а, на самом деле, уже думает о том, как бы свалить в следующий раз. Строгий взгляд обращается к нам. Очень тяжелый, кстати. Есть такие люди — с тяжелым и строгим взглядом. Под наблюдением таких глаз постоянно ошибаешься, сжимаешься, потому что они словно испытывают, ищут недостаток в каждом движении, даже если и не подразумевают этого. Такое вот давление глаз происходит на подсознательном уровне. Такой взгляд у некой Джеммы. Стивен моментально не выдерживает его напора и опускает голову. Я лишь хмурюсь, продолжая решительно смотреть в глаза этой девушке. У них интересный цвет. Глубокий зеленый у зрачка медленно переходит в светло-коричневый, с темными крапинками. Платиновая блондинка щурится, оглядывая меня с ног до головы, и зрачок расширяется, оставив место только коричневому цвету. — Простите, если моя сестра принесла вам неудобства, — вежливо, но ужасно холодно произносит Джемма, взглянув на Стива, и легкая ухмылка расползается на ее губах, когда девушка вновь смотрит на меня, словно она делает в голове какие-то выводы, рассматривая нас. Не свожу с нее внимательного взгляда. Сглатываю, когда меня вдруг посещает странное ощущение, что эта улыбочка очень похожа на чью-ту, только на чью именно вспомнить мне удается. Такая же насмешливая, словно я — ничто по сравнению с ней. — Ничего страшного, — отвечаю хрипло, почувствовав, как братик дергает меня за рукав куртки. Оборачиваюсь к нему и, поборов себя, слегка улыбнулась Джемме. — Простите, нам пора идти, — прощаюсь с девушкой, не удержавшись от нахмуренных бровей к концу слов, и смотрю на улыбающуюся Софию. Ей дарю теплую улыбку в ответ. Мы разворачиваемся и, взявшись за руки, шагаем через дорогу к зоомагазину. За спиной слышу негромкий, насмешливый голос платиновой блондинки: — Так вот она какая… Пойдем, София, мама ждет нас.

****

— Долго еще? — мычу недовольно, глядя на брата, внимательно следящего за бегающим в колесе хомяком. Таким заинтересованным Стивен может быть только в компьютерных играх, способах мне насолить, мясном пироге, и, признаю, в хомяках. — Нет, — коротко отвечает он, не сводя взгляда с грызуна. Вздыхаю, складывая руки на груди и мельком смотрю на часы, висящие на стене. Осталось пятнадцать минут до закрытия чайного магазина. Конечно, за минуты три я могу дойти туда, но вот выбор займет немало времени. И, о Боже, неужели я останусь без чая? О нет. Пускай хоть конец света случится, а без ча… — Ой! — восклицает кто-то. Пошатываюсь, вздрогнув от неожиданности столкновения с кем-то. Да что ж всех ко мне так тянет?! — Простите! — тихо говорит голос, и девочка четырнадцати лет проходит мимо с опущенной головой. Шумно выдыхаю, следя за ней, а в мыслях уже проигрываю тысячу способов, как ей отомстить. Надеюсь, ты сейчас споткнешься, а потом упадешь прямо в эту клетку с… С щенками! Мои глаза тут же загораются. Как загипнотизированная, быстро шагаю к отделу с собаками, плюнув на Стивена. Вот пускай и смотрит на этих скучных грызунов, а я потискаю миленьких щенят. Мое сердце похоже на масло, тающее на солнце. С улыбкой наблюдаю за резвящимися в стеклянных клетках без крышки щенками. Разных пород, с умными и веселыми глазками. Такие красивые и милые, что прям… Так и хочу обниматься с ними вечность. К сожалению, все клетки окружены, нет, облеплены детворой, а протискиваться между ними нет никакого желания, поэтому я получаю чисто эстетическое удовольствие от наблюдения за малютками, чувствуя, что скоро сама расплывусь от счастья на полу, как то самое масло, растаявшее на солнце. У нас никогда не было ни собак, ни других домашних животных, и меня это устраивало. Я особо никогда не мечтала о приобретении четвероногого друга, в отличии от Стива. Никогда. Но сейчас… Боже, как же мне хочется забрать их всех с собой! Ладно, хотя бы одного! Неожиданно удается рассмотреть сквозь толпу щебечущих детей маленького ротвейлера черного цвета. Щенок, как и множество других, подпрыгивает и радостно машет хвостиком, видя людей и