****
— Я… Я не знаю. Честно. Поднимаю полные вины глаза к лицу Клэр. Она хмурится, внимательно рассматривая меня, после чего тяжело вздыхает. Чувствую, как ее ледяные ладони крепче сжимают мои колени, а сама я дрожащими пальцами прохожусь по короткой шерстке Бадди у меня на коленях. Он тихо утыкается носом в складки моей кофты и изредка машет хвостом. Бред, конечно, но мне все кажется, что он каким-то образом понимает мои чувства. — Она не врет, — Адамсон поднимается с корточек и плюхается в кресло-качалку у рабочего стола. Поправляет растрепанные после недавней «пробежки» волосы и с ироничным вопросом смотрит на Гарри. Тот сидит на подоконнике моего треугольного окна и задумчиво смотрит в пол, кажется, пребывая не в нашем мире. — Но ты же… — и голос у него такой отчужденный и суровый. — Ты же говоришь, что слышала Охотников. — Да, — киваю, прислоняясь спиной к стене, и вытягиваю ноги на кровати, поднимая голову к звездному небу на потолке, — я просто услышала в мелодии рога, что я должна хватать своих друзей… — запинаюсь, пустым взглядом упираясь в платиновую макушку Джеммы, с опущенной головой сидящей на полу. — И бежать. На Лунную поляну. — А зачем и почему ты так и не пон… — Да не понимает она, Стайлс! — Клэр резко повышает голос и все взгляды обращаются к ней. — Филис не знает, ясно? Хватит, черт возьми, задавать одни и те же вопросы по сто раз! — Ты переходишь границы по сто раз за день, но я молчу, Адамсон, — тут же рычит Гарри и отталкивается от подоконника, чтобы сесть на кровать и крепко сжать пальцами мои ноги, скрытые под пледом. Я лишь задерживаю дыхание, ощущая в этом жесте его попытку показать мою принадлежность к нему, и чешу Бадди за ухом. — Ты знаешь, кто есть кто. Не забывайся, — добавляет еще более суровым тоном, и Клэр недовольно фыркает, но странно молчит. Чувствую, что это потому что Стайлс использует свои силы и власть, данные ему отцом-альфой. Воздух накаляется. Я чувствую, как напрягается Клэр, изредка поглядывая краем глаза на кудрявого, вновь впавшего в задумчивость: отрешенный взгляд опускается в пол, а большой палец ладони неосознанно поглаживает мою ногу, из-за чего по всему телу ползут приятные мурашки. Буквально ощущаю, как хочется Клариссе сказать какую-нибудь колкость, отчего решаю первая подать голос. — Есть еще кое-что, — начинаю неуверенно, нервно проводя пальцем по контуру ушей пса, — я не слышала этого, но почувствовала, что… Запинаюсь. Молчание Джеммы и испытующие взгляды остальных смущают, но я собираюсь с силами и тихо шепчу, словно кто-то может услышать: — Они злы на тех, кто разбудил их без ведома того Ребенка Луны, кровь которого может над ними властвовать. Они злы, потому что я — тот самый Ребенок, но не знаю, как ими управлять. Они злы и… Они будут мстить. Не только мне и моей стае, — шмыгаю носом, — поплатится и стая Предназначенного Джеммы. — Прекрасно, — Клэр холодно улыбается, в упор глядя на девушку, и складывает переплетенные пальцы на колено, медленно раскачиваясь, — из-за твоих прихотей и психов пострадают обе стаи. Они будут убивать всех без разбора. Выпорют кишки и у твоего Этвилла, и у… — И у Лиама тоже, — Джемма впервые за долгое время подает хриплый голос и поднимает опухшее лицо с растекшейся тушью, заплаканными глазами глядя на лицо ведьмы, но даже в такой ситуации стервозность в них не пропадает, — я так понимаю, это тревожит тебя больше всего. — А тебя не тревожит ничего, блять, — Клэр продолжает суровым тоном произносит слова и у меня мурашки идут по коже от этого льда в ней, — гребанная эгоистка. Из-за тебя, безмозглая дура, погибнут невинные, — она в отвращении разглядывает Стайлс и резко переводит взгляд на меня, только становится он намного теплее, — уже, — добавляет тише. Я сглатываю. Аккуратно перекладываю Бадди со своих колен на кровать и сползаю на пол, заставляя Гарри убрать руки с моих ног. Поднимаюсь на слабых ногах и, обнимая себя, прохожу к окну, вглядываясь в снежный лес. Темнота приближающейся ночи медленно окутывает его, делая желтый приятный свет моей комнате еще более уютным. Закусываю нижнюю губу до боли, чувствуя, как сжимается в горле ком. Пальцы подношу к глазам и сильно нажимаю на веки, ведь ощущаю, как близка к тому, чтобы расплакаться. А я не тряпка. Я буду сильнее. — Объясни мне, — шепчу хрипло, не произнося имени, но она знает, что я обращаюсь именно к ней, — что стоило того, чтобы были жертвы? Ради чего все это? — Ради кого, — ядовитым голосом говорит Клэр, и я с тяжелым вздохом оборачиваюсь, опираясь на подоконник копчиком. Внимательно смотрю на Джемму, поджимая губы. Она усмехается как-то до слез печально, шмыгая носом, и отводит взгляд в сторону. — Уилсон Этвилл — это мой Предназначенный, Лагард, — резко произносит она, — Луна предназначила мне моего врага, понимаешь? Хотя… Как ты можешь понять меня? Девушка неожиданно переводит взгляд к моим глазам. Я молчу, лишь слегка хмурясь, хотя такие слова… Они задевают. — Не смотри на меня так, — рыкает в мою сторону, вновь опуская голову, — с такой… Жалостью, словно тебе все равно на то, что все это из-за меня. Сглатываю, до боли сильно закусывая внутреннюю часть щеки, что чувствую привкус крови во рту. Так… Неприятно, Господи, что плакать хочется. — Эм… Я… Я-я не хочу быть с ним. Никогда не хотела, — Стайлс нервно дергает заусенцы на пальцах и периодически запинается, — стаи заключили договор: я не уйду к Уилсону, пока мой младший брат не приобретет Предназначенную и не пробудет с ней год. — Но год не прошел, — тут же подаю голос, непонимающе глядя на нее. Гарри резко поднимается с места, напоминая о своем присутствии, и подходит ко мне, становясь рядом. Одной рукой довольно жестко хватает мой свитер на талии и грубо притягивает к себе, заставляя встать у него буквально под боком. Ищет во мне поддержки? Не знаю. Но у меня сердце замирает, когда он так делает. — У меня тот же вопрос, сестричка, — его голос пропитан сарказмом и ядом, — год не прошел, а ты с какого-то хера пустилась пробуждать Охотников. Мы могли… — Стайлс запинается, прикрывая глаза. — Мы, блять, могли бы что-нибудь придумать. — Что? — Джемма резко вскидывает голову и я вижу в ее глазах накапливающиеся слезы. — Что, Гарри? Что бы ты сделал? Сам жаловался мне на то, что твоя Предназначенная — чертово недоразумение, но таскался только с ней. Ты забыл обо мне. — Какого черта ты несешь? — он резко отпускает меня, вскидывая руками. Девушка хмыкает, рукой утирая очередные слезы. Непривычно видеть ее такой… Сломанной. — Ты даже не подумал о том, что я потеряла в Споте, когда учуял мой запах, — она зарывается руками в волосы, — потому что парился только о том, как там твоя гребанная Лагард. Джемма с ненавистью смотрит на меня, а я сглатываю, невольно сжимая зубы до скрипа. — Да, потому что твой придурок решил со мной поиграться и разыграл спектакль, где Филис с ним переспала! — с гневом кричит Гарри, указывая на сестру парнем, а мне уже становится не по себе. Хочу положить ладонь на его спину, но тут голос подает Клэр: — А еще из-за твоего гребанного Этвилла Лиам нарушил правило и заговорил с членом бывшей стаи, — она шипит сквозь зубы, буквально источая из себя волны ненависти, — и его будут судить, как только завершится вся эта чертовщина. Если, вообще, останутся те, кто судит и кого судят. Тишина. Тяжелая, вязкая, холодная. Несмотря на тепло и уютный свет, в моей маленькой комнатушке под крышей становится до тошноты мрачно и темно. Опускаю голову, хмурясь, и тихо выдыхаю. Мне страшно. Мне, правда, страшно. Я все еще не могу осознать, что все происходящее — реальность, а не плод моих ночных кошмаров. Внутри то же чувство, что преследовало меня первый месяц после Алой Луны. Я так же не могла понять, что Гарри, действительно, предназначен мне судьбой и теперь мы обречены быть вместе. Тяжело поверить в то, что когда-то даже не допускалось в твоем понимании, как возможное. — Кто они, вообще, такие? — шепчу тихо, упираясь взглядом в старый, потрепанный коврик. Незнание мучает. Я хочу понимать, хочу быть в курсе, чтобы сделать что-то. Я безумно хочу сделать хоть что-то, чтобы больше никогда…. Никогда не видеть тех стеклянных глаз. — А ты спроси у Охотников сама, — Джемма шмыгает носом и с сарказмом улыбается, нагло глядя мне в глаза, как будто бы не замечая, как стекают по ее щекам слезы, — они тебе нашепчат, недоразвитая, даже не сомневайся. Это единственное, что делает тебя хоть немного полезной стае. Гнев. — Закрой свой грязный рот. Низкое рычание. Глаза горят: вспыхивают золотом, где ярким пятном плещется оранжевый. Пальцы в судороге сводит от боли: острые когти прорезаются под моими ногтями. Резко выпрямляюсь, ощущая на себе удивленные взгляды Гарри и Клэр, но все свое внимание фокусирую на неожиданно замолкнувшей девушке. — Закрой свой грязный рот, — повторяю, делая шаг вперед, и сама поражаюсь тому, какую сильную энергию излучает мое тело, — свой характер ты будешь показывать тогда, когда я вышвырну тебя отсюда к Охотникам, кусок ты дерьм… — Успокойся, — суровый голос Гарри за спиной — и у меня мурашки ползут по спине. Он не бьет больно по сердцу, как обижает всегда, а лишь… Не знаю, как описать это чувство. Словно Стайлс не хочет меня задеть: я чувствую, что он, правда, пытается мне помощь. Цепкие пальцы хватаются за свитер на пояснице и аккуратно тянут обратно к себе. Кудрявый уже каким-то образом уселся на подоконник, из-за чего я оказываюсь между его ног, а горячее спокойное дыхание упирается мне в затылок: мое окно находится достаточно низко. Глубокий вдох. Выдох. — Контроль, — шепот прямо за ухом, отчего меня передергивает и щекочущие мурашки рассыпаются на шее, — помни о нем. Ты же не волчонок. Он прав. Я слишком легко даю волчице внутри просыпаться. В жизни бы не подумала, что такая мысль промелькнет у меня в голове, но… Как хорошо, что идиот Стайлс рядом. Он сдерживает меня, однако… Я не хочу думать о нем, как о своем спасителе. Я не хочу, чтобы в моем представлении он изменил тому холодному придурку, который не упускал возможности сделать мне больно. — Такая Лагард мне нравится, — Клэр усмехается, сверкая хитрым взглядом в теплом свете, — может, наступит день и ты, наконец, исполнишь мою мечту. Слегка хмурюсь, чувствуя, как пронырливые ручки Стайлса заползают