***
Питер разглядывает комикс, когда голос Пятницы сообщает о подключении Тони. Юноша чуть приподнимает голову, едва удержавшись, чтобы не посмотреть в камеру. Наушник в ухе почти незаметен, и выдать себя неосторожным взглядом было бы просто нелепо. Тони не догадывается, что Питер порылся в настройках системы, и теперь — хочет Старк этого или нет — подросток будет всегда оповещен о внезапном желании последнего понаблюдать. Как бонус — он еще и услышит Тони, если тому, конечно, приспичит что-то говорить. Питеру стоит усилий делать вид, что он занят делами. Он бездумно открывает и закрывает окна на экране ноутбука, а после расправляет постель, надеясь, что это выглядит хоть немного правдоподобно. Одежда отброшена на стул, Питер остается в одних боксерах и медлит. Отчего-то в груди возникает конфликтное чувство — Питеру хочется воплотить задуманное, но вдруг Тони отключится, вдруг не захочет смотреть? Может, Питер все неправильно истолковал себе, может прошлый раз был просто совпадением, и то, что он собирается сделать, только усугубит ситуацию. Вопреки чувствам руки стягивают белье с бедер, и Питер опускается на кровать. Когда план только появился в голове, юноша был почти уверен, что выдаст себя смущением. Что он обязательно покраснеет или не сможет даже начать. Но теперь одно только осознание, что Тони смотрит, подстегивает и придает азарта. Ладонь умело проходит по телу, Питер прислушивается к ощущениям и к наушнику. Тони все еще на связи. От этой мысли в голове словно что-то щелкает, и сердце начинает биться сильнее. Питер тянется к выключателю лампы, и комната погружается в полумрак. Питеру уже не хочется проучить Тони, Питеру хочется сделать так, чтобы ему понравилось. Сделать красиво. Он поворачивается таким образом, чтобы Тони мог видеть каждое прикосновение и реакцию. И возбуждается быстро, потому что слишком многое сейчас способствует этому. — Я стал очень чувствительным… — неосознанно срывается с губ в один момент. Питер уже плохо осознает, что произносит эту мысль вслух, но она — чистая правда. Ощущения обострились в последнее время. И ему не требуется ласкать себя так активно и долго, чтобы испытать удовольствие, как он это делает сейчас — только ради Тони. От малейшего движения, от легкого колебания воздуха в миллиметрах от кожи тело охватывает дрожь. И оттого еще волнительнее оказывается то, что собирается сделать Питер через секунду. Мышцы противятся толчку, реагируют слишком чувствительно, и Питер вскрикивает от боли и напряжения, но заставляет себя продолжить. Он представляет Тони. Больше всего на свете он хочет увидеть его взгляд. Но Старк не выдает себя, просто молча наблюдает за тем, что творит Питер, и оттого становится горько и обидно. Юноша принимает сидячее положение, отпуская себя лишь на пару мгновений. — Тони… — шепчет он через всхлип, будто имя Старка может сгладить боль. — Хочу нравиться тебе… Питер хочет, чтобы Тони знал. Пусть даже это будет первый и последний раз. — Очень нравишься!.. — звучит в ответ почти сразу же. Голос Тони глубокий, хриплый от возбуждения, и полон желания — Питер чувствует это. Жар, утихший было из-за дискомфорта, вспыхивает с новой силой. И самым большим откровением становится переполняющая сердце радость от того, что Тони ответил. Чувство оказывается настолько сильным, что под ресницами тут же становится влажно, а в ладони — горячо. Стон, сорвавшийся с губ, получается громче и длиннее остальных, и Питер падает на кровать, не в силах совладать с эйфорией, прошибающей тело множеством искр. Запястья знакомо ноют, и Питер не сомневается, что испачкает паутиной пододеяльник. Но сегодня ему все равно. Когда чувства утихают, а взгляд приобретает осмысленность, он решается посмотреть в камеру.***