их восхищенные взгляды. Ее зовут Эва, как я понимаю по карточке на ее клетке. Она сидит одна и внимательно смотрит на всех вокруг голубыми глазами, словно улыбаясь ими. Такая маленькая и милая… Я уже представляю, как буду с ней гулять. Первое время мне будет нравится проводить несколько часов на улице с собакой, потом я буду ворчать, но скуление питомца заставит меня каждый раз вставать и идти с поводком за дверь. А потом как-нибудь выпадет возможность пройтись под дождем, я запишу этот момент в дневнике и навсегда запомню мокрую шерсть, ее радостные глаза и счастье внутри. Я четко вижу в голове, как мы будем играть на заднем дворе, валяться в зеленой траве, бегать друг за другом. Когда выпадет снег мы оба, как маленькие дети, будем резвиться и делать снежных ангелов. Хотя бы попытаемся. Изображение того, как я буду кормить собаку, пролетает перед глазами. Я буду подолгу выбирая корм в магазине, ведь мой друг заслуживает самой лучшей еды. Обязательно буду давать ненавистные мною тушеные овощи из тарелки под стол ей, убивая таким образом двух зайцев: избавляться от «сущей гадости» и подкармливать собаку. Я фантазирую о том, как буду плакать, прижимая к себе питомца, как буду жаловаться и делиться своими мыслями, считая, что это четвероногое создание — единственный, кто понимает меня. Как буду спать с ней, в обнимку печатать рефераты на своей кровати и это станет нашим любимым местом. Как запечатлю на фотоаппарат все важные и смешные моменты с собакой, а потом с доброй грустью и ностальгической улыбкой буду пересматривать уже состарившиеся фотографии. Задерживаю дыхание, думая об этих вещах, и взгляд внезапно натыкается на клетку без толпы детей вокруг. Любопытство заставляет подойти к «стеклянной коробке». Прикусываю нижнюю губу, осматривая жителя этой клетки. Коротконогий пес, с самыми добрыми глазами, которые мне удавалось увидеть. Его нелепая фигура смешит: короткие ноги, длинное туловище, визуальное отсутствия хвоста и торчащие вверх уши. Слегка усмехаюсь и наклоняюсь ближе. Карие глаза собаки внимательно следят за мной. — Хэй, — шепчу хрипло и протягиваю руку, почесывая пса за ухом. Сердце переполняется странным чувством, когда животное высовывает язык и машет крохотным, пушистым хвостом. Его глаза смотрят прямо в душу, так преданно и доверчиво, что это непонятное ощущение усиливается, почти душа. И, похоже, то, что я чувствую, называется счастьем. Оглядываюсь, наблюдая за тем, как дети даже не смотрят на эту собаку, потому что он уже не маленький щенок, а молодой пес. Глаза натыкаются на небольшую карточку, прикрепленную к клетке, где мой новый знакомый одиноко ждет хозяина. «Бадди» — И почему же никто не возьмет тебя, м-м-м, Бадди? — добро улыбаюсь псу, убеждаясь в том, что это мальчик. — Потому что у него эпилепсия, — ответ звучит прямо над ухом. Вздрагиваю, подпрыгивая на месте, и тут же врезаюсь в… В чье-то тело позади. Это тело настолько горячее, что я чувствую жар даже сквозь косуху. Неожиданно ощущаю дыхание на затылке. С ужасом думаю о том, почему я не заметила этого раньше и сколько же это продолжается. — Что? — шепчу на выдохе, удивляясь собственному голосу. По телу проходят волны мурашек. Приятные вибрации от человека позади обволакивают. Тепло завораживает. Глаза расширяются. Мертвой хваткой берусь за стеклянные стенки клетки. — Бадди — эпилепсик. Чтобы содержать его нужно покупать множество лекарств, следить за питанием и делать специальные упражнения. Согласись, собак покупают для собственного удовольствия, а такие проблемы никому не нужны. К тому же, он уже взрослый, а не маленький-миленький щенок. Когда до меня доходит, кто обладатель хриплого голоса, то я отскакиваю от него так быстро и молниеносно, что его лицо на секунду искажает шок, а потом оно вновь расслабляется, принимая свое обычное насмешливое выражение. Нервно поправляю косуху, ощущая бешеные удары сердца, и с удивлением отмечаю, что зеленые глаза смотрятся невероятно притягательно в теплом