под свитер. Сглатываю, продолжая делать вид, что ничего не замечаю, и с непониманием смотрю на ведьму с неожиданно поднявшимся настроением. — Какую мечту? — Быть может, — Кларисса пожимает плечами, — ты все-таки оторвешь голову этой сучке, — она кивает в сторону Джеммы, а я с неловкостью закусываю губу. Слышу смешок Гарри за спиной и ощущаю скользящие по пояснице пальцы, до дрожи приятные. — Мы не знаем, кто они такие и откуда взялись, — Стайлс младший вдруг подает хриплый голос, после чего прочищает горло, и, грубее сжав мою кожу, продолжает, заставляя меня замирать: — Они просто появились из ниоткуда и начали крушить стаи, не притрагиваясь к людям. Им не нужна еда, свет, вода или воздух. Единственное, без чего они не могут жить — это холод. Тишина вновь виснет над нами, а прикосновения Гарри прекращаются. — Зимой всегда наступают мрачные времена. А ты ее любишь, Стайлс, я помню. — Но мы не заботились об Охотниках последние семь лет, потому что именно тогда ведьмы общими силами утопили этих ублюдков в их же силе: во льде, — слышу, как, почему-то, прекращается дыхание Гарри, но говорить он не перестает: — Семейка Адамсон заточила их глубоко в земле, в глубинах горных пещер во льдах. И мы знали, что они не проснуться ни при каких условиях, только если… Пауза. — Только если этот лед не растопить. Смотрю на Клэр: ее пустой взгляд устремляется в темноту за окном, что прямо за нашими с Гарри спинами. А потом он резко обращается к моим глазам и ледяной голос тихо шепчет: — Перед входом в пещеру растут каменные розы. Моя бабушка подошла к этому заклятию с креативностью: только лишь Ребенок Луны, которого Луна полюбит особенно, может пробудить огонь этих цветов и он растопит непробиваемые льды. И тогда Охотники будут подчиняться этому любимчику Луны, но ты… — она запинается, все еще глядя на меня, и явно пытается подобрать правильные слова. — Ты же сама понимаешь, что никогда не сможешь руководить армией головорезов, стрелы которых пропитаны неизвестной никому хренью, которая смертельна для волков. Они не будут тебя слушать. Я знаю, Клэр. Розоволосая слегка хмурится, слыша мою мысль, и тут же кивает, одобрительно на меня глядя. Напряженно поджимаю губы. — Ты сказала: «Ребенок Луны, которого Луна полюбит особенно», — опускаю взгляд. Тяжелое, медленное дыхание. — А я даже обращаться толком не умею, — слова обрываются под конец, — какой из меня «любимчик Луны», Клэр? — Мы все думали, что ты просто слабая и неполноценная, да, — она поднимается с места, задумчиво разглядывая звездный потолок, и тяжело вздыхает. Тут же чувствую, как разворачивают меня руки Гарри к его лицу, и суровый, холодный взгляд заглядывает в самые потаенные уголки моей души. Мне кажется, я впервые смотрю на Гарри… Просто так. Не пытаюсь выразить свою злобу, ненависть, обиду, скрыть восхищение, возможно, страх, старания достучаться вглубь чащи его зеленого леса. Я просто смотрю на него, медленно моргая, и отступаю назад, теряя ощущение тепла его тела. — Нет, — отрицательно машу головой, — нет. Я не особенная. — Луна выбрала тебя, — Клэр беспечно плюхается на кровать рядом с Бадди, — как бы ты это не отрицала. -Кровь, — резко перевожу взгляд к Джемме, смотрящей в пол так, словно мира вокруг не существует, — у тебя редкая кровь. Можешь успокаивать себя этим, Лагард. — И ты использовала мою кровь, чтобы их пробудить, — задумчиво шепчу, кивая головой, когда в голове все слова, события и картинки складываются воедино, — когда я была в Споте, так? Джемма невольно вскидывает брови, обратив на меня хмурый, мутный из-за слез взгляд. — Откуда ты знаешь? Выдавливаю из себя легкую, дрожащую улыбку, обнимая себя руками, и смотрю на нее, но никак не могу делать это без жалости в глазах. — Я бы последовала твоему совету и спросила бы Охотников, но они рассказали мне все сами. Только что.****
— Я тебе не верю, — широко улыбаюсь, ополаскивая кружку, но взгляда не свожу с дедушки, — ты просто не мог. Дедушка с иронией хмыкает и опускает голову, пробегаясь глазами по строчкам на газете, что держит в руках, однако, я все еще вижу, как дрогают в улыбке его губы. Все таки врешь, мерзавец. — Стал бы я лгать своей любимой внучке? — дед даже глаз не поднимает на меня, отчего я усмехаюсь и выключаю кран, из-за чего шум воды больше не приглушает тихую мелодию, что напевает себе под нос бабушка, увлеченно нарезающая что-то на досточке. — Бабуль, — становлюсь рядом с ней и тянусь рукой к моркови, аккуратными кубиками нарезанной самой старушкой, — твой муж, кажется, спятил. Он говорит, что был в какой-то группе и даже встретил Джона Леннона. Получаю по руке, но все же успеваю захрустеть морковкой. Бабушка недовольно шикает в мою сторону, из-за чего я, хихикая, отступаю назад, и поднимаю ладони, показывая, что сдаюсь. — Филис, дорогая, — она вздыхает, коротко взглянув на все еще «увлеченно читающего» дедушку, — понимаешь, я сама не верила ему, когда он вернулся с очередного «концерта», — бабушка опускает нож и пальцами показывает кавычки, смешно морщась, — я то думала, что он опять со своими подруж… — Вот именно, Прим, — дед вдруг отвлекается от газеты и кидает на жену раздраженный взгляд, — это были просто подруги, а ты вела себя как ревнивая дурочка. — Да ты что? — бабуля вскидывает руками. — А эти ваши приветствия с поцелуями в щеку были дружескими, да? — Да, в губы целовал я только тебя, — твердо кивает старик, а я лишь приподнимаю уголок губ, наклоняя голову в сторону. Теплые. Уютные. Такие драгоценные и родные. Мои старики. — Ладно, ребятки, — хлопаю в ладоши и делаю еще шаг назад, становясь в арке между кухней и гостиной, — я отправляюсь в свою конуру, — указываю пальцем на потолок и разворачиваюсь, чтобы уйти, как Бадди появляется из неоткуда и становится на задние лапы, опираясь на мои ноги. Улыбаюсь ему и тут же беру на руки, прижимая к груди, как ребенка, из-за чего пес радостно и щедро покрывает мое лицо своей слюной. — И да, — на мгновение разворачиваюсь лишь только для того, чтобы договорить, — я тебе все еще не верю, дедуль, пока не увижу фотографии, — показываю на Великана, с иронией приподнимая брови. Тот усмехается и кидает мне вслед, когда я уже иду по коридору: — Напомни мне о ней, дорогуша. Спускаю лестницу и поднимаюсь с Бадди на свой чердак. Как обычно, он пытается съесть мои волосы и сделать из меня слизня, но я опускаю его на пол и недовольно тру свои щеки. — Бадди, ну что ты творишь? — ворчу под нос и направляюсь в свою мини-ванную, чтобы смыть слюну пса. — Джентльмены себя так не ведут, я же говорила. С какого черта Бадди, вообще, должен быть джентльменом? Не знаю. Мне просто хочется, чтобы это вот ковыляющее за мной чудо понимало меня и слушалось. Хотя, кажется, он и без этого меня прекрасно чувствует. Умываюсь теплой водой. Поднимаю взгляд к зеркалу и медленно хлопаю мокрыми отяжелевшими ресницами. Оглядываю свое лицо: обычный нос, обычные карие глаза, обычные сухие губы, обычные щеки. Ничего особенного. А Луна предназначила мне быть особенной. Что она нашла во мне? Это же я. Я — Филис Лагард. Я не Кларисса Адамсон, не Джемма Стайлс, я даже не чертова Миртл Аддингтон. Как она могла доверить мне такую ответственность? Она, действительно, решила, что я смог справиться со кучкой чокнутых Охотников, помешавшихся на идее перебить всех ее детей? Не понимаю, почему… Я. Но Клэр сказала, что есть человек, который может мне это объяснить. Отворачиваюсь от зеркала и опираюсь копчиком на раковину. Слегка улыбаюсь Бадди, внимательно за мною наблюдающим, и достаю из кармана телефон. Сглатываю. Волнение неприятно бьет по животу. Листаю список контактов и тут же нахожу нужного. Мама. — Алло? У нее голос все тот же: твердый и уверенный. У меня сердце теплом обливается, когда я его слышу, потому что это происходит настолько редко, что он медленно стирается в моей памяти. — Мам, привет, — улыбаюсь, глядя на пса. Чувствую, как женщина улыбается в ответ на том конце телефона. — Привет, дорогая, — она, вообще, редко дает себе слабину, но сейчас вдруг чувствую нотки нежности в ее словах, — как дела? — Эм, нормально, — пожимаю плечами и отталкиваюсь от раковины, выходя из комнаты. Хлопаю ладошкой по выключателю и ванная погружается во мрак. — Как ты? Как папа? Где Стив? — хочется задавать вопросы про то, что сегодня завтракал Стивен, какую деталь из автомобиля, оставленного на ремонт, отец не может найти, что сегодня они смотрели по телевизору. Хочется на секунду оказаться рядом с семьей. Хотя бы на мгновение. — Со мной все хорошо, милая, не волнуйся. Стив в своей комнате, наверное, опять сходит с ума со своими стрелялками, — слышу ее раздраженный вздох, из-за чего улыбаюсь чуть шире, разглядывая розовое солнце, уходящее за снежный лес, — отец уснул. Очень устал сегодня. Стивен говорил, что вы переписывались вчера. Жаловался, что ты опять называла его малявкой. Усмехаюсь, слыша скуление Бадди. Тут же нагибаюсь к нему, чтобы посадить рядом, и одновременно отвечаю: — Он всегда будет малявкой, — цокаю языком, все еще улыбаясь, — я и с папой недавно говорила. Он сказал, что ты в последнее время очень загруженная. Что-то случилось? — Ты же знаешь, — голос становится тише, — что происходит и как ты в этом замешана. Я бы забрала тебя оттуда, если бы могла сделать это прямо сейчас. — Гарри не позволит, — тут же отвечаю я, прислоняясь лбом к стеклу, и аккуратно поглаживаю Коротконожку за ухом, — стая не позволит. К тому же, тебе нельзя ставить под риск отца и Стива. — Знаю, поэтому и не еду, — тяжелый вздох, — если бы только могла… — Охотники говорят со мной, — резко произношу я, отчего на том конце трубки виснет тишина, — мне сложно разобрать их слова, но иногда все-таки удается. Они повторяют одно и то же слово, мама. Она никак не отвечает. Я прикрываю глаза, на секунду закусив нижнюю губу, и тихо продолжаю: — Отец. Безмолвие. Открываю глаза и вновь поднимаю голову, любуясь красотой зимнего заката. — Что не так с папой? Он же человек, верно? Как человек мог стать твоим Предназначенным? — Милая, — мать говорит по-странному неуверенно, — может, ты спросишь у него сам… — Главное — правда, мам, — обрываю ее с придыханием и с волнением дергаю ногой. Она медленно и тихо выдыхает. — Твой отец — мой Предназначенный, но он человек. Однако, он