— Я считал вас смелее, мистер Старк. Тони не в силах пошевелиться еще несколько секунд. Паучок слишком хорошо знает, куда бить. И в ушах еще звенят его последние слова, а мысли хаотично суетятся в голове и никак не желают складываться в логическую цепочку. Тони хочет сорваться и броситься в комнату Питера, но насколько это будет правильным? Питер сейчас лежит в постели — обиженный и абсолютно доступный, и Тони совершенно не знает, что из этого выйдет. Он не осознает, в какой момент вместо экрана перед ним возникает дверь в спальню Паучка. Тони толкает ее машинально, не успев обдумать это решение. И замирает на пороге. Питер стоит у стола, он уже успел натянуть боксеры, но общее состояние — дыхание, упавшие на лоб пряди и горящий взгляд — выдают недавнее возбуждение, и выглядит Питер умопомрачительно. Юноша не ожидает увидеть на пороге Тони и вздрагивает, обернувшись. Уверенность в глазах очень быстро сменяется смущением, и Питер едва удерживается, чтобы не отвести взгляд. — Шоу на ночь — то, что надо, — Тони совершенно не представляет, что говорить, и слова вырываются сами собой. Может, и не очень правильные. Но он смущен не меньше, чем растерян. Питер открывает рот в возмущении, но тут же находит другой вариант ответа. — Вам понравилось, — парирует он, зная, что прав. Одного только взгляда на Старка достаточно. И оттого слова мужчины звучат еще обиднее, и оттого Питер обращается на «вы». Тони вздрагивает, хмурится. — Питер, так не выйдет. Нам стоит поговорить, — вздыхает Старк, но голос его уже мягче. — Ты ведь разумный парень… — Ты мне нравишься, Тони! — выпаливает Питер на одном дыхании. Если Тони хочет словесных подтверждений, они ему будут. — Очень… Нравишься. Уже давно… И этот поцелуй — все из-за мутации. Она подтолкнула... То есть нет, я тоже этого хотел! Просто она такая… Знаешь, иногда вообще хочется связать тебя в паучий кокон! То есть я, конечно же, не буду этого делать!.. Это из-за того, что ты мне нравишься. Очень… В голове это звучало увереннее, и Питер смущенно вздыхает, опуская взгляд. Тони требуется пара секунд, чтобы осмыслить словесный поток Паучка. — Допустим, про кокон я не слышал, — произносит он твердо. — Ладно, — Питер отвечает слишком быстро и кивает в подтверждение. — Что касается поцелуя… — Тони медлит и хмурится. — Питер, ты ведь и сам понимаешь… Что бы мы ни чувствовали, нельзя идти в поводу только у одного желания. Ответственность, разумность — вот что определяет наши жизни. Я — не лучшее увлечение для тебя, а ты для меня — вообще запретное. И этот поцелуй... Пойми, я не хочу потом… — Это был мой первый поцелуй, — вдруг тихо произносит Питер. Он не смотрит на Старка и, кажется, не собирается спорить. А Тони — Тони чувствует себя растерянным. Питер всегда так легко обезоруживает его своими наивными фразами. Но от этой щемит сердце. — Прости… — бормочет Тони, сам не зная, почему извиняется. И как же это горько — извиняться за поцелуй. — Я не хотел, чтобы… — Он был классным, — возражает Питер. — Лучшего я и представить не мог. Но я хочу… Хочу, чтобы ты его вернул. Тони удивленно вскидывает брови. Питер говорит серьезно и решительно. И Тони задевают его слова. — Паучок… Нельзя вернуть поцелуй, ты же понимаешь? — Кто сказал? Паутина обхватывает запястье в одно мгновение и прилепляет руку Тони к бедру. Через миг та же участь настигает вторую. — Питер… — только и успевает предостерегающе прошептать Старк, прежде чем юноша накрывает его губы своими. Он целует чувственно и отчаянно, не давая Тони ни одной возможности противиться. Но Тони и не хочет — жар вспыхивает в груди, и прежнее чувство дает о себе знать. И Старк бы дал ему волю, наплевал на все, но почему-то не может. — Питер… Прошу, не надо… — с мольбой шепчет он в поцелуй. Это похоже на пытку — желать, встречать ответ, но не иметь возможности позволить себе. Питер отстраняется, и пока пальцы справляются с паутиной, освобождая запястья, жадно вглядывается в лицо Тони: что теперь? Он снова убежит? — Я бы так хотел, чтобы ты просил меня о другом… — с горечью произносит юноша. Он почти наверняка знает, что Тони теперь уйдет. Даже ругаться не станет, просто исчезнет из жизни Питера еще на множество дней. Но вопреки ожиданиям Старк вдруг подхватывает его под руки и через пару секунд уже склоняется над ним на кровати. Тони целует Питера в шею, в плечи и ключицы, и никак не может оторваться, как бы ни кричал об этом голос разума. А Питер чувствует, что жар нарастает, и касания Старка порой оказываются «слишком» для чувствительного тела, но другого он и не хочет.***