свете магазина. — Собак берут, чтобы чувствовать себя нужным кому-то и знать, что в тебе нуждаются так же, — отвечаю, сглатывая, когда Гарри улыбается уголком губ и опирается руками в стеклянные стенки, из-за чего под черной косухой, — почти как у меня, засранец, — облегающей его руки, мышцы напрягаются. Буквально ощущаю это на своей коже. — Это ведь и есть удовольствие для тех, кто заводит такого питомца, — тоном, выражающим самую настоящую издевку, произносит парень. Словно я настолько глупая, что не в состоянии понять его слова. Поджимаю губы, чувствуя, как энергия Стайлса не дает мне дышать. Его сила почти физически ощутимо заполняет пространство вокруг, вытесняя воздух. Из-за этого руки сами тянутся к молнии куртки. Аккуратно расстегиваю ее до середины под внимательным наблюдением зеленых глаз. — Если бы это было удовольствие, то Бадди забрали бы. Он нуждается в заботе как никто другой, и щедро отплатит своему хозяину преданностью. Это — не удовольствие, собака — лишь способ избавиться от одиночества, — задумчиво глядя на пса, говорю я, а потом на секунду смотрю на Гарри, чтобы убедиться, что он все еще пристально следит за моим лицом. Слышится смешок. Пробирающий до мурашек глубокий голос отвечает: — По-твоему, собак заводят лишь одинокие люди? — Я такого не говорила, — бросаю резко, — нет, конечно, нет. Просто все причины сводятся к тому, что человеку нужен друг, а значит он ощущает себя одиноким. Хотя бы чуть-чуть. Гарри опять загадочно улыбается, опуская взгляд. — Мне кажется, «чуть-чуть» одиночества всегда должно присутствовать в нашей жизни. Хмурюсь, топчась на месте. Чтобы Стайлс сейчас не говорил, единственное, что забивает мои мысли — это его энергия. Ее слишком много: эти загадочные жесты, движения и улыбки, сила, исходящая от его тела, безумное влияние простого взгляда… Все это просто переполняет небольшой магазин, дышать становится тяжело и разум мутнеет. — Почему же? — хриплю, но, будем честны, мне абсолютно наплевать на то, что Гарри ответит. Думаю лишь о том, что мое тело и сердце странно реагирует на этого человека. — Всему есть предел. Предел есть и общению. Я имею в виду, невозможно общаться с людьми постоянно, иногда они надоедают. Иногда их слишком много, а вместе с ними слишком много разговоров, звуков, мыслей и переживаний. Поэтому «чуть-чуть» одиночества всегда есть в нашей жизни: бывает, что ты сидишь с другом в кафе, он увлеченно о чем-то говорит, а ты не слушаешь, ты в себе, ты в одиночестве и тебе там хорошо, потому что каким бы замечательным этот друг не был, он… И после этой долгой речи, высказанной с усмешкой на губах и серьезным взглядом, отведенным вдаль, Гарри останавливается, небрежно вздыхает и внимательно смотрит мне в глаза. — Он просто надоедает, понимаешь? Сглатываю, кивая, но ни черта я не поняла. Друг — что-то важное, что-то особенное и близкое. Если человек надоел, тебе нужен небольшой отдых от него, то он не твой друг. Потому что друзья не надоедают. Значит, у Гарри просто нет настоящих друзей, либо он не ценит тех, кто его окружает, не считая своими друзьями. Говорить точно, правда это или нет, не осмелюсь, но если мои мысли правдивы, то Стайлс просто неблагодарный и циничный человек. В чем я, почему-то, уверена немного больше, чем в первой мысли. — У тебя есть настоящие друзья? — спрашиваю с искренним любопытством, взглянув из-под ресниц в глаза парню. Он приподнимает брови. — Конечно, — пухлые губы медленно растягиваются в ухмылке, — а у тебя? Меня наполняет серьезность. Она, словно инородный предмет, заползает во все тело, каждый уголок, кончики пальцев и даже волосы. Хмурюсь. Мрачно улыбаюсь. — В моем прошлом городе — нет. Точнее, со мной общались перед началом занятий, чтобы списать, или попросить замолвить словечко учителям, но… Друзей… — усмехаюсь, вглядываясь в глаза Бадди, — друзей у меня не было. Хрипло шепчу последнее слово. Поджимаю губы. Чувствую, как горло душит… Грусть. Глаза неприятно стягивает, изображение