не всегда был им. Замираю. В шоке дергаются пальцы, касающиеся окна у самого лица, и глаза расширяются. — Когда… Когда пришла опасность, — дедушка тоже так говорил, я помню, — то он сражался, как верный член стаи, но… Что-то пошло не так. Яд стрелы Охотника попал в кровь Джорджа, но он остался жив. И утратил свою Луну. Он не любит об это говорить, так что… — То есть, я была рождена от союза волчицы и человека, но во мне преобладает Луна? — не веря своим словам, говорю я, зарываясь пальцами в волосы. Мама молчит пару секунд. — Да. Хмурюсь. Опускаю взгляд, касаясь им заднего двора нашего дома. Снег красиво переливается в свете розового солнца. Сейчас только пять, а темнота уже рядом. Темнота прячется за углом. Она надвигается так быстро и яро, что я даже подумать не могу о том, как от нее скрыться или остановить ее. — Мне страшно, мам, — выдыхаю. Движение. Щурюсь, ближе придвигаясь к стеклу, и внимательно исследую взглядом деревья, с которых начинается лес со стороны заднего дворика. Кажется, будто это просто тени. Игра света заката. Но она не прекращается: одна тень проскальзывает за другой. Вдруг осознаю, что они держат свой путь на север. — Я постараюсь сделать все, чтобы тебя не использовали как чертову нажив… — Мне пора, мама. Клэр пришла, я заставляю ее ждать, — спешно говорю я, резко спрыгивая с подоконника, и через секунду уже спускаюсь вниз по лестнице, — спасибо. — За что? — тихо шепчет мать в трубку. — За правду. Быстро кидаю, не задумываясь, и бросаю трубку, засовывая телефон в карман. Думаю, она даже не услышала. Подскальзываюсь на повороте из гостиной в коридор, из-за чего приходится схватиться за стенку, но я не останавливаюсь. С дикой скоростью надеваю сапоги и тут же выбегаю на улицу. Мороз больно колет щеки, тысячами иголок втыкаясь в кожу. Не обращаю внимания на этот холод, а оббегаю дом и пускаюсь по сугробам в лес. Я знаю, что сейчас ступать в него запрещено альфой. Но я Предназначенная его сына. Думаю, он простит мне это. Принюхиваюсь. Пахнет кровью. И смертью. Как тогда пахла Китти. Ноги начинают двигаться быстрее. Почти не чувствую усталости, лишь снег тормозит меня, заставляя застревать в нем. Черт. Но я все равно не потеряю след. Я должна знать, что здесь происходит. Куда бегут волки моей стаи? Сгущающаяся темнота леса пугает. Розовое солнце все еще освещает мой путь, но все вокруг преображается: деревья становятся страшными чудищами, кусты неведомыми монстрами, а за каждым стволом меня непременно кто-то поджидает. Постоянно оглядываюсь. Кажется, что кто-то бесшумно следуют за мной, но каждый раз за спиной никого нет. Дышать. Нужно не забывать дышать. Вскоре вижу толпучку волков. Торможу тут же. Я знаю, какой слух у Детей Луны, поэтому стараюсь быть как можно более бесшумной, однако, тяжелое дыхание никак не удается усмирить. Закрываю нос и рот ладошкой, ощущая, какая горячая у меня кожа. Приглядываюсь. Они что-то окружают? Или… Кого-то. Шаг вперед. Страх сжимает горло, но еще сильнее мучается сердце. От боли. Еще один труп? Кого они вновь погубили? Руки безвольно падают по швам. Это из-за меня. Джемма бы не пробудила Охотников, уделяй Гарри ей больше времени. Но он тратил его со мной. Я виновата. Я должна была подумать о других. Теперь они умирают. Их сердца останавливаются, их невинные сердца, а мое все еще бьется, хотя именно я должна быть на их месте. Моя особенность — мое проклятие. Моя сила — моя слабость. — Лагард? Тихий шепот. Резко. Вздрагиваю. Оборачиваюсь. Рот невольно открывается, чтобы выпустить бешеный крик, но горячая рука накрывает мои губы. Два зеленых фонарика. Внимательно вглядываюсь в них, тяжело дыша, и чувствую, как замирает у меня в груди сердце. Ты такой красивый. Внимательно смотрю на нахмуренные брови, не менее хмурые глаза, пухлые, приоткрытые губы, напряженные скулы. Из-под серой шапки непослушно торчат кудряшки. Не застегнутая куртка оголяет шею, на которой висит фотоаппарат. Вижу каждую венку. Ты такой красивый, Гарри. Я так хочу тебя поцеловать. — Какого черта ты здесь забыла? — сурово шепчет, настолько тихо, что приходится напрягать слух. Все еще завороженно смотрю на него, не понимая, почему он не убирает ладонь с моего лица, и показываю большим пальцем себе за спину. Я пришла вновь разбить себя, да? Так получается? Каждый раз происходит именно это, когда я пытаюсь помочь. Гарри закатывает глаза. Другой рукой хватает меня за кофту (ибо куртку я не надела в спешке) и притягивает к себе. Врезаюсь в его грудь, задевая фотоаппарат, и с удовольствием медленно вдыхаю запах парня. Свежий, одновременно сладковатый. Такой приятный. Интимный. Боже, что со мной происходит? Я впервые ощущаю в себе такое бешеное желание… Желание. Именно к Стайлсу. Животные чувства. Развратные, грязные мысли. Но я не могу им сопротивляться. — У тебя голова работает? А если бы они тебя заметили? Проблем решила себе нажить? — он шепчет прямо в ухо, обжигая кожу своим горячим дыханием, и медленно опускает свою руку. Хочется жалобно застонать. Пускай он меня не отпускает, пожалуйста. Пускай прижмет ближе. — А что, если бы Охотники оказались здесь, дубина? — злится еще сильнее, одновременно снимая с себя куртку, но делает все аккуратно и тихо, а я лишь медленно выдыхаю в его шею, тут же замечая, как по ней ползут мурашки и напрягаются мышцы. — Ты бы был рядом, — шепчу, находясь так близко, что губами задеваю его кожу. Стайлс сглатывает, надевая на меня куртку, и я тут же блаженно прикрываю глаза, когда его запах и тепло окутывает со всех сторон. Трусь щекой о воротник, зная, что Гарри смотрит на меня, но… Я не знаю, что это такое. Словно что-то, долгое время скрывавшееся, начало проявлять себя. Не могу контролировать это. — Пойдем отсюда, — парень берет меня за руку, обжигая пальцы, и начинает аккуратно вести вперед. Постоянно оглядывается, напрягает слух, ищет во всем подвох. А я просто тащусь следом, то сжимая, то разжимая его ладонь, как ребенок. Он заполняет все мои мысли, крадет все чувства. Я даже забыла, по какой причине вообще оказалась в лесу. Оборачиваюсь. Где-то вдалеке все еще толпятся волки. Сглатываю. Вновь смотрю вперед и тихо, испуганно шепчу: — Кто? Гарри отвечает не сразу. Опускает голову, замирая, потом одной рукой включает свой фотоаппарат и что-то там рассматривает. — Джексон Ирвин. Ты его не знала. Но мне все равно больно. — Покажи мне, — киваю в сторону его фотоаппарата. Парень на секунду поднимает на меня блестящие глаза, после чего тормозит и поворачивается ко мне лицом. — Только не наложи в штаны, — мрачно усмехается, протягивая фотоаппарат ко мне. Однако, не снимает его с шеи, из-за чего ему самому приходится стоять запредельно близко ко мне. Пытаюсь не обращать на это внимания, разглядывая фотографии на маленьком экране, но особого труда это не составляет, когда… Когда я вижу множество снимков мертвых волков. Около четырнадцати. У всех вспорот живот и одинаково вырезана Луна на лбу. Те же стеклянные глаза, как у Китти. Тот же пустой взгляд. — Боже, — шепчу, закрывая рот рукой, и отступаю на шаг. Поднимаю растерянный взгляд к лицу Стайлса. Он не смотрит на меня, нервно жуя внутреннюю часть щеки, и еще пару секунд хмуро изучает снимок, где изображена Китти. — Нам надо уходить, — выключает фотоаппарат и вновь берет меня за руку. Больше не концентрируюсь на тягучем чувстве между ног. Пустым взглядом упираюсь в снег под ногами и поджимаю дрожащие губы. Господи… Господи… Господи… Мы умрем? Охотники убивают всех. И нас убьют. А потом… — Ты слишком шумно думаешь, — резко кидает мне Стайлс. Поднимаю к нему голову, но парень не смотрит на меня. Впервые замечаю, что его большой палец мягко гладит мою руку. Шумный вздох. Опять это назойливое ощущение. — Гарри? — робко произношу его имя. — М-м-м? — протяжно тянет он, не оборачиваясь. Резко останавливаюсь. Стайлс с непониманием смотрит на меня, а я опускаю голову, нервно ковыряя снег кончиком сапога. — У тебя тоже есть это странное ощущение в последнее время? — шепчу почти совсем неслышно, еле сдерживаясь от того, чтобы не прикрыть глаза от приятной пульсации ниже живота. Гарри, почему-то, на пару секунд замирает, внимательно вглядываясь в мое лицо, а затем… Слегка улыбается. Как-то странно. Делает шаг вперед, из-за чего я хмурюсь и отступаю, но сразу же врезаюсь в ствол дерева позади, из-за чего шиплю себе под нос от боли. — Где? — Стайлс наклоняет голову вбок, останавливаясь вплотную ко мне, и с вопросом смотрит мне в глаза. Судорожно втягиваю морозный воздух через нос. Мне кажется, он просто издевается надо мной. Играет. — Что «где»? — вжимаюсь в ствол и смотрю на него снизу вверх, нервно жуя губы. Парень наклоняется ко мне так, черт его побери, близко, что когда он говорит, то касается своими устами моих, и я чувствую их влажность и холод: — Где это ощущение? — специально облизывается, из-за чего его язык скользит по моим губам. — Здесь? — аккуратно кладет ладонь мне на солнечное сплетение и слегка сжимает кофту. Я шумно сглатываю. Отрицательно машу головой, нетерпеливо топая ногами. — Здесь? — опускает руку, нарочито проводя пальцами по правой груди, и останавливается на уровне желудка. Жмурюсь, мыча, и чувствую, как покрывается кожа щекучущими мурашками. — Тут? — горячая ладонь ложится на пупок и сильно нажимает, заставляя меня прогнуться. Не вижу лица Гарри, но готова поклясться, что он насмешливо улыбается сейчас. — Н-нет, — шепчу дрожащим голосом, опуская голову. Борюсь с желанием закричать от переизбытка чувств, из-за чего с силой сжимаю кулаки, почти плача от безысходности. Рука Гарри ползет ниже. Прямо туда. Горизонтально ложится почти на самом чувствительном месте, из-за чего ноги самовольно раздвигаются, но… Он не идет дальше. Сильный нажим. Стону, руками хватаясь за свитер Стайлса на груди, и до боли закусываю губу. Тут же слышу издевательский смешок. — Здесь? Ощущения накалены. Будь я просто человеком, клянусь, я бы не была столь чувствительной. Но Гарри — мой Предназначенный. Нас связывают узы Луны, а оттого и каждое его прикосновение ощущается по другому: ярче, мощнее. — Почему так… — запинаюсь, жалобно скуля, когда пальцы медленно очерчивают круг прямо там, нажимая. — Так сильно? Со всей дури сжимаю свитер парня и стону, лбом утыкаясь в его шею. Рука Гарри