Когда Питер открывает глаза, Тони уже нет рядом, а за окном едва брезжит свет. Часы показывают около пяти утра, и, наверное, Старк ушел всего пару минут назад, вызвав пробуждение Питера. Но юноша не хочет подрываться за ним. Тони остался рядом на всю ночь, но ему требуется время. Он позволил себе только поцелуи, а после укрыл Питера в объятиях и охранял его сон. Питер и не требует большего. Он готов дать Тони время, но на душе неспокойно. Предрассветные сумерки тянутся в комнату холодным серым светом, и в сердце растут сомнения.***
От Тони нет вестей еще пару дней, и эти пару дней Питер ходит мрачнее тучи. Он не обижается на Старка, ни в коем случае. Но волнуется. Тони не сказал ни Хэппи, ни Поттс, куда и зачем отправился. И непонятно, сколько его еще ждать. Поэтому Старк занимает мысли Питера пуще прежнего. В жизнь Питера Тони возвращается так же внезапно, как и исчез из нее. В этот вечер юноша поднимается на вертолетную площадку. Мужчина сидит в нескольких метрах от края и разглядывает редкие звезды. Взгляд Питера выхватывает очень много деталей: и домашнюю одежду, в которой Тони был в их последнюю встречу, и едва начатую бутылку скотча, и, когда Старк оборачивается, свежий синяк на скуле. Незначительный — у Питера такой затянулся бы за день. И Питер вдруг очень отчетливо осознает: Тони Старк — просто человек. Без ускоренной регенерации, без суперспособностей. Он вовсе не неприкосновенный. И уж тем более для сомнений, которыми полнится его сердце. Ему нужна была пауза, и он решил провести ее так, как умеет. — Привет, Паучок, — Тони улыбается, и взгляд его становится светлее. — Где ты был? — Закрывал одну подпольную лавочку на Кубе, — голос звучит привычно, непринужденно, но Питер не особо верит. — Прости, что не предупредил тебя. Мне надо было подумать. Питер не спорит. Он опускается рядом и осторожно касается синяка на лице Тони, отчего мужчина коротко шипит. — Это случайность, — небрежно бросает он. — И… Что ты решил? — осторожно спрашивает Питер, пытаясь не думать о том, что противнику Старка пришлось сорвать с него маску, чтобы эта «случайность» появилась. Тони молчит некоторое время, прежде чем обернуться к Питеру. Взгляд его внимателен и сосредоточен. — Дашь мне шанс? — Да, — ответ звучит слишком легко, и Питер очень отчетливо ощущает окружающую их тишину. А Старк кладет ладонь ему на спину и прикасается к губам поцелуем. От одного только понимания, что Тони делает это первым, приятно трепещет под ребрами. Питер шумно вздыхает, когда Тони укладывает его на спину и склоняется сверху. Он забирается руками под домашний свитер Питера, обнажая живот, и юноша вздрагивает от дуновения ветра — слишком холодного, как ему кажется. — Не волнуйся, я позабочусь о том, чтобы ты не замерз, — шепчет Тони. Ладони скользят по груди и ребрам, лаская своим теплом, и Тони повторяет: — Мой мальчик… Чувствительный, замечательный мальчик. Питер закусывает губу и тихо вздыхает, а после притягивает Тони за плечи ближе и целует у уха и в висок. Старк легко освобождает его от одежды и опускается между ног. Он не прекращает ласк, и Питеру кажется, что Тони состоит из пламени, и это кружит голову. Поцелуи Тони сегодня пахнут железом и алкоголем, кожа под ладонями Питера ощущается слишком горячей. Но сегодня ночью очень многое становится «слишком», и Питер отчаянно желает запомнить Тони таким: жарким, жестким и близким. С губ срывается крик, когда Тони толкается в первый раз, а его руки сжимают плечи Питера, но очень быстро крик перерастает в стоны — громкие и частые. Старк знает, прекрасно знает, что должен ощущать Питер с его сверхчувствительностью. И это сводит с ума. Питер податлив, отзывчив и до безумия притягателен, и Тони не упускает ни одной возможности насладиться им. В груди легко — как никогда не бывало прежде, и Тони переполняет счастье от мысли, что на следующее утро он не сможет себя винить. Питер хватается за плечи Старка, льнет к нему, желая оказаться ближе не меньше, чем этого хочет Тони. Он сбивчиво шепчет его имя и многократно слышит свое в ответ. Небо пляшет всполохами звезд, и их сияние — обычно далекое и безразличное — опускается на плечи и согревает в эту ночь.