перед ними расплывается. Слезы? О нет, свалите. — Ой-ой! — верещу, заливаясь нервным смехом, и поднимаю голову вверх, надеясь, что слезы сейчас уйдут обратно. Правда, такое никогда не происходило. Только не плакать. Главное — не плакать, Филис. Открыла душу перед незнакомым человеком, теперь еще и сопливой дурой быть в его глазах. Боже, я же так опозорюсь в глазах Гарри. Уже. Кстати, Гарри… Что-то он совсем затих. Перестаю смеяться. Шмыгаю носом и медленно опускаю голову, не в силах скрыть печаль в глазах. В груди невыносимо ноет, и эта боль глушит все, так что я даже не могу шелохнуться. Поджимаю дрожащие губы и смотрю на лицо Гарри, неожиданно приблизившееся ко мне. Добивают еще и его полные насмешки и одновременно какой-то тревоги глаза. — Дорогуша, ты слишком открыта, — мерзко усмехается он, заправляя прядь моих волос за ухо, и я чувствую жар от его руки. Потом вспоминаю, что моя прическа из-за ветра и падения желает лучшего, а, значит, я выгляжу в глазах Стайлса неопрятной неряхой. Хотя, интересует ли это меня по-настоящему? Нет. По коже ползут будоражащие мурашки. Что-то во всем теле забурлило. Не свожу с него блестящих от слез глаз. — Люди, — начинает голосом, каким разговаривают с маленькими детьми: мягким и завораживающим, — могут заползти тебе прямо в сердце и сделать что-то очень нехорошее с таким ранимым созданием, — усмехается, утирая слезу большим пальцем с моей щеки, и я резко вздыхаю. Слишком. Его загадочности, голоса, глаз, запаха, энергии. Слишком много его. Слишком много Гарри Стайлса. Вся его сущность дурманит разум. Все, что связано с этим парнем на данный момент — душит мягкими и приятными руками. Это так хорошо: чувствовать его кожу на своей, ощущать его запах, что становится дурно. Он душит меня — я наслаждаюсь этим и одновременно умираю. — Я не ранимая, — отвечаю грубо, на секунду прикрыв глаза, чтобы сглотнуть новый поток слез. Я никогда не принимала ничего близко к сердцу. Этот человек даже не знает меня, а ведет себя так, словно прожил со мной всю жизнь. Как он смеет говорить такое? — Ты очень чувствительная, дорогуша, как и я. Только слишком открытая ко всему, чересчур доверчивая, — хриплый голос продолжает приятно заполнять уши, глаза следят за моими, резко перескакивают на губы и наблюдают за слезами, стекающими по щеками. — Как маленькая, глупенькая девочка, — Гарри усмехается, второй раз заставив мой внутренний мир перевернуться, когда опять стер слезу. Его слова обижают. Я уже готова скинуть его руку, как Гарри говорит вновь: — Но маленькие девочки всегда получают все, что хотят, не правда ли? Им стоит просто немного поплакать и их желание исполнится, — словно самому себе шепчет Стайлс, отравляя мой разум жаром своего тела. Его глаза смотрят прямо в мои. И я не могу смотреть в другое место, тону в зеленом лесу. — Маленькая девочка Филис хочет друзей, да? Настоящих, преданных и незаменимых? — он усмехается, так издевательски, что сердце болезненно щемит. Но я… Я медленно киваю, шмыгая носом. Хочется узнать, что теперь парень скажет, что сделает. Для чего все это было и наконец… Друзья… — Тебе очень повезло с судьбой, Лагард. Но не с харизмой. Твоим единственным другом может быть только этот жалкий пес-эпилептик. Такой же одиночка Это буквально разбило меня. Шокировано открываю рот. С силой ударяю по мускулистой руке парня, ощущая, как сердце рассыпается на тысячи мелких осколков, как эти острые осколки врезаются в горло, как боль не дает дышать. Делаю шаг назад, отстраняясь от тепла Гарри, и с обидой смотрю на него, не скрывая своей разочарованности в нем. Кудрявый лишь усмехается в ответ, вдруг сверкнув любопытным взглядом. — Ублюдок, — шепчу хрипло, сглатывая. Резко разворачиваюсь и быстрым шагом удаляюсь к Стиву. Мы уходим. Сейчас же. Ублюдок, которому я доверилась. Ублюдок, которому хотелось довериться. Ублюдок, который так просто сломал меня. А я даже не знаю, кто он, вообще, такой.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.