скользит ниже, прямо вглубь. Щекочущие прикосновения пальцев. Спокойное дыхание над ухом. Как хорошо, Боже, как хорошо… — Волчица зовет своего волка, — шепчет Стайлс мне на ушко и тут же дарит легкий, мягкий поцелуй в щеку, из-за чего мне хочется запищать от мурашек, прошедших по всему телу, — Лунные узы начали проявлять себя как никогда хорошо. Меня горячит больше всего то, какие у него медленные и плавные движения. Хочу быстрее. Грубее. Невольно бедра дергаются вперед, чтобы создать более быстрое трение, но второй рукой Гарри тут же меня останавливает: ладонью нажимает на живот, заставляя прильнуть спиной обратно к дереву. — Нет, — хнычу, хватаясь за запястье руки, которая все еще остается на самом чувствительном месте, — нет, пожалуйста, — сжимаю ему руку, уверена, до боли, и, на удивление самой себе, без стеснения смотрю мутным взглядом в два пылающих огнем зеленых фонарика. Пытаюсь безмолвно попросить его…. Продолжить. Вслух бы такое я не сказала никогда. Облизываю сухие губы и тут же замечаю, как хмурится Стайлс, переводя взгляд к ним. — Контроль, — цедит Гарри сквозь зубы. Делает резкий шаг назад. Я удивленно смотрю на него, не понимая. Что-то… Что-то со мной не так? Я вызываю у него отвращение? Почему… Он, эм, н-не хочет… меня? — Контроль, дорогуша, — повторяет с серьезным взглядом, а я лишь слегка приоткрываю губы, ощущая, как невольно падают руки по швам. Выдыхаю так, что из груди выходит весь кислород. Я, перебарывая свое стеснения, зная, что Стайлс чувствует ко мне то же самое, старалась открыть перед ним то, что я никогда не открывала перед другими. Я была готова отдать себя ему полностью, и Гарри, уверена, чувствовал это, но он… Оттолкнул меня. Ушел. Я чувствую себя шлюхой. Навязывалась ему, как второсортная проститутка. Стайлс просто унизил меня. Как всегда это делал. Холодно. Шмыгаю красным носом, чувствуя, как лица касаются розовые лучи уходящего солнца, и все никак не могу не смотреть на Гарри взглядом потерянного ребенка. Он сам, естественно, не меняется в лице: такой же хмурый, серьезный, до истерики непонятный. Пошел ты, Стайлс. Резко дергаюсь вперед. Уверенно шагаю вперед, обгоняя Гарри, и слышу позади насмешливый голос: — Ты хоть знаешь, куда идти? Разберусь, не волнуйся. Не отвечаю, продолжая идти вперед, и дрожащей рукой поправляю ворот куртки. Возмущение. Непонимание. Обида. Они смешиваются, превращаясь в какую-то непонятную кашу, подогреваемую злостью и… Неудовлетворенностью. Ненавижу его. Придурок. Больной. Он просто сумасшедший. Вот и ответ на все его выходки: что можно ожидать от человека, у которого проблемы с психикой? Но… Больше всего я ненавижу себя. Я сорвалась. Я показала себя грязной, похотливой. Это все я. И за это мне хочется покрепче затянуть петлю на шее. Гарри следует за мной. Слышу его шаги, но понимаю, что звучат они довольно далеко. Значит, он не спешит меня догнать и идти на одном уровне. От этого злюсь еще сильнее, отчего грубо убираю с лица волосы, ногтями царапая щеки, и ощущаю подушечками пальцев, насколько они горячие, несмотря на минусовую температуру. — Направо. Хриплый голос с нескрываемой насмешкой раздается позади именно в тот момент, когда я, даже не думая о том, куда иду, сворачиваю налево. Недовольно фыркаю и резко разворачиваюсь в противоположную сторону, нервно потирая кожу шеи, отчего напоминаю себе своими же дергаными, дрожащими движениями наркомана, которому срочно необходима доза. Вижу впереди свет из окон нашего дома. Стемнело так незаметно. На секунду забываю о своем гневе и пропускаю через себя все звуки темного леса. Слышу еле слышный хруст снега под аккуратными лапами лисицы, тяжелое дыхание несущихся по лесу Детей Луны, что честно выполняют патрульную работу, тихий вой ветра над Форест-Лейк. Странного шипения нет. Значит, Охотники не рядом. На секунду оборачиваюсь: Гарри все так же идет за мной, еле различимый в темноте деревьев, когда я уже подхожу к крыльцу заднего двора. Неслышно выдыхаю, щурясь, чтобы рассмотреть бабушку и дедушку, сидящих на диване у телевизора. Во всем доме темно, поэтому, несмотря на то, что я слежу за ними через большую стеклянную дверь на кухне, видно их прекрасно. Аккуратно поднимаюсь по ступенькам, ради безопасности придерживаясь высоких перил. Моя удачливость и лед на ступеньках обязательно сговорятся и я вновь получу нормальный такой ушиб моего бедного копчика, итак пострадавшего от столкновения со стволом дерева совсем недавно. — Даже не попрощаешься? — издевательский смешок позади. — Минут десять назад ты умоляла меня не оставлять тебя. Прикладываю все силы, чтобы с самым невозмутимым видом проигнорировать его и не обращать внимания на то, как болезненно уколола обида сердце. Уже поднимаюсь на веранду, как горячая рука дергает меня за руку, разворачивая. Но, кажется, Стайлс совсем не задумывается о том, что нужно контролировать свои силы: весь корпус поворачивается раньше, чем ноги, отчего я путаюсь в них же и с тонким писком лечу спиной на ступеньки. Гарри вовремя хватает меня за талию, успев каким-то магическим образом аккуратным и плавным движением уложить меня на эти же ступеньки, но от страха я все еще не могу раскрыть крепко сжавшихся век и прекратить громко, обрывисто дышать. Слышу стук, когда колени парня буквально падают ниже на лестнице и он сам, видимо, не ожидая такого резкого поворота событий, грубо падает лицо прямо мне в грудь, умещаясь между моих широко раздвинутых ног. Тут же раскрываю глаза, диким взглядом упираясь в звездное небо над головой. — Стайлс, у тебя проблемы, ты понимаешь? — как всегда это происходит, когда мне неловко, я начинаю нести несусветный бред, еще и неуместно хихикая. — Проблемы с расчетом своих силенок. Так ты иди, вымещай их на стене или на Этвил… — Господи, ты как, вообще, так быстро разговариваешь? — Гарри поднимает голову, взмахивая ею, отчего кудряшки, торчащие из-под шапки, подпрыгивают. — У тебя что, машина-язык? Интересно, а ты в постели работаешь им так же хорош… — Заткни свое грязное «я», Стайлс, — почти рычу, с презрением вглядываясь в игривые зеленые глаза, — оно вызывает только отвращение. — Да? Мне показалось, тебе понравилось, когда мое грязное «я» опустилось ниже, — он самодовольно усмехается, коротко указывая глазами на мои раздвинутые ноги. Почти задыхаюсь в возмущении, резко опираясь руками на ледяные ступеньки, из-за чего и кудрявому приходится встать на вытянутые руки прямо на уровне моей талии и слегка приподняться надо мной. — Тебе показалось все, Гарри. У тебя галлюцинации. Может, стоит обратиться к психологу? Лучше сразу к психиатру. Знаешь, смахивает на биполярное расстройство с примесью шизофрен… — Я заткну тебя сам. Кажется, перебивать друг друга — уже нормально. Только Стайлс решил сделать это немного по-другому. Холодные, влажные губы резко прикасаются к моим. Глаза резко расширяются. Не могу свести взгляда с лица парня, поражаясь резкой перемене на нем: насмешка в глазах пропадает и два зеленых фонарика становятся серьезными, потом и вовсе прикрываются, все мышцы расслабляются, а на губах чувствуется маленькая, довольная улыбка. Он целует так странно. Сначала аккуратно прислоняется своими губами к моим, застывая на пару секунд, после чего приоткрывает рот, осторожно целуя нижнюю губу. Тут же тянусь ближе к нему, чтобы ответить так же, только бережно прикоснуться именно к верхней. Сердце колотиться то как…. А потом… Так с ним всегда: словно Гарри искренне пытается аккуратничать, быть нежным, но это точно не его настоящая личность. Настоящая личность прорывается. Грубость, страсть. Боль смешивается с диким удовольствием. Стайлс буквально набрасывается на меня, хватая за спину, из-за чего я в ответ отрываюсь от ступенек и крепко хватаю его за свитер на уровне шеи. Воздуха не хватает. Он отрывается на секунду, и его бешеное дыхание смешивается с моим. — А ты быстро учишься, — усмехается с придыханием, заставляя меня покраснеть до кончиков пальцев и со смущением сглотнуть. Вновь целует. Так грубо, дико. Это так… По-зверски. Так по… Гарри. Во всей этой резкости и есть вся его сущность. И я…. Я не жалуюсь. Не понимаю, в какой момент эти ненасытные губы перескакивают на подбородок, потом на шею. Забываюсь. Холод не ощущается совсем. Только его губы, его жар, его бешеная мощь, сила, энергия. Мычу под нос, крепко жмурясь, и сжимаю свитер до такой степени, что… Слышу треск. — Ту рубашку пришлось выкинуть, Лагард, — парень резко прикасается губами к моему ушку и шепчет так, сволочь, сексуально, что у меня невольно вырывается горячий, тяжелый вздох, — скоро оставишь меня совсем без вещей. «Я и не против лицезреть тебя голышом. Думаю, там есть на что посмотреть,» — хочется сказать мне, но я лишь резко дергаю его ближе за этот самый порванный воротник, желая ударить себя за такие мысли, и говорю, сгорая от смущения, прямо ему в шею, отчего по ней тут же ползут мурашки: — Придурок. Он усмехается, собираясь что-то сказать, но шорох за моей спиной неожиданно бросается во внимание нам обоим. Замираем. Кто-то идет к двери, через которую я пару минут назад наблюдала за стариками. Один из них. А мы здесь… Так. — Вот черт, — недовольно шикает Гарри и вновь коротко целует меня, сверкнув суровым взглядом ярких глаз. Треск. Жмурюсь. Этот треск другой. Этот я знаю. Тепло тела Гарри пропадает, как и его запах, только жар на губах и бешеное волнение в груди остались. Слышу, как открывается дверь позади, и открываю расширенные глаза, завороженно глядя на огромного волка, стоящего прямо передо мной. Несмотря на то, что я сижу почти на самой верхней ступеньке, а он стоит на земле, его глаза находятся на уровне моих. И эти два зеленых фонарика задорно мне улыбаются. — Филис, — голос у бабушки полон удивления, — что здесь происходит, мисс? Широко улыбаюсь, продолжая глядеть в глаза Гарри. Он рыкает, как будто бы пытаясь что-то сказать, и резко срывается с места. Я успеваю шепнуть: «Пока», перед тем, как он пропадает из поля зрения в лесу, и волк оборачивается, сверкнув зеленым огнем в темноте. — Береги себя, — продолжаю еще тише, но уже без улыбки. Сглатываю. — Это что такое, Филис? А ну-ка заходи в дом, дорогая, нам предстоит долгий разговор, — торопливые ручки бабушки аккуратно прикасаются к моим плечам, помогая подняться, и я податливо встаю, проходя вместе с ней к открытой двери. — А это что такое? — она хмурится, указывая взглядом на куртку Гарри на мне, а я все еще задумчиво продолжаю смотреть в пол. — Ты мне объяснишь, что это такое, слышишь? И деду тоже. Ты же знаешь, какие опасные времена настал… Ее ворчание резко прерывается. Мы замираем у дверного проема, вскинув головы, и обе внимательно вглядываемся в темные верхушки деревьев. Волчий вой эхом разносится по округе вместе с воем ледяного ветра. Слегка улыбаюсь, абсолютно не вникая в бормотание бабушки. Заходим в дом. Закусываю нижнюю губу, еле сдерживаясь от того, чтобы не захихикать, и вдыхаю запах парфюма Гарри, исходящий от его куртки. Мне показалось, что в этом вое я услышала его хриплый голос: «Ты себя тоже, дорогуша». <b>****</b>
— Скажи же, он просто чертов извращенец! Клэр, теперь мне страшно находится с ним в одном помещении! Вдруг он не сдержит свои грязные желания и… — запинаюсь, опуская голову, и тихо шепчу, с чувствами жестикулируя: — И изнасилует меня, представляешь? Поднимаю робкий взгляд к лицу Клариссы и нервно жую внутреннюю часть щеки, слегка хмурясь, когда вдруг замечаю, что ее карие холодные глаза полны иронии, тонкие губы плотно сжаты, а темные густые брови манерно изогнуты. Полное безразличие с щепоткой сарказма. Какого… — Лагард, — розоволосая тяжело вздыхает, явно сдерживаясь от того, чтобы не закатить глаза, и отворачивается от меня, возвращаясь к коробке, полной елочных игрушек, — порой мне кажется, что самый адекватный здесь именно Стайлс. — Стайлс не может быть адекватным, Адамсон, — Даниэлла, насмешливо усмехнувшись, проходит мимо, спокойно удерживая стремянку, и, естественно, не упускает случая вставить свой язвительный комментарий. Но в этот раз я с ней согласна. — Что ты имеешь в виду, Клэр? — возмущенно вскидываю руки и с якобы обидой тоже залезаю руками в свою коробку с мишурой и фонариками, хотя грудь так и жжет стыд. — Я думала, ты будешь нормальной подругой и поддержишь меня, Адамсон. — С функцией думать у тебя проблемы, — розоволосая все-таки закатывает глаза, шикая в мою сторону, — по твоим словам, ты сама начала всю эту тему со своим недотрах… — Замолчи, Клэр! — с паникой вскидываю руками, нервно оглядываясь. — Господи, тише! Зачем ты так орешь? Она с невозмутимым видом смотрит на меня, а я скулю от безысходности и падаю лицом в собственные ладони. — Не дай Бог, кто-то услышал, Клэр… — шепчу, пальцами массируя кожу головы. — Если кто-то услышал твой бред, то я обещаю, что никогда не буду с тобой разговаривать. — Во-первых, это не бред, а правда, — Кларисса довольно усмехается, вновь приступая к своей работе, — а, во-вторых, будешь просто прекрасно, если ты перестанешь мотать мне нервы своей белибердой. Давай, прекращай говорить, я жду. — Ты… Да ты… — почти задыхаюсь, говоря это. — Ты предательница, Адамсон! — указываю на нее пальцем, а розоволосая только заливается тихим смехом, вскидывая голову. Сглатываю свое возмущение. Она защищает чертового Гарри, а не меня. Надо же. Это же он виноват, а она… Она… — Я просто честная, — победно качает головой подруга, на что я шокировано открываю рот, чувствуя, как падают руки по бокам. Вздрагиваю, когда чувствую аккуратное прикосновение к плечу. — Сладкие щечки, ты выглядишь… — Луи обходит меня и становится рядом с Клэр, задумчиво меня рассматривая. — Э-э-э…. Крайне возмущенной. Кто-то тебя обидел? Томлинсон улыбается. Так мягко и тепло, как делает это всегда, а у меня опять тает из-за этого сердце. Солнечный мальчик. — Это все из-за нее, — указываю на продолжающую посмеиваться Клэр и вновь возвращаюсь к распутыванию фонариков, — и твоего кудрявого дружка. — Ты собрала вокруг себя фриков, сладкие щечки, — довольно усмехается Луи, когда замечает на себе убийственный взгляд ведьмы, — поэтому жизнь так подпортилась. Пошли-ка со мной. Я точно не дам тебя в обиду. Парень обнимает меня за плечо, свободной рукой подхватывает мою коробку и ведет меня прямиком к Эшли, стоящей на той самой стремянке, которую несла Даниелла. Оборачиваюсь по дороге и показываю язык Клэр, продолжающей насмешливо смотреть мне вслед. В ответ она поднимает средний палец и с самым пофигистическим видом возвращается к своей работе. — У тебя же здесь фонарики, да? — Луи смотрит мне в глаза своими голубыми. — Как раз развешаешь их вместе с Эш. Успокоишься, так сказать. — Я успокоюсь только если Стайлс по волшебству пропадет из моей жизни, — бормочу себе под нос, угрюмо глядя себе под ноги. Да, принимать тот факт, что Клэр, действительно, права, мне не хочется. От слова совсем. Все таки, Стайлс — самовлюбленный, наглый и глупый индюк. Чтоб он провалился с этими его зелеными глазами, кудряшками, сильными руками и мягкими губ… Заткнись, Филис. Просто закрой свое… Извращенное «я», черт возьми… — Красной дорожки нет, пардон, — без особого интереса приветствует меня Хилори, рассматривая свой маникюр. С первой секунды до меня не доходит, но потом я понимаю, что она придерживает лестницу, на которую встану я, а чуть дальше удерживает стремянку Эшли Зейн, мило мне махающий рукой. — Ничего, — слегка улыбаюсь и достаю из коробки, которую продолжает держать Луи, длинные фонарики в виде звездочек. Вешаю эту огромный шнур себе на плечо и, улыбнувшись другу, встаю на ступеньки, начиная подниматься вверх. — Кинешь мне их, сладкие щечки! — Эшли широко мне улыбается, сверкая блестящими тенями. На ней они смотрятся намного лучше, чем на моей щеке, куда их намазала Миртл, не зная, что они водостойкие. А я просто спросила, как они будут выглядеть на моей коже… — Лови! — резко швыряю фонарики в сторону второй стремянки, и Смит тут же ловко их подхватывает. Тянет в свою сторону, из-за чего мне приходится аккуратно спускать их с плеча, чтобы она не утянула меня за ними вслед. — Боишься, Лагард? — Даниэлла снизу насмешливо мне улыбается, схватившись за лестницу обоими руками, но, чувствую я, совсем не для того, чтобы обеспечить мою безопасность. — Я пожалуюсь, если ты это сделаешь, — со страхом придерживаюсь одной рукой за стенку и напряженно слежу за девушкой, которая без малейшего колебания может взять и начать трясти лестницу в шутку, а я со своей «удачливостью» обязательно свалюсь отсюда. Даниэлла с иронией приподнимает брови, чмокая алыми губами, а я уже готова запищать от страха. — Кому? — Стайлсу. Отвечаю незамедлительно. Даниэлла тут же заливается каким-то издевательским смехом, а я безмолвно взвываю к небесам, вскидывая голову вверх. ЧертЧертЧертЧерт. Когда-нибудь я научусь думать прежде, чем нести этот несусветный бред? Когда-нибудь в моей голове появится хотя бы капелька мозгов? Когда-нибудь я перестану нести бред? _И еще попроси его хорошенько тебя отодрать, а то из-за недотраха у тебя голова кругом ходит. Бедненькая._ Резко опускаю голову и тут же нахожу взглядом Клэр, чей голос, пропитанный сарказмом и насмешкой, только что прозвучал в голове. Эта сучка довольно улыбается, продолжая перебирать игрушки, словно ничего только что не было. Официально заявляю, я — неудачница. Спасибо за внимание. — Э-э-э-м… — Луи неловко чешет затылок, наблюдая за всей этой картиной. — Хорошо, ладно. Давайте скорее закончим. А то миссис Черч открутит нам головы, если мы не закончим на этой неделе. Благодарно смотрю на парня, на что он слегка улыбается и складывает руки на груди, продолжая наблюдать за тем, как я и Эшли все так же пытаемся растянуть фонарики. — Ага, она так волнуется по поводу каждой чертовой мелочи из-за этого зимнего бала, — Даниэлла закатывает глаза, встряхивая головой, чтобы прядки блондинистых волос не лезли в глаза, — словно собирает своего ребенка на его первый утренник. — Она работает у нас в школе первый год, — Эшли пожимает плечами, — это нормально для новичков. Ребята продолжают обсуждать что-то насчет грядущего зимнего бала, а я оглядываюсь, позволяя себе тихо, протяжно выдохнуть. Спортзал школы стал нашим домом неделю назад. Мне и еще многим выпускникам поручили украшение этого помещения к зимнему балу, который будет в конце следующей неделе. Все твердят мне, что этот зимний бал самое грандиозное, красивое и запоминающееся событие во всей школьной жизни, которого ждет каждый школьник Эддингтона. А я не могу поверить, что сейчас мы просто обычные школьники, которые развешивают эти чертовы фонарики, устанавливаем елку, расставляем столы и с нетерпением ищем себе нарядные платья, эффектные смокинги. Мы сейчас здесь. А где-то там, в чаще этого бесконечного леса Эддингтона, Охотники бесшумно бегут по снегу, нагоняя какого-нибудь несчастного Ребенка Луна, и натягивают свои стрелы перед теми, кого они уже взяли в плен. Я просто не могу осознать, что в это вот мгновение могут происходить два таких события одновременно. Все словно забыли. Словно. А, на деле, все вокруг — просто умелые актеры, которые примут реальность за дверьми этой школы уже без наигранных улыбок и шуток. А я никогда не могла хорошо играть. — Филис, давай начнем цеплять фонарики, — отвлекаюсь на голос Эшли, — там ты начнешь, а я продолжу тут, — она указывает пальцем куда-то мне за спину. Киваю, аккуратно оборачиваясь, и тяну руки к углу, к которому приклею начало длинного шнура фонариков. Проделывая все это с сосредоточенным видом и высунутым языком, слышу голоса снизу: — Ребята, я договорилась насчет катка! — визгливый, громкий голос Миртл можно услышать и на луне без проблем. — Сколько ты взяла билетов? — интересуется Луи, заставляя меня на секунду опустить голову. — Так, — девушка озадаченно хмурится, двигая губами, — десять, — отвечает, улыбаясь, а Даниэлла закатывает глаза. — Нужно было девять, Миртл, ты даже это запомнить не смогла. — Я взяла еще один на всякий случай, — оправдывается Аддингтон, разводя руки в стороны. Я уже закончила с фонариками, поэтому шикаю в сторону Хилори, аккуратно опускаю ногу на ступеньку ниже: — Держи лестницу крепче, Даниэлла, ради всего святого. — Во мне нет ничего святого, Лагард, — девушка в ответ мне усмехается, но, слава Богу, продолжает крепко удерживать стремянку. С горем пополам спустившись, облегченно вздыхаю и наблюдаю за тем, как к нам приближается Найл с пачкой чипсов. — О да, — выдыхаю с радостью и делаю шаг вперед, а Хоран замирает, непонимающе на меня глядя красивыми голубыми глазами. — Филис? — он даже приподнимает бровь, когда я становлюсь рядом и протягиваю руку к чипсам, захватывая пальцами одну. — Поделишься со мной? Я ничего не ела с самого утра, — жалобно хнычу, жуя, но Найл резко отодвигает от моих рук еду, возмущенно открывая рот. — Вообще-то, я тоже, — он отворачивается, начиная быстрыми шагами удаляться, а я хватаюсь за его плечи и прыгаю вслед, пытаясь дотянуться до чипсов. — Ну, Найл! Так нечестно! Поделись с бедняжкой Филис! Давай же! — ною ему прямо на ухо, но он лишь быстрее ест, чтобы мне ничего не досталось. — Нечестно отбирать еду у другого голодающего человека! — с набитым ртом отвечает парень, начиная почти бежать. Слышу позади тихий смех ребят, но не оставляю попыток отхватить себе хотя бы немного. — Ты не поним… Не договариваю. Нога Найла цепляется за какую-то коробку с мишурой, отчего он летит прямиком лицом в пол, а я, естественно, шмякаюсь за ним. С громким шлепком Хоран буквально целуется с паркетом, а я падаю на него, создавая из нас слоистый бутерброд. Позади слышится громкий смех ребят, и мы сами резко взрываемся в бешеном хохота. — Господи! — слышу тихое кряхтение под собой, и становится смешно уже до слез. — Слезь с меня, Филис, умоляю! Я ещё слишком молод, чтобы умирать! Сползаю с парня. Точнее, скатываюсь на пол рядом. Мы летим на спине, громко смеётся и смотрим в потолок, руками хватаясь за живот. Ситуация странная, не спорю, но смешно же. Слышу стон Найла рядом, из-за чего прикрываю глаза, хохоча так, что в темноте закрытых глаз появляются странные пятна. — Вот, к чему приводит жадность, друг мой, — сквозь смех пытаюсь выговорить хоть что-то внятное. Не пойму, что с Хораном: то ли он смеется, утирая слезы, то ли ноет и слезы эти совсем не веселенькие. Хотя, если все происходит одновременно, то, вероятно, у него истерика. Слышу шаги сквозь всеобщий смех в спортзале. Один из плюсов того, что Ребенок Луны — слух. Он улучшился довольно давно. Мне стоит совсем немного его напрячь — и я слышу все. То же со зрением и обонянием. Но мне не обязательно видеть, слышать или чуять запах, чтобы почувствовать, что Гарри, черт бы его побрал, Стайлс рядом. Открываю глаза, резко замолкая. Готовлюсь увидеть белый потолок над головой, но уж точно не два зелёных фонарика. Замираю. — Лагард, о твоих странных предпочтениях я узнал еще вчера, — засранец, точно говорит о ситуации в лесу, — но чтобы на полу… Слишком твердо, не думаешь? Проблема в том, что его усмешку я вижу… Немного не так. Просто… Я прямо у его остроконечных, коричневых ботинках, о которых я часто думаю. Да, серьезно. Все дело в том, что сейчас, уж извините, зима, а он носит эти тонкие ботиночки от какого-нибудь Луи Витона, абсолютно не защищающие его от холода. Дурак. Гарри наклоняется, чтобы видеть мое лицо в полной красе, и усмехается. Так издевательски, что у меня появляется особое желание приподняться на локтях, поднять руку и со всей дури дать ему по яйц… — Лагард, — слышу приближающийся голос Клэр, — ты мне что-то не договорила? Я хочу разодрать себе лицо, потому что оно невыносимо горит и, уверена, похоже на помидор. Попытаться не опозориться — миссия провалена, Филис, прими то, что ты неудачница. Скулю от безысходности. Забываю, что прямо у моего лица ноги Стайлса, отчего переворачиваюсь прямо на полу и носом утыкаюсь в его ботинок. — Не унижайся до такой степени, чтобы целовать ему ноги, дура! — Кларисса смеется, протягивая руки, чтобы меня поднять, а я морщусь, накрывая ладонями лицо. Чувствую, как кто-то подхватывает меня под руки и одним резким движением ставит на ноги, но из-за гула в ушах ничего не слышу. — Я сам, — вдруг различаю строгий голос Стайлса. Поднимаю голову, убирая с глаз ладони, и с удивлением осознаю… Что я слишком близко к Гарри. Это он меня поднял. Пару секунд не дышу, глядя на его шею, оголенную в этой очередной чертовой рубашке, о верхних пуговицах которых кудрявый просто забывает. Сглатываю. Он пахнет так, сукин сын, дурманяще. И излучает столь мощную, уверенную энергию, почти физически ощутимую наравне с жаром его тела, что хочется распасться у его ног. Разглядываю голову одной из птиц на груди, бледную кожу, крепкие мышцы, напряженные под ней, и… Я снова ощущаю это. Я снова теряю контроль. Оборачиваюсь к Клэр, стоящей позади. Темные брови приподняты, глаза смотрят с иронией. Понимаю, что она хотела помочь мне встать, но Гарри сделал это первый. Еще и смотрит на нее так…. Так, словно хочет, чтобы она увидела в его глазах четкую фразу: «Мое. Не трожь». Мне хочется пищать от переизбытка чувств. Вспоминаю о Найле. — Боже, тебе же никто не помогает! — восклицаю и присаживаюсь рядом с парнем, которому, кажется, помощь и не нужна: он спокойненько хрустит чипсами на полу, заинтересованно наблюдая за нами снизу. Хватаю его за руки и помогаю подняться, одновременно чувствуя, как сильно напрягся Стайлс. А пускай. Пускай, черт возьми, почувствует, каково это, когда ты жаждешь близости своего долбанутого Предназначенного, а он намеренно отдаляется от тебя. — Все таки поделишься со мной? — сюсюкаюсь с Хораном, хватая его за локоть, и увожу к своим коробкам с фонариками. Наигранно улыбаюсь, не давая сказать парню и слова — выхватываю из его рук чипсы. И с самым невинным видом шлю ему воздушный поцелуй, отпуская. Удаляюсь к своему «рабочему месту», всеми силами пытаясь заставить себя не оборачиваться к Клэр и Гарри. Я ощущаю, как сильно напрягаются его руки. Спокойненько жую чипсы, с самым заинтересованным видом рассматривая гирлянды, и упорно игнорирую звук твердых, резких шагов Стайлса. Приближающихся ко мне. Интересно, а он когда-нибудь смог бы… Ну, знаете… Наверное, нет, но способен ли Гарри ревновать?.. Меня? Да нет. Кто я такая, чтобы заставить его чувствовать ревность? Ему все равно на меня. Ему должно быть все равно на меня во всех смыслах, не считая нашей Предназначенности. Замираю с открытым ртом, в которых должна была поместиться чипса, не ожидая, что из моих рук резко вырвут целую их упаковку. — Это что было? — голос у Гарри, как обычно бывает, когда он зол, суровый, низкий и холодный. Захлопываю свой рот и с видом дурочки смотрю в гневные зеленые глаза, отмечая, что ему чертовски идут банданы, в которой он сегодня. — Что? Ты о чем? — спрашиваю, ведя себя, как сама беззаботность, и начинаю перебирать фонарики в коробке. — Ты про Найла? Он просто жадничал и не давал мне чипсы, а я, ну, знаешь, когда голодна, то готова на многое. Вот я и погналась за ним, но мы упали. И я помогла ему вста… — Не строй из себя дуру, Лагард, — слышу, как ломаются в пачке чипсы, когда Стайлс со всей дури сжимает их в пальцах, шипя слова сквозь сцепленные зубы. Приподнимаю брови, продолжая бессмысленно дергать фонарики с видом, как будто так должно быть. — Не понимаю, о чем ты, — почти усмехаюсь, говоря это. Так приятно видеть его злость. М-м-м, просто наслаждение. — Ты не имеешь на это права, — замечаю, что два зеленых фонарика становятся ярче. Тут же замираю. Гарри резко становится ближе и хватает меня за запястье, притягивая ближе к себе. Хмурюсь, оглядываясь, но всем, кажется, плевать, что тут за скандалы устраивает сын альфы и его Предназначенная, хотя, я уверена, каждый напрягает слух, слушая наш бесплатный концерт. — На что? Помогать другим? — вновь поднимаю взгляд к глазам Гарри. Слишком яркие. Только не говорите мне, что он сейчас обратится. Только этого не хватало. Но я все же чувствую огонь в его крови, то, как сильно кричит его сердце от гнева, из-за чего мое автоматически тянется к его груди. И Стайлс тянет меня еще ближе, буквально вдавливая в себя. Мысли тут же пропадают. — Ты, блять, не имеешь права заставлять чувствовать меня это, дубина, — шипит, как змей, прямо на ухо, из-за чего чувствую, как ползут по коже мурашки, и я передергиваю плечами. Чувства. Душат. — Что? — шепчу тихо. Громкий вздох с его стороны. — Ты заставляешь меня терять контроль. Я просто рехнусь, если он продолжит вызывать во мне такую бурю эмоций. Уйди. Перестань. Резко отступаю. Поправляю волосы, вновь обращаясь к своим гирляндам, и исподлобья замечаю хмурый взгляд Клариссы на себе. Вопросительно смотрю на нее, но она лишь отворачивается и в голове звучит небрежно: _Ничего._ Мы стоим молча. Внутри, как ключом, бьют чувства. Переполняют. Сильное эмоциональное перевозбуждение. Краем глаза слежу за тем, как Гарри раздраженно поправляет волосы и откидывает чипсы на стол, а затем опирается на него копчиком, складывая руки на груди. Теплый пуховик делает его таким… Милым. Уютным. Так, снова. Заткнись, заткнись, заткнись. — Зачем ты приехал? — спрашиваю аккуратно, не глядя на него. Хочу провести пальцами по его пальцам, по запястью. Ловлю себя на этом желании и тут же даю мысленную пощечину. Держать себя в руках все тяжелее и тяжелее. — Полюбоваться на то, как ты валяешься на полу и в обнимку ходишь с каким-то чертовым Хораном, — тут же следует резкий ответ. Замираю. Чувствую, как нежно трепещут в сердце странные ощущения. Приятное волнение. Пульсация в висках. — Ты что… — поворачиваюсь к Гарри, но он не смотрит на меня. — Ты что, ревнуе… — Этвиллы приедут к нам домой, — нагло перебивает меня кудрявый, а я хмурюсь. — Они хотят поговорить с тобой. — Со мной? — выдыхаю, чувствуя, как падают бессильно падают по бокам руки. Стайлс все так же не смотрит на меня, напряженно разглядывая спортзал, полный людей. В собственном голосе слышу страх. — Они просвещены о том, что твоя кровь пробудила Охотников, а, значит, теоретически ты должна иметь способность ими управлять, — замечаю, что его голос стал намного тише и глубже, — Дети Луны из их стаи пропадают также, как и наши. Они хотят просить твоей защиты, а еще эти сукины сыновья не упустят возможности обвинить нас во всех смертных грехах, считая пробуждение Охотников. «И это будет справедливо,» — тут же мелькает в голове. Гарри резко вскакивает на ноги, хватая меня за руку, и тащит за собой вглубь спортзала. Делает все так быстро, что я не успеваю ни задать вопроса, ни остановиться и просто вздохнуть. — Чувак! — Луи улыбается Стайлсу, когда мы останавливаемся перед ним. Но, глянув на мои напуганные глаза, улыбка сползает с его губ. Парни пожимают друг другу руки и в напряженном молчании смотрят друг другу в глаза. — Собрание. Найди ведьму, и идем к парковке, — строго, четко, обрезано. Томлинсон кивает, тут же теряясь в толпе учеников, а мы двигаемся к выходу из спортзала. Оборачиваюсь на секунду и понимаю, что Луи уже ведет за собой Клэр. Она словно чувствовала, что скоро ей придется идти с нами, поэтому и была готова. Не удивлюсь, если это правда. В коридоре мы оказываемся вчетвером. Я и Гарри идем впереди, но… Резко торможу. Тормозят все, а я с ужасом смотрю в хмурые два зеленых фонарика, крепче сжимая его руку. Заглядываю вглубь темного зеленого леса его глаз и ищу в самой его чаще спасение. Пожалуйста, дай хотя бы мне секунду. Гарри вздыхает и смотрит мне за спину. Тут же лезет рукой в карман куртки и достает оттуда ключи, кидая их Луи. Тот ловко ловит их и с вопросом приподнимает брови. — Заведешь тачку и прогреешь, хорошо? — он говорит так устало, что я тут же чувствую всепоглощающее смущение, опуская глаза. Он так сильно задолбался таскаться со мной? Не удивительно. И я признаю: я слабая. Мне необходимо, чтобы со мной таскались. Я… Мне жаль. Простите меня за все неудобства, что я приношу. Чувствую, что взгляд Гарри переходит на Клэр. Слышу ее ледяной голос: — Я заберу наши вещи, Филис. Специально давит, называя мое имя. Не смотрит на Гарри, а я думаю о том, что не понимаю их поведения. В один день они вместе идут меня спасать, в другой стараются даже не смотреть друг на друга. Луи и Кларисса покидают нас, оставляя в полной тишине. Стайлс ничего не говорит, а просто… Молчит. Это напрягает, Господи, как же это напрягает. Лучше бы он накричал на меня, обжигая гневом, или сурово отчитал за детские капризы. Робко поднимаю глаза. Гарри смотрит прямо в них, но я не могу понять, что он чувствует. Ощущаю, как воздух вокруг заполняет напряжение: вязкое, холодное, гадкое. Нервно топчусь на месте, медленно вдыхая и медленно выдыхая. — Я не смогу помочь им, — шепчу так, словно кто-то может услышать, — они разочаруются. Они обвинят нас. Они заберут Джемму. Они не помогут нам. Охотники настигнут всех, Гарри, а я не смогу никого спасти, потому что я чертова слабачка, Гарри. Я даже не могу контролировать свои обращения. Я ничтожество. Я никчемная, Гарри. Я буду виновата в смертях Детей Луны. Стайлс все так же сурово смотрит на меня с каменным выражением лица. Тихо всхлипываю. Судорожно хватаюсь за шею руками и опускаю голову. — Я не смо… — Заткнись уже, — шепчет парень скучающе и отводит взгляд в сторону. Замираю, чувствуя, какой сильной пощечиной проходятся по щеке эти слова. — Заткнись, Филис. Когда ты молчишь, то выглядишь умнее, — он хмурится и вновь смотрит мне в глаза, только строго и со льдом, — ты ожидала, что я начну тебя успокаивать? Буду лгать, говоря, что все будет хорошо? Скажу, что ты не права? Еще одна пощечина только прямо по сердцу. — Нет, не буду, — сказал, как отрезал. Третий удар. — Никто не знает, сможешь ли ты когда-нибудь заставлять Охотников выполнять твои пожелания, когда ты даже обратиться нормально не можешь. Ты, правда, слабая. И когда Этвиллы узнают об этом, то им будет глубоко посрать на наши договоры: они заберут Джемму, обвинят нас в восстании ублюдков со стрелами и к заботам стаи, помимо сопротивления Охотников, прибавится еще и война с чертовым Спотом. Да, Филис, мы в дерьме. И ты виновата в этом. Сердце дрожит. Сглатываю колючий комок в горле. Грубым движением утираю слезу, корябующую щеку. Мычу сквозь плотно сжатые губы, желая сказать ему что-то обидное, заставить замолчать, но я… Слабая. И я не могу это сделать. Я могу только беспомощно молчать и глотать боль. — Но еще в этом виноват я, потому что не смог научить тебя быть сильной. Еще в этом виновата твоя подружка ведьма, потому что она знала, что Джемма собирается сделать, но надеялась удовлетворить свою обиду и отомстить Лиаму. В этом виновата Джемма, потому что она поддалась своему страху. Гарри делает шаг ближе и хмурится сильнее. — Но ты не имеешь право это сделать, Лагард, слышишь? — шипит сквозь зубы, гипнотизируя взглядом. — Потому что только ты сейчас можешь спасти Клэр, Джемму, меня, понимаешь? Ты не можешь поддаваться страху, Филис, ты просто не можешь. Горячая ладонь ложится на шею и большой палец приподнимает мой подбородок, чтобы я смотрела четко в два зеленых фонарика. Слезы катятся прямо на его руку и пульс бешено бьется под ней же. — Никчемной тебя делает не то, что ты боишься, а то, что ты не можешь справиться со своим ужасом и продолжаешь ныть, а не пытаться найти выход из ситуации. Резко прижимает к себе. Стукаюсь носом о грудь кудрявого и… Не сдерживаюсь. Громко всхлипываю, хватаясь руками за его куртку, и зубами прикусываю рубашку. Больно. Страшно. Холодно. — Не плачь, — тут же слышу строгий голос, но рука ласково гладит по голове и плавно проходится по всей длине волос, — держись. Сдерживай эмоции. Терпи. Грудь Гарри испускает странные волны. Они мягкие, теплые. Они похожи на чьи-то нежные руки, гладящие мое лицо и прикасающиеся к сердцу. Эти руки гладят и его, успокаивая, но только я сама могу заткнуть слабую Филис внутри. Сжимаю куртку сильнее. Жмурюсь до звездочек в глазах. Дыхание задерживаю. Давай же. Не будь тряпкой. Найди в себе силы. Не сдавайся. — Вот так, — шепчет прямо в ухо, — все правильно. Не рыдаю. Лишь скулю, все тише с каждой секундой, и мысленно бью молотком по шару с болью в груди. Уйди, черт возьми, рассыпься, перестань меня ломать. — Будет сложно, но ты справишься. Я… Я буду рядом. Гарри сильнее прижимает меня к себе. Резко отпускаю его куртку и обнимаю парня сама, вжимаясь лицом в твердую грудь. Вдыхаю аромат хвои вперемешку с чем-то сладковатым. Запах спокойствия.****
— Ты не имела права нарушать договор. У отца Уилсона Этвилла странная внешность. Как и у сына, светлые волосы, яркие голубые глаза с незаменимой хитрой искрой, пухлые губы и острые скулы. Но голос… Голос совсем не сочетается с обликом мужчины: ледяной, бесчувственный и строгий. И энергию излучает он какую-то странную: вот он обжигает холодом в словах, но я чувствую, что он не пытается никого заморозить. Он ни свет, ни тьма. — Я понимаю, — Джемма отвечает тут же. Голова у нее опущена, поэтому не понятно, что выражает взгляд и какое выражение у лица. Но голос у нее такой, словно она вообще не здесь. — Ни черта ты не понимаешь, глупая девчонка! — Годрик Этвилл стреляет в нее убийственным взглядом и быстрым, нервным шагом идет в один угол комнаты. В гостинной Стайлсов тихо так, что слышно, как спокойно дышит рядом отец Гарри. Мистер Этвилл даже шагает необычайно беззвучно. Эта тишина давит на каждого. Уилсон стоит у камина, оперевшись на него. Руки сложены на груди, задумчивый, какой-то несвойственно ему серьезный взгляд упирается в окно, за которым снежинки мирно спускаются с небес и исполняют свой вальс. Лиам. Он тоже здесь. Отмечаю, что парень очень красив: выразительные скулы, сверкающие серьезностью карие глаза, аккуратный, как для парня, носик и пухлые губы, однако, во всем его облике искрится мужественность. В прошлую нашу встречу мне не удалось рассмотреть его лицо, кроме выразительного взгляда. Точнее, я и не знала, что этот самый Лиам Пейн, в занятое не ею сердце которого так отчаянно влюблена его собственная розоволосая Предназначенная. Миссис Этвилл, удивительно улыбчивая и позитивная женщина, стоит за диваном, на котором недавно сидел ее муж, и нервно кусает ногти. Еще несколько членов их стаи разместились у огромного стола. Они напряжены, настроены в любой момент выпустить когти, как и те Дети Луны, что стоят позади меня. Дедушка, наплевав на этикет, дымит свою сигару, нагло стряхивая порох в какую-то вазу. Клэр, Гарри и Луи стоят у выхода из гостиной. Миссис Стайлс в успокаивающем жесте сжимает плечи мужа, сидящего на диване рядом со мной. Сам же мужчина не выражает никаких признаков волнения: одна рука лежит на спинке диване, прямо за моей спиной, а вторая набивает какой-то ритм на коленке, но это не выглядит так, словно он нервничает. Скорее, ему будто бы скучно здесь, словно он на шаг впереди всех. Часто смотрит на меня, но я не отвечаю взглядом. Лишь чувствую, что в его глаза отцовская опека и обязательство в том, что он защитит меня любой ценой. Сижу, как на иголках. Руки зажимаю между ног. Спина выпрямлена, глаза неотрывно следят за Джеммой, дыхание ровное. Она стоит прямо посередине комнаты, между двумя диванами. Пустая. Как будто все чувства и эмоции, что в ней были, вытекли вместе с бесконечными слезами, которые, казалось, никогда не кончатся. Но они кончились. И осталась эта пустота. — Ты хоть осознавала, что делала? — мистер Этвилл останавливается и смотрит на Стайлс. Вижу, как сильно она кусает нижнюю губу. Вместе с этим Уилсон выпрямляется. Связь Луны на то и связь. — Я не думала, что Охотники будут подчиняться обладателю крови, а не пробудившему их. Ни в одной из книг об этом не говорилось, — она шепчет. Так робко, тихо, неуверенно. Словно передо мной не Джемма Стайлс. Она сломлена, раздавлена. — Потому что никто не подразумевал, что какая-то бестолковая дочка Стайлсов решит поднять их изо льдов! — отец Уилсона кричит. Так резко, что я вздрагиваю, тут же стрельнув взглядом в мистера Стайлса, но… Он даже глазом не моргнул, несмотря на то, что его самого и его дочь только что оскорбили. — Ты не хотела переходить в нашу стаю? — мистер Этвилл приближается к Джемме и становится напротив. — Ты не хотела становится Предназначенной Уилсона? Сам парень делает шаг вперед, нервно сжимая и разжимая кулаки, ведь видит, как встряхивает за плечо девушку его отец. Она тут же поднимает голову, со слезами в глазах вглядываясь в лицо мужчины. — Не хотела, да? Да? Я не слышу! — орет так, что руки миссис Стайлс, лежащие на спинке дивана, начинают трястись. Джемма испуганно расширяет глаза, давай рукам упасть по бокам. Дез напрягается, убирая руку из-за моей спины, и я чувствую его порыв сорваться с места. — Давайте сохранять спокойствие, мистер Этвилл. В данной ситуации, я полагаю, нам стоит приложить все силы к усыплению Охотников, а не копаться в том, что уже нельзя изменить, теряя драгоценное время. Голос. Спокойный, вежливый, размеренный. Мужчина замолкает, замирая на месте. Головы всех присутствующих обращаются к обладателю столь твердого тона. Это мой голос. — Филис Лагард, — мистер Этвилл на секунду прикрывает глаза, возвращая себе самообладание, а затем странно мне улыбается, вальяжно усаживаясь на диван, — Предназначенная сына альфы Стайлса, прославившаяся неспособностью управлять своей Луной и особенной кровью, которой наша дорогая Джемма пробудила чертовых ледяных убийц с ядовитыми стрелами. — Интересное описание, — хмыкаю, задумчиво вглядываясь в потолок, — не посчитайте за дерзость, но еще я красотка. Это Вы забыли добавить, — улыбаюсь ему, неловко хихикая. Эм, и неуместно. Уилсон насмешливо усмехается, глядя на меня. Позади слышится тяжелый вздох Гарри. А остальные замолкают, непонимающе глядя на меня. Я снова облажась? Да, Филис, поздравляю, ты вновь опозорилась. Мистер Этвилл на секунду застывает, видимо, пытаясь понять, что со мной не так, а затем… Заливается тихим, негромким смехом. А я всегда особенно отношусь к смеху людей. Этот искренний, настоящий. Понимаю, что отцу Уилсона я явно пришлась по душе. — Да, Филис, не буду отрицать, не буду, — он усмехается и замолкает, внимательно вглядываясь мне в глаза, — а еще ты единственная, кто может управлять Охотниками, так? Крепче сжимаю кулаки, чувствуя, как плетью ударяет по наигранному спокойствию паника. Но я не могу ей поддаваться. Не сейчас. — Я не могу ими управлять, — говорю все так же твердо, но взгляд не могу удержать на лице мистера Этвилла, из-за чего смотрю на Джемму, напряженно следящую за мной. — Почему? — мужчина хмурится, следя за каждым моим взмахом ресниц. — Потому что не умею, — отвечаю тут же, — и я… Я не смогу научиться. В глазах Джеммы разочарование. Мистер Стайлс смотрит на меня так, словно я держу лезвие у его горла. Миссис Этвилл замирает, с каким-то глупым выражением лица глядя на мое лицо. Уилсон и Лиам буквально сдерживают себя от того, чтобы их челюсти не упали на пол. Их альфа смотрит прямо мне в глаза так пусто, что я не могу даже предположить, что он чувствует. И только два зеленых фонарика уверенно и гордо смотрят мне в спину. — Но я могу вернуть их в те самые льды, где они были последние 17 лет, — слегка улыбаюсь, произнося эти слова. Мистер Этвилл остается с тем же нечитаемым выражением лица. — Каким же образом, Филис Лагард? — он приподнимает бровь, а каждое слово в этой напряженной тишине почти что больно бьет по перепонкам. Приподнимаю бровь. Облизываю сухие губы. — Все просто, — вновь выдавливаю из себя улыбку, — я и семья ведьм проведем обряд, заставив их покрыться льдом. В этот раз навсегда. Тишина длится восемь секунд. — Как будет происходить этот обряд? — все еще не понимаю, верит ли мне мистер Этвилл, поэтому тихо выдыхаю и продолжаю, не теряя уверенности в себе: — В ближайшее полнолуние, которое наступит послезавтра, я попробую попросить Луну помочь мне с помощью своей крови. Мы верим, что в ту ночь у меня будет достаточно сил, чтобы заточить их в глубины горных пещер. — Какова вероятность успеха этого обряда? — мужчина задает этот вопрос так резко, что я молчу пару секунд, переваривая его. — Восемь миллионов успешных результатов на один провал, как вероятность авиакатастрофы, — усмехаюсь, только получается как-то слишком мрачно, — успех гарантирован, мистер Этвилл. _Лгунья._ Голос Клэр не пестрит насмешкой или даже холодом. Он настолько строгий, что у меня мурашки ползут по позвоночнику. _Ты же знаешь, что, скорее всего, у нас ничего не получится. Так какого черта ты творишь, Лагард? _ — И какая же гарантия? — мужчина приподнимает бровь, не сводя с меня взгляда. Сглатываю. — Если наш план провалится, то… — делаю секундную паузу, чтобы вдохнуть, — то Вы будете в праве забрать власть и над моей стаей, кроме своей. Мать Гарри не сдерживается от судорожного вздоха. Чувствую, в каком шоке застыли члены моей стаи, но… Я уверена в том, что делаю. Я знаю. Мистер Этвилл хмыкает, задумчивым взглядом исследую пол, и вдруг поднимает его к Лиаму. — Лиам, проводи Филис на кухню. Она выдвинула свое предложение, теперь мы должны обсудить его. Парень на секунду позволяет себя непонимающе нахмурится, после чего кивает, выпрямляется и делает шаг в мою сторону. — Почему без нее? — ледяной тон Клэр. Мужчина поднимает взгляд за мою спину и приподнимает уголок губ, внимательно рассматривая ведьму. Пейн не отрывает напряженных глаз от моего лица, словно борясь с диким желанием взглянуть на Адамсон, в чем я уверенна. Но он сдерживается. И очень даже хорошо. — Потому что Филис не обязательно слышать скучные детали нашего договора о передаче стаи Стайлсов в мои руки, Кларисса. Клэр ненавидит свое полное имя. — Лиам, — мистер Этвилл специально выделяет его имя. Руки парня то сжимаются, то разжимаются, но он подходит ко мне и терпеливо ждет, пока я поднимусь на ватных ногах. Иду чуть впереди, мужественно встречая каждый непонимающий, шокирующий взгляд. У самой двери меня останавливает сильная, горячая рука. Гарри мрачно смотрит сначала на меня, затем на Пейна позади и вновь на меня. Крепче сжимает мою ладонь и становится рядом, чтобы пойти вместе, но тут звучит строгий голос мистера Стайлса: — Останься здесь, Гарри. Гарри замирает, нервно покусывая нижнюю губу, и напряженно смотрит на отца. Тихо выдыхает и отпускает меня, напоследок взглянув на Лиама. А затем отступает на шаг, складывая руки на груди, и внимательно следит за тем, как я и его бывший друг выходим из гостиной. Как только захлопывается дверь за моей спиной, я позволяю прямым плечам расслабиться, слегка согнуться и протяжно выдохнуть через нос. — Ты зря это сделала, — голос у Лиама завораживает: хриплый, глубокий и серьезный. Хмуро смотрю на него, направляясь на кухню, и поджимаю губы. — Думай, что хочешь, Лиам, — опускаю голову, — но я считаю, что сделала все правильно. Зря ты свалил к Этвиллам. — Ты не знаешь подробностей и не имеешь права осуждать меня за это, — тут же отрезает Пейн, а я, не обращая внимания, несусь к крану. — Ты тоже, поэтому не надо читать мне лекции о том, что я сделала не так, ладно? — бросаю, наверное, слишком резко, отчего Лиам вдруг хмурится, замирая рядом. Грубым движением захлопываю тумбочку, достав стакан, и набираю его почти до краев. — А ты изменилась с нашей прошлой встречи, — делает вывод парень, кажется, не самый положительный для него, а я жадно глотаю воду, чувствуя, как скатываются по шее капли. — Не я изменилась, а жизнь, — слегка улыбаюсь, пытаясь как можно тщательнее скрыть агрессию, пульсирующую в глотке. Откуда она взялась? Глупый вопрос, Филис. Ты каждый раз забываешь о том, что у тебя есть Предназначенный, чьи чувства — твои чувства. — Интересно, — приподнимает бровь Лиам, все еще наблюдая за мной. Пожимаю плечами, прикрывая глаза. Тишина. Она плотным туманом окутывает нас, но на меня действует пугающе. То безмолвие, что было в гостиной, все еще звенит в ушах. Сердце неспокойно пульсирует. Волнение бьется прямо в груди. Страх. Он зарождается глубоко во мне и начинает медленно заполнять все тело, отчего слегка подрагивают пальцы и я решаю опустить стакан на стол, чтобы его не разбить. Паническая атака? Вот дерьмо. — Почему ты бросил Клэр? — задаю этот вопрос таким тоном, словно задаю будничный вопрос о погоде. Лиам невозмутимо смотрит в ответ. — Она не рассказала это своей лучшей подружке? — хмыкает, отводя взгляд к окну. — Ты же знаешь, она не очень разговорчивая, — слегка наклоняю голову, поднимая ладонь к шее. Медленно потираю кожу, еле сдерживаясь от того, чтобы не начать раздирать ее ногтями. — Знаю, — Лиам слегка улыбается, но я не понимаю зачем. Надо отвлечься.Надо отвлечься. — И кого ты нашел, черт возьми, лучше Клариссы Адамсон? — стараюсь превратить все в шутку, но Пейн явно этого не понимает. Он вновь хмурится и какой-то необычайно тяжелый взгляд упирается в мои глаза. — Ладно, — выдыхаю, приподнимая ладони в защитном жесте, — но я все равно буду считать, что ты козел, иб… — Когда моей Предназначенной Луна избрала ведьму, стая была в шоке, — резко говорит Лиам и становится рядом, открывая шкаф со стаканами, — а когда мы видим что-то неизвестное, то первым чувством становится страх. А каждое живое существо устроено так, чтобы устранить это чувство любым способ: скрыться, убежать. Или, опасаясь атаки, нанести удар первыми. Мне не нравится, какие слова подбирает Пейн. Мне не нравится, что он говорит, потому что я понимаю его с полуслова. — Когда все поняли, что Предназначенная самого будущего альфы не может обращаться, то нанесли мне удар, — говорю с придыханием, наблюдая за тем, как спокойно пьет воду парень. — Нам, — тут же поправляю себя, — но Гарри не сбежал, стоило только возникнуть первым трудностям. — Да что ты знаешь о настоящих трудностях? — Лиам с громким стуком ставит стакан на тумбочку и смотрит прямо в окно над раковиной. Не вздрагиваю. — Знаю, не беспокойся, — шиплю, щурясь, — но я не искала утешения в какой-то мнимой любви, разбив одно чистое сердце, зная, что однажды все-таки разобью и то, к которому сбежала. Парень поворачивается ко мне, тяжело дыша, и его глаза буквально стреляют гневными молниями. — Уж кому, как не тебе, знать, что Луна не предназначает своих детей друг просто так. Конечный итог… — Любовь? — Пейн не дает мне договорить: с презрением произносит это слово. — Ты видела, во что превратила эта Предназначенность мать Даниэллы? Забыла, как сама была не в состоянии даже набрать номер, потому что твой дорогой Предназначенный поверил не тебе, а своему врагу? И теперь ты заливаешь мне о любви? Ты? Ты, Предназначенная Стайлса? О любви между Предназначенными? Замираю. Пару секунд в полной тишине звучат только громкие вздохи Лиама. Он резко отворачивается, зарываясь пальцами в темные волосы, а я сглатываю, прикладывая дрожащие руки к груди. Ярость. — Да. Я, — рычу, чувствуя, как жжет глаза, — я говорю правду, а не лгу, как ты, слабак. Лиам тут же оборачивается, с удивлением глядя в мои горящие глаза. Оранжевый и золотой переливаются, борются за первенство и пугают своим огнем. Смело смотрю в ответ, с презрением морщась, и… Не выдерживаю огня в глазных яблоках. Отворачиваюсь, давя пальцами на веки. Тишина за спиной. И неожиданно тихий голос: — Не я разбил ее сердце. Ее сердце проткнула стрела Охотников, — вновь пауза, — но я виню себя за то, что мое не болит так сильно, как болело, когда я сбежал от насмешек и от Клэр. Вот моя правда